Falling in love is easy. Admitting it is not

Годжо лежит на спине на кровати Гето и подбрасывает бейсбольный мяч вверх раз, наверное, уже в сотый. И ещё — сто первый. Все, ради того, чтобы хоть чем-то себя занять, пока Гето крутился у зеркала. Они должны быть у Ни-Чоме через час, и Сугуру собирается уже примерно столько же. Ему так хочется найти кого-то в клубе? Ранее на той неделе, на футбольном поле, Годжо мог поклясться, что Сугуру флиртовал с ним, но после появления Сёко сильное, шипящее напряжение между ними резко угасло, как будто его и не было. Крошечная и невероятно глупая часть его сердца продолжала нашептывать ему о каких-то там шансах, но Сатору не хотел рисковать всеми прошедшими и будущими годами их дружбы, ради того, чтобы проверить мизерную вероятность. Годжо умел здраво мыслить и понимал, что его уверенность в своей неоспоримой привлекательности ещё не означала, что люди вокруг буквально будут падать у его ног. — Как я выгляжу? Сатору запрокинул голову, уставившись на него вверх тормашками. Черная футболка соблазнительно облегала мускулистые плечи и грудь, свободные спортивные джоггеры подчеркивали талию. — Горячо, — подытожил Годжо. Гето едва заметно улыбнулся. Как будто сам не знает, что хорошо выглядит. — Может завязать волосы в пучок? Гето собрал свои густые черные пряди и закрутил их наверху, прямо как в школьные годы. Годжо представил, как сжимает пряди в своем кулаке, но пришлось быстро себя осадить. Не хотелось возбудиться здесь, лежа на его кровати перед выходом на вечеринку. Сугуру терпеливо ждал ответа. Годжо немного раздраженно вздохнул. — Я не знаю, какая разница? Чтобы привлечь к себе внимание, Гето не нужно было прилагать столько усилий. Мимо него точно не пройдут. Вот Сатору не очень беспокоился, во что одеться: свободная черно-белая толстовка с капюшоном и облегающие джинсы. Да, он все еще выглядел чертовски хорошо, но не собирался этим сегодня пользоваться. Он сомневался, что сможет смотреть на кого-то еще, пока Сугуру будет рядом с ним. Такими темпами я постриг приму. — Зачем ты тогда пришел в мою комнату, пока я одевался, если не собирался помогать? — спросил Гето, затянув резинку. — Я помогаю, — возразил Годжо, издевательски ухмыляясь, — я вообще-то сказал, что ты выглядишь горячо, помнишь? Гето с сомнением посмотрел на отражение своего друга в зеркале. — Ты готов быть моей группой поддержки? Годжо как будто проглотил что-то гнилое. Если он случайно поможет Гето найти парня на вечер, это окончательно его добьет. — Разумеется. Одно твое слово, — Годжо отвернулся от зеркала и продолжил подкидывать мяч. — Правда, ты бы сделал это? — Сугуру спрашивал так, будто ему сложно было в это поверить. — С чего бы мне отказывать тебе? — Сатору сам не верил, но отвечал довольно убедительно. — Я же хороший друг.

