Чужие дети

Высоченный вороной жеребец с белыми передними ногами взгляд притягивал с первых секунд. Забраться на него было нелегко, но Элрос придумал способ. Для этого он принёс с кухни большой ржаной сухарь. — Я отвлекаю, а ты быстро садись, — проинструктировал он брата. — А если испугается? — усомнился было Элронд. — Этот? Не испугается. Он же ничего не боится. Вороной посмотрел на них с вежливым презрением, но от угощения отказываться не стал и потянулся к сухарю бархатными губами. Элрос быстро наклонился, опуская сухарь к самой земле. — Давай быстрее, что ты там возишься? Нос жеребца опустился следом за сухарём. Элронд перекинул ногу сразу за чёрными ушами и уселся ему на шею. Вороной ловко выхватил сухарь и, удивившись новой тяжести, резко вскинул голову. Пришлось ухватиться за гриву, чтобы не улететь на землю. Жеребец без малейшего труда поднял шею, и Элронд просто съехал по крутому гребню ему на спину. Повозившись, сдвинулся подальше назад, туда где не торчала спинным плавником высокая холка и сидеть было удобно. — Ну что, как там сверху? — поинтересовался Элрос с земли. — Высоко, — ответил он честно. — И широко. Он огромный, как дракон. Вороной дожевал сухарь, повернул голову и обнюхал ногу седока, недоумевая, как и зачем тот влез ему на спину таким странным образом. Потом фыркнул, как бы говоря, что двуногие вообще странные, и вопросительно шевельнул ушами — куда идём? — Я его подведу к ограде и дам тебе руку, запрыгнешь, — решил Элронд, но сказать было проще, чем сделать. Он толкнул коня ногой. Вороной даже ухом не повёл, выразительно показывая, куда он эти свои шевеления может засунуть. Нечего было и надеяться, что уздечка или хлыст упростили бы дело — жеребец таких условностей не понимал, и обретать понимание не желал. Кажется, на него даже недоуздка никогда не надевали. Элронд сомневался, что хозяин жеребца стал бы использовать поводья, даже будь у него для этого достаточно рук. — Давай вперёд и направо, а? — сказал он коню. Жеребец повернул уши на него, потом от него, потом снова развесил в стороны. — Может, он не понимает синдарин? — хихикнул брат. — У тебя он и квенья не поймёт! — не остался он в долгу. Оставался последний способ. Элронд закрыл глаза и положил обе ладони на крутую и широкую, лишь чуть-чуть уже, чем плечи, шею жеребца — так ему казалось проще. И позвал без слов, так, как учил отец: “Покатаешь меня, Чёрный?” “Сразу, как только ты решишь, куда идти”, — ответил тот. Ответил, конечно, не буквально, но общий смысл был примерно такой. Элронд торжествующе улыбнулся и показал, куда. Вороной прижался боком к ограде так тесно, что ему пришлось поднять ногу на плечо. Элрос быстро взобрался на широкую чёрную спину и устроился позади, для надёжности ухватившись за Элронда. Тот, в свою очередь, держался за гриву. — Куда скачем? — Сначала до ручья, — решил Элрос. — А там решим. Ты точно нашёл, как им управлять? — Им не нужно управлять, — пояснил он. — Ему нужно сказать, чего ты хочешь, а он сам решает, как это сделать. По-другому никак. Вороной мотнул головой и поднялся с места в рысь. Двигался он мягко и плавно, бережно неся всадников на спине, словно опасался их уронить. — Интересно, почему всеми лошадьми нельзя так управлять? — озадаченно пробормотал Элрос сзади. — Может быть, можно, — возразил он. — Только не все хорошо понимают.

