Душа моя неупокоенная| Слово пацана| Кащей| Вова Адидас

Входная дверь громко хлопнула.  Слова «А ты на сапоги как?» прочно отпечатались в голове и ударили по вискам. И правда, а как?  Суворов нёсся спешно в сторону качалки и вспоминал тот день, когда в голове созрел план по заработку. Собирать с казанских водителей деньги за дорогу, которая с какого-то перепугу стала принадлежать «Универсаму», казалось гениальной идеей. И пацанам помог, и себе. Ералаш утюг бабушке купил, Андрей на шапку для мамы заработал, Турбо Каринку в кино повел. В общем-то, все были счастливы. Кроме Володи.  Осознание того, что он мало чем отличался от Кащея, обкрадывая обычных людей, больно ударило в голову. Он пытался себя оправдать тем, что на сапожки такие, будучи слесарем или токарем, не заработать. Хотелось любимую порадовать. С друзьями связался, которые после Афгана начали бизнес свой колотить, держа на рынке точку с обувью. И то, это они по старой памяти Суворову сапоги еле-еле достали, причем только в её день рождения. Он со всех ног летел, чтобы успеть подарок забрать и к ней мигом. Знал, что волноваться будет, пока его рядом нет.  Только вот о том, что Кащей тоже придет в тот день, Вову никто не уведомил, впрочем, как и Измайлову. Его появление разбудило эмоции, которые он тщательно старался прятать в себе. Суворов чувствовал отвращение к бывшему лучшему другу, ненавидел его и хотел, чтобы тот вообще исчез из их с Аделиной тихой и мирной жизни. Каждый раз, как он в ней мелькает, происходит какой-то разлом. Володя просто не мог себя контролировать, хотелось убить этого гада сегодня, чтобы не лез больше.  «Откуда Костя вообще знает, где она живет? Почему дверь открытой оставила? И подарок приняла. А в комнате плакала и говорила, что любит меня больше жизни. Почему жаль ей было, что ублюдок этот уходит? Так посмотрела на него, извинялась словно», — тысячи вопросов терзали мужчину. Но он не мог поверить в то, что Кащея что-то связывает с девушкой. Другая она, совсем другая. И его до безумия любит.  Жаль, что эмоции сегодня брали верх над здравым разумом. Суворов стал винить себя за то, что праздник ей испортил, однако выбора не было. Осточертела рожа ему эта гнилая, с хитрыми глазами. Так и хотелось вмазать по ней пару раз. Но выдержать слез и истерики любимой он не был готов. Только это и остановило. А так бы… Валялся Костя в снегу, как падаль. В прочем, он падаль и есть. Хватило же смелости в квартиру чужую зайти, зная, что не звал никто. И в правду, Володя вспомнил слова Кащея: «…а ты чего меня не позвала? Забыла, наверное, просто. Ну ничего, я не гордый. Сам пришел…». Последняя фраза заставила вновь почувствовать себя отвратительно. Не знала, она, не знала ничего. А он наговорил, дурак, такого наговорил. Да за такие слова убить можно. Обвинил её не пойми в чем. Может подарок и правда приняла, потому что при гостях неудобно. Да и душа у Аделинки добрая, вот и стало Ромео этого недоделанного жаль.  Но он не хотел обидеть её. Совсем не хотел. Просто любил до безумия, ревновал, ужасно ревновал. Виду не подавал, а сам изводил себя. Ревновал к взглядам парней, к лавочке, на которой сидит, к чулку, которой всей ее ноги касается. Ко всему, что можно и нельзя. Его она, его только. Что уж говорить, когда к ней в открытую лезут. Не может он вынести этого. Злость обуревает и убить хочется того, кто на чужое позарился. И ушел Суворов не потому, что обиделся, а потому что права родная была. Права. Не тем он чем-то занимается, совсем не тем. За голову браться пора, да поскорее. Пока делов не натворил. Жизнь менять надо. Он лег на тахту, стоящую в каморке, и уснул с четкой мыслью о том, что завтра все будет по-другому.  Входная дверь громко хлопнула.  Ее скрежет ржавым лезвием надрезал мягкую плоть сердца, заставляя его кровоточить. Плакать сейчас не хотелось. На сегодня Измайлова исчерпала свой лимит. Она продолжила молча смотреть в стену, погружаясь в свои мысли. Правильно ей все Володька сказал. А как ему еще было реагировать? Сначала бегает от любимого, за то что он её к Кащею на дискотеке подпустил. А потом от этого самого Кащея духи принимает и даже расстраивается, когда понимает, что он вынужден уйти. Она пыталась оправдать себя тем, что не может всего рассказать Суворову. Знает, что мужчины они вспыльчивые и к хорошему это не приведет. Как и ее контакт с Костей. Но что она могла поделать?  Он спас её, спас жизнь, спас честь. Ей хотелось быть холодной и равнодушной, но доброе сердце трудно заставить лгать. Нет, это была не любовь. Это чувство она испытывала только к одному мужчине в ее жизни - Володе. Скорее признательность, возможно, уважение, или простая благодарность. Но не ненависть. Уже точно не её. Девушку немного пугал этот факт, но выбора не было. Но духи-то её кто заставлял брать?  Она вспомнила этот момент:  «—Спасибо,… —Пользуйся на здоровье, Царевна…». Хотела возразить, да не успела. Перебил ее Кащей молниеносно и подарок прямо в руки протянул.  Что тут делать оставалось?  