Звездная пыль

      Утро было серым и морозным. Окна небольшой кухни выходили в садик с прудом, заросшим кувшинками. Низко нависшие тёмные тучи вызывали острое желание зевнуть, а вся земля лилово поблескивала инеем. В грядках тыквы притаился трехколёсный детский велосипед, у крыльца валялись перевёрнутые котлы разных размеров. Петух в курятнике отметил приход нового дня сонной, вялой песней, и всё снова стихло.       Марлин сделала глоток горячего, очень сладкого чёрного кофе из большой смешной кружки с клубничками. Рука её мелко дрожала от усталости.       — А ты молодец, — сказала молодая полноватая рыжеволосая женщина, поставив перед ней тарелку с творожными рогаликами. — Ты прости, но когда Дамблдор прислал тебя, я сначала решила, что ты… ну… слишком молодая.       Молли Уизли замолчала и присела напротив Марлин за большой деревянный стол, вокруг которого стояло пять разномастных стульев. Было видно, что она измучена. К тому же, опытный глаз целителя отметил некоторую отёчность и то, что бедняжку очевидно сильно мутило.       — Но ты справилась. Я такого ещё не видела. Ты буквально его с того света вытащила, — Молли прижала руку ко рту, — мой бедный Фабиан. Мой братик. Подумать только! Отравили!       — Ну-ну, Молли. Худшее уже позади. Это я могу сказать уже с уверенностью, — Марлин погладила бедную женщину по руке.       — Но почему нужно было именно травить? Что за дикость?       — Факт совершения заклинания очень легко доказать с помощью простой проверки палочки. А вот факт добавления яда — только при помощи свидетелей или при разрешении использовать сыворотку правды. Да и в открытую мало кто решится выйти против твоих братьев, Молли. Если Дамблдор — мозг сопротивления, Грозный Глаз — его сила, то Фабиан и Гидеон — его горячее сердце, ну и кулаки вдобавок.       Молли всхлипнула:       — Спасибо тебе, дорогуша. Спасибо. Я рада, что ты теперь в Ордене. После того, как ты помогла… Мне будет спокойнее знать, что в Ордене такой целитель.       Марлин слабо улыбнулась. Похвалы для неё всегда были пустым звуком. Главная награда в её работе — жизнь, отвоёванная у смерти. Всё остальное ничего не значило и девушку не волновало.       По ступенькам лестницы послышалось шлёпанье босых ножек, и на кухне появился рыженький мальчик лет пяти в голубой пижаме в звёздочку. За собой по полу он тянул большого плюшевого дракона.       — Мерлин! Чарли, ты уже проснулся? Тебе что, опять приснился плохой сон?       Молли как мама троих детей умела быстро скрыть свои слёзы и свою усталость. Но мальчик, не ожидавший увидеть на кухне Марлин, смутился и не ответил.       — Ладно. Иди умойся пока, малыш, а я приготовлю тебе какао.       Молли снова застучала посудой. А Чарли подошёл к девушке, внимательно её осматривая, словно решая, можно ли ей доверять. Видимо, результат осмотра его удовлетворил, потому что он подошёл ближе и, заглядывая ей в глаза так, как могут только дети, спросил:       — Ты поохраняешь? — мальчик протянул ей своего дракона.       — От кого я должна его охранять? — поинтересовалась Марлин со всей серьёзностью доверенного ей задания.       Ребёнок сморгнул:       — Нужно охранять дом от него. Ты разве не знаешь, что драконы очень опасны?       Девушка несколько растерялась:       — Ну… знаю. Не переживай. Я буду бдительна.       Не сказать, что мальчуган от этого ответа остался в восторге, но делать было нечего, и он побежал умываться, а Марлин устроила дракона у себя на коленях.       — Это твой старшенький?       Она видела вчера мельком троих пацанят, играющих в саду. Но времени познакомиться с детьми у неё не было.       — Нет, это второй. Старшему, Биллу, шесть, а Перси недавно исполнился годик. Молли вернулась к столу с какао и чистой тарелкой для сына. Марлин видела, как присев, она машинально положила руку на живот. В этот момент удивительные кухонные часы с пятью стрелками щёлкнули, и одна переместилась на деление «В пути», а затем все стрелки стали показывать «Дома».       — А, это Артур вернулся со смены.       В двери как раз вошёл высокий рыжеволосый мужчина с усталым, но добрым лицом, которое тут же просияло, так как маленький Чарли выскочил из ванной и с визгом «Папа!» бросился ему на шею. Молли вскочила, чтобы обнять мужа и снять с него сына:       — Чарли, дай папе пройти и сесть. Он очень устал! Привет, дорогой.       — Привет. Как Фабиан? — Артур поцеловал жену в щёку и крепко обнял.       — Ничего-ничего, — залепетала несколько смущённая присутствием девушки Молли, — Марлин говорит, что худшее позади. Артур, познакомься, это Марлин МакКиннон. День, когда Дамблдор пригласил её в Орден, был счастливым днём. Она спасла Фабиана!       Марлин встала и пожала протянутую ей дружественную руку.       — Слава Мерлину! Я о вас наслышан, Марлин. Восходящая звезда целительства. В Министерстве было много шума из-за вас.       — Что ж, это не помешало им вышвырнуть меня.       — Зато вы теперь с Дамблдором. Жизнь расставляет точки над i, не правда ли?       Марлин тепло улыбнулась. Семья Уизли понравилась ей, как до этого понравились ей добряки близнецы Пруэтт. Артур снова обернулся к жене.       — А где Гидеон?       — Он с Фабианом. Отказывается отойти от него даже чтобы поесть.       — Расскажите мне, что случилось, — попросил Артур, когда он, малыш Чарли и Марлин сели за стол, а Молли пошла собирать завтрак мужу.       Чарли сразу занялся маканием рогаликов в какао, а Марлин рассказала, что пришла к выводу, что это была небольшая доза яда акромантула. Рассказала, что сделала, и какие теперь могут быть перспективы. Артур молча кивал. Молли, слушая рассказ Марлин, видимо, стала переживать всё заново, потому что, когда она заговорила, голос у нее был грудной, заложенный:       — Мы побоялись, что в больнице или дома за ним придут, чтобы закончить начатое. Поэтому я сказала, чтобы они везли его к нам. А Дамблдор прислал Марлин.       — Всё верно, — кивнул Артур, одобряя решение жены поселить двух братьев, на которых ведут охоту Пожиратели смерти, в их дом. Марлин ещё больше прониклась к этой семье.       — Артур, послушайте, — сказала она, поскольку Молли показалась ей совсем уж бледной, — повлияйте на свою жену. Она не спала целую ночь, хоть я и настоятельно отправляла её в спальню. Я как целитель строго запрещаю в её положении такие нагрузки.       Раздался грохот. Это поднос, отлевитированный Молли на стол, совершил не слишком мягкую посадку. Но Артур на это внимания не обратил. Он одарил свою жену совершенно безумным взглядом, в котором смешалось удивление, озадаченность, немного страха и очень много счастья. А Молли стояла, опустив руки, с потерянным и виноватым видом, словно школьница, пойманная за очередной проделкой. Это продолжалось несколько секунд, за которые Марлин успела понять, что натворила.       Артур, однако, овладел собой и сказал ласково, но достаточно твёрдо:       — Дорогая, брось это всё немедленно. Иди ложись. Мы с мальчиками справимся несколько часов без тебя. Правда, Чарли?       Мальчуган радостно закивал головой, посасывая рогалик. Было видно, что несколько часов с папой для него означает море веселья.       — Артур, но ты же после суток! Ты сам не спал.       — Это не обсуждается, Молли. Иди ложись. И Молли вздохнула, благодарно поцеловала мужа в макушку, потерпела сына по голове: «Будь умницей» — и ушла.       Марлин было ужасно неловко, и она, прокашлявшись, поднялась тоже:       — Я пойду проверю, как там укрепляющие зелье.       Вернув опасного дракона его заканчивающему с рогаликами стражу, она скрылась в оборудованной для зельеварения подсобке. Оставшись одна, она почувствовала, как усталость липкой паутиной окутывает каждую её мышцу, и этому шелкопряду очень хотелось поддаться. Получив письмо от Дамблдора вчера перед обедом, она мгновенно трансгрессировала в штаб-квартиру Ордена Феникса, откуда они вместе с не находившим себе места Гидеоном отправились в «Нору». Шестнадцать часов Марлин не покладая рук боролась за жизнь Фабиана. Помогала его сердцу биться, варила очищающие, укрепляющие зелья, противоядия. К сожалению, Фабиан не сразу позвал на помощь, когда почувствовал недомогание, и яд успел значительно навредить организму. На то и был расчёт. Безоаром было уже не отделаться.       Только в районе четырёх ночи Марлин объявила Молли и Гидеону, что жизнь их брата более не в опасности, хоть впереди и ждал длительный период восстановления. Да и предыдущий день не назвать лёгким, а прошлую ночь — спокойной. При мысли об этом девушка с досадой почувствовала, как у нее засосало под ложечкой.       Он даже не спросил, как её найти. Просто: «До скорой встречи». Марлин подавила желание топнуть ногой. Она уже не маленькая девочка и должна понимать, что это к лучшему. Вдобавок к скандалу в больнице, преследованию Пожирателей смерти, постоянным вызовам в Ордене, страху за семью и новой должности ей, конечно, не хватает романа с красавчиком из бара. Хотя вся штука как раз была в том, что он показался ей не просто красавчиком из бара.       Однако Марлин никогда бы ничего не добилась в целительстве, если бы не умела брать себя в руки. Усилием воли она сосредоточилась на укрепляющем зелье, запах которого, как и положено на этой стадии, уже бодрил. Растирая в ступке апельсиновую цедру с листьями горячительного дерева, она уже думала, какие лучше дать предписания по уходу за Фабианом.       Когда зелье было готово, она снова вышла на кухню, где собрались уже все трое мальчишек во главе с мистером Уизли. Артур пытался накормить младшенького, сидящего в детском стульчике, кашей. Малыш дул щеки, плотно сжимал губки и крутил головой. Двое старших братьев уселись на стол по обе стороны от отца, давая ему советы, как лучше накормить Перси.       — Давай добавим в кашу мёд. Так будет намного вкуснее, — предложил старший мальчик, Билл.       Артур увидел Марлин и вздохнул:       — У Молли всё это так просто получается.       Девушка улыбнулась:       — Папы — это не мамы. Но и мамы тоже не папы. Давай-ка я попробую.       Артур уступил ей тарелку с кашей и ложку, а малыш Перси уставился на неё с подозрением, словно спрашивая: «И ты тоже будешь пихать в меня эту гадость?»       — Нет, не буду, дорогой. Я всё съем сама.       И Марлин сделала вид, что с удовольствием съела ложку каши, а потом другую. Перси от удивления прикрыл ротик.       — Артур, устройте-ка нам с мальчишками какое-нибудь представление.       — Э-э-э… да.       Артур взмахнул палочкой, и чуть подгорелые тосты (его собственного приготовления) со смородиновым мармеладом взлетели с тарелки и отправились летать по кухне, а сам Артур взял с плиты сковородку и стал делать вид, что играет на ней, как на гитаре. Сковородка при этом издавала вполне музыкальные звуки. Эта игра, видимо, была мальчикам знакома, так как Билл тут же схватил вилки и стал бить по глиняному горшочку, как по барабану, а Чарли стал наигрывать на кухонном столе, словно на нём были клавиши. Благодаря волшебству мистера Уизли мелодия получалась несложная, но задорная, а над всем этим так и кружились тосты с мармеладом. Перси от восторга чуть не задохнулся, и открыл широко рот, куда Марлин и отправила ложку каши, которая была с успехом проглочена. Так незаметно они и расправились с целой тарелкой.       — Уф, вот это да, — посмеиваясь, сказал Артур, когда тарелка отправилась в раковину, а старшие уже повели младшенького умываться — у тебя есть свои?       — Нет, у меня братику три, — Марлин улыбнулась, похлопала Артура по плечу и отправилась наверх.       Сначала она постучала в спальню миссис Уизли.       — Да, да войдите.       — Лежи, Молли, это я.       — Как там Фабиан?       — Я как раз к нему иду.       Девушка поставила на тумбочку миссис Уизли стакан:       — Это тыквенный сок с укрепляющим зельем, я хочу, чтобы ты выпила перед сном.       — Как ты узнала? — Молли приподнялась, чтобы выпить сок.       — Я же целитель… прости меня, мне стоило проявить большую деликатность. Я не подумала, что твой муж не знает.       — Ты не виновата. Я даже рада, что всё так получилось. Я просто не знала, как сказать ему. Ты не подумай, Артур замечательный. Я знала, он будет счастлив. Но сейчас такое тяжёлое время. Да и ставка у него не такая большая… а ведь это уже четвёртый. Ну, может, будет девочка на этот раз.       — Всё будет хорошо, — Марлин сжала руку женщины, — не затягивай с походом к целителю.       — Да, да… Спасибо тебе за зелье.       Марлин вышла, тихонько затворила за собой дверь и направилась к комнате, в которой поселили братьев Пруэтт, выселив при этом Чарли к Биллу, чему мальчуганы были несказанно рады.       В комнате было тихо. Гидеон спал в кресле, его широкие плечи, обтянутые клетчатой рубашкой, мерно поднимались и опускались в такт его дыханию. Фабиан всё еще в сознание не приходил. Окна комнаты выходили на восток, и сквозь занавески блеснул холодный, словно металлический, луч пробившегося сквозь низкие тучи солнца. Помещение освещал наколдованный Марлин шар магического света, чтобы свечи и лампы не жгли необходимый больному кислород, а створки окна была чуть приоткрыты, поэтому было довольно прохладно.       Марлин подошла к больному, привычными движениями провела несколько тестов и пришла к выводу, что за последние пару часов его состояние ещё улучшилось. Приподняв с подушки рыжую голову, она поднесла к губам стакан с зельем и осторожно напоила мужчину. По её расчётам он должен был приди в себя не раньше, чем через несколько часов. А после этого его можно будет оставить на попечение семьи. Было первое сентября, и ей надлежало прибыть сегодня с вещами в Хогвартс, чтобы занять должность преподавателя и небольшую комнатку с видом на горы. А вещи ещё даже не были собраны.       Целительница устало опустилась во второе кресло возле кровати. Всё потом, а сейчас, пока затишье, можно поспать. Этому быстро учишься, когда работаешь в больнице, — находить бесценные минуты затишья и мгновенно засыпать. Обычно без сновидений. Но не в этот раз. Стоило благословенной тьме успокоить её дребезжавшее от усталости сознание, как перед глазами замелькали картинки. Среди мешанины фигур в чёрных плащах, серебряных бликов и горячих маленьких ладошек брата были поцелуи сероглазого красавца.       Видимо сознание её так до конца и не погрузилась в сон, так как стоило Фабиану слегка пошевелиться, как Марлин очнулась. Чувствовала она себя ещё хуже, чем до того, как задремала, но это ничего не значило. Через секунду она уже была на ногах, откинув неизвестно откуда взявшийся вязаный пледик и снова проводила тесты. Мужчина медленно открыл глаза, с трудом сфокусировал взгляд и сглотнул. Тут же у кровати появился и Гидеон, спавший видимо не безмятежнее, чем девушка:       — Как ты, браток?       Но Фабиан перевёл растерянные глаза с брата вновь на Марлин и, с трудом шевеля сухими губами, спросил:       — Вы мой ангел, да?       Пока целительница собиралась с мыслями и прикидывала вероятность поражения мозга, Гидеон громогласно расхохотался:       — Вот ты жук! Я с ней первый познакомился! Пледиками тут её накрывал. А ты решил запросто воспользоваться своим положением?       И Марлин, увидев бесят, запрыгавших в глазах своего пациента, и его слабую, но уже шкодливую улыбку, тоже весело рассмеялась.

