Тьма в тебе

      Давно Гермиона не испытывала такого возбуждения. Конечно, возбуждения интеллектуального… И кто бы мог подумать…              Десять дней назад она заскочила на площадь Гриммо, чётко и аккуратно рассчитав время и выделив на дурацкий кактус ровно семь минут в своем плотном графике. Этого должно было хватить на отмачивание в ванночке с Пакостерослым зельем, опрыскивание листьев и ощипывание «деток». Гермиона искренне уважала любые науки — и гербологию тоже. Но надо смотреть правде в глаза: не все эксперименты Невилла удачны. А если Лонгботтом доверил растение Гарри, то и сам вряд ли давал этому детищу шансы.              Начало сентября из года в год знаменовалось всё тем же: работа, работа, исправление чужих просчётов, работа, отчитывание легкомысленных подчинённых, работа и ещё раз работа… Казалось бы, во время, когда все только что вернулись из отпусков, должно стать легче, но нет: кто-то мысленно до сих пор на курорте, кто-то строчит бесконечные любовные послания новым увлечениям, а то, что было недоделано перед отпуском, или сделано лишь бы как на отвали — именно сейчас и всплывает скопом, как собачьи кучки по весне. Два года назад она стала заместителем отдела магического правопорядка, самой молодой ведьмой на столь высокой должности за всю историю министерства магии. Конечно, даже сейчас хватало завистников, которые всё списывали на протекцию Гарри. Хотя уже несколько лет на виду от их прежней дружбы осталось разве что приятельство. Это была печальная страница их с Гарри истории…              Полторы недели назад Гермиона увидела на столике в блэковской гостиной с десяток флакочиков с воспоминаниями, аккуратно выставленных в низком бронзовом поддоне. И думосброс рядом. Записки не было, как и не было сомнений, что эти воспоминания Гарри оставил специально для неё. Но ведь семь минут никак не могли стать семидесятью… Десять дней до следующего полива и опрыскивания всё ещё мисс Грейнджер выжидала с нетерпением мантикоры. Даже несколько раз, когда случалась свободная минутка, порывалась наведаться на Гриммо раньше срока. К сожалению, свободная минутка обычно выпадала глубокой ночью, а врываться в чужой дом в такой час Гермионе до сих пор не позволяло воспитание, пусть даже с разрешения хозяина и в его отсутствие. Но ведь они договаривались именно о Мимблетонии… Прийти к Гарри вне графика — это с разрешения, или не совсем?              Гермиона изнывала от любопытства и волнения, стараясь втечение всех десяти дней уплотнить и распихать дела так, чтобы в конце выкроить хотя бы час: шесть минут на кактус, пятьдесят три на воспоминания, и около одной на перемещение камином туда и обратно.              Казалось бы, и что там может быть настолько интересным, ну жизнь — и жизнь… Но именно Гарри почему-то собирал на свою растрёпанную голову какую-то совершенно немыслимую концентрацию приключений. До сих пор. К тому же у Гермионы накопилось множество вопросов.              Во вторник вечером волшебница выделила всего только час на сверхурочную работу, но в конце не могла ни сосредоточиться, ни унять раздражение. Смысл чужой писанины неумолимо ускользал, глаза цеплялись лишь за мелкие неточности и несуразное построение предложений. Смирившись, что сегодня ничего не выйдет, она вылетела из кабинета за двенадцать минут до того, как сверхурочный час подошёл к концу. Секретарь, тоже задержавшийся сегодня, проследил за начальницей изумлнённым взглядом. Обычно Гермиона уходила из отдела последней.              Она заскочила домой всего на несколько минут. Пока на кухне гудела кофеварка, волшебница надела вместо рабочей мантии удобные свободные джинсы и свитшот, переплела волосы в хвостик. Непонятно на что надеясь, заглянула в пустой холодильник, перелила кофе в термокружку и отправилась камином на Гриммо.              Особняк Блэков, как всегда, встретил неуютным полумраком и нагоняющей жути мёртвой тишиной.              — Кричер? Я здесь, — крикнула она домовому эльфу из вежливости, а тот, как обычно, проигнорировал её.              Разобравшись с кактусом, Гермиона нерешительно присела на краешек кресла перед выставленными в аккуратную фалангу сияющими флаконами. В прошлый раз ей показалось, что их было больше. Неважно… Она вытащила всё из поддона на стол и разглядела надписи, там были только номера и никаких пояснений. Казалось бы, всё просто… Но было ещё воспоминание под номером «0». Почему нельзя было начать отсчёт с единицы? Ведь первый — это первый. А нулевой? Это тот, что предшествует единице, или порядок просмотра для него не важен? Почему-то ей не хотелось смотреть «Ноль»… Он ощущался в руке холодным и неприятно тяжёлым, как для воспоминания. И цветом как будто был тусклее, более свинцовый среди остальных серебристых.              Гермиона начала с первого.              Как только нос коснулся плотного серебристого облака, приземисто стелющегося в каменной чаше, девушку дёрнуло из кресла. Медленный призрачный полёт, и она беззвучно спрыгивает в ярко освещённый кабинет.              