Намек на чувство, если он заметен, Недопустим и дерзок чересчур: Злословье все покроет грязью сплетен И тысячью своих карикатур. И ночь меня в покое не оставит. Едва я на постели растянусь, Меня кошмар ночным удушьем сдавит, И я в поту от ужаса проснусь. Бог, обитающий в груди моей, Влияет только на мое сознанье. На внешний мир, на общий ход вещей Не простирается его влиянье. Иоганн Вольфганг фон Гёте «Фауст»
Боец — вот кем суждено было стать её сыну. — У него ушиб головного мозга, директор! Как так вышло, что именно этот ребёнок так часто появляется передо мной с совершенно невообразимыми травмами? Боец отчаянный и со стальным взглядом. Даже лежа перед Волдемортом на холодной земле, Гарри выглядел так, словно был готов сражаться до последней капли крови. Лили погладила Гарри, едва пришедшего в себя после шестиминутной потери сознания, по взмокшему лбу, отодвигая волосы и помогая ему распрямиться. Он склонился над железным ведром, сражаясь с рвотными позывами, его глаза ритмично и непроизвольно скользили из стороны в сторону и Лили вспомнила, как читала о плавающих глазных яблоках — симптоме серьёзных травм головы. Джеймс тоже не отходил далеко. Он придерживал Гарри за плечи, не позволяя свалиться из-за слабости или ещё одной потери сознания. — Мадам Помфри, — хрипло выдохнул Гарри, утирая рот рукавом, — мне нужно… — Вам нужны серьёзные зелья и длительный постельный режим, молодой человек! — переключилась с директора Дамблдора на Гарри мадам Помфри. — Перенесите его сюда. Осторожно. И медленно. Сириус подбежал и занял место Лили, помогая поднять Гарри с пола и придерживая его, пока он пошатываясь шагал к койке. — Мне нужно, — заупрямился Гарри, с трудом формируя слова. Он явно собирался потерять сознание. — Мне нужно… — Что тебе нужно, Гарри? — озабоченно спросила Лили, взбивая подушку, на которую Гарри положили через несколько секунд. Мышцы на его руках спазмировались, и Лили совсем забеспокоилась за состояние мозга Гарри. Когда он успел так сильно ушибиться? — Сон без сновидений, — выдохнул Гарри, с такой силой сжимая палочку, что Лили не рискнула попробовать забрать её. Гарри не разжимал руку с оружием даже когда потерял сознание на те мучительные шесть минут, которые потребовались им, чтобы добраться до ворот Хогвартса, где их встретили профессора. — Это зелье может подождать, учитывая текущее состояние вашего организма, мистер Поттер. Не следует давать слишком много зелий одновременно. Лили видела, как Гарри сжал руку Сириуса и посмотрел на него умоляющими глазами, которые без очков выглядели совсем большими. — Сириус… Он впервые назвал его настоящим именем. — Вы должны дать ему это зелье, — тут же авторитетно сказал Сириус, сжимая ладонь Гарри в своей в ответ. — Пожалуйста, — более застенчиво добавил он, увидев выражение лица целительницы. — О, вы конечно знаете лучше меня, что для здоровья мистера Поттера в приоритете, — съязвила мадам Помфри. Тем не менее, когда к койке Гарри левитировал поднос с зельями, Лили приметила там и зелье Сна Без Сновидений. — А теперь оставьте меня и мистера Поттера. Я сообщу о его состоянии через несколько минут. Лили не удержалась от того, чтобы снова пригладить волосы Гарри, торчащие во все стороны в вихре безумия. Взгляд её сына был рассеянным, кожа бледной и блестящей от пота. От одного только воспоминания о том, как они с Волдемортом вцепились друг в друга, сражаясь не только магически, но и физически, её подташнивало. Они вышли и последовали за директором Дамблдором. Какой-то частью себя Лили переживала из-за того, что использовала палочку за пределами Хогвартса, но другая её часть была