***

      В Шотландии дул пронзительно холодный, изматывающий душу ветер. Когда Марлин с чемоданом и сумками трансгрессировала из своего дома в Хогсмид, уже почти стемнело. Как всегда при сильном ветре, полоса заката догорала ярко-малиновым. Домишки волшебной деревни стояли хмуро-чернильные, вывески магазинов громко скрипели, а улочки были безлюдные. Еще бы. В такой ветер. Девушка втянула голову в плечи, прячась за поднятым воротником, и решительно потопала в сторону школы, таща за собой чемодан мгновенно замёрзшей рукой.       Конечно, дорога была знакомая. Настолько знакомая, что за три года из памяти не стёрлись даже такие мелочи, как большущий камень в тропинке, который она всегда огибала, однажды на младших курсах споткнувшись о него и растянувшись в пыли прямо на глазах старшекурсников-слизеринцев. Настолько знакомая, что вновь идя по ней, она чувствовала себя всё ещё беззаботной студенткой Марлс. Как ей не хватало этого чувства. Беззаботности. Лёгкости. Когда единственные проблемы, тяготящие душу, — это несделанное на понедельник домашнее задание и выяснение отношений с Джейком. Джейк. Под ложечкой у неё неприятно засосало, как всегда в последнее время, когда она вспоминала бывшего парня.       Сейчас она чувствовала себя блудным сыном, возвращающимся в отчий дом. И хотя она понимала, что с началом работы в замке все проблемы её жизни не исчезнут, как по мановению волшебной палочки, в сердце поселилась иррациональная, но стойкая надежда, на то, что в этих стенах задышится легче и отогреется усталая от вечной борьбы душа.       — В Хогвартсе любой, кто просит о помощи, получает её, — сказал ей директор в мерцании серебряных бликов своего кабинета, — а вам, моя девочка, больше, чем многим, есть, что предложить Хогвартсу взамен.       Однако ветер всё дул, дул и дул, как умалишённый, и чем дальше, тем больше она думала о том, как бы побыстрее попасть поближе к камину, чем о чём бы то ни было ещё. На подходе девушка уже была настолько вне себя от безжалостно пронизывающего ветра, что даже не подняла голову полюбоваться внушительным силуэтом замка.       Когда она, растрёпанная и уставшая, вступила в холл замка, руки и ноги уже плохо слушались её. Марлин опустила тяжёлый чемодан, расправила плечи, наслаждаясь отсутствием ветра, и дружелюбно глянула на горящие на каменных стенах факелы.       Послышались шаркающие шаги, и навстречу ей вышел Аргус Филч.       — А, это вы, профессор. Все остальные уже прибыли, — голос завхоза оставался в рамках вежливости, но в нем отчётливо сквозили нотки сварливого недовольства. Особенно на слове «профессор».       — Добрый вечер, мистер Филч. Меня задержал тяжёлый пациент. Я буду очень благодарна, если вы поможете мне с вещами и проводите меня в отведённую мне комнату. Я так понимаю, ученики уже скоро прибудут, — безукоризненно вежливо и с достоинством ответила профессор МакКиннон, пока студентка Марлс изо всех сил пыталась не дать себе победно просиять от того, что недовольство завхоза её больше совершенно не касается.       Сквиб хмыкнул, но поклонился, жестом предлагая следовать за собой.

***

      Комнатка была небольшая и не такая роскошная, как у некоторых преподавателей. Камин, у него два кресла и маленький круглый столик. Кровать с гобеленным покрывалом, в узоре которого повторялись единороги и яблоки. Платяной шкаф тёмного дерева с овальным зеркалом на внутренней стороне дверцы. Под окном с видом на скалы за замком, среди которых серебряной струйкой Патронуса мерцал водопад, письменный стол со множеством ящиков. На каменных стенах — пока пустые книжные полки и картина с единорогом под дикой яблоней. На полу тёплый ковер.        «Идеально», — так решила Марлин, когда директор впервые показал ей эту комнату. Теперь же девушка ласково поздоровалась с единорогом на картине, он при виде её зафыркал, еще не привыкший к новой соседке.       — Мы с тобой подружимся, — заверила его Марлин.       Кровать манила со страшной силой. Но девушка поставила на неё сумки и не разрешила себе прилечь ни на секунду, опасаясь, что мгновенно заснёт. Пир должен был скоро начаться, и она начала приводить себя в порядок.       Одеваясь и собираясь, она отдавала себе отчёт, что пытается выглядеть старше. Этой цели служила и высокая причёска, и строгий фасон мантии, и каблуки, которые делали её чуть выше. С этой необходимостью её столкнула ещё работа в больнице, когда некоторые пациенты не доверяли ей и просили позвать «старшего». И хотя она понимала, что лучший способ бороться с этим — не обращая внимания ни на что, профессионально делать свою работу, всё же не встречать снисходительных взглядов или подколок студентов было бы приятно и делу бы только способствовало.