* * *

— И что с ними делать? — озадаченно спросил Маглор. Маэдрос только пожал плечами. — Воспитывать детей нужно, вот, что с ними делать, — проворчала Старая Бет. Ворчала она в последнее время много. Седовласая женщина была совершенно уверена, что воспитание детей двумя молодыми лоботрясами, которые даже жениться не озадачились, до добра ни одних, ни других не доведёт. То, что молодые лоботрясы помнили её босоногой девчонкой с рябыми щеками и букетом одуванчиков на голове, никак не влияло на её мнение. Вы, огнеглазые, сами всю жизнь словно дети, говорила она. Вас самих бы кто воспитал. Маэдрос смутно помнил, что, кажется, ещё не так давно, когда Бет была совсем молода по меркам эдайн, она с какой-то надеждой смотрела на Амбаруссар. Ей всё казалось, должно быть, что со временем младшие лорды должны повзрослеть. Он-то понимал, что надежда на это растаяла сотни коротких солнечных лет тому назад. Для него Младшие так навечно и остались Младшими. Такими они и ушли. Хотя в тот, последний год они казались повзрослевшими сразу на добрую тысячу лет. — Нас вроде бы никто особенно не воспитывал, но ничего, сами как-то разобрались, — фыркнул Маглор. — Вы сколько разбирались, лет сто? Двести? — фыркнула Бет. — Человеческие дети так не могут! — Так они ведь не люди. — Но и не эльфы же! Маэдрос только покачал головой. Разговор ходил по этому кругу уже не в первый раз. — Растут они и в самом деле быстро, — заметил он в пространство, не поддерживая ни одну из сторон. — И как предлагаешь их воспитывать? — поинтересовался Маглор. — Ходить и говорить им, что делать? Обучать элементарным вещам, как лошадей или собак? — Хоть с этого начали бы, — укоризненно сказала Бет. — И тогда они не будут угонять лошадей с выпаса, чтобы покататься? — А вот за лошадь для начала можно выпороть. Теперь озадачился уже Маэдрос. — Выпороть? — переспросил он. — Ты имеешь в виду — бить их? — Не бить, а наказывать, — пояснила Бет. Братья переглянулись. Судя по лицу Маглора, тот был в ужасе. — Наказывать детей избиением за то, что они ведут себя, как дети?.. Старая Бет возвела глаза к небу. — Ох, за что мне это… Вас самих что же, никогда в жизни не пороли? — Нет, — ошарашенно произнёс Маглор. Маэдросу пришло в голову, что, если бы отец услышал о таких идеях, он был бы несколько более многословен. — А быть может, стоило, — пробормотала женщина себе под нос. — Раз не хотите пороть, можно на первый раз просто оставить без ужина. Братья переглянулись снова. Ужас на лице Маглора сделался отчётливее. — Ты предлагаешь морить их голодом за провинности? — Один раз не поужинав, с голоду они не умрут, а выводы сделают. — Какие выводы? — мрачно поинтересовался Маэдрос. — Что имеют дело с жестокостью, которой не заслужили? Бет покачала головой. — Если вас самих никогда не наказывали и даже без ужина не оставили ни разу, как вы выросли вообще? — Не знаю, — честно признался он. — Как-то выросли. Как трава растёт.

* * *

— Ты это слышал? — распинался Маглор немного погодя. — Наказывать детей? Они что, преступники? Маэдрос хмыкнул. — Пока вроде бы нет, — протянул он. — Однако, стоит отдать Бет должное, в её словах есть разумное зерно. Их, вероятно, всё же придётся как-то воспитывать. — Как? — Не знаю и выяснять не стану. Это твои дети. Брат посмотрел на него с возмущением. — Это наши дети, Нельо. — Нет, твои. Ты их пожалел, ты теперь и думай, как сделать, чтобы они не разобрали Амон Эреб по камешку. — Перестань делать вид, будто к тебе всё это не имеет отношения! Звучный голос Маглора зазвенел под сводами, и Маэдрос с тоской подумал, что подробностях их беседы сегодня будет знать не только крепость, но и вся округа в радиусе пары лиг. — Вообще-то, не имеет, — напомнил он. — Это твои дети. — Они угнали твоего коня. Он пожал плечами. — К коню у меня нет вопросов, он их не потерял. Разбирайся сам со своими детьми, а меня оставь в покое. Маглор вдруг наклонил голову к плечу и спросил очень тихо: — Боишься? — Просто не хочу радовать врагов ещё одной слабостью, — отрезал Маэдрос. — А врагов у нас, если ты помнишь, примерно каждый за этими стенами. Да и в тех, кто внутри, я не во всех уверен. Слишком много народу из Гаваней сюда пришло. — Ты им сам предложил. Он пожал плечами. — Это было единственное укрытие, которое я мог предложить после того как мы лишили их прежнего. Эти проблемы я решу, но дети — твоя забота.