уверена, что использование магии в месте скопления большого количества волшебников легко сойдёт им с рук — а Годрикова Впадина была волшебной деревней. Возможно, ей лучше не упоминать об этом просчёте рядом с профессорами. — Он в ярости, — едва они успели зайти в кабинет директора, сказал Северус, пришедший камином. Он не смотрел на Лили, как и на Сириуса с Джеймсом. — Я давно не видел Тёмного Лорда настолько обезумевшим. Лили замерла, не смея даже дышать. Они узнали о том, что Северус был шпионом случайно — ни директор, ни сам Северус не считали необходимым сообщать им нечто подобное. Лили полагала, что это справедливо, и никогда не пыталась узнать о положении Северуса напрямую. Однако любопытство снедало её, а Джеймс и Сириус считали, что в их ситуации информация была средством выживания и разыскивали её везде, где только могли. Итак, они знали, что Северус был шпионом. Но ни один из них не мог ручаться за его верность, даже Лили. — Он не причинил тебе вреда, Северус? Тёмная фигура Северуса была скованной и напряжённой. Он едва шевелился, стоя у камина и напрочь игнорируя всех, кроме директора. — Не имеет значения. О чём этот мальчишка только думал? — Не твоё дело, Снейп, — едко бросил Джеймс. — Мальчики, — строго произнёс директор, прерывая ссору в зародыше. — Возможно, нам стоит узнать, что случилось. Лили сделала шаг вперёд, собираясь исключить Ремуса из их истории и дать понять остальным, что и им стоит это сделать. Краем глаза она наблюдала за Северусом, не пропустив то, как он увильнул от вопроса директора, что могло значить только одно — ему причинили боль и он умалчивал об этом, как делал всегда, желая сохранить свою глупую гордость нетронутой. — Мы с Гарри немного поговорили, директор, и решали, что нам стоит попробовать узнать друг друга получше, прежде чем начинать какие-либо отношения. Кладбище Годриковой Впадины — то место, которое все мы должны были посетить в тот или иной момент. Мы решили сделать это вместе. — Это было рисковое предприятие, — мягко заметил директор. — Да, — сглотнула Лили, удерживая себя от слёз. — Но мы хотели увидеть. Всё ещё сложно поверить в это, понимаете? А Гарри… Он никогда не был на могилах своих родителей. — Как же так вышло, что её единственный ребёнок вырос таким одиноким и обременённым? — Мы навестили могилу Поттеров и решили прогуляться по деревне, но Сами-Знаете-Кто нашёл нас. Гарри почувствовал его раньше, чем он действительно появился, и велел нам бежать. — Гарри сражался с ним и дал нам время для манёвра, — вступил в разговор Джеймс. — А потом мы отвлекли Сами-Знаете-Кого и аппарировали к Хогвартсу. — Я думаю, парная аппарация усугубила травму головы Гарри, — поделилась опасениями Лили. — Я ни разу не аппарировала кого-то раньше. — Это было смело с вашей стороны, и вместе с тем невероятно опасно. — Директор Дамблдор выглядел таким старым и уставшим, что у Лили защемило в груди. — Я слышал о вашем манёвре, — презрительно выплюнул Северус. — Дьявольский огонь? Где были ваши мозги, Мун? — Не называй меня так, ты грёбаный скользкий… — Сириус, — строго прикрикнула Лили, прерывая его оскорбительные словоизлияния. — Не надо. Не сейчас. Гарри лежал в больничном крыле, раненый и травмированный. Им не следовало распылять себя на бессмысленные ссоры. — Дьявольский огонь был иллюзией, — осторожно, явно сдерживая себя от резких слов, сказал Джеймс, когда Сириус опустил голову, глядя на свои ботинки и явно не собираясь продолжать. — Иллюзии создают исключительно визуальный эффект, — скривил губы Северус. — Именно поэтому мы преобразили это заклинание. Помимо визуального эффекта мы вплели в