***

Годжо сидел и размышлял над тем, как много у него морального права сравнять ночной клуб с землей. — Приветики. Тебя, может, угостить? Здоровенный парень в облегающей короткой компрессионке совершенно беспардонно пожирал глазами Гето, и Сатору был в двух глубоких выдохах от того, чтобы не заблевать его пижонские ботинки от отвращения. — Нет, не стоит, спасибо, — ответил Гето с терпеливой вежливостью. Пятый. Он был пятый отшитый парень за те полчаса, что они провели здесь. По правде говоря, Годжо тоже приходилось регулярно давать от ворот поворот, но легче от этого он себя не чувствовал. Внимание, которое они привлекали, довольно быстро стало проблемой, поэтому Сёко и Утахиме медленно отошли, а чрезмерно нетерпеливые парни продолжали проталкиваться мимо них. Хуже того, Гето и Годжо едва могли сказать друг другу два предложения, чтобы их не перебили. И с чего Утахиме решила потащить нас именно в квир клуб? — Не будь таким недотрогой, — компрессионка решил, что настойчивость ему поможет, — такое прекрасное создание не пришло бы в это место, если не хотело бы немного развлечься. Едкая собственническая ревность сжала рот Годжо в напряженную линию. Ему это конкретно надоело. — Эй, придурок, — он прильнул к Сугуру, пялясь прямо в надоедливое лицо мужчины, — ты оглох? Он сказал, что не заинтересован. А теперь отъебись. — Что ты сейчас сказал? Нарываешься? Гето с досадой посмотрел на Годжо. — Ну и зачем ты влез? — Чего?! — Годжо воскликнул с наигранным недоумением. — Думаешь, я не могу разобраться с парой надоедливых выпивох-не-шаманов? Не-шаман уже настроился и вовсю разошелся, нацеливая кулаки на Годжо. Первый же удар остановил барьер, и человек ошарашено округлил глаза. Сатору и Сугуру полностью проигнорировали его присутствие, и он, спотыкаясь, поспешно скрылся из виду, вероятно, умываться холодной водой, трезветь и давать пожизненные зароки. — Да можешь ты разобраться, просто они меня достали. — Эм, привет, — голубоволосый худощавый парень со смазливой мордашкой смотрел на Годжо так, будто бы уже прокручивал в голове постельные сцены, — думаю, прозвучит немного странно, но я тут давно за тобой наблюдаю и… Гето кивнул в его сторону. — А это тебя не достало, значит? Сатору сузил глаза, готовясь приводить самые веские аргументы, а затем повернулся к парню, пытавшемуся привлечь его внимание, и приобнял одной рукой Сугуру за плечи. — Что, малыш? Ах, прости, мой парень очень не любит, когда я болтаю с кем-то ещё, — произнес он, второй рукой похлопав Гето по груди, — ну ты, наверное, знаешь, как это бывает. Ревнивый тип. Оу. О-оу. Годжо и представить не мог, насколько приятно будет вслух назвать Сугуру так. Разлившееся внутри тепло заглушил тревожный звон в его голове. — Оу. Ох, — глаза голубоволосого забегали между двумя их фигурами, а его лицо не выражало уверенности, — правда? Он твой… парень? Годжо не понимал, что, черт возьми, это должно было означать. Из нас вышла бы самая очаровательная пара на свете, дебил. Ты ничего не понимаешь. — Агась, — Годжо лучился улыбкой от уха до уха, а его рука, тем временем, мягко трепала черные пряди волос на затылке, — мой единственный на веки вечные. — Ох, ладно, — пацан быстро сдался, — простите за беспокойство. Гето повернулся к нему, приподняв бровь, но поскольку рука Годжо всё ещё лежала на его плечах, их лица были всего в нескольких дюймах друг от друга. — Зачем ты сказал это? По правде говоря, просто потому, что ему достаточно сложно об этом молчать. Превращать всё во флиртошутки и валять дурака, выдавая свои искренние чувства за несерьезный трёп — его, возможно, единственный способ не взорваться. — Давай начистоту, друг мой, ты слишком горяч, чтобы оставаться одиноким в этом клубе. Если мы хотим провести вечер здесь, то тебе лучше остаться моим парнем до его конца. Годжо не был до конца уверен, зачем