* * *

Маглор всё же провёл с детьми разъяснительную беседу о том, что недопустимо уводить без спросу лошадей, тем более — лошадей боевых, которые мало волнуются о том, как бы на кого-то не наступить. В конце концов, детям ведь специально отдали пони для игр, чем их не устраивает пони? Вопрос казался риторическим. Очевидно было, что проблема не в пони. Ветер дул с севера, и ночью на стене было прохладно. Маэдрос остановился, пряча правую руку под плащ, прежде чем пойти дальше обходить караулы. Предплечье глодала тупыми клыками старая, привычная уже боль. Ветер с севера никогда не сулил ничего хорошего. Краем глаза он заметил маленькую тень, метнувшуюся за выступ кладки, и покачал головой. — Почему не в постели? — спросил он, не поворачивая головы. Осознав, что игра в прятки окончена, тень выскользнула из своего укрытия. — Я не хотел спать и решил прогуляться, — храбро заявила тень. — Здесь плохое место для прогулок, Элронд. Тем более босиком. Ребёнок подошёл ближе, и Маэдрос наконец повернулся к нему. В ночном сумраке ярко блеснули светлые глаза. Элронд выглядел немного смущённым, но упрямо смотрел в лицо, не отводя взгляда. — Как ты понял, что это я? Нас с Элросом здесь все путают. Голоса, подумал Маэдрос, чувствуя, как сердце сжимает мучительная тоска. У вас разные голоса. У Младших, будь они неладны, тоже всегда были разные голоса, даже в то время, когда их ещё путали. — Привычка, — ответил он прохладно. — А теперь возвращайся в свою комнату. Сейчас плохое время, чтобы проверять, подвержены ли полуэльфы болезням, как люди. — Можно сначала вопрос? Маэдрос пожал плечами. — Я слышал, как Бет говорила Маглору, что нас с братом нужно выпороть, — продолжал Элронд, на глазах становясь смелее. — Он правда может так сделать? — Это ему решать. — Но не сделает же? — Ему решать, — повторил Маэдрос. Он присел на корточки и критически оглядел ребёнка. Элронд мелко дрожал от холода, беззащитный перед гуляющим по стене ветром в тонких холщовых штанах и рубашке — и, к тому же, босиком. Маэдрос покачал головой, осознав, что обход караулов придётся на время отложить. — Теперь идём отсюда, пока ты не промёрз до костей, — велел он мальчишке. Тот удивлённо захлопал длинными ресницами. — Куда? — Куда-нибудь, где теплее, чем здесь. В гостиной было прохладно, но камин разгорелся быстро. Маэдрос подкинул в него дров и сел ближе к огню, всё ещё надеясь отчасти, что тепло прогонит боль в покалеченной руке. Плащ он снимать не торопился. Элронд забрался к нему на колени и завозился, устраиваясь поудобнее и подбирая под себя замёрзшие ноги. Маэдрос укрыл его свободным краем плаща. — Мы ведь должны вас ненавидеть, да? — прошептал ребёнок, шмыгнув носом. — Тебя и Маглора. За то, что вы сделали с мамой и с нашим городом. — Да, — согласился он. — Пожалуй, должны. Мальчик поднял на него огромные серые глаза. В них стояли слёзы. — Тогда почему я не могу вас ненавидеть? Маэдрос вздохнул и погладил его по голове. — Потому что у тебя доброе сердце, дитя. А тем, у кого сердце доброе, чужда ненависть. Некоторое время ребёнок размышлял над этой идеей. — А у Маглора оно