заклинание иллюзию запаха, звука и тактильного воздействия. От этой иллюзии можно было услышать гул пламени, почувствовать невыносимый плавящий жар, учуять запах дыма и увидеть языки огня. Как полноценный Дьявольский огонь, только без настоящего причинения вреда окружающему миру. Лили восхищала их работа с заклинаниями, их способность сотворить нечто подобное. Джеймс и Сириус могли выглядеть беззаботными и распущенными, но их ум простирался очень далеко, а в некоторых областях достигал совершенно немыслимых глубин. — Это можно распознать, если ты довольно чувствителен к магии, но загвоздка в том, что увидев Дьявольский огонь, ты вряд ли позволишь себе сосредоточиться достаточно надолго, чтобы распознать в нём иллюзию. — Лили усмехнулась, зная, что Волдеморт не мог не испугаться их трюка с огнём. — В данном случае жизнь в большем приоритете. Сириус притворился, что потерял контроль над заклинание, и в суматохе они убежали прямо из-под носа Волдеморта. У Лили всё ещё дрожали поджилки от одного воспоминания о монстре, охотившемся на Гарри. — Это было очень умно с вашей стороны, — впервые за всю встречу улыбнулся директор. Его глаза мерцали за очками-полумесяцами. — Полагаю, Гарри повезло, что вы были с ним. Лили задалась вопросом, оказался бы он там, если бы их вообще не было в этом мире, но всё же кивнула. — Но как он нашёл нас? Он не мог знать, что мы будем там сегодня. Директор серьёзно посмотрел на неё, задумчиво складывая руки под подбородком. Северус сердито зашипел и отвернулся, взмахнув полами мантии, покидая кабинет с присущей ему драматичностью. — А это, моя девочка, то, что мы должны узнать у Гарри.***
Брызги волн были подобны удару под дых. Чайка кричала громко и пронзительно, словно делала это, сидя у него на плече, но как бы Гарри ни крутил головой, птицу так и не удалось увидеть. Волдеморта тоже пока не было. Обычно зелье Сна Без Сновидений помогало, но в этот раз Гарри чувствовал нечто тёмное и давящее на затворках сознания — так ощущался Волдеморт. Если зелье перестанет действовать, Гарри собирался сойти с ума. Он бросился в воду, игнорируя опасность сумасшедших волн и титаническую силу, с которой они бились о скалы. Ветер подталкивал его в спину, вмиг промокшие футболка и джинсы отяжелели и прилипали к коже, покрывшейся мурашками от холода. Чайка завопила громче. Вода уже доставала ему до груди, когда он услышал окрик сзади, но это не остановило его — только подтолкнуло действовать быстрее. Гарри изо всех сил оттолкнулся от дна, сделав последний рывок вперёд и тут же погрузился под солёную-присолёную воду, потеряв всякое чувство направления. Его затянуло дальше и глубже, кидало из стороны в сторону, как лист на ветру. Редкие глотки воздуха на поверхности не позволяли получать достаточное количество кислорода, и Гарри начал представлять, какого будет умереть подобным образом. Не от волшебной палочки, как он всегда думал, а в результате добровольного утопления. Но каким бы добровольным это ни было, Гарри не мог перестать сражаться. Бушующие воды были непоколебимыми, могучими противниками, которых нельзя было победить, однако это не останавливало его от барахтаний и слабых гребков, которые становились всё нерешительнее и медленнее, чем больше Гарри проводил времени в этом сумасшедшем вихре воды, соли и страха. Вода забивалась ему в рот, попадала в лёгкие. Глаза и пазухи носа жгло, слёзы смешивались с морской водой так быстро, что Гарри даже не был уверен, что плакал. Невероятной высоты волна накрыла его с головой. Он барахтался в воде, не понимая, где верх, а где низ. Маленького запаса воздуха в лёгких катастрофически