На улице приветливое летнее солнце, в окнах по ту сторону узкой улочки виднеется краешек вывески Флориш и Блоттс — внизу и немного наискось. Гарри сидит на небольшом серо-синем диване недалеко от двери, он юный и очень худой. По некоторым признакам это должен быть май–июнь девяносто восьмого, вскоре после битвы. Гермиона не решается наколдовать Темпус, потому что хозяин кабинета на аллее Диагон как раз говорит, живо размахивая руками и вышагивая взад-вперёд вдоль окон.              — Все мои знания и умения к вашим услугам! Не стоит пренебрегать моими советами. К счастью, вам хватило ума нанять меня, мистер Поттер. Из того мнения, которое сложилось о вас в магическом сообществе, вы не казались слишком… сообразительным. Я приятно удивлён и верю, что действительно смогу вам помочь.              — Я не слишком умён, это моя подруга Гермиона. Но того, что есть, хватит, чтобы различить манипуляцию, — Гарри сложил руки на груди и слегка хмурится.              — О, манипуляции бывают разные! — Берк, а это он, довольно улыбается и продолжает вкрадчивым тоном. — Манипуляция второго порядка состоит в том, чтобы собеседник среагировал нужным образом распознав первичную, очевидную, манипуляцию… А манипуляцию третьего порядка могут замаскировать подобным блефом. Следует отличать одно от другого… К счастью, мистер Поттер, у вас есть я. Вскоре вы и сами будете манипулировать не хуже.              Гарри тяжело вздыхает. Бернарду Берку с виду около сорока маггловских лет, он одет в безупречный с точки зрения и маггла, и волшебника костюм тройку оливково-серого цвета, а сверху накинута широкая бархатная мантия без застёжки такого тёмного зелёного оттенка, что кажется почти чёрной. Экспрессия в движениях, тоне, словах диссонирует со всем его занудно-педантичным, слишком роскошным видом, и больше всего — с тщательно зачёсанными на пробор волосами. По правде сказать, Гермиона ещё не видела этого чистюлю таким.              — Надеюсь, вы заметили мой восторг, мистер Поттер… Потому что я в восторге!              Гарри снова вздыхает и демонстративно отворачивается вправо, туда, где над рабочим столом Берка висит картина. Это не слишком реалистичный пейзаж, на первый взгляд кажущийся обычным, лишённым магии. Но если всматриваться достаточно долго, можно заметить очень медленный полёт облаков. Кроны деревьев изображены крупными грубыми мазками и выглядят неподвижными.              — Сущая правда, вы значительно превзошли мои ожидания! Мерлин, это будто снова поверить в Санта-Клауса… Готовый всенародный герой и одновременно чистый лист и море потенциала.              — Берк, я не дам лепить из себя, что вам вздумается, — тон Гарри кажется безразличным, но Гермиона знает его слишком хорошо, чтобы прочесть между строк злость.              — Мне и не надо! Признаюсь, иметь дело с безвольными или глупыми людьми хлопотно для моей профессии. Из подобного материала довольно сложно сделать политика.              — Разве не вы тот, кто сделал из Фаджа министра?              — Это было ради пари. — Берк артистично приглаживает и так прилизанные тёмно-русые с ранней сединой волосы, а на Гаррин укоризненный взгляд торопится уточнить. — Тогда он был оптимальным вариантом, чтобы уберечь магическое сообщество от окончательного раскола. Хорошо проделанная работа — это та, которая решает сразу несколько задач.              — Любите дёргать за верёвочки?              — Я лишь консультант… Консультант с обширными полезными связями…              — И потому первое, что вы делаете в новой должности, навязываете мне встречу со своим человеком?              Гарри приподнимает очки и трёт покрасневшие вдавленные отметины на переносице.              — Эта встреча будет полезной.              — Полезной для кого? Для вас и вашего приятеля?              — Как я уже говорил, мистер Поттер, хорошо выполненная работа должна решать сразу несколько задач. Поверьте, в широчайшем кругу моих знакомств не сложно подобрать такие, которые удовлетворят всех.              — А я говорил, что не слишком умён, — Гарри поднимает широкие густые брови с выражением наивной простоты, но Гермиона знает, что это игра на грани с издёвкой, — Объясните?              Гермиона готова поспорить, что ослепительно улыбающийся Берк прекрасно уловил и фальшь, и иронию, однако он, кажется, стремился именно к этой точке и к этому вопросу, ему плевать на скрытые смыслы.              — В этом и заключается моя работа — объяснять… Когда я оказываю волшебнику услугу, то рассчитываю, что по случаю он проявит ответную любезность. А все, кто должен мне услугу, должен её и вам.              — Неужели…              — Конечно! И если это будете вы, а не я, то должник приложит максимум усилий, ведь вам, мистер Поттер, за незначительными исключениями, и так все должны, они и так хотят оказаться вам полезны, нужен только крохотный толчок. Это игра с ненулевой суммой. Сделав небольшую необременительную услугу, мы получим нечто большее…              Гарри хмурится, он, как и Гермиона, не видит пробелов в этой логике, но не может так сходу переварить привкус слизеринства. Берк элегантным взмахом палочки трансфигурирует из воздуха высокий табурет и усаживается возле узкого простенка между двумя окнами, как раз напротив Поттера. По мнению Гермионы, это сознательная попытка сократить дистанцию, перейти на менее формальное общение, поступившись положением хозяина кабинета. Гарри то ли из присущего ему упрямства, то ли в попытке довершить несовершенное невербально и без палочки увеличивает высоту дивана, теперь лица собеседников на одном уровне. Чего бы подспудно ни ожидал Берк, напоказ он снова ослепительно улыбается. И приращивает к табурету спинку.              — Я нанял вас как раз для того, чтобы избегать нежелательных встреч.              — А я думал — чтобы к вам не прицепилось звание новоиспечённого Тёмного лорда.              Поттер стремительно бледнеет, вздрагивает и с силой вцепляется в подлокотник так, что белеют кончики пальцев, на ногтях проступают сиреневые пятна. А Гермиона понимает, что он об этом думал, много думал… И ничего не сказал ей!              — И для этого тоже, — скрипит он одеревеневшим голосом.              — Я всё-таки не ошибся относительно вас, мистер Поттер, — лицо Берка теперь гораздо серьёзнее, — это хорошо, что мы оба видим обстоятельства и цель. Мне бы не хотелось, как вы говорите, «дёргать за верёвочки». Осмысленный подход гораздо продуктивнее.              Он окидывает Гарри пристальным взглядом, но тот молчит.              — Буду откровенен, избегать нежелательных встреч полностью не получится. Вы должны быть на виду… По крайней мере, производить впечатление, будто вы на виду. Люди боятся неизвестного, непонятного. Тем более, когда речь идёт о незаурядной магической силе, такой как у вас. И то, что вы тёмный, не помогает делу.              — Я не тёмный!              — Как скажете, мистер Поттер… Итак, мы будем работать в двух направлениях: ваш устоявшийся положительный, простой и понятный публичный образ и постепенное ослабление стигмы на тёмных волшебниках… Вы согласны?              — Да… Наверное…              Парень чуть сутулится, опускает взгляд. Сейчас с высоты возраста и опыта Гермионе очевидно: Гарри девяносто восьмого — всего лишь подросток. Одинокий, растерянный, уязвимый… Лишённый опеки взрослого, совета взрослого, ощущения безопасности и стабильности, направления рядом со взрослым… Ей так хочется обнять друга! Но это лишь воспоминание… Берк тоже всё видит. Гарри не смотрит, а Гермиона замечает, как у мужчины мрачнеет взгляд, и напрягается челюсть. Кажется, это сочувствие, а может, раздражение…              — Поттер, я как никто знаю, какой драгоценный капитал — доверие. Весь мой бизнес стоит на этом. Я никогда не прибегаю к прямой лжи или подлогу, поэтому отказал Локхарту, когда он обратился ко мне. Поэтому мои связи так ценны… Конечно, в моём деликатном занятии нужна гибкость: что-то скрыть, где-то приукрасить, сместить акценты, навести шума… Однако ложь… Нет, её могут слишком легко и совершенно неожиданно разоблачить. И тогда всему конец.              Пиарщик выдерживает уместную паузу, поправляет манжет, складки мантии на груди. А Гермиона только сейчас осознает, сколько во взрослом Гарри от него: что-то в движениях и мимике, но самое главное, в способе мыслить и манере говорить. И она про себя нехотя соглашается: Бернард Берк — удачный паттерн. И, может, именно благодаря этому их с Гарри дружба всё ещё жива. Едва, ведь от той эмоциональной близости, которая была у них с Гарри в школе или в последний год перед битвой, теперь, к сожалению, не осталось и следа… Но, по крайней мере, он до сих пор интересный собеседник. Ещё интереснее, чем когда-либо. Увы, с Роном не осталось даже этого.              — Вынужден признать, у меня никогда не будет клиента лучше вас. И не потому, что вы готовая икона. Над вами мне ещё работать и работать.              — Я не стану притворяться другим человеком! — Гарри начал запальчиво, но тут же неловко сбился с вызывающего тона. — Думаю, просто не смогу…              — Вам и не надо. Это не так работает. Я вижу, что уже сейчас сверстники любят вас не только за то, что вы выжили или убили Сами-знаете-кого, или за ореол избранности… У вас, Поттер, действительно есть врождённая харизма. Наша задача состоит в том, чтобы почти религиозный восторг толпы не трансформировался в нечто противоположное, он должен приобрести управляемую, контролируемую форму. Самые ярые фанаты, незрелые люди, которые рисуют себе вымышленный идеалистический образ кумира и в него влюбляются, слишком легко разочаровываются. И потом с тем же рвением возглавляют толпу, чтобы вчерашнего кумира развенчать. И я уже не говорю о том, что на каждого Джона Леннона найдется свой Марк Чепмен…              — Вы знаете Леннона? Ого…              — В конце концов, он тоже британец, хоть и маггл. И это область моего профессионального интереса. Популярность — огромная работа, и она никогда не заканчивается.              — Честно говоря, я вообще не хочу популярности.              — Тут уж ничего не поделаешь, вас и дальше будут печатать в учебниках истории. А любой репортер или редактор, который столкнётся с нехваткой новостей, событий, идей, первым делом подумает: «А что там наша живая легенда, Гарри Поттер»… Я помогу минимизировать неприятную сторону славы и одновременно монетизировать её. Даже с учётом расходов на мой солидный гонорар вы скоро ощутите, насколько это прибыльное дело.              