***

      В сиянии звёзд и тысячи свечей Большой зал был великолепен. Подходя к преподавательскому столу, еще вчерашняя ученица должна была бы занервничать перед встречей с новыми коллегами, её недавними наставниками. Но не Марлин. Когда работаешь с жизнью и смертью, невольно учишься отсеивать зерна от плевел. Когда берёшь в руки волшебную палочку и понимаешь, что от следующих твоих действий зависит жизнь человека, понимаешь, какие пустяки всё остальное. Сердце её слегка трепыхнулось, словно отмечая: «вот волнительный момент» — и дальше застучало ровно.       — Марлин МакКиннон! Девочка моя! — набросился на неё профессор Слизнорт, только она подошла к столу, вокруг которого начинал собираться преподавательский состав. В глазах этого холёного, лоснящегося, начинающего седеть мужчины играло любопытство. Он явно ждал этой встречи: — Вот мы с вами и коллеги. А вы помните, я, не задумываясь, предрекал вам большое будущее, как только вы сварили своё первое кровоостанавливающее зелье у меня на занятии! Куда только у попечителей больницы подевался их разум, раз они решили с вами попрощаться!       Марлин старательно изображала улыбку. Конечно, во время учёбы Слизнорт отметил необычайные способности своей студентки, как и её родственные связи. Но девушка не особо горела желанием проводить скучнейшие вечера в «Клубе слизней», предпочитая варить в туалете экспериментальные зелья, шататься по округе или целоваться на берегу Чёрного озера с Джейком. Хотя Марлин и появилась пару раз на снимках «слизней», давая старику возможность хвастаться, что это он обучил зельям «самого талантливого новичка-целителя из всех, что видела больница Святого Мунго», как величал её «Ежедневный пророк» в начале карьеры. Теперь же, после скандального отстранения, её фигура стала не менее, а только более интересна профессору. Но Марлин разочаровала его:       — Для меня большая честь, профессор, назвать себя вашей коллегой, — кивнула она мастеру зелий и замолчала, явно не собираясь заглатывать его наживку и начинать откровенничать.       От нового штурма уже открывавшего рот Слизнорта её спас профессор Флитвик:       — Профессор МакКиннон! Я так рад вас видеть! — коротышка взял новоиспечённую коллегу за руки и развёл их для того, чтобы полюбоваться девушкой.       — А как я рада, профессор! — совершенно искренне отозвалась Марлин. Именно с деканом своего факультета у нее сложились самые тёплые отношения за годы учёбы. Он, видя, что её интересует целительство, с удовольствием приглашал талантливую студентку на индивидуальные занятия и учил различным заклинаниям, полезным для врачевания, после чего угощал кексами, крепким чаем и долгими беседами о жизни. У девушки даже выработалась привычка, когда что-то происходило в ее жизни, представлять себе, что бы на это сказал неизменно влюблённый в жизнь и магию Флитвик.       — Пойдёмте. Скрасите старику ужин своей очаровательной компанией и расскажете, что у вас, у молодых, нового, — и Флитвик, заговорщицки подмигивая, провел её через других преподавателей, а ей оставалось только улыбаться и приветственно кивать.       Они остановились только при виде профессора Макгонагалл. Заместитель директора уже собиралась уходить для организации распределения, но им кивнула:       — Мисс МакКиннон, я рада, что вы с нами. Директор давно грезил этим факультативом.       Марлин не нашлась с ответом, только благодарно улыбнулась, а довольный Флитвик усадил её подле себя.       Во дворе замка послышался скрип карет и оживлённые детские голоса. Преподаватели стали занимать свои места. С другой стороны от девушки оказался незнакомый ей широкоплечий мужчина с обветренным лицом и твёрдым взглядом стальных серых глаз.       — Добрый вечер. Мы еще не знакомы. Джек Морган. Меня пригласил Дамблдор, чтобы я научил этих балбесов и лоботрясов защищать себя от Тёмных искусств.       Марлин не смогла сразу определить, чем этот мужчина оттолкнул её:       — Добрый вечер. Марлин МакКиннон, — но после приветствия она поспешно обратилась к профессору Флитвику, спасаясь от царапающего её оценивающего стального взгляда.       Студенты заполняли зал, а Марлин улыбалась, искренне радуясь беседе со старым учителем, когда среди входящих началось какое-то столпотворение. Чисто машинально она повернула голову посмотреть, что такое. И сначала не совсем поняла, что видит. Кого видит. Словно кусок сна посреди реальности. Её усталое сознание, видимо, оберегало себя от нового потрясения. Но когда сосед слева снова попытался привлечь её внимание своим басом, и она снова машинально повернулась, ей показалось, что она начала падать в кроличью нору, так потемнело и закружилась у неё в глазах, так замерло сердце, а кровь прилила к вискам. Не услышав ни слова из того, что говорил ей неприятный преподаватель защиты от Тёмных искусств, Марлин начала искать глазами ЕГО.       