Звездная пыль

      Бархатно-синее небо ещё зеленело к горизонту, но над головой уже зажигались звезды. Воздух был уже прохладный, но ещё по-летнему пряный. Аккуратная площадь с церквушкой и мемориалом героям магловской войны пребывала безлюдной. Для провинциального городка час был уже поздний. Окна небольших традиционных английских домиков тепло светились, скрывая каждое какую-нибудь буднично-уютную картинку. За цветочными занавесками с кружевом старушка вяжет перед телевизором, за кремовыми тюлями семья ужинает вместе за столом, а за красными шторами любовники скрылись на втором этаже, позабыв в гостиной свет, музыку и пустые бокалы. Четверо парней вышли на площадь с одной из центральных улочек, на которой стояли одни из самых старых особняков. Периодически в компании раздавался смех, впрочем, не слишком громкий, так что выглядывавшие в окна старожилы даже не находили, о чём побрюзжать.       В тот вечер закончившим свои дела в Лондоне ребятам прилетела сова от миссис Поттер, которая звала всех «своих мальчиков» на ужин. У Поттеров друзья бывать любили. Сириус впервые обрёл у них место, где мог быть собой и чувствовать себя дома. Римус любил обстоятельные беседы с мистером Поттером, зельеваром-изобретателем, который всегда общался со своим сыном и его друзьями как с мужчинами, никогда не смягчая, но и не сгущая красок. А Питер в доме Поттеров чувствовал себя в безопасности. Неоткуда было ждать удара. Ведь даже Сириус, который мог иногда пошутить над Хвостом (не в обиду, конечно, но Питеру от этого менее обидно не становилось) в домашней атмосфере заметно притихал и добрел. Так что ужинали в тот день все в уютной гостиной, беседуя с родителями Джеймса, а после чая с вишнёвым пирогом вышли прогуляться, чтобы незаметно трансгрессировать с полей и не пугать соседей хлопками поздно вечером.       Ребята пересекли площадь и свернули на старое кладбище за церковью.        — Бу! — Бродяга внезапно схватил сзади подпрыгнувшего и по-мышиному пискнувшего Питера.       Сириус рассмеялся:       — Боишься мёртвых, Хвост?       — Бродяга, он тебя боится. Так орать, даже я подпрыгнул, — добродушно отозвался Джеймс.       Римус шёл тихий и поникший. Речь за столом предсказуемо зашла о планах ребят после выпуска, и ему нечего было ответить мистеру Поттеру, который, кажется, даже смутился, осознав, что и у кого спрашивает. И хотя Флимонт Поттер быстро нашёлся и заверил Римуса, что он никогда не должен сдаваться перед лицом предрассудков и что он обзавёлся в этом мире главным — друзьями, которые его никогда не бросят и готовы оказать вполне конкретную помощь в поиске работы, на Римуса всё равно накатила волна тошноты. Он всё это ненавидел. Ненавидел то, что должен стесняться себя и бояться будущего. Друзья его настроение, конечно, чувствовали, и подбадривали, как умели. Джеймс пытался увлечь его разговором о квиддиче, а Сириус похлопал его по плечу и пролаял:       — Какой смысл заранее убиваться, Лунатик. Вот посмотри на них, — он указал на старые, покрытые лишайником надгробия, мимо которых они шли, — как бы все они жили, если бы всё время думали о том, где теперь окажутся.       — И всё же это не отменило того, где они оказались.       — Мы все там окажемся — отозвался Джеймс, — но до этого, ещё поживём, поймаем парочку снитчей, устроим несколько мародёрских шалостей. Сириус сведёт с ума еще парочку девушек, ты прочитаешь десяток новых книг, а когда настанет время, захватим с собой парочку Пожирателей.       Римус не мог не улыбнуться.       — Сохатый, как хочешь, но ты до этого должен решить что-то с Эванс, сводить её на свидание, пожениться и нарожать оленят.       — Таков план, — весело отозвался Джеймс и снова вернулся к старой теме: — Мы все не в сказке живем, Лунатик. Все хлебнём. Но разве оно того не стоит? — и он замялся, а рука его привычно метнулась к волосам.       Красивые слова ему явно не давались, но Римусу и этого было достаточно. Он вдохнул полной грудью прохладный, сладковатый воздух с привкусом травы и влажной земли и решил, что они правы. Пока его ждёт ещё целый год в Хогвартсе. Да и после прорвёмся, решил он и зашагал легче.       Питер, шедший впереди, скрипнул кованой калиткой в кладбищенской ограде, и ребята вышли на дорогу, ведущую к полям. Калитка скрипнула снова, закрываясь за ними, и старое кладбище погрузилось в голубоватый мрак и тишину, а безмолвно лежащие под тяжёлыми каменными плитами не стали спорить с молодыми ребятами.