не хватало и Гарри заставил себя выпустить остатки, чтобы умереть побыстрее — как чтобы не страдать, так и чтобы проснуться. Любые муки были предпочтительнее компании Волдеморта. Когтистая ладонь схватила его за плечо и дёрнула с такой силой, что Гарри удивился, как ему ещё не оторвало руку. Мантия Волдеморта в воде не казалась такой тёмной, как на поверхности — она сливалась с чёрными глубинами. Здесь, под водой, было спокойно, шум бури оставался наверху, и Гарри решил, что это хорошее место для смерти. У него болели лёгкие, болело горло, болели нос, уши и глаза, и всё же это было прекрасное место и хорошие чувства. Он давно потерял очки в этом безумии, мир расплывался, когда Гарри пытался смотреть на него, и всё же Волдеморт представлялся ему чётко и даже красиво с его бледной светящейся во тьме кожей. Монстр тащил его к поверхности с таким отчаянием на лице, что оно казалось искренним. Чудовище, пытающееся спасти свою жертву. Гарри закрыл глаза, видение уже темнело по краям. Он был настолько близок к смерти — и пробуждению, — насколько это было возможно. Когда он проснулся, ему пришлось перевернуться, чтобы его в очередной раз за день вырвало. Вода выходила из его желудка и лёгких, лилась из носа и глаз. Волосы прилипли ко лбу, и холодная рука убрала их, нежно пригладив — совсем как это делала Лили перед тем, как Гарри позволил себе потерять сознание в больничном крыле. Кашель раздирал его горло, а жжение в лёгких было таким сильным, что Гарри морально готовил себя к каждому болезненному вдоху и мучительному выдоху. — Я хотел… — Гарри настолько осип, что не смог продолжить дальше. Горло сжалось, не позволяя ему говорить. — Ты хотел покинуть это место, — озвучил его мысли Волдеморт. Он сидел так близко, что Гарри чувствовал его каждой клеточкой тела. Промокшая насквозь мантия была сплошь усыпана мокрым песком. — Ты мог бы умереть. — Только… здесь. — Ты не мог знать, — гневно зашипел Волдеморт. — Как ты можешь рисковать своей жизнью ради чего-то столь незначительного?! Гарри рассмеялся бы, если бы у него были силы. Ему было холодно. Так холодно. — Лучше умереть, — проскрежетал Гарри, с усилием выталкивая каждое слово, — чем… — Чем видеть меня? — мягко сказал его мучитель, когда Гарри так и не продолжил. Он ничего не ответил. Они оба понимали, что Гарри хотел сказать и что чувствовал. Гарри дрожал, и эта дрожь была столь крупной, что его зубы ударялись друг об друга. Его одежда насквозь промокла, а ледяные порывы ветра, казалось, стали ещё яростнее теперь, когда добровольная жертва Гарри волнам была украдена. Он неловко стянул кроссовки и предпринял слабую попытку выжать футболку, когда тёплая толстая ткань была накинула ему на плечи. Гарри напрягся на секунду, но неоспоримое тепло, которое принесло ему изумрудное одеяло, перевешивало тот факт, что его подарил Волдеморт. Оно было таким мягким и таким тёплым, что Гарри был уверен в наличии чар, обеспечивающих этот комфорт. Монстр сел рядом с ним, очень близко, но не касаясь одеяла. Он был весь мокрым и словно бы поникшим, капельки воды стекали с лысой головы и худых запястий, голова повернута к небу, когтистые пальцы зарылись в песок. — Ты не побоялся бы умереть, если бы это означало избавиться от меня, — тихо сказал Волдеморт. Это было не совсем правдой. Гарри не был самоубийцей и не провернул бы нечто подобное в реальной жизни. Он даже не предполагал, что смерть в этом пространстве — которое, похоже, не было сном — может как-то повлиять на его настоящее тело. — Спасибо, что вытащил меня, — неохотно поблагодарил Гарри, не находя, что ответить на горечь, звучащую в словах Волдеморта. — Я не хотел бы умереть от утопления. Это слишком долго. Волдеморт издал звук, похожий на рычание. — Ты не умрёшь. Забавно было слышать это от того, кто подвергал жизнь Гарри опасности больше раз, чем удавалось вспомнить. Ещё более забавным было то, что Гарри верил ему.***