ему понадобился этот театр: было ли это потакание своей слабости или же актом саморазрушения. Как же дерьмово он будет чувствовать себя на утро, вернувшись к реальности. Гето же принял этот план явно с сомнением. — Не волнуйся, — добавил Сатору, — если тебе кто-то понравится, мы громко и драматично расстанемся. Или я убью его. — Вас ещё не съели! — Сёко воскликнула, появляясь из заметно поредевшей толпы. — В какой-то момент вас было трудно даже разглядеть сквозь всех этих поклонников. Чем вы в них швырнули, чтобы они отстали? — Признанием. Сугуру теперь мой парень, — Сатору звучал уж слишком оптимистично. — Теперь? Ты хотел сказать, ещё с первого курса? — Сёко дразнилась. — Именно это я и сказал, — Годжо активно подыгрывал, — у нас пятая годовщина в следующем месяце. Правда, милый? Годжо опустил подбородок на плечо Гето, мечтательно улыбаясь. Чувствовал он себя при этом до неприличия прекрасно, так что двигаться явно не собирался. «Милый» вот-вот должен был попросить его перестать валять дурака, но сам едва ли выглядел недовольным. — Да, конечно, Сатору. Ты обещал подарить мне плейстейшен к этой знаменательной дате, помнишь? Игра заходила все дальше, и останавливаться уже не было сил. — Так это же наша деревянная годовщина, — он удивленно приподнял брови, — подарок должен соответствовать тематике. Гето засмеялся, слегка дергая плечами, на которые Сатору уже почти положил голову, окончательно разомлевший от его близкого присутствия. — Какие же вы мерзкие, — Утахиме появилась за спиной у Сёко. Годжо закатил глаза. — Ты явно завидуешь, ведь у меня есть горячий парень, а у тебя нет, — сказал он, на всякий случай показывая кончик языка. — Не могу поверить, что ты до сих пор общаешься с этими идиотами, — сказала Утахиме Сёко. — Не поддавайся на его провокации, — ответила та, беря её за запястье и утягивая к барной стойке, — давай лучше возьмём ещё что-нибудь выпить. Теперь, когда им не мешали, Годжо, наконец, свыкся с этим местом, и оно больше не казалось таким отвратительным. Невзрачный дизайн клуба компенсировался хорошим хаусом с энергичным ритмом, приглушенным светом и влажным воздухом, пропитанным близостью двигающихся тел. Годжо отступил полшага за спину Гето, чтобы оказаться ближе к его уху и не перекрикивать музыку; он почти вплотную прижался к его спине, руки все ещё обхватывали его плечо и грудь, как будто им там самое место. Близость, заставившая Годжо сбросить барьер между ними, кружила голову. Где-то далеко-далеко танцевали люди, прыгая, шатаясь и дергаясь: прелюдия к неряшливым, нетерпеливым поцелуям в переулках и ласкам на заднем сиденье такси по дороге в чью-то квартиру или отель. — Так что, парень, не хочешь потанцевать со мной? — спросил Годжо, добавляя голосу ровно столько шутливой интонации, чтобы не звучать слишком расслабленно и беззащитно. Выражения лица Гето он не мог увидеть, но заметил, как уголок рта чуть растянулся в улыбке. — Думаешь, им не хватает доказательств наших крепких отношений? — щекочущей колкостью ответил Гето. — Хм, думаю, я буду выглядеть совершенно ужасным бойфрендом, если приведу тебя в ночной клуб и даже не потанцую с тобой. Плечи Сугуру немного дернулись от усмешки, и Годжо непроизвольно обнял его крепче. Он был теплым и сильным, и Сатору хотелось обернуться вокруг его тела одеялом. Или превратиться в большой тако. Дороги назад уже не было: он не представлял, как теперь сможет жить, не касаясь его так. Акт саморазрушения. Это точно акт саморазрушения. — С каких пор тебя заботит, что о тебе подумают другие? Голос Гето звучал игриво и чуть насмешливо, как это часто бывает, когда он отвечает на его нелепые выходки, и Годжо не понимал, почему его так сильно заводила эта его манера. А затем (и Сатору готов был поклясться: ему не показалось, хотя всё должно было произойти ровным счётом наоборот) Сугуру