***

      Утро первого сентября сразу объявило о том, что пришла осень. Солнце, светившее все последние дни, спряталось за низкими тучами, которые, словно тяжёлое одеяло, придавливали к земле. По асфальту кое-где шуршали ещё незаметные вчера сухие листья. Джеймс и Сириус шли по вокзалу Кингс-Кросс, толкая перед собой тяжёлые тележки с огромными чемоданами, длинными свертками, в которых пряталось самое дорогое — мётлы, а у Сохатого сверху всего этого стояла клетка с пёстрой неясытью, которая недовольно подухивала, когда тележку трясло на стыках плит, и неодобрительно косилась полуоткрытым чёрным глазом на хозяина.       Естественно, после появления в «Дырявом котле» Пожирателей смерти Сириус не стал ночевать в номере, а остался после ужина у Поттеров.       На завтрак миссис Поттер испекла своим мальчикам блинчики и героически отказалась от идеи предложить проводить их на вокзал. Не маленькие уже. Но расцеловав обоих в щёки, ещё долго смотрела из окошка в прихожей, как они уходят, и вытерла слезу. Последний год они могут ещё побыть детьми, последний год могут чувствовать себя в безопасности за стенами замка. А дальше? Юфимия покачала головой. Как член Ордена Феникса, она слишком хорошо понимала, как обстоят дела на фронте, который прошёл прямо по их жизням.       Теперь ребята, оглянувшись по сторонам, но не замедляя шага, прошли через барьер, разделявший два мира. Платформа 9¾ встретила их густыми клубами солоноватого дыма, оставляющего на языке привкус металла, криком сов и беготнёй детей. Красавец алый паровоз был готов к путешествию. Мелюзга бегала и визжала, выбравшись из объятий родителей. Шестикурсники строили из себя взрослых, с родными прощались прохладно, а друг другу только слегка кивали. Семикурсники же выглядели каким-то притихшими и придавленными мыслью, что путешествие в Хогвартс нынче предстоит им в последний раз.       Сириус напрягся, готовясь к неизбежной встрече с родителями, провожающими Регулуса, но не забывал поглядывать на стайки девочек, выискивая ту, которую так надеялся увидеть. Джеймс тоже вытянулся по струнке и стал чаще обычного трогать свои волосы, но при этом выглядел каким-то несчастным. Несколько лет он не давал прохода бедной Лили, оказывая ей все возможные и невозможные знаки внимания. В тринадцать, четырнадцать и даже пятнадцать уверенности ему было не занимать. Но Джеймс взрослел, а вместе с ним взрослело и углублялось его чувство, перерастая из подростковой влюблённости во что-то, название чему он еще не дал. Да и многочисленные отказы видимо тоже сделали своё дело. В последние разы, когда Лили с другими девочками проводила время в компании мародёров, бедняга боялся лишний раз открыть рот, внутренне готовясь к очередной отповеди, которую, однако, всё не получал. И теперь, после каникул, он панически боялся, что «весенняя оттепель» ему привиделась, и она встретит его очередным: «Иди куда шёл, Поттер». Он бы этого просто не вынес.       Ребята пробирались через толпу, махая и кивая знакомым. Где-то ближе к середине состава обнаружились Хвост и Лунатик с родителями. Мистер и Миссис Люпин решили всё-таки проводить сына в последний раз. Но у этих мальчиков не было в ходу стыдиться своих родных или посмеиваться над родительской любовью. Слишком поучительным был для них контраст семей Сириуса и Питера с семьями Римуса и Джеймса.       Поэтому двое новоприбывших поздоровались и с большим удовольствием подключились к общей дружеской беседе. Лайелл Люпин, высокий мужчина с каштановыми с проседью волосами, выглядел так, словно недавно резко похудел, и всё, включая его собственную кожу, было ему слегка великовато, но спокойные, вдумчивые голубые глаза за прямоугольниками очков и глубокий голос делали его очень приятным, и можно было догадаться, что в молодости он был очень красив. А вот его жена Хоуп была красива до сих пор: миниатюрная блондинка с тонкими чертами лица, она становилась просто неотразима, когда редкая в последнее время гостья-улыбка освещала её бледное лицо. Родители Римуса души не чаяли в его друзьях. Было время, когда они окончательно похоронили надежду, что их мальчик сможет быть частью этого общества. А теперь он заканчивал Хогвартс, шёл на аттестат с отличием и имел друзей, которые никогда не бросят его в беде. Для них всё это было как счастливый сон.       Питер, воспользовавшись приходом ребят, буркнул, что пойдет займёт купе и спрятался в поезде. Если богатые и счастливые Поттеры, которые души не чаяли в своём золотом мальчике, его нисколько не удивляли и только давали возможность погреться в их благополучии, то бедные, измученные Люпины, сияющие счастьем за своего сына-оборотня, действовали ему на нервы. Что, разве легче им пришлось, чем его матери, которую бросил отец? И разве сам тихоня, аутсайдер Римус — ОБОРОТЕНЬ, лучше, чем он сам? Да, умнее. Но в остальном? Он не играет в квиддич, не дерётся на дуэлях, не сводит с ума девушек. Сидит и пялится себе в книжку. Тогда почему Люпины пришли сегодня на вокзал и еле сдерживают слезы от гордости, а его мать только кинула ему утром, уходя на работу: «Не забудь оставить ключи в горшке с цветами, а то потеряешь» и ушла, даже не пожелав сыну удачного учебного года.       