Теперь Сириус брёл по проходу, внимательно смотря под ноги, словно боялся споткнуться, и, когда в окружении друзей сел за стол, уставился в свою тарелку. В школьной форме более юный, чем в кожаной куртке или одном полотенце. Но такой же высокий, широкоплечий и небрежно элегантный.       Кровь стучала у Марлин в висках, и выглядела она, наверное, совершенно как безумная, потому что сосед слева перестал домогаться её внимания и замолк. А пульсирующие в голове у девушки мысли наконец стали оформляться в слова, первые из которых были далеко не цензурные.       «Мерлин, ну почему? Почему другие могут работать, дружить и любить? А каждый мой шаг судьба словно специально выворачивает наизнанку. Хогвартс — последнее место на земле, где я могла бы найти прибежище. И теперь всё оборачивается для меня этим… переспала со студентом!»       Первый шок сменялся в ней на редкость мрачным, подавленным настроением, последние надежды рушились, и она с горькой ухмылкой спрашивала себя, как же она могла допустить такую нелепую мысль о том, что сможет стать здесь счастливой.       «Я уже смирилась с тем, что оставила его равнодушным. Я смирилась с тем, что осталась единственной, кто расплатился за эту ночь своим душевным покоем. Но я бы забыла его вскоре. А теперь? Я буду смотреть на него каждое утро с этого самого места. И не просто мучиться безответным чувством, но и сгорать от стыда и страха…»       К этому моменту распределение уже началось, и ей было нужно периодически хлопать вместе с остальными преподавателями. Профессор Флитвик проницательно заметил её подавленное состояние и, наслышанный о трудностях, что выпали на долю своей любимой студентки, покачал головой. Когда последняя испуганная первокурсница, сняв распределяющую шляпу, посеменила к столу Когтеврана, и профессор закончил горячо аплодировать, он скосил на свою бывшую ученицу глаза с промелькнувшей хитринкой и сказал:       — Я хотел тебя поблагодарить.       — За что? — глухо отозвалась Марлин из пучины своих невесёлых мыслей.       — За твои глаза, — и довольный, видя, что отвлёк девушку от её переживаний, поспешил объяснить: — Заглядывать в глаза моим ученикам моё любимое занятие. Видишь ли, пока вы в этих стенах, глаза ваши полны такой надежды и веры в лучшее, в себя, в добро, какая нам, старикам, уже недоступна. Мы можем только причаститься её в ваших глазах. Но я всегда не любил встречаться со своими студентами после выпуска. За пару лет надежда в их глазах сменяется разочарованием. Это самая грустная перемена, которую можно наблюдать. Ты всегда была полна жизни и тянулась к свету. Вот и теперь я вижу, что ты ещё поборешься. Правда, моя дорогая? Не подведешь старого профессора?       И Марлин, хоть душевных сил у неё не оставалось, улыбнулась. А в свете улыбки стали прибывать и силы. Благодарно сжимая старческую руку профессора, она ответила:       — Конечно, профессор. Как я могу подвести вас.       — Хорошо, кхм… а вот теперь не мешало бы подкрепиться.       На столах появились разнообразные кушанья. И чем бы ни была занята голова девушки, её желудок требовательно возвестил о том, что он то пуст, и она принялась накладывать себе в тарелку печёный картофель.       Естественно, во время пира Марлин поглядывала на стол Гриффиндора. Сириус, судя по всему, рассказывал друзьям какую-то историю. Он сидел в компании других семикурсников: троих парней и двух девушек. Позволяя на сегодня себе эту слабость, она рассмотрела сначала девушек. Между ним и его другом сидела рыжеволосая колдунья. У таких на лбу написано «отличница». Парень в очках с чёрными волосами, торчащими в разные стороны, наливал ей в стакан тыквенный сок. Задев кувшином свой собственный стакан, он был бы уже весь мокрый, если бы рыжеволосая не придержала его вовремя. Руки их переплелись. С этими двумя всё было ясно.       Другая девушка сидела напротив Сириуса. Её круглое лицо было задорным и простодушным. Короткие черные волосы зачёсаны за уши. Она весело смеялась, закинув голову назад. Атмосфера среди ребят была, похоже, самая весёлая и дружеская. Но ни одним жестом или взглядом девушка не проявляла особенного внимания Сириусу, и Марлин кинула взгляд на ещё двоих парней.       Болезненного вида шатен (опытный взгляд целительницы сразу отметил слегка заострённые черты лица и характерную бледность; на мгновение брови её чуть сошлись над переносицей) осматривал свою компанию с доброй улыбкой: так старший смотрит на веселящихся детей. А пухленький блондин с чем-то неуловимо мышиным во внешности замер с открытым от восхищения ртом, не донеся до места назначения вилку с колбаской.       