прислонился к нему спиной немного сильнее, и воображение тут же подбросило пару образов, где они прижимаются друг к другу, только уже в ином контексте. Черт, у меня же встанет, если он сделает так ещё раз. — Что ж, я не могу позволить кому-либо думать, что ты из тех парней, которые потерпят плохое обращение. Гето снова усмехнулся, и Сатору усилил хватку ровно настолько, чтобы кончик его носа едва коснулся шеи Сугуру, прямо у его уха. Тот едва уловимо вздрогнул от неожиданного контакта. Уупс. Никакой градус не пьянил его так сильно, как прикосновения. Близость с Сугуру заставляла его чувствовать себя безрассудным, обнадеженным и отчаявшимся в одно и то же время. — Я готов тебя потерпеть таким, какой ты есть, — Гето повернулся к нему, и теперь стало видно его широкую улыбку, оставившую морщинки у уголков его глаз. — Да, ты же меня любишь. Он чувствовал, как отдавали басы в его собственной груди, и как этому ритму вторил пульс внутри груди Гето. — Потому что все любят Сатору Годжо? Годжо мотнул головой. Цветные блики в глазах Сугуру ощущались спецэффектами к заклинанию, которым его, Сатору, привораживали. Отдаленная часть его сознания заметила, что свободная рука уже давно спустилась ниже к бедру. Пальцы едва касались ткани, так что Гето не мог их почувствовать. Смертельно хотелось подняться чуть выше и запустить кисть ему под футболку, чтобы почувствовать тепло его кожи. — Конечно меня все любят, — Годжо уточнил, чувствуя, как напряжение волнующе дребезжит внутри — но не так, как ты. Он остановился у самого края обрыва, на дне которого было что-то реальное и от того до жути пугающее. Все его слова, его прикосновения, шутки, игры до этого момента всё ещё находились на этой незримой границе, шансе развернуться и убежать, но Годжо Сатору только что большим пальцем ноги заступил за край. И ему казалось, что он вот-вот прыгнет. — Да? И как же я, по-твоему, тебя люблю? — спросил Гето. Веселая, снисходительная улыбка пропала с его лица. Теперь на Сатору смотрели прямо и пугающе серьезно, почти предупреждающе, но Годжо уже вело и плавило от густого, успокаивающего тепла, пропитанного бодрящим жаром желания, и все, что он мог слышать — это оглушающий ритм собственного сердца. — Бооже, фу-у, — голос Утахиме прорезался сквозь пелену звуков, — найдите себе КОМНАТУ, в конце концов! Доля секунды, и он его уже не касался. Несмотря на то, что в клубе было достаточно жарко, руки жгло от потерянного тепла, как если бы он с разбегу нырнул в ледяное озеро, пробив тонкую корку ладонями. Годжо собирался придушить Утахиме. — Не стоит вести себя гомофобно в гей-клубе, — парирует Годжо, — выбери себе нужную комнату, Утахиме. Ироничность её комментария заключалась ещё и в том, что все вокруг знали: Утахиме была по уши влюблена в Сёко чуть ли не с первого курса. Все, кроме самой Сёко, разумеется. Собственно, поэтому Утахиме сложно было ответить на колкость Годжо, случайно не раскрыв себя. — Не стоит вести себя как кретин по жизни. — Ладненько, — Сёко прервала саркастичный смех Годжо, — Я устала тут торчать. Мне кажется, очередь к барной стойке тут не закончится никогда, и мы толком не можем поговорить друг с другом. Пошли в караоке! Все трое в унисон тяжело вздохнули. Общими усилиями у них до этого получалось держать странную зависимость Сёко от караоке в узде, но сегодня был её день рождения, и моральное право делать всё, что захочется, никто осуждать не стал. Годжо не хотелось уходить. Ему очень понравилось играть в парня Сугуру. И касаться его. И обниматься. И, возможно, сделать тот шаг с обрыва и продолжить разговор, на который он практически решился. Но сегодня у Сёко день рождения. Придется слушаться. Для субботнего вечера в Токио было еще сравнительно рано, но улицы уже были полны молодых и пьяных людей, слоняющихся туда-сюда. Огни вывесок баров и магазинов