Нельзя сказать, что Хвост так ясно осознавал все эти чувства, навалившиеся на него грязным, пёстрым комом. На первое место вышла только жгучая обида и раздражение. На что? На кого? На эти вопросы он не вполне мог ответить. Просто протопал по вагону, ни на кого не смотря, и, найдя пустое купе, закрылся в нём, стукнув дверью так, что задребезжало стекло, а две второкурсницы в проходе подпрыгнули от неожиданности.       Болтая со всеми, Сириус растерянно глянул в сторону и увидел стайку девчонок, среди которых была знакомая ему по дуэльному клубу Оливия Шафик, когтевранка, которая как раз перешла на шестой курс. Сириус вежливо извинился и отошёл, оставив Джеймса одного с семьёй Люпинов.       При его приближении щебетание среди девчонок сначала усилилось, а потом резко смолкло.       — Добрый день, — Сириус улыбнулся одной из тех улыбок, от которой сердечки всех девушек в радиусе нескольких метров начинали трепетать и биться, как испуганные птички, — Оливия, ты не могла бы меня выручить?       — Э-э-э… да, — невысокая, кудрявая Оливия с хорошенькими ямочками на щеках явно растерялась, а её подруги затаили дыхание, — что я могу сделать?       — Знакомые попросили меня передать кое-что Марлин. Ты не знаешь, где она?       — Э-э-э… — девушка растерялась ещё больше и, видимо, чувствуя себя полной дурой, несколько порозовела. — Прости, я такую не знаю.       — Да? Я думал она из Когтеврана… — он обвёл взглядом других девушек, надеясь, что они вспомнят.       — На нашем курсе такой нет точно, — отозвалась полненькая светловолосая подруга.       — На нашем тоже, я с пятого, — поспешила вставить ещё одна, со смешными хвостиками, торчащими в разные стороны.       — Видимо, я что-то перепутал, прошу прощения, — Сириус снова улыбнулся, под восторженные взгляды девушек, и собирался вернуться к друзьям, как взгляд его упал на двоих. На статную женщину в бархатной мантии с тёмными волосами, собранными в безукоризненную высокую причёску; её абсолютно чёрные глаза не выражали ничего, кроме холодного высокомерия, а рука покровительственно лежала на плече худощавого юноши с семейно-бледной кожей и тоже, что резануло сердце Сириуса как ножом, высокомерным выражением серых глаз. Было время, когда Сириус помнил эти глаза задорно сверкающими во мраке шкафа, где они прятались от Кикимера после очередной проделки.       Сириус остановился и, глядя матери в глаза, отвесил ей полный ледяной насмешки глубокий поклон, которым заставляли детей приветствовать мать утром. Ни единый мускул на лице Вальбурги не дрогнул, и она равнодушно перевела глаза в другую сторону, словно её старший сын был не больше, чем пустым местом. Но тот уже отвернулся и шагал обратно к друзьям.       — Ну что? — поинтересовался Джеймс полушепотом, наклонившись к другу, — нашёл Марлин?       — Нет, — Сириус мотнул головой, давая понять, что сейчас не время.       Постепенно перрон пустел, а в окнах поезда мелькало всё больше детских мордашек. Кое-кто высовывался и махал родным. До отправления оставалось минут десять.       — Ну что, пора? — похлопал сына по плечу Лайелл.       — Да, пора, — согласился, Римус. Он пожал отцу руку, обнял мать, которая из последних сил пыталась сдержать слёзы, и поцеловал её в макушку, — пойдём, посмотрим, удалось ли Питеру занять нам купе.       Джеймс и Сириус вежливо попрощались и все вместе, затащив свои вещи в вагон, двинулись по проходу, заглядывая во все купе в поисках Хвоста.       — Так что там с Марлин? — вернулся к теме Джеймс.       — Оливия её не знает.       — Когтевранка с пятого?       — Уже с шестого.       — Ясно. Тогда может, она с другого факультета? Или… ну, может, одногруппница Нэтали.       Сириус поморщился. Семикурсница с Когтеврана Нэтали Вайлет вот уже несколько лет (сразу после выпуска Нарциссы Блэк) слыла королевой красоты Хогвартса. В прошлом году судьба неизбежно свела их с Бродягой, впрочем, ненадолго. Весной они уже расстались, и, хотя Нэтали была слишком умной и гордой, чтобы показать Сириусу, как она переживает, у него осталось неприятное чувство, что он её всё-таки обидел. Мерлин свидетель, он не хотел этого. Но неприятна была ему не столько мысль о бывшей девушке, сколько идея, что Марлин училась на одном с ним курсе. Конечно, по именам они все друг друга не знали, но уж в лицо — точно. Хотя всякое бывает. Может, прекрасный лебедь вырос из какого-нибудь пухленького прыщавого гадкого утёнка. И всё же Сириус начинал переживать.       