Вкусная еда подкрепляла не только силы, но и дух. И постепенно Марлин позволила себе отпустить на сегодня ситуацию. Она в пол уха слушала беседу Флитвика и профессора Стебль, и даже подобрела настолько, что решила сгладить свою грубость по отношению к мистеру Моргану. Она обратилась к нему с извинениями, что не выслушала его в прошлый раз. Мужчина сначала держался чуть холодно, но вскоре плотно подсел ей на уши. Нужно сказать, что под аккомпанемент фаршированных оливок он был вполне терпим. Но когда горячее сменилось десертами, Сириус так ни разу и не посмотрел на неё, и кусок персикового пирога со взбитыми сливками на её тарелке почему-то немного горчил.       Когда профессор Дамблдор поднялся для традиционной речи в конце пира, Марлин обрадовалась перспективе скорого свидания с подушкой. Она устала, а спокойный сон в уютной постели принес бы не только отдых, но и забвение от всех проблем и волнений на сегодня. Оставалась последняя формальность и, когда директор представил ученикам профессора МакКиннон, она поднялась со своего места, как и положено, со сдержанной улыбкой, а зал, как и положено, отозвался вежливыми аплодисментами. Они с учениками пока друг друга не знали. Ещё придет время, и они смогут относиться друг к другу по заслугам.       Глаза её непроизвольно обратились к столу Гриффиндора, и дыхание ненадолго перехватило. Сириус смотрел прямо на неё и горячо аплодировал, а поймав её взгляд, слегка кивнул. В его глазах… Нет. Она не должна позволять этой надежде поселиться у неё в душе. И садясь на место, Марлин заставляла себя не думать о нежности, которая была или показалась ей в его взгляде.       Пир был окончен, ученики потянулись к выходу.       — Профессор МакКиннон, у меня в дорожной сумке давно путешествует бутылочка прекрасной медовухи, вот я и подумал, что настало её время. Может вы…       В этот момент на плечо Марлин, которая уже лихорадочно придумывала отмазку, легла чья-то рука. Она обернулась и встретилась с пронзительно-голубыми глазами, в которых играла сдержанная улыбка.       — Профессор МакКиннон, я бы хотел обсудить кое-что с вами у себя в кабинете.       — Конечно, директор, — девушка с готовностью поднялась, как никогда радуясь своему участию в Ордене. И кинув беглый извиняющийся взгляд мистеру Моргану, быстро последовала за профессором Дамблдором вон из зала.       — Боюсь, у вас были более приятные перспективы на этот вечер, — полуулыбка старца говорила, что он слышал последние слова их прерванной беседы с мистером Морганом.       — Профессор, я очень благодарна вам за избавление от этих перспектив, — серьезно ответила девушка.       — Увы. Надеюсь, вы будете с профессором Морганом помягче. Мужчины далеко не всегда так стойки и крепки, как кажутся на вид, — сказал Дамблдор, подходя к каменной горгулье, охраняющей вход в его кабинет, — Взбитые сливки.       В кабинете директора царил голубовато-золотой полумрак. Хозяин взмахнул палочкой дважды. После первого взмаха лампы в комнате приглушённо засияли, а некоторые из сложных серебряных аппаратов тихонечко зажужжали. После второго откуда-то выплыл поднос с чайником и чашками тончайшего костяного фарфора.       — Прежде всего расскажи мне, как братья Пруэтт, — попросил директор, присаживаясь сам и жестом приглашая девушку.       — Когда я покидала дом Уизли, жизнь Фабиана была вне опасности.       — Очень рад это слышать. Вы знаете свое дело. Расскажите мне всё.       Когда Марлин закончила свою повесть о том, в каком состоянии застала больного, какие меры предприняла и как оценивает перспективы, седовласый старец сидел, сложив вместе кончики длинных тонких пальцев, а взгляд его был устремлён куда-то вглубь собственных мыслей. Когда он заговорил, голос его тоже звучал глухо, как будто издалека.       — Что это было, по-вашему?       — Маленькая, очень точно рассчитанная доза яда акромантула.       — Это многое объясняет.       — Что объясняет, профессор?       В этот момент дверь в кабинет без стука отворилась, и в комнате появилась Минерва Макгонагалл:       — Простите, директор, но это не терпит отлагательств, — тонкие ноздри её трепетали, губы были плотно сжаты, но походка и голос железной леди были тверды.       — Профессор Макгонагалл, что случилось?       Взгляд её упал на девушку, и Макгонагалл заговорила только после того, как Дамблдор заверил:       — Можете говорить свободно.       — Ваши ловушки.       Глубокая тень легла на лицо седовласого колдуна. Даже ярко-голубые глаза потухли, словно резко наступили сумерки ясного, солнечного дня.       — Кто?       — Близнецы Кэрроу, Северус Снегг и Регулус Блэк.       Профессор Дамблдор на мгновение закрыл глаза. Марлин была поражена. Вместо всемогущего чародея, от которого волнами исходила вибрирующая в воздухе сила, перед ней на краткий миг оказался убитый горем худой старик. Но это продлилось лишь миг. В следующее мгновение директор открыл вновь ясные голубые глаза и привычно глубоким, спокойным голосом сказал:       — Сядь, Минерва.       