бликами танцевали в глазах Сугуру, и Годжо завороженно наблюдал за ними всякий раз, когда тот поворачивался к нему. Они с Сёко шли чуть позади, Утахиме о чем-то болтала с Гето. (Она всегда любила его чуть больше, чем Сатору.) — Тебе лучше не переманивать всё внимание с моего праздника своим признанием, — сказала Сёко тихо, чтобы только Годжо мог её услышать. Сатору подумал про себя, в какой момент она открыла способности к телепатии. — Не понял, — притвориться идиотом иногда тоже выход. Сёко, подражая манере учительницы начальных классов, которая объясняет очевидное в десятый раз к ряду, многозначительно указала взглядом в сторону Гето. — Ты пять лет терпел, потерпишь ещё один денек, пожалуйста? Если ваша годовщина будет совпадать с моим днём рождения, я тебя ударю. Нет, я буду бить тебя каждый раз в этот день. — Ладно, ладно, — Годжо проговорил сквозь зубы, — тише только. Что Сёко догадывалась о его неразделенной симпатии, для Годжо не стало сюрпризом. Но он не ожидал, что она станет вмешиваться. В итоге, сегодня её лучшим подарком стала возможность безнаказанно над ним издеваться, и Иэйри без зазрения совести ею пользовалась. Что Сатору планировал со всем этим делать, он и сам не знал.Просто выпалить признание посреди ночного клуба было определенно тупо, но в тот момент он чувствовал, что не сможет удержаться. И это не решило бы первоначальную проблему: он все еще не хотел терять Гето как друга, окажись его чувства не взаимны. Соберись, Сатору. Караоке, в которое привела их Утахиме, ничем не отличалось от прочих других: с десяток небольших комнат с комфортной мягкой мебелью, броской подсветкой всевозможных цветов, и музыкальными центрами, набитыми сотнями песен. Сёко без колебаний схватила микрофон и выбрала какую-то K-pop песню, Утахиме покраснела и занялась напитками и закусками. — Закажи что-нибудь сладкое, — поручил ей Годжо. Она прищурилась и принялась агрессивно что-то зачеркивать на бумаге, которую держала в руках. У Сатору закралось подозрение, что она убрала все сладости, бывшие там до этого. Ему нравился характер их взаимодействия, так что отсутствие сахара на столе — небольшая плата, можно потерпеть. Гето опустился на низкий кожаный диван — тело расслабленно, но уверенно, колени смотрят широко в стороны. Он чертовски горяч. Как мне не приставать к нему? Годжо плюхнулся рядом с ним. Ближе, чем следовало бы, но память об их близости в клубе все еще давала о себе знать учащенным пульсом, отдававшим в легких. В дверь постучали, и Годжо с удивлением осмотрел Нанами, появившегося в дверях. Как всегда серьезный настолько, что выглядит немного странно на фоне их шумной компании. И ещё более странно выглядел теперь на пороге в караоке-комнату с подарком, завернутым в праздничную упаковку, в руках. Возможно, Утахиме пришлось его подкупить, чтобы привести сюда. — Привет, — его голос как всегда почти безэмоционален, — с днем рождения, Сёко. — Нанами! — позвал его Годжо. — Давай к нам! Тот огляделся. В углу было большое кресло, похожее на трон, которое явно предназначалось для именинницы, кресло потеснее, на котором сидела Утахиме, а затем большой диван, на котором сидели Гето и Годжо. — Я постою, спасибо, — он ответил, сохраняя невозмутимое выражение лица. До чего же забавный парень. Сёко исполнила ещё две песни подряд, а затем заставила Утахиме взять следующую. — Скажешь хоть слово — и я тебя прикончу, — тихо процедила Сёко Годжо на ухо, когда пронзительный голос Утахиме заполнил пространство. Следующую песню решил выбрать Сатору. Он включил первую попавшуюся и вовсю развлекался, пытаясь угадать мелодию. Голос у него был почти такой же плохой, как у Утахиме, но он все равно выкрикивал слова достаточно громко, так что ему даже не пришлось использовать микрофон. После третей песни к ряду глаза Гето блестели от слез, и Годжо был почти