В этот момент ребята увидели купе с закрытыми окнами, а Сириус резко выставил руку, останавливая шедших чуть позади друзей. Все трое незарегистрированных анимага переняли у своих четвероногих сущностей те или иные свойства. Джеймс был уверен, что стал быстрее и ловчее, после того как научился превращаться в оленя, а у Сириуса резко обострился слух и обоняние. Вот и теперь он приложил палец к губам и указал на своё ухо, давая понять, что слышит что-то, и, сделав ребятам знак, чтобы те приготовились и вытащили палочки, резко распахнул дверь.       Бледный как мел Хвост сидел, сжавшись в комочек, в дальнем углу купе, а над ним возвышались две рослые фигуры парня и девушки, которые резко обернулись, услышав грохот открывающейся двери.       — Кэрроу, — выплюнул сквозь зубы Сириус, первый вошедший в купе.       — О, а вот и остальные. А мы-то думали, вы наконец набрались храбрости сделать хоть пару шагов поодиночке, — с лениво-дерзкой улыбкой ответил Амикус, а его сестра мерзко гоготнула, — а вы просто своего малыша бросили.       — То-то вы всегда вдвоём задираетесь с теми, кто помладше да послабее, — рыкнул Джеймс.       — Идите кошмарить своих слизеринских змеёнышей, пока я вам в одиночку задницы не надрал, — голос Сириуса был холоднее льда и выражал такое презрение, которым можно было овладеть только будучи частью благороднейшего и древнейшего семейства Блэков.       — Привык задаваться, будучи Блэком? Но теперь-то семейка тебя вышвырнула, за фамилией теперь не спрячешься, — голос Алекто был таким же хриплым и противным, как у ее брата, и вообще она выглядела полной его копией, только еще менее удачной.       Римус еле успел схватить Бродягу, уже поднимавшего палочку, за локоть. Он сказал довольно спокойно:       — К сожалению, мы не дадим Сириусу исполнить его угрозу и проучить вас в одиночку. Нас, видите ли, четверо, а вас двое. Поэтому убирайтесь пока целы.       Брат и сестра недовольно поморщились, но против арифметики не попёрли. Сириуса пришлось хорошенько дёрнуть, чтобы он освободил им проход из купе. Ледяной холод в его глазах ничего хорошего не предвещал.       — Зря ты, — гавкнул Блэк, вырывая свой локоть из руки Римуса, когда слизеринцы скрылись в другом вагоне, — эти мрази заслуживают урока.       — Они давно напрашиваются, — вставил тяжело дышащий Джеймс.       Римус вздохнул:       — У вас будет целый год. Давайте просто не сейчас, когда рядом дети.       За ними в проходе действительно застряла группка малышей-первашей, толкающих чемоданы с себя размером. Ребята поторопились затащить свои вещи к Питеру в купе, пропуская малышню, и напряжение несколько спало.       Питер от счастья готов был броситься друзьям на шею и позабыл всё своё раздражение и обиды.       — Надеюсь, ты не обдулся от страха, Пит? Как ты вообще в Гриффиндор попал? — буркнул всё ещё злющий Сириус, усаживаясь рядом с Хвостом.       — Пит ни при чем, — вступился за того Джеймс, всё ещё стоящий в проходе, — Римус прав, мы этих двоих так просто не оставим. Просто сейчас не время и не место.       — Эти гады весь прошлый год Рега обхаживали. Спят и видят, как затащить его в свою вонючую секту.       — Брось, Бродяга. Твой брат, конечно, идиот, но парень неглупый. Ему как-то… — Джеймс замялся, выбирая слово, — не по чину водится с этими отморозками.       Талантливый мальчик, Регулус Блэк, лучший на своём курсе ученик, просто излучал аристократизм всем своим видом, от серебряных застёжек на мантии до изысканных манер. Он действительно не выглядел одного поля ягодой с Кэрроу, которые даже ногти толком не умели чистить.       — А в этом и весь парадокс, — вставил со вздохом Римус, — лучшие мозги, древние семьи и встают в один ряд вместе с такими троллями как Кэрроу. Эти идеи вытаскивают самое худшее из людей. Что, кстати, они сказали про тебя, Сириус?       — Ничего нового. Просто до моей семьи видимо дошло, наконец, что я назад к ним под крылышко не собираюсь. Да и до других тоже. Снегг ещё в конце прошло года шипел что-то про то, что я, мол, сглупил, попрощавшись со своей «неприкосновенностью».        — Пусть этот мелкий мерзопак научится сначала мылом пользоваться… ммм… эээ… привет, Лили.       Выражение лица Джеймса, который не заметил приближение одногруппниц, несмотря на мрачную атмосферу в купе, вызвало у друзей весёлые усмешки, которые они старательно попрятали.       — Привет. Я тебя искала, — в проходе показалось несколько порозовевшее лицо Лили, — то есть… нам нужно в купе для старост, проинструктировать новичков и всё такое.       — Да, я знаю. Я собирался… прости, мы тут…       — Да нет, ты не опоздал, просто ты староста первый год, и я решила…       Оба замолчали. За Лили появилось круглая добродушная мордашка её подруги Алисы, которая, похоже, тоже была готова расхохотаться над этими двумя.       — Привет, ребята, — махнула она мародёрам, чем несколько разрядила атмосферу.       Все принялись здороваться и спрашивать, как провели каникулы. Лили явно была рада возможности отвести глаза от Джеймса, а тот явно не мог оторвать от неё свои.       — Вам, кажется, пора, — напомнила Алиса новоиспеченным старостам школы. Те закивали и удалились, оба пунцовые и более неловкие, чем когда-либо в своей жизни. — Уф, без этих двоих даже дышать стало легче, — хохотнула Алиса, садясь к ребятам в купе, — когда они пытаются разговаривать друг с другом, я начинаю размышлять, можно ли умереть от испанского стыда.       — Да, Джеймс становится таким оленем, — согласился Сириус.       — Лили сама хороша. Он хотя бы точно знает, чего хочет, — возвела глаза к небу гриффиндорка.       — На мой взгляд, Лили тоже скоро осенит, — добродушно улыбнулся Римус.       — Этот день нужно будет отметить.       — Предлагаю напиться.       — Ты угощаешь.       — Забились. Все весело рассмеялись.       — Кстати, Люпин, ты как, что старостой школы назначили Джеймса, а не тебя? Все годы ты же был старостой, — поинтересовалась Алиса, которая всегда была прямолинейной и добродушной, за что её и любили одногруппники.       — Я отлично. Рад, что Макгонагалл решила сменить тактику. Старая очевидно не работала.       — Ты о чём?       — Ни для кого не секрет, что меня сделали старостой, чтобы я мог держать этих двоих в узде, — он кивнул в сторону веселящегося Бродяги, — но так как я потерпел… ммм… фиаско, Макгонагалл, видимо решила, переложить ответственность непосредственно на их плечи, в безумной надежде, что её тяжесть придаст им эээ… благоразумия.       — Или ей тоже надоело наблюдать за этими двумя, — вставил Сириус.       Они с Питером затряслись от смеха, а Алиса улыбнулась:       — Вы хорошие друзья, ребята.       На это ей никто не стал отвечать. Городские пейзажи за окном сменились холмами, накрытыми лоскутным одеялом полей. Кое-где среди туч стало пробиваться жиденькое солнце, а местами брызгал дождик. Ребята беззаботно болтали, когда дверь открылась и в купе показалась сногсшибательно красивая девушка. Ради таких поднимаются на войну сотни кораблей, а поэты сходят с ума стихами. Хвост побледнел ещё сильнее, чем при встрече со слизеринцами, и издал звук, словно в горле у него что-то застряло. К его огромному стыду, это была его постоянная реакция на появление Нэтали Вайлет. Но девушка сама немного растерялась:       — Простите, — только и сказала она, мазнув глазами по купе. При виде Сириуса лицо её осталось спокойно, но при виде Алисы нежно-фиалковые глаза немного потемнели.       Она уже собиралась выйти, когда Бродяга схватил её за руку:       — Нэтали! Можно тебя на секундочку?       Оба вышли из купе.       — Привет, — девушка очень старалась, чтобы голос был спокойным и в меру дружелюбным.       — Привет. Нэтали, послушай, друзья попросили меня кое-что передать Марлин, она, кажется, из Когтеврана. Не знаешь, где она?       — Сириус, я такую не знаю.       — Значит, всё-таки не из Когтеврана.       — Нет.       — Ясно.       Повисла неловкая пауза, и Нэтали уже набрала в грудь воздуха, чтобы попрощаться, но Сириус её опередил:       — Как каникулы?       — Хорошо, мы семьёй ездили на море.       Он хотел сказать, что загар ей идёт, но благоразумно промолчал. А Нэтали промолчала, что сколько бы ни дежурили под её окном бронзовокожие, весёлые южане, сколько бы ни дарили ей пушистые персики и нежные, как её щеки, цветки плюмерии, на сердце её было тоскливо, и она часто пугала родителей таким выражением лица, словно была не прочь утопиться в этих ласковых лазоревых волнах.       Она не стала вежливо задавать встречный вопрос, решив, что вежливости с неё хватит.       — Я пойду, Сириус. Увидимся.       И ушла, махнув своими удивительными серебристо-персиковыми волосами. Бродяга смотрел ей вслед и чувствовал только лёгкую досаду и разве что небольшой укол совести.       Да, она была красива. Но Сириус часто предпочитал её компании вылазки с мародёрами, не водил её, как она хотела, в кафе мадам Паддифут и не брал за руку в Большом зале, да и вообще был занят чем угодно, только не ей. С ней ему было скучно. И весной, не вынеся больше её грустных фиалковых глаз, когда он в очередной раз уходил с ребятами, он предложил ей расстаться. После этого она держалась с ним неизменно спокойно и дружелюбно, истерик не закатывала, свою компанию не навязывала и явно старалась показать, что живёт своей жизнью. Но у Бродяги было собачье чутьё и на такие вещи в том числе.       