Гарри тоскливо вздыхает.              — Вы привыкнете. Нет ничего плохого в том, чтобы получать выгоду от популярности. Если газетчики и издатели будут платить вам за использование бренда, это позволит контролировать количество информации о вас. И её качество. Заметьте, для магического сообщества вы со всех сторон останетесь чистеньким. Если кого-то и обвинят в жадности, то это будет «скряга Берк», а не вы. Если действовать обдуманно, популярность перерастёт во влиятельность. Я могу сделать из вас министра магии ещё до тридцати. Хотите?              — Нет!              — Тем лучше. Электрральная поддержка министра ближе к середине первого срока обычно проседает на треть. Вы же свой социальный капитал не растратите… Пока я жив… И с помощью безоговорочного доверия и поддержки в обществе сможете каждый раз собственноручно «назначать» нового министра, хоть до смерти. По крайней мере, до моей смерти.              — Звучит отвратительно.              — Я думал, вы идеалист, который хочет изменить мир к лучшему. Разве нет?              — Прямо сейчас я хочу на пенсию.              Берк открыто искренне смеётся. А Гермиона удивлена и немного завидует. Ему действительно удаётся решить сразу несколько задач за один разговор: склонить Гарри к доверию, убедить в верности, основанной на твёрдой почве взаимной выгоды, почти не касаясь эмоций, определить направление сотрудничества и ненавязчиво донести некоторые основы, намекнуть, что не всегда полезные вещи будут приятными… Если бы Гермиона, которая каждый раз располагала тысячей и одним железным аргументом, могла быть настолько убедительна с людьми! У мисс Грейнджер вспыхивает унизительная мысль, что, возможно, ей стоит попросить мастер-класс у скользкого слизеринца.              — Власть — это не просто власть. Это лучший залог безопасности. Вашей безопасности. Тем более, если эта власть непублична.              — Я думал, нижний возрастной порог для того, чтобы стать министром, тридцать пять.              — Верно. Но у нас полно времени до ваших «до тридцати», чтобы это изменить, скажем, на двадцать семь? Уверяю, через несколько лет вы будете иметь в Визенгамоте по меньшей мере две трети сторонников. А до того я поработаю над вашим образованием… Потому что волшебник, обладающий неограниченной властью, пустой головой и скудным кругозором, ещё и колоссальной магической силой — беда для общества. Я не стану соавтором этой беды.              — Звучит фантастически.              — Что именно? Ваше образование или неограниченная власть? До двадцати семи?              — Всё.              — Пари? — Берк хищно улыбается.              — Ой, нет! Если вы сделали министром Фаджа…              — То-то же!              Гермиона вынуждена признать: Берк выиграл бы пари, если бы оно было заключено. Уже сейчас Гарри может тасовать министров и крутить законами, как только пожелает. Теперь в ней трепыхается неясная догадка, что отставка Кингсли три года назад — не случайное стечение обстоятельств. Ведь от Поттера тогда действительно было несколько ненавязчивых, брошенных словно вскользь реплик в непримечательных светских интервью «ни о чём». Что-то духе того, что война кончилась, пора идти дальше. И это мигом подхватили СМИ и магическое сообщество: военная администрация неэффективна, пришло время гражданских специалистов.              У Гермионы на миг стынет в груди от осознания, насколько фантастически действенный и устрашающий дуэт вышел из Берка и Поттера. Самое удивительное, слизеринец не солгал в этом воспоминании. Сейчас, семь лет спустя, его преданность Гарри граничит с верностью домовика, и этому есть вполне прагматичное объяснение: все, кто в магической Британии захотят власти или популярности, должны получить, по меньшей мере, молчаливое одобрение от этих двоих. Карьера Бернарда Берка как пиарщика действительно достигла самой высокой, фантастически недостижимой точки… А Гарри так же безгранично доверяет своему консультанту. Или правильнее будет «сообщнику»?              Кажется, Берк уже знает, что нащупал контакт. Теперь он расслаблен и несколько вальяжен.              — МакЛеод придёт в четыре, так что у нас есть чуть больше двух часов. Мы можем посвятить это время обеду или первой лекции. — Гарри молчит, а слизеринец снова оживляется. — Так или иначе, я хотел озвучить некоторые инструкции… Как я и говорил, я считаю, что это знакомство будет полезным. К тому же это вас не обременит, я надеюсь, Кормак действительно нравится людям. Мой вам искренний совет: смотрите и запоминайте. У него есть чему поучиться. Когда-то он играл загонщиком за Сорок, не очень продуктивно. Впрочем, все отмечали его удивительное умение ладить как с членами команды, так и с администрацией, и с министерскими. Теперь он гениальный и бессменный менеджер Стоунхейвенских Сорок.              Гарри кривится, и девушка прекрасно понимает причину: Рон, Пушки Педдл.              — Каковы бы ни были итоги этой встречи, мы сделаем колдофото, а в «Квиддиче сегодня» в пятницу выйдет короткая на полколонки заметка: Гарри Поттер встретился со спортсменом ветераном, в тёплой дружеской беседе они обсудили команды, стратегии, поделились болельщицкими байками… Черновик текста уже лежит в редакции.              Болезненное выражение на Гаррином лице проступает отчётливее: Рон точно узнает об этой встрече и непременно воспримет «теплую дружескую беседу» с кем-то из Сорок как предательство и личное оскорбление.              — Как всегда, эта встреча вдобавок к основным задачам покроет ещё и множество неочевидных. Во-первых, покажет магическому сообществу, что вы прежде всего человек со своими предпочтениями и увлечениями, что вы тоже можете быть чьим-то поклонником. То есть вы с ними по одну сторону. Во-вторых, это проявит вас как открытую к общению, лишённую высокомерия личность. И в то же время не нарушит лёгкую вуаль некой недостижимости. Ведь Кормак МакЛеод — не лишь бы кто. Мы покажем, что вы на виду, встречаетесь с поклонниками, и несмотря на это ваше внимание — ценный и ограниченный ресурс. Если вы хотите избавить себя от нежелательных встреч, то выбирайте такие, которые придутся вам по вкусу. Часть из них, так или иначе, придётся вывести в публичное поле. Воспринимайте это как необходимое зло.              Берк снова стремительно носится туда-сюда перед Гарри, сложа руки на груди. Кажется, он принадлежит к тем лекторам, кто разжигает свое вдохновение в движении. Гермиона пристроилась на брошенном трансфигированном стульчике, не чувствуя однако ничего на ощупь. Берк продолжает:              — Но основное не это. Правило номер один, мистер Поттер: поклонники не терпят информационного вакуума. Если мы не будем давать газетчикам новости о Гарри Поттере, то они напридумывают всё за нас. И не факт, что то, что они придумают, вам понравится. Скорее, наоборот. Потому что у газетчиков свое «правило номер один» — шокируй и пугай.              Берк ненадолго отходит к письменному столу, копается в ящике и возвращается с двумя тонкими брошюрами. Передаёт Гарри первую, с бордовой обложкой:              — Список фраз, которые ни в коем случае нельзя употреблять при чистокровных. Нет, не так… Фактически единственная компания, в которой вы можете себе позволить нечто подобное — мисс Грейнджер. Всё. Даже наедине с домовиком я бы на вашем месте остерёгся…              Гермиона подходит вплотную, нахально наклоняется перед лицом Поттера, объемные вьющиеся волосы в хвостике падают через плечо, закрывая обзор, но там и так нет никакого анонса, а Гарри будто и не собирается открыть и полистать, от досады девушке хочется топать ногами.              Вдруг в комнате появляется ещё один Поттер, гораздо старше и крупнее. Гермиона аж подпрыгивает. Она осматривается: никто из участников воспоминания не видит новоприбывшего, а тот смотрит прямо на неё.              — Гарри? — нерешительно спрашивает она.              — Не совсем… Я копия. На тот случай, если у тебя возникнут вопросы…              — Ой, как хорошо!              — Постой, я не могу ответить на всё. Только то, что в меня заложил настоящий я… То есть он… Гарри Поттер…              — Брошюра?              — Нет…              — Тогда позже!              Конечно, воспоминание продолжается, и Гермиона боится пропустить что-нибудь важное. В полуха она успела услышать, что вторая книжечка — список наиболее употребимых тем для светских бесед среди волшебников с отдельной подробной главой, посвящённой классической литературе, с которой желательно ознакомиться хотя бы по верхам — снова список в порядке частоты обсуждения. Это Гермионе тоже интересно, хотя и гораздо меньше, чем первая брошюра. Волшебница не сомневается, что уже и так прочла всё из того списка.              — Вряд ли можно научиться нравиться людям. Тот же Локхарт… нравился не всем, — кажется, основная тема разговора до сих пор крутится вокруг предстоящей встречи с менеджером Сорок… Или это про правила? Берк решается сесть к Гарри на диван.              — Конечно, должны быть некоторые исходные данные, и они у вас есть, Поттер.              — Я не мастак притворяться, — Гарри качает головой.              — Не стоит воспринимать это как попытку притворяться. Люди сложные, несмотря на то, что любят всё упрощать, искать шаблоны и закономерности, делить других людей на сорта вроде тех же факультетов… Думаю, совершенно очевидно, если категорий всего четыре, то два гриффиндорца, условно отобранные по смелости, в остальном не будут иметь между собой ничего общего. Даже хаффлпафец найдет в себе хитрость, если хорошенько постарается, а слизеринцы не лишены эмпатии. И, конечно, все люди иногда боятся или ошибаются… Всё что вам понадобится, вы найдете прямо в себе, как только прекратите загонять себя в надуманные рамки правильности или чужих ожиданий.              — Разве я не должен соответствовать ожиданиям? Даже вашим? — в голосе Гарри снова упрямство и вызов, а Берк смеётся.              — Не совсем. По правде, люди не любят идеальных людей. Чужая идеальность раздражает. Вы можете иметь недостатки. Даже должны! Конечно, это должно быть что-то понятное и более или менее распространённое… Во всем нужна правильная дозировка… Можно?              