Макгонагалл замялась. Она явно кипела праведным гневом, который не предполагал бездействия, но небрежно опустилась на краешек стула у директорского стола:       — Нужно что-то предпринять.       — Не нужно, — директор, напротив, встал и отошёл к окну.       — Альбус. Они же всего лишь дети.       — Уже поздно. Этот бой мы проиграли. Они сделали свой выбор, Минерва. И теперь им придётся испить из этой горькой чаши до дна, — отрезал он.       Молчание профессора трансфигурации лучше любых слов выразило её несогласие с этим приговором, и Дамблдор продолжил:       — Под нашим давлением, Минерва, они будут не менее доблестны, чем те молодцы, которых пытают в Министерстве под началом Крауча. Даже ещё лучше. Они подростки. Их кровь горячее. Действие вызывает противодействие. Силой мы только убедили бы их в их правоте. А что ещё мы можем сделать? Побеседовать с ними? Написать родителям? — директор отошёл от окна к шкафчику со стеклянным дверцами и извлёк оттуда изящный хрустальный графинчик и рюмочку, которую наполнил янтарной жидкостью.       От запаха огненного виски в голове у Марлин на секунду вспыхнула картинка: её бледная окровавленная нога на бархатном покрывале, его серые напряжённые глаза.       Дамблдор поставил рюмочку перед профессором Макгонагалл.       — Мы можем одно, Минерва. Дать им понять, что если они одумаются, то мы будем их ждать.       Макгонагалл ещё несколько мгновений смотрела директору в глаза, сидя на краю стула с совершенно прямой спиной. Потом она залпом выпила содержимое рюмки и встала, чтобы направиться к выходу.       — А как же старший Блэк? — остановил её вопросом профессор Дамблдор.       — Ловушки в гостиных остальных факультетов молчали.       — А что же нам следует ждать от ваших мародёров?       И хоть Минерва Макгонагалл была очень сильно расстроена, уголки её губ слегка дрогнули, словно она вспомнила хорошую шутку.       — В ближайшее время — затишья, я полагаю.       — Браво, профессор. Ваша идея сделать старостами школы мистера Поттера и мисс Эванс явно превосходит мою идею доверить их приструнение мистеру Люпину.       Макгонагалл с достоинством кивнула:       — Спокойной ночи, директор.       Когда дверь за ней закрылась, Дамблдор вернулся к окну и задумался, а о Марлин, кажется, забыл. С места, где она сидела, в окне было видно только усыпанное звёздами небо. Тихонько жужжали приборы. Чай в чашках уже остыл. Она не хотела прерывать думы старца, понимая, что они не из весёлых и беспечных. И через какое-то время профессор, не оборачиваясь, сказал:       — Вы, наверное, давно мечтаете о вашей уютной постели.       Поскольку это не было произведено тоном окончания разговора, Марлин решилась задать несколько вопросов:       — Вы обнаружили Пожирателей смерти среди учеников?       — Увы, да.       — А почему вы не исключите их?       — А что это даст? Снегг и Блэк талантливы, они умеют уже больше, чем многие. А Кэрроу тупы, мы ничему не сможем их научить. Это только отдаст их под ещё большее влияние Тёмных сил.       — И вы хотите, чтобы я обучала их своему предмету?       Всё-таки этот факультетов задумывался директором как способ борьбы со злом, и Марлин это знала. Профессор Дамблдор промолчал немного и ответил:       — Да, хочу.       — Они поняли, что их обнаружили?       — Да. На это и был расчёт.       — Почему?       — Если они знают, что мы знаем о них, это лишит Волан-де-Морта возможности использовать их для шпионажа или ещё чего-нибудь в этих стенах.       Марлин кивнула и решилась на личный вопрос:       — Сэр, а почему профессор Макгонагалл не в Ордене?       — О, видит Мерлин, это моё решение, не её. Видишь ли… она для этого слишком нужна здесь. А сложить свои буйные головы могут и другие.       Марлин снова кивнула, впрочем, неуверенная, что до конца поняла директора.       — Спокойной ночи, профессор.       — Спокойной ночи, профессор, — грустно улыбнулся ей Дамблдор, делая акцент на последнем слове.

***

      До своей комнаты Марлин добралась, чуть живая от усталости. У неё даже не было сил удивиться пёстрой чёрно-белой неясыти, поджидавшей её с письмом.       Девушка сначала со стоном сняла туфли, и только потом проковыляла за запиской. А прочитав её, прижала руку ко рту. Какой легкомысленной она была! Знала же, что за ней по пятам идут Пожиратели. И не подумала о том, какой опасности и подвергает людей, с которыми сближается.       Нужно было сказать об этом Дамблдору. И признаться, о том, что переспала со студентом?       Чувствуя, что голова уже идет кругом, Марлин, как одна небезызвестная героиня старой магловской книги, пообещала себе подумать обо всём этом завтра. С облегчением разделась, умылась, переоделась в любимую пижаму и заснула, как только голова коснулась подушки. Последнее, что промелькнуло в её голове, был полный нежности взгляд Сириуса, когда он аплодировал ей в Большом зале.