Когда тележка со сладостями уже проехала, вернулись старосты. Они, судя по всему, уже пообвыкли в компании друг друга и уже меньше походили на заикающиеся помидоры. Алиса напомнила Лили, что они обещали к кому-то зайти, и обе девушке ушли. Лили при этом улыбнулась Джеймсу:       — На станции нужна будет помощь.       — Конечно! — ответил тот и исполнил победный танец, когда за девочками закрылась дверь. Остальные мародёры добродушно посмеивались.       — Кстати, я встретил Брума. Он теперь капитан пуффендуйской команды. Последний год ему остался, но всё же.       — Поздравляю его. Это будет интересно, — отозвался Сириус.       — Так вот, я спросил, знает ли он некую Марлин, он сказал, что у них никого с таким именем нет. И с ним Лесли была, она же с шестого. Она тоже такую не знает.       Сириус хмуро кивнул. Остался Слизерин. Младше шестого она быть не могла. Слишком спокойной, уверенной была и во время схватки с Пожирателями, и будучи раненой, и потом, ночью… Нет, не может ей быть пятнадцать или четырнадцать. Глупо. И про Хогвартс она как-то упоминала, рассказывая историю, как отрабатывала одно заклинание на Пивзе, так что учиться за границей она тоже не может. Либо она со Слизерина (Сириусу пришлось напомнить себе, что и среди слизеринцев могут быть хорошие люди, но сердце его взбунтовалось против этой идеи), либо уже закончила школу.       Последнее было вполне вероятно, но Сириусу нравилось ещё меньше, чем Слизерин. Не потому, что он не хотел оказаться младше неё, для этого он был слишком уверен в себе, а потому, что это означало бы, что он её потерял, по глупости не спросив, как может её найти. Понадеялся на глупый значок и книгу. Мало ли путей, как они могли оказаться у неё в сумке?       Холмы сменились скалами, поля — лесами и пустошами, стемнело. Прибыли. В Шотландии небо расчистилось, но задул ледяной северный ветер, из-за чего суета на станции в Хогсмиде была ещё большая, чем обычно. Сияющий не хуже фонаря Хагрида Джеймс ушёл вместе с Лили собирать малышей. То, что они поплывут по озеру в такой ветер, казалось негуманным, а то, что доплывут — маловероятным. Ветер срывал шарфы, трепал мантии и заставлял себя перекрикивать.       Мародёры снова приютили Алису и поделили вещи старост на всех. Сириусу безоговорочно досталась клетка с Тарандо, неясытью Джеймса, и переноска с белоснежной пушистой кошкой Лили, Альбой. И хотя Римус и Питер пыхтели, таща по два чемодана, но с Сириусом меняться бы не стали, так как у того была буквально удивительная способность ладить со всякой живностью, и это был единственный способ избежать проблем в отсутствие хозяев. Алиса же, запуганная мальчишками, аккуратно, словно величайшую драгоценность, несла метлу Джеймса. Бродяга, посмеиваясь в душе над её перепуганным видом, строго поглядывал на неё, словно проверяя, достаточно ли ответственно она относится к своей миссии.       Все вместе вывалились на платформу. Холодный ветер обжигал щёки, на глазах выступали слёзы, а горло перехватывало. Сириус кое-как укутал клетки с живностью своим меховым плащом. Когда отошли от огней станции в лес, к каретам, звёзды в высоком небе стали колоть глаза своей прозрачной ясностью. И хотя карета опасно кренилась в бок под постоянным напором ветра, её стены стали долгожданным укрытием для уже озябших ребят.       Когда миновали ворота с крылатыми вепрями, Алиса вздохнула:       — Ну что, в последний раз?       Мальчики ответили ей только задумчивыми взглядами, и каждый погрузился в свои мысли. Сириус будущего не боялся: он встречал его чуть прищурясь и откинув волосы со лба, с волшебной палочкой в руке и верными друзьями за спиной. Но приближающаяся угольно-чёрная громада замка с золотой россыпью окон кольнула и его сердце. Как многим и до, и после него Хогвартс стал ему домом. А дальше… дальше у него есть руки, голова и горячее сердце, чтобы создать свой собственный.       Старосты догнали ребят уже на крыльце замка.       — А где Альба? — спросила Лили, поравнявшись с Алисой.       — У Сириуса. Его любят кошечки.       Лили подняла брови, а мальчишки прыснули.       — Спасибо, — улыбнулась девушка, принимая любимицу из рук Бродяги. Кошке под его плащом явно было тепло и спокойно. А Лили в который раз удивилась, что несмотря на всю их репутацию и самые безумные выходки, на этих мальчиков, оказывается, можно было положиться.       Над видом Джеймса мародёры тоже тихонько посмеивались себе в поднятые вороты, таким серьёзным и ответственным он старался казаться. Впрочем, он мог быть и таким, когда хотел.       