Палочки были чем-то совершенно особенным для волшебников. Те, кто не просто творили волшебство, но и чувствовали его, осознавали, что палочки не были обычными инструментами — они были всё равно, что продолжением руки. Крайне личная, интимная вещь, которой никто не делился — даже братья близнецы или отвратительно влюблённая пара редко помышляли о том, чтобы воспользоваться палочками друг друга. Гарри всегда держал палочку при себе. Она была для него как оружием, так и самым верным другом. Нечто сокровенное, верное и его. И теперь его родная остролистовая палочка была в лапах Волдеморта, а ему приходилось довольствоваться тисом. Гарри мог признать, что палочка Волдеморта была красива. По ней несложно было догадаться, что она принадлежит Тёмному Лорду — дерево лоснилось густой чёрной магией, фонило запредельной силой, которую Гарри предстояло обуздать. Она была светлой, но темнее простыней в больничном крыле — если бы Гарри не знал наверняка, подумал бы, что палочка сделана из кости, а не из тиса. Она разительно отличалась от палочки остролиста, которая сейчас, должно быть, покоилась в длинных чудовищных пальцах Волдеморта. От одной мысли у Гарри побежали мурашки по коже. Он стряхнул их с рук, лишь слегка удивлённый тем, что не ощущает должного отвращения от этого мысленного образа. Батарея зелий ждала его на столике у койки. Их необходимо было принимать в строго определённом порядке, и Гарри не предвкушал момент, когда у мадам Помфри закончится терпение и она силой вольёт их ему в глотку. Койка скрипела, когда он встал с неё, а лёгкие, казалось, до сих пор горели от наполнившей их морской воды. Белая палочка, истекающая тёмной магией, была крепко зажата в его руке. Директор Дамблдор посетил его после ухода друзей, где Гермиона и Рон одними взглядами спрашивали, что происходит, а Мэри, Мун и Питерс обхаживали его, как Хагрид обхаживал побитых акромантулов. Словно эти твари заслуживали такой заботы. — Я только хотел узнать, можешь ли ты предположить, как Волдеморт нашёл вас? Гарри мог, но он не стал озвучивать свои мысли. То, что происходило, должно было остаться только между ним, Волдемортом и Снейпом. Гарри не хотел умирать, какой бы великой ни была его жертва в том случае, если он ляжет на алтарь во имя высшего блага. — Нет, сэр. Ничего. Мне жаль. Глаза у Дамблдора были чертовски выразительными и разочарование угадывалось в них с первого взгляда. Он выбрался из больничного крыла на утро следующего дня. Гарри шёл по коридорам, люди шептались и смотрели на него, но когда они не делали этого? На первом курсе присутствие великого Гарри Поттера в Хогвартсе было новинкой — и люди провожали его взглядами, куда бы он ни пошёл. На втором его провозгласили Наследником Слизерина и восхищения в людях резко поубавилось, однако внимание не исчезло — оно лишь сменило спектр с восхваления и любопытства на ненависть и страх. На третьем курсе на него глазели из-за Сириуса Блэка и его боязни дементоров, а четвёртый и вовсе был одним сплошным пятном унижений, страха и Риты Скитер, подливающей масла в огонь. Гарри ненавидел внимание всех этих лицемеров и, как следствие, презирал и самих людей, которые отчего-то решили, что имеют право на его личную жизнь. — Я рада, что с тобой всё в порядке, но я всё ещё разочарована твоим безрассудством, — категорично отрезала Гермиона, когда