уверен, что смотрит на него с буквальными, видимыми, мультяшными сердечками, выскакивавшими из его глаз, но ему было все равно. Заставлять Сугуру смеяться было его самым любимым занятием во всей бесконечности. — Твоя очередь, Сугуру, — Годжо передал ему микрофон. У Гето чудесный голос. Глубокий, с приятной хрипотцой и очень проникновенный. Сатору бы дико бесился от того, насколько он хорош, если бы не был так очарован. Он мог бы петь в группе, и я ездил с ним в турне и отбивал бы его фанатов. Нанами отказался петь три раза подряд, а Сёко вытянула козырную карту и мучила остальных самым вдохновенным исполнением «Богемской рапсодии» за все времена. К тому времени им как раз принесли закуски (разумеется, без сладкого), и Сёко наконец отложила микрофон. — Окей, ладно, обломщики, — она чуть отпила виски, — если никто не хочет петь, предлагайте, что будем делать дальше. Годжо допивал вторую кружку пива, что для него было вполне достаточно, чтобы захмелеть, а Сугуру пил воду в промежутках, как самый ответственный взрослый. — «Бутылочка»? — предложила Утахиме, всеми силами избегая взгляда на Сёко. Ну конечно, что может быть ещё очевиднее? — Только не это, — Гето возразил быстрее, чем кто-либо успел ответить. Нанами поддержал, поэтому Утахиме попробовала чуть менее откровенное предложение. — «Правда или действие»? — У тебя приступ ностальгии по школьным временам? — Годжо закинул в рот чипсину. — Или ты тайно хочешь поцеловать своего краша? — Ты вообще ничего не предлагаешь, — парировала она, — не всем здесь дано получать удовольствие, просто пялясь в зеркало. — Ну это лучше, чем пялиться на тебя. Гето взглянул на него, и Годжо, быстро поняв намек, замолчал. — «Правда или действие» так «Правда или действие», — сказала Сёко, поддерживая Утахиме. Сёко начала раунд и с легкой руки заставила свою подругу выпить полную кружку пива за 30 секунд. Та, нагло игнорируя правила игры, использовала свой ход обратно на Сёко и приказала поцеловать самого привлекательного на её взгляд человека в комнате. Она, недолго думая, схватила Гето за подбородок и громко чмокнула его в щеку, возможно, в дребезги разбив чье-то сердце. Годжо мог бы приревновать, если бы это не был самый сестринский и платонический поцелуй, свидетелем которого он когда-либо был. И да, разумеется, Сёко ни разу не ошиблась с ответом. Сатору даже не расстроился, что она не посчитала самым привлекательным его самого. Он взглянул мельком на Утахиме: выражение её лица (натянутая улыбка сквозь подступающие слезы) заставило его сердце сочувственно дрогнуть. Хотя ее попытка сдержаться осталась без внимания Иэйри, которая невзначай решила спросить Нанами, какое порно он предпочитает. — Отличный вопрос! — Годжо просиял, предвкушая дискомфорт Нанами, но быстро разочаровался, так как тот спокойным голосом ответил: «Обычное», тем самым быстро пресекая любые обсуждения. Однако Сёко не хотела сдаваться. — «Обычное» может означать что угодно. Сколько людей, как говориться… — Два человека занимаются сексом, — все так же спокойно и ровно уточнил Кенто, — чаще всего в постели. — Бооже, Нанами, — протянул Годжо, запрокидывая голову на спинку дивана, — как так вышло, что даже твои предпочтения в порно скучные? Скажи ещё, что ты его смотришь его только в том случае, если пара в «Миссионерской позе»! Нанами нарочито медленно моргнул в знак подтверждения. Непробиваемый тип. Следующий вопрос он адресовал Гето, попросив поделиться наиболее неловким секретом (какая пустая трата «правды»). Сугуру вспомнил, как в возрасте десяти лет так сильно смеялся над свалившимся с велосипеда ребенком, что обмочился, а затем помогал ему подниматься и провожал домой прямо в мокрых штанах. Слышать эту историю во второй раз было приятно, поскольку так Годжо чувствовал себя исключительным: он был первый, кому Гето об этом рассказал ещё