Войти в Большой зал было настоящим блаженством. Звёзды на заколдованном потолке сияли не хуже, чем на улице, зато не было пресловутого ветра. Тысячи свечей мерцали под потолком, а вид сверкающей золотой посуды вызывал нетерпеливое урчание в животах.       Ребята шли через зал, когда Сириус наконец увидел её. Правда не за тем столом, за которым мог ожидать. Марлин улыбалась и кивала профессору Флитвику, сидя между ним и незнакомым краснолицым молодым мужчиной за преподавательским столом. Парадная мантия цвета темного горного мёда красиво струилась по её тонкой фигуре, волосы были убраны в строгую высокую причёску, а на веснушчатом носике сидели круглые очки в тоненькой круглой серебряной оправе, из-за чего она показалась Сириусу чуть старше, чем была в «Дырявом котле» с мокрыми волосами, рассыпавшимися по плечам, и в его футболке. Но это была она.       Из «Дырявого котла» в Большой зал его вернул резкий толчок в спину:       — Бродяга, ты привал решил устроить? Нас тут сейчас затопчут, — за замершим посреди дороги Сириусом и правда скопилось недовольная очередь. И он, едва переставляя ставшие чужими ноги, заставил себя двинуться вперёд, когда Марлин повернула голову и они встретились глазами.       Сложно было сказать, что отразилось на её лице. Её окликнули, она чисто машинально отвернулась, а Сириус решил больше не искать её взгляда. В ушах стучало. Добравшись до места, он уставился в тарелку, и голоса друзей доносились до него как сквозь подушку.       Джеймс был на седьмом небе от того, что Лили села за стол вместе с мародёрами, но состояние друга он не столько заметил, сколько почувствовал. Бросил вопросительный взгляд на Лунатика, но тот нахмурился и пожал плечами, а Пит только удивлённо округлял глаза. Джеймс посмотрел на стол Слизерина: может, что-то с Регом? Может, он с Кэрроу? Но Регулус преспокойно сидел со своими однокурсниками. Уже отворачиваясь, Джеймс напоролся на взгляд другого слизеринца. Нюнчик сверлил глазами спину Лили, которая сидела рядом с Джеймсом, и заметив, что тот обернулся, зло сверкнул глазами.       Но это Сохатого только позабавило. Он снял свой плащ и предложил девушке:       — Возьми, отогрейся, пока ещё не началось, — ход это был рискованный, так как он вовсе не был уверен, что она согласится. Но Лили кивнула, и Джеймс, ощущая, что если бы взглядом можно было убивать, то он уже валялся бы под столом, аккуратно укутал хрупкие плечи девушки.       Ребята знали, что в таком состоянии Бродягу лучше не трогать. Поэтому не лезли. Он всё расскажет, когда будет готов. А вот девушки этого не знали, поэтому, когда распределение закончилось, а Сириус так и продолжал пялиться в тарелку, Лили легонько коснулась его руки и тихонько спросила:       — Сириус, что случилось?       На языке у Блэка уже была готова отповедь, но, взглянув в ясные зелёные глаза, он сдержался:       — Всё в порядке, Лил, — он слегка улыбнулся и кивнул, давая понять, что будет держать себя в руках и вернётся к ребятам.       Да и правда надо бы.       Его не расстроило то, что она оказалась старше. Он уже в поезде думал о том, что это возможно. Но будь она аптекарем, клерком Министерства, манекенщицей или кем ещё угодно, они могли бы переписываться, встречаться по выходным в Хогсмиде и с нетерпением ждать каникул. Но она оказалась его преподавателем. Единственная женщина, которая его зацепила, о которой он не мог перестать думать, оказалась недосягаема. И вот теперь он обречён целый год жить с ней в одном замке, видеть её каждое утро за завтраками, вспоминать единственную ночь в «Дырявом котле» и мучиться, не имея возможности подойти, коснуться её щеки, поцеловать. Конечно, ему не впервой нарушать школьные правила, и с мантией Джеймса и картой никто никогда не узнает, где он проводит ночи. Но ему легко рассуждать. В случае, если об их романе узнают, все последствия лягут исключительно на её плечи. Так устроена жизнь. Поэтому он даже не имеет возможности добиваться её, не подставляя при этом… и ещё не известно, как она к этому относится. Если его такая разница в возрасте не смутила, то не факт, что и её тоже.       Сириус скрипнул зубами, отчаянно пытаясь найти выход и не видя его. Усилием воли он заставил себя вслушаться в то, о чём болтают ребята, а потом и подключиться к разговору. К этому времени подоспела еда, а какая проблема может заставить семнадцатилетнего парня отказаться от печёной картошки с зеленью, рубленых котлет в грибном соусе и порядочного куска баноффи?       Поэтому, когда Дамблдор встал, чтобы произнести традиционную речь и представить новых преподавателей, Сириус уже собрался с силами, чтобы снова взглянуть на Марлин.       — Поздравляю всех с началом учебного года! Теперь, когда ваши головы освободились за лето от того, чем их упорно заполняли в прошлом году, для нас настала пора снова взяться за дело. И чтобы не обнаружить однажды, что время начало тратить нас, предлагаю не тратить его впустую.       