доброе? — Да, — ответил он искренне. — Хотя его ум подчас рождает совершенно кошмарные вещи, сердце у него при этом доброе. — А у тебя? На этот раз Маэдрос ответил не сразу. Что тут было сказать? — А у меня нет сердца, — произнёс он наконец. — Так не бывает, — уверенно возразил Элронд. — Что-то ведь должно быть. — Что-то есть, а сердца нет. У меня его не осталось. — Почему? — Закончилось. Как печенье в вазе, — он усмехнулся. — А остатки разбились, как эта самая ваза, и больше ничего нет. — Как же тогда любить? — А никак. Элронд задумался снова. — Маглор говорит, что так бывает от большого горя, — сказал он после паузы. — Когда любишь кого-то слишком сильно, а потом теряешь. — Маглор бывает сентиментальным, когда задумывается о потерях. — А кого ты потерял? — Всех. — Маглор тоже, — резонно возразил Элронд. — Но его сердце ведь не разбилось. Кого ещё ты потерял? Хорошая попытка, подумал Маэдрос, глядя на пылающий в камине огонь. Даже жаль, что неудачная. — Того, кого любил. — Он перестал тебя любить? — Он погиб. Мальчик ненадолго замолк, тихо сидя у него на руках. — Это очень печально, — решил он наконец. — Жизнь бывает печальной. — Но если тот, кого ты любил, умер, вы встретитесь в Чертогах Ожидания, когда ты тоже умрёшь? Если бы всё было так просто. — Нет, — ответил он. — Не встретимся. — Почему? Все эльдар туда приходят, если душа расстаётся с телом, разве нет? Маэдрос устало покачал головой. — Если мы с Маглором не исполним Клятву, то отправимся вместо Чертогов прямиком в Вечную Тьму. И, вероятно, наши братья тоже. Элронд тихо охнул. — И поэтому вы напали на Гавани? Чтобы ваши братья не оказались в Вечной Тьме? — В том числе. — А если бы мама отдала вам Сильмарилл? Маэдрос поморщился. — Элронд, какой смысл обсуждать это? Она не отдала. Случилось то, что случилось, и многие погибли. Как я уже говорил, жизнь бывает печальной. Кано... Маглор об этом расскажет гораздо лучше меня. — Он говорит, что мы ещё слишком малы для таких разговоров. — Так и есть, — согласился он. — Но я очень хорошо знаю, как дети не любят слышать "ты ещё слишком мал". Если будут сниться кошмары, прятаться ко мне под одеяло не приходи. Элронд задумчиво притих ещё на несколько долгих минут. — Это больно? — спросил он наконец. — Когда разбивается сердце? — Да. — И долго? — Всегда, — коротко ответил Маэдрос. Потом, подумав, добавил: — До тех пор, пока ты не умрёшь. Может быть, и после, но мне пока не довелось проверить. — Как можно жить, когда всё время больно? — А вот так. Со временем привыкаешь. Ребёнок вдруг выпутался из-под полы плаща, повернулся и обнял его за шею. Он даже не успел удивиться. — Я люблю тебя, — прошептал тихий голос ему на ухо. Маэдрос потрясённо выдохнул. — Не надо меня любить, — пробормотал он. — Это ни к чему хорошему не приводит. — Я всё равно буду. Знаешь, когда нам с Элросом было больно, мама обнимала нас и говорила, что любит — и боль проходила. — Это так не работает, — попытался возразить Маэдрос. Но, наверное, это всё же немного работало, потому что от наивных детских объятий на сердце, или что там от него осталось, делалось немного легче.