Гарри жалобно посмотрел на неё, с трудом переставляя ноги из-за нежелания идти на завтрак в Большой зал, где будет куча народу. Гарри действительно привык, что на него частенько пялятся, но то, как они шарахались каждый раз, как он доставал палочку? Ему это нравилось. Однако это совершенно не вязалось с его образом добродетельного героя и к тому же раздражало Гермиону, которая хотела знать, что Гарри забыл в компании новичков, но ни от кого не сумела добиться внятного ответа. От запаха жареных сосисок и от вида яичницы Гарри затошнило. Он выпил около пяти зелий, прежде чем уйти из-под опеки мадам Помфри, и последнее, чего ему хотелось — это еда. Однако жажда снедала его, и Гарри наколдовал стакан воды, не уверенный, что переварит даже тыквенный сок. — Ты точно в порядке? — участливо спросила Мэри. Гарри мог понять, что её потрясла встреча с Волдемортом, но раздражение от её искренней заботы все равно просыпалась в нём каждый чёртов раз. — Да. Утренняя почта посыпалась на учеников Хогвартса градом бумаг и требовательными криками сов. Гарри нежно погладил перья Букли, которая принесла ему набор новых перьев, и скормил ей ломоть бекона. Она довольно примостилась у него на плече. Когда стакан с водой опустел, а Гермиона и Рон почти закончили свой завтрак, прямо перед Гарри упала ещё одна посылка. Он не ждал ничего, кроме заказанных перьев, поэтому проверил хрустящий свёрток несколькими заклинаниями, а упаковочную бумагу срывал палочкой, готовый выставить Протего в нужный момент. Тис в его руке пел от удовольствия, и это было бы почти приятно и мило, если бы эта палочка не принадлежала убийце его родителей. Гарри не сразу понял, что скрывала за собой бумага нежданной посылки. Пучок зеленых и белых лепестков, с которых падали капли воды, похожей на утреннюю росу, обрёл форму букета, перевязанного лентой, только после долгого неверящего разглядывания. Гарри несмело коснулся нежного лепестка пальцем. Цветы были хрупкими и сладко пахнущими, а листья хрусткими и сочно зелёными. Гарри убрал всю бумагу и осторожно взял небольшой букет в руки. Белые лилии лучились жизнью и чистотой, на зелёной ленточке была записка. Ты должен выбрать себя, даже если это не согласуется с моими желаниями, значилось в записке. Мне очень жаль — приписано словно запоздало. — Чистота и искренность намерений, — прервал очарование Гарри цветами женский голос. — Что? Лаванда указала на букет с лукавой улыбкой. — Это то, что означают белые лилии в языке цветов. Во рту у Гарри пересохло, когда он задался вопросом, вложил ли Волдеморт в это послание именно тот смысл, о котором говорила Лаванда. — А они значат что-нибудь ещё? — Ну, сложно вспомнить конкретно о них. Кажется, что-то о силе духа? Их дарят людям, потерявшим близких, чтобы помочь перенести душевную боль. Намекал ли Волдеморт, что готов быть его моральной поддержкой из-за всех тех убийств, которые он сам и устроил? Этот эмоционально отсталый идиот мог замахнуться на нечто подобное, Гарри был уверен. — А ещё это подчёркивает святость получателя и его божественное начало. — Лаванда улыбалась такой странной и знающей улыбкой, что у Гарри закралось несколько неприличных мыслей, которые он поспешил прогнать. — Я могу одолжить тебе книгу, если хочешь. — Было бы замечательно. Ты много знаешь об этом, — неловко заметил Гарри. — Я люблю цветы, — пожала плечами Лаванда. Гарри кивнул и с безграничной осторожностью погладил нежный белый лепесток. На этот раз он не сжёг записку, а сунул её в карман, планируя спрятать в месте понадежнее. Гарри чувствовал на себе взгляд Лили Эванс, но старался не смотреть на неё в ответ.