Поздравляю наших новичков с распределением. И сообщаю им, а старичкам напоминаю, Запретный лес действительно является таковым, колдовать в коридорах Хогвартса запрещено, а ночь — это такое время, когда вы должны быть в постелях (при этом голубые глаза директора сверкнули поверх очков в сторону мародёров, которые, восприняв это как комплимент, заулыбались: Джеймс — довольно, Сириус — победно, Римус — смущённо, а Питер — заискивающе). И пусть за этими стенами бушует неспокойное море истории, здесь мы будем учиться, дружить и любить.       А теперь я горд представить вам наших новых преподавателей. Профессор Морган будет вести у вас защиту от Тёмных искусств.       При этих словах поднялся высокий краснолицый молодой мужчина, сидевший рядом с Марлин. Он деловито поклонился школьникам и снова опустился на своё место под вежливые аплодисменты.       — А профессор МакКиннон предоставит возможность шестым и седьмым курсам обучиться основам первой магической помощи пострадавшим у неё на факультативе. Мисс МакКиннон покинула нас три года назад, чтобы теперь вернуться закалённой в боях с самой смертью. Учитесь у неё, и однажды вместо того, чтобы держать за руку умирающего друга, вы сможете ему помочь.       Марлин тоже встала, чтобы поклониться, а глаза её нашли Сириуса. Он слегка кивнул ей, аплодируя вместе со всеми.       — А теперь бегом в постели. Это всех касается, — закончил пир Дамблдор, снова поглядывая на гриффиндорских семикурсников.       Лили и Джеймсу нужно было помочь деканам, а остальные ещё остались за столом, ожидая, пока рассосётся толпа на выход из зала.       Сириус снова посмотрел на Марлин: она с отсутствующим выражением лица слушала краснолицего и как-то рассеянно кивала, когда на плечо ей опустилась рука директора. Дамблдор сказал ей пару слов, улыбнулся преподавателю по ЗОТИ, и девушка с готовностью поднялась, чтобы проследовать за ним из зала. Что-то подсказывало Сириусу, что речь у них пойдёт не о расписании занятий.       От этих мыслей его отвлекла Алиса:       — И что, легендарные мародёры как паиньки отправятся вместе со всеми спать в своих кроватках?       — Ну ты же слышала директора, это всех касается, — хищно улыбнулся Бродяга.       А Римус спросил:       — Как думаешь, как отнесётся Лили к ночной вечеринке в первый день пребывания в должности старосты школы?       — Ну… не думаю, что с большим энтузиазмом…       — Вот именно. А без неё Сохатый будет таким кислым, что нас всех можно будет сразу замариновать в банках, — кивнул Сириус.       — Дадим Лили время, — рассудил Люпин, — будут у нас ещё поводы для праздников.       — Ловлю на слове, — подмигнула им Алиса и вышла из-за стола.       Когда все мародёры добрались до своей круглой спальни в башне Гриффиндора, Питер и Римус стали раскладывать вещи, Сириус повалился на кровать и, нахмурившись, о чём-то задумался, а Джеймс сел на постель и уставился в окно.       — Джим, — окликнул друга Сириус.       Ответа не последовало.       — Джим.       Тишина. Лунатик и Хвост стали поглядывать на друзей, следя за продолжением. Сириус прищурился и уже хотел запустить в друга заклятие щекотки, как вдруг остановился и тяжело вздохнул. Пусть себе мечтает. Он сходил, достал из чемодана Джима карту и стал изучать. Точечка Марлин МакКиннон всё ещё была в кабинете Дамблдора в компании самого директора и точки Минервы Макгонагалл.       Преподавательница или нет, а её нужно предупредить, о том, что её разыскивали Пожиратели смерти. И чем скорее такую информацию сообщают, тем лучше. Сириус достал из чемодана пергамент и перо. «На следующий день в «Дырявом котле» тебя искал Пожиратель смерти Родольфус Лестрейндж. Спрашивал бармена Тома. Ему сообщили, что ты пришла с неким мистером Уайтом накануне и в тот же день ушла. P.S…» Рука Бродяги замерла над пергаментом, после чего он коснулся последний пометки палочкой, и она исчезла. Снова тревожить Джеймса он не стал, подозвал Тарандо со шкафа и вышел из спальни, чтобы шепнуть сове:       — Доставь в спальню Марлин МакКиннон. Дождись её, понял?       Неясыть медленно моргнула.       — Умный мальчик, — Сириус открыл окно, из которого мгновенно задул холодный ветер, и сова, расправив крылья, вылетела в ночь, чтобы описать красивую дугу и скрыться за башней.       Бродяга ещё какое-то время дышал холодным воздухом, а затем закрыл окно и вернулся в спальню. Он не решился приписать к своему посланию, как красива была Марлин на пиру, но упадническое настроение, совсем не свойственное его возрасту, уже прошло. Как бы то ни было, приключения начинаются.