Берк придвигается ближе, поднимает очки Гарри.              — Мы начнём с внешности. Одежда, колдодантист, окулист… Глаза это, безусловно, ваша выдающаяся черта, но за очкам они кажутся в пять раз меньше. Их почти не видно.              — Только втрое. У меня минус одиннадцать. И мое зрение не поддаётся магической коррекции.              — Возможно, те, кто лечил вас до этого, были недостаточно мотивированы… — Берк совсем снимает очки и отодвигается, наклоняет голову из стороны в сторону, вглядываясь в Гаррино растерянное лицо. — К счастью, вы пошли в Блэков, так что с этим будет легко работать. Редактор Ведьмополитена продаст душу, чтобы заполучить вас на обложку.              Гермиона не сомневается: Гарри снова вспомнил Локхарта, потому что на его лице проступает забавная смесь отвращения и паники.              — Может, лучше не надо? Вы сами говорили: я не должен быть идеален.              — Это не касается внешности. Здесь верхней планки не существует. Чем красивее — тем лучше. Так что нет. Надо.              — Не знаю, как мы оказались здесь… Всё, чего я хотел с самого начала, как можно меньше внимания к себе.              — И чтобы из вас не сделали нового Тёмного лорда. — жёстко припечатывает Берк. — Эта угроза отнюдь не иллюзорна, вы и сами её предвидели. И для меня это тоже очевидно.              — Не знаю… Как я говорил, это Гермиона у нас умная. А я… Я только чувствую, что должна произойти какая-то лажа. И иногда чувствую, с какой стороны её ждать…              Второй Гарри, то есть его копия, вздыхает за правым плечом Гермионы, он опёрся задом об узкий подоконник. Она уже почти забыла, что он тоже здесь.              — Очень ценное и редкое умение для волшебника. Это может свидетельствовать как о скрытом даре предвидения, так и о том, что вы слишком скромного мнения о своих когнитивных способностях. Так бывает, когда умным людям не хватает образования. Недостаёт кирпичиков, фрагментов информации, чтобы оформить мысль во что-то чёткое и последовательное, и эта вполне правильная, логичная мысль, лишённая очерченной формы, воспринимается как интуиция. Думаю, у вас, Поттер, сочетание одного и другого, потому что ваши страхи обоснованы и логичны. И в то же время ваше фантастическое везение никак не спишешь на бесконечные счастливые совпадения… Магия шалит в последнее время, ведь так? Спонтанные выбросы?              — Откуда…              — От вас довольно ощутимо фонит. Вашу магию нужно стабилизировать, и как можно скорее.              У Гермионы запекло в желудке. В воспоминаниях можно ощущать голод? Или это что-то другое? Она поворачивается ко взрослому ненастоящему Гарри, и тот грустно смотрит в ответ. Его глаза сквозь слабые очки теперь действительно очень выразительные, зелёные-зелёные. Ей так хочется спросить, но воспоминание всё ещё длится… Берк продолжает свой монолог:              — Что пришло в голову одному — непременно подумается ещё кому-то… Дамблдор годами прятал вас от магического сообщества. Потом Скитер тиражировала свои инсинуации, министерство магии спустило методичку, что вас необходимо воспринимать не иначе, как опасного сумасшедшего… Вы обратились ко мне очень вовремя, потому что я знаю, что было бы дальше. Сейчас в обществе преобладает эйфория, и все очень благодарны вам. Однако это не продлится долго. За последние два года волшебники были вынуждены перейти на стратегию выживания. Как только эйфория выдохнется — начнётся поиск новой угрозы, так работает психика травмированных людей. Все самые одиозные пожиратели либо мертвы, либо в Азкабане, других — не достать. А нелюдимый, наделённый невероятной силой, неуравновешенный мальчик, говорящий со змеями, наследник двух тёмных родов, — вот он… Ещё и говорят, будто он был одержим Волдемортом… Понятия милосердия, гуманизма, презумпции невиновности меркнут, когда люди боятся за собственную жизнь. Напомню, они не знают вас как человека! Для них вы символ и функция!              Казалось, Берк умышленно запугивает Гарри. Но Гермиона знает друга как облупленного. На Поттера это действует наоборот: его лицо каменеет, челюсть напряжена, он злой и решительный. Возможно, именно к такому эффекту и стремится мужчина.              — Что угодно может стать спусковым крючком: спонтанный выброс тёмной магии в людном месте, умышленно либо по неосторожности запущенный слух… Кто-то будет раскачивать волну из зависти к вам. Кто-то подвергнется массовой истерии из страха. И, возможно, найдутся несколько «смельчаков», которые решат стать новыми героями, победив героя низверженного, пусть не очень выдающимися, но и не такими угрожающими. Простые, понятные, почти заурядные люди, которые, преодолевая страх и слабость, победили монстра, а теперь получили заслуженное признание и благодарность… Реалистично?              — Вполне, — цедит Гарри сквозь зубы.              — И как-то так получилось, что за вас, Поттер, буквально некому вступиться. Не знаю, сделал ли это Дамблдор осознанно… Уизли? Даже не смешно. Их никто не воспринимает всерьез, их вес в обществе гуляет где-то в районе отрицательных значений. Авторитета МакГонагалл попросту не хватит, она, к сожалению, не из тех людей, которые заботятся о связях. Августу Лонгботтом многие считают бабкой в маразме. Да и как знать, насколько сильно она будет за вас бороться, ведь ваше падение, по большому счёту, выгодно Невиллу. Я не знаю, что за человек Шеклбот, и насколько вы близки. Но если отбросить сантименты, ему выгоднее стать тем самым заурядным победителем новой угрозы, чем вкладываться в ваш авторитет в призрачной надежде, что вы отныне и навсегда будете на его стороне, ещё и напрочь лишены политических амбиций. А мисс Грейнджер… Ей пришлось бы молча наблюдать в сторонке, или подняться на эшафот вместе с вами.              У Гермионы чешутся руки, чтобы вмешаться и всё опровергнуть. Но это до сих пор лишь воспоминание, а в голову, как назло, никак не приходит ни один из тысячи и одного железного аргумента, пусть бы самый плохонький…              — Гермиона не наблюдала бы в сторонке.              Ну, вот же! Наконец…              — Вам, конечно, виднее…              — И ей не придётся подниматься на эшафот. Никому из нас не придётся…              — Конечно. Я только хотел минимально вас мотивировать. Если вы будете чётко осознавать цель, наши действия будут гораздо более слаженными и эффективными. Итак, наш первый шаг — показать в вас человека из плоти и крови. По меньшей мере, понятного, в идеале — хорошего человека. Вы будете встречаться с поклонниками, спасать котиков, жертвовать деньги на благотворительность, посещать спортивные матчи, многое будете рассказывать о себе в интервью… И на ближайшее время у меня запланирована большая статья о ваших родителях, об их героическом вкладе в предыдущей войне. Несколько студенческих фото, и те, где вы уже втроём. Само собой, вы скорбящий с белыми розами на кладбище…              — Я думаю, это уже слишком!              — А я думаю, это необходимо! У настоящих людей есть родители. И мы должны напомнить, как много лично ВЫ потеряли на пути ко всеобщей победе.              Гарри скрипит зубами, но не решается возразить что-то вслух.              — Конечно, хейтеры, завистники, истерики никуда не денутся. Но они станут незначительной каплей в море, маргиналами, чьи вопли проигнорирует большинство. Целая толпа аморфных конформистов, настроенных к вам с симпатией, толстая, комфортная, безопасная прослойка между вами и вашими врагами. Нам стоит бороться за это.              Берк поднимается и снова идёт к столу, снова копается в ящиках.              — Думаю, вы пока не готовы к полноценной пресс-конференции с журналистами, однако светские посиделки, траурные трапезы — то, что нужно на этом этапе. И здесь тоже будут правила… Во-первых, если в печати вы должны казаться максимально простым и понятным, то в личном общении лучше производить впечатление умного и слегка загадочного.              Гермионе показалось, что зрение вдруг заволокло светлой дымкой, да и голос пиарщика стал глуше.              — Сам о себе — говорить предельно скромно, по крайней мере, на первых порах. Однако другие авторитетные лица могут как угодно пылать обожанием к вам, это будет только к лучшему… Во-вторых…              Ой, девушку оторвало от стула, всё вокруг посветлело, почти утратив цвета, звук смешался в невнятный гул.              — Нет, нет, нет, нет! — вскрикнула Гермиона, пытаясь схватиться за подоконник, но пальцы ожидаемо прошли сквозь древесину, не ощутив препятствия.              Копия старшего Гарри взял её за руку и, зависшую в воздухе, словно гелевый шарик, потянул к двери.              — Но ведь он ещё не договорил! — запротестовала Гермиона, суча ногами.              — Ты всё равно ничего не услышишь, воспоминание кончилось, а тут скоро станет невыносимо. Пойдём.              Он открыл дверь, и на мгновение перед глазами мелькнул затемнённый коридор, обшитый деревянными панелями и выкрашенный сверху в бледно-зелёный цвет. Но когда они вышли, он сразу стремительно расширился в большое круглое помещение из серого камня, а дверь и вовсе исчезла. Откуда-то сверху призрачно лился тусклый свет.              — Как ты мог оборвать воспоминание на этом! — вскинулась волшебница, как всегда жадная до знаний и любой новой информации.              — Это не я. Это он. Настоящий Гарри. Я только копия с ограниченными функциями.              — Ты интегрирован в воспоминание? И можешь двигать в нём предметы?              Ненастоящий Гарри задумчиво посмотрел на свободную руку.              — Не знаю, я не думал об этом. Наверное, могу… Я интегрирован в думосброс… И я не знаю, что было дальше. Это всё?              Он перестал удерживать Гермиону, и девушка непременно взлетела бы, если бы сама не уцепилась насмерть.              — Нет!              Гарри снова мягко охватил её запястье и молча заглянул в глаза.              — Так ты, то есть он… тогда действительно боялся, что из тебя сделают Тёмного лорда.              — И это тоже… Я… То есть он… Сам не мог тогда поручиться, что этого не произойдет. Что он не станет тёмным волшебником на самом деле. Эти неконтролируемые выбросы… И ему стали сниться сны… Ещё больше он боялся, что кто-нибудь узнает об этом. Или узнает о последнем хоркруксе…              Гермиона шмыгнула носом.              — Не могу поверить, что я этого не заметила, не догадалась…              — Ты и не должна была.              — Но… Господи, я так сердилась на Берка! Я считала, что он сделал из тебя… То есть… Не важно… Что сделал из тебя другого человека — циничного и холодного. Что отнял у меня друга! А оказывается, что это я была плохой подругой, — Гермионины слёзы не удержались на веках и потекли по щекам.              — Гермиона, ты хорошая подруга! Лучшей нельзя даже представить! А Берк действительно сделал из меня другого человека. Человека, который заботится о собственных интересах. И я… То есть он… Мы не жалеем об этом.              — Он… То есть настоящий Гарри узнает об этом разговоре?              — Если появится здесь, я ему расскажу. Я постоянно в режиме обучения и запоминаю всё, с чем сталкиваюсь после своего создания…              — А как мне тебя называть? Потому что «копия Гарри» как-то не очень…              — Не знаю… Помощник? Архивариус? Библиотекарь?              — Мне нравится «Библиотекарь».              — Мне тоже. — Гарри ласково улыбнулся, как раньше… Он, ненастоящий, гораздо больше напоминал того прежнего Гарри, который был ей лучшим другом.              — Это всё?              — Да, отпускай.              Девушка лишь моргнула и спустя короткое мгновение полёта осознала, что сидит, зарёванная, в мягком кресле. Она сразу принялась собирать воспоминание обратно во флакончик, надеясь унять волнение.              Как она могла быть такой слепой? Берк не сказал ничего нового. Она была согласна с каждым его словом! Почему же не догадалась тогда? Потому что была моложе? Или просто не хотела замечать опасность? Да, она, безусловно, пребывала тогда в состоянии эйфории, как и все остальные. Она, как друг, должна была быть внимательнее!              Ей стало неловко от собственных воспоминаний, как она сама тогда реагировала на шквал интервью и статей: опечаленный Гарри на кладбище; улыбающийся Гарри с растроганно блестящими огромными глазищами в новых очках держит на руках двух котят — рыженького с белым и полосатика; Гарри посещает в больнице новообращённых оборотней; Гарри соревнуется в гонках на мётлах с членами собственного фан-клуба, выбрав себе дешёвый Чистомёт и заняв почётное второе место; Гарри готовит жаркое на своей кухне и раздаёт советы домохозяйкам… И это ещё до того, как он стал, хм… секс-символом. Рон просто бушевал, что Гарри так зазвездился. А Гермиона, как могла, успокаивала парня, уговаривала, что такие решения принимает Берк и всю работу с журналистами тоже ведёт он. Это лучше, чем Рита Скитер в сотый раз придумает какую-то отвратительную дичь, а папарацци будут подстерегать Поттера на каждом шагу. Но внутри тоже слабо тлела необъяснимая обида.              И она всё ещё очень злилась на Берка! Наверное, он тогда стал для Гарри лучшим другом… Гермиона бы не поверила, но она видела всё своими глазами. Мужчина не лгал, общался как с равным, отринув патернализм и высокомерное снисхождение. Даже Гермионе это не всегда легко давалось. И его манипуляции… Всё ещё мисс Грэйнджер вынуждена была признать: они оказались полезны и уместны.              Многолетнее предубеждение упрямо нашёптывало на ухо, что в скользком слизеринце Берке нет ничего настоящего. Он просто вовремя сориентировался, разглядев своего пожизненно ценнейшего клиента и сразу выстроил стратегию поведения так, чтобы обеспечить себе эту чрезвычайно полезную дружбу. Что такое кратковременное удовлетворение от ощущения собственной значимости по сравнению с тем, что теперь он второй человек в магической Британии? Второй не за министром — за Гарри. Он мог бы показать семнадцатилетнему Поттеру его никчемность рядом с собой — и без него никогда не стать даже десятым…              И Гарри тоже получил, что хотел. Только сейчас Гермиона осознала, насколько он на самом деле свободен, даже в своей извечной роли суперзвезды. Его не было в Британии почти три недели, а статьи и заметки выходили с той же регулярностью, по два-три раза в неделю, его даже пару раз видели на аллее Диагон. Гермиона и раньше догадывалась, что специально нанятый человек под обороткой иногда заменяет настоящего Поттера в публичных местах, когда тому надо надолго отлучиться по делам… Или засесть с очередным проектом дома в одержимом порыве сотворить что-то эдакое. Берк создал своеобразную ширму, скорее даже надёжный плотный кокон, внутри которого настоящий Гарри жил своей жизнью. Жаль только, не подпускал никого близко к себе.              Гермиона в последний раз шмыгнула носом и увидела на краю стола белоснежный носовой платок. Надо же, ворчун Кричер ни разу не сподобился даже поздороваться, а платок вот подсунул…              Девушка вытерла слёзы и решительно подвинула к себе флакон под номером два, надеясь, что это та самая встреча с Кормаком МакЛеодом. Кто бы знал, как она тогда мучилась любопытством и пылала яростью! Как случилось, что Гарри, только что собиравшийся заняться самообразованием, вдруг посвятил себя самому бесполезному спорту на свете — квиддичу? Феерическая же глупость!