Однако, Аделина совершенно точно решила, что вернуть духи надо будет. Правду Суворов сказал, непонятно, где Костя их взял и как заработал. Может, даже, украл у кого. Ненужно ей такого.  В голове всплыла фраза «А ты на сапоги как?». Вот, дура-то, зачем ляпнула это. Володька старался, нашел их как-то, да и семья у него обеспеченная, помогли может. Хороший он, порядочный, не будет ничего противозаконного делать. По крайне мере, если её это касается. Не хотела Измайлова обидеть его. Просто слова больно душу задели, хотя он и прав был в чем-то. Она, конечно, не встречается с Кащеем, но то, что он спас её и до дома проводил, скрывает. Да и переживает, что Вова с этими группировками попадет куда-нибудь, не дай бог, изобьют. Могут и убить. Страшно ей за любимого было, боялась потерять его ужасно. Не могла с собой сделать ничего. Дышала им, растворялась каждой клеткой, до безумия любила. Хотела, просто, чтобы он за голову немного взялся и берег себя. Ради нее хотя бы. Нет. Не может она вот так просто его потерять. Суворов достаточно за ней набегался. Ее очередь пришла, сама виновата. Менять что-то пора. Брюнетка набросила шубу и понеслась вслед за возлюбленным, надеясь его догнать. Она четко осознала, после их разговора, все будет по-другому. Входная дверь громко хлопнула.  Стало тошно и противно от бессилия своего. Хотелось разодрать грудную клетку и вырвать с корнем это мерзкое сердце, которое приносит лишь боль. Кащей стремительно побежал вниз по лестнице, держа в голове картинку заплаканных глаз Аделины. А на что он надеялся, когда пришел?    Знал же, что нежеланный гость. Особенно для Адидаса. Некогда лучший друг стал главным врагом. Раньше делюги вместе проворачивали, спасали друг друга из жопы любой. Отхватил он раз как-то от заезжих, так Вовка нашел их всех и привел. Вместе им потом пизды отвесили. Бесило, конечно, многое. Принципиальный иногда дюже был, чем раздражал очень. Женщин не трогать, ногами врагов не бить, мам уважать.  Вот не похуй ли?  А если бы Аделинку тронул такой же, как он? Стало мерзко. Костя себя зверьем каким-то почувствовал. До ее появления в жизни, мужчину такие мысли редко волновали, если волновали вообще. Но один взгляд Измайловой доставал из всей его грязной, мрачной, гнилой души последнее хорошее и светлое, что там осталось. Она единственная, кто могла демонов Кащея побороть. Сила внутри нее неимоверная какая-то скрывается, которая заставляет его на колени согнуться. И сопротивляться он не может.  Только вот зачем в открытую приходить было и праздник ей портить?  Можно же и потом подловить, отдать подарок, чтобы не видел никто. Но не смог. Он пытался себя оправдать тем, что по-человечески хотелось. Чтобы рядом в ее день рождения, чтобы с ней за одним столом, чтобы поздравить её. Как будто они вместе, как будто бы они пара и как будто бы у них все хорошо. Ну и Володьку своим подарком побесить. Он-то небось херню ей галимую подарил. Принц недоделанный.  Как вспомнит рожу его, так тошно сразу. Расхрабрился, как петушара, начал мужика включать, на разговоры звать. Нет бы, промолчать. Посидеть спокойно. Аделинку напугал зря только. Да не Кащей ей праздник испортил, а морда автоматная. Сидел бы певун, дальше свои мотивы играл, не возникая. Если бы он не затеял ничего, Царевна бы счастливая была. Наверное. «Хотела меня видеть или нет? Вроде переживала, когда я ушел. Посмотрела так жалобно еще. А подарок понравился? Глаза-то блестели, когда духи достал. Интересно, что ей гандон этот сказал, после ухода моего. Главное, чтобы не сделал ничего. Пальцем тронет – убью», — размышлял мужчина. Сцена в коридоре не давала покоя. Он вспомнил слова: «…Хватит. Пожалуйста, хватит. Прекратите. Ради меня прекратите. Прошу…» и сердце жалобно сжалось. Костя стал ощущать свою вину. Впервые. Если бы он не пришел, ничего бы этого не случилось. Суворов бы не разозлился, Аделина бы не переживала. Каждая слеза, падающая с ее глаз, оставляла царапину в душе. Хотелось по-человечески, а получилось как всегда. Может потому, что и не человек он вовсе, а труп. Не знает, как правильно, боль ей причиняет. Пытается вроде, а выходит хуево как-то. Он проникся отвращением к себе и затянул горький дым сигареты. Стало совсем тошно. Нет. Не хотел он обидеть её. Совсем не хотел. Просто любил до безумия. Унижаться готов был, как пес бродячий. Заставляла она душонку его трепетать, про которую Кащей наконец вспомнил. Да он на коленях перед ней стоять будет, лишь бы взглянула хоть раз, лишь бы слово промолвила. Просто не знает, как правильно. Спустя стольких долгих лет сердце его несчастное почуяло что-то, пробудилось ото сна словно. Но что с ним делать, он не знал. Оно заставляло совершать необдуманные поступки, которые еще больше отдаляли его от возлюбленной.  Менять что-то надо. Не так он все делает. Совсем не так. Ему бы шанс один только, и он все исправит.  Мужчина вышел из магазина, гремя бутылками водки. В голове его была лишь мысль о том, что завтра все поменяется. Кто же знал, что великие перемены грядут уже сегодня?