давно. Но, с другой стороны, он только что потерял хоть и маленькую, но ту часть Сугуру, которая до этого принадлежала только ему. И все равно, это была одна из любимых его историй о Гето: она довольно беззаботная, и в то же время раскрывает противоречивость характера его друга, которую тот тщательно старается ото всех скрывать. Настала очередь Гето загадывать «правду» или «действие», и, хотя Сатору оставался единственным, кто ещё не принимал участия, он посмотрел на него с сомнением, задержал взгляд на пару секунд и переключился на Утахиме. Ей пришлось исполнить «My Heart Will Go On», в лучших традициях, вкладывая всю душу в высокие ноты. Сёко рассказала им, как потеряла девственность. Гето снял рубашку (!!!) два хода подряд. Нанами изобразил червяка на полу. Сёко лизнула микрофон. — А… почему никто не выбирает меня? — Годжо наконец решил обратить на себя внимание, когда окончательно убедился, что его намеренно избегали. — Пф, ты прикалываешься? — Сёко фыркнула, как будто ответ был очевиден. — У тебя на генетическом уровне отсутствует стыд, тебя неинтересно вовлекать в подобное. — Не понял? — Ты никогда не фильтруешь то, что говоришь людям, — Гето, предатель, вставил свои пять копеек, прежде чем смягчить ситуацию, — ты просто очень честный и открытый. Ничего страшного в этом нет. Годжо открыл рот, шокированный и оскорбленный. Это говорят ему его лучшие друзья. Невероятно. — Да ладно вам, я же не социопат какой-нибудь. Меня тоже можно смутить, — он решил бороться до конца, — У меня есть секреты! Границы, в конце концов! Может я и не мямля, вроде Утахиме, но я тоже человек. Возможно, не стоило высмеивать Утахиме в очередной раз. Но Годжо это сделал скорее машинально, и Сёко, хитро прищурившись, улыбнулась в предвкушении. О-оу. — Ладно. Хочешь сыграть? Поцелуй Гето. Желудок свернулся в узел и попытался покинуть тело, напрочь перебив дыхание. — Ты не дала мне выбора… правды или действия, — сказал он обреченно. — Как скажешь. Правду или действие? Собственно, ловушка в том, что откажись он от действия, это перечеркнуло бы смысл сказанного им ранее. И пасовать сейчас просто нельзя, не так ли? Возможно, ему просто нужен был повод поцеловать Сугуру. — Ухх, хорошо, действие! — Серьезно? — Нанами удивленно качнул головой. Сёко выглядела так, будто собиралась лопнуть от смеха. Гето сидел с каменным лицом. — Целуй Гето, — она повторила, как будто Годжо страдал слабоумием, и ему нужно было подробно объяснять самые простые и очевидные вещи. Сатору попытался изобразить на своем лице подобие беззаботной улыбки. — Легко, он сегодня вечером мой парень так-то. Гето его энтузиазма не разделил. Выглядел он скорее настороженным и готовым драться, нежели целоваться. Челюсть сжата, брови нахмурены, а строгий взгляд направлен даже не на него, а на Сёко. — Не смешно, — он сказал серьезно, — не заставляй его делать это. — Заставлять? — теперь в глазах Сёко слабоумием страдал Гето. — Ты смеешься? Как будто он не готов умереть рад- — Серьезно, Сугуру, это всего лишь игра, — перебил её Годжо, пока та не закончила явно компрометирующую фразу, — просто поцелуй, ничего страшного. Чем больше он убеждал его в невинности своих намерений, тем громче кричал его внутренний голос. И кажется, успокоить Гето не получилось: хмуриться он стал ещё сильнее. — Нет, это не просто игра. Сердце Годжо сжалось до размера атома. — О-ооу, а что тогда? — вставила Сёко. Для человека, пару часов назад просившего избежать громких признаний в её день рождения, она вела себя довольно противоречиво. Пожалуйста, скажи то, о чем подумал я. — Для него это не шутка, — Гето упрямо смотрел на Иэйри — ведь он не гей. М? Что? Что?! Блять! Нанами поперхнулся пивом, Сёко округлила глаза, а затем закрыла лицо руками. Утахиме смотрела на них с немым непониманием. Мозг Годжо напоминал кучу ватных шариков. — Ооох…