8 раз, когда кружок вспоминал Ситарама

Итан идет по уже знакомому маршруту на кладбище. В последнее время он бывает тут слишком часто. Впрочем, наверное, это не удивительно… Один из его друзей недавно умер. Или двое? Может ли Итан звать Мартина другом после всего? Но они ведь были друзьями, не так ли? По крайней мере Итан считал его другом. Считал ли так Мартин? Или для него они все были просто коллегами? Может, он считал настоящим другом только Дилана? …считал ли Мартин другом Ситарама? Итан мотает головой. Это уже не важно в любом случае. Они оба мертвы. Так что это больше не имеет значения. И вообще, Итан здесь не за этим. Он пробирается через ровные рядки могил и доходит до самой изгороди, к последней мраморной плите, выделяющейся на фоне всех остальных. Прямоугольный камень оканчивается не полукругом, а треугольником, по краю идет замысловатая геометрическая вязь. На самой могиле выбиты дата и имя на английском, а под ними — надпись на хинди. Мия говорит, что это погребальная мантра. У могильного камня лежит небольшая каменная плита, на которой стоят ароматические свечи. Очередная индийская традиция — носить умершим свечи, а не цветы. Итан оставливается у этого надгробия. Могила Ситарама. Он приходит сюда каждую неделю со дня похорон, и все никак не может поверить. Каждый раз смотрит на могилу как в первый раз. Но сегодня он собирается отпустить хотя бы часть того горя, которое душило все последнее время. Он достает зажигалку и поджигает свечи. Это он тоже делает каждый раз, когда приходит. Постепенно воздух наполняется приятным ароматом горячего воска, трав и цветов. Итан тем временем снимает с плеча гитару, достает ее из футляра и садится перед надгробием. Он глубоко вздыхает перед тем, как заговорить. — Привет. Я знаю, в твоей вере не принято болтать с мертвыми, но… Все эти ритуалы ведь больше для живых, верно? Чтобы им было легче. К тому же, у тебя теперь, наверное, есть дела поважнее? Общаться с богами, готовиться к перерождению… В общем, надеюсь, ты не будешь против. И, может, даже послушаешь. Итан еще раз глубоко вздыхает и перехватывает гитару поудобнее. — Ты же знаешь, я каждому из вас написал музыку. Лично для каждого. И тебе тоже, конечно. Но тебе так и не выпало случая послушать твою… Не было нужды, я сам понимаю. Наверное, ты даже и не знал, что я написал ее для тебя. Но… Я все же хочу, чтобы ты ее услышал. Хоть так. Он зажимает гриф и проводит рукой по струнам, на пробу. Гитара звучит, как надо. И тогда Итан берет первый аккорд и начинает играть. Музыка, вырывающаяся из-под струн, мелодичная, негромкая и немного печальная, но светлая. В тишине кладбища, однако, она звучит отчетливо, но очень подходит обстрановке. Кажется, все вокруг затаило дыхание и слушает переливы аккордов и перебор струн. Когда Итан писал эту мелодию, он постоянно расспрашивал Ситарама о его родине, о том, как он жил до встречи с ними, о его богах и философии. Ситарам охотно рассказывал. Ему всегда нравилось делиться своей культурой и историями. А Итану нравилось слушать. Ситарам был ненамного старше него, а казалось, будто прожил целую жизнь до переезда в Америку, столько историй у него накопилось. Итан с удовольствием слушал про его жизнь в деревне, про гуру, про его странствия по Индии в поисках волновавших его вопросов, про Советский Союз и про то, как он из него сбежал. Слушал про богов и их истории, которые оказались на удивление забавными. Итан никогда не любил религии, они казались ему чересчур контролирующими, но в том, о чем рассказывал Ситарам, было что-то завораживающее. Тогда Итан решил, что если бы вырос с этой верой, не отбросил бы ее. Но его любимая часть была про традиции и культуру. Казалось, Ситараму эта тема тоже доставляла удовольствие. Итан помнит, как Ситарам впервые познакомил их с Дивали — праздником победы добра над злом, света над тьмой. Он объяснял им, как и зачем зажигать свечи, поделился своей традиционной едой и своими узорами. Это воспоминание у Итана любимое. Ситарам сказал, что этот узор, ранголи, передавался из поколения в поколение в его семье, и теперь она хочет научить Итана его выкладывать, раз уж ему так интересна культура. Тогда он чуть не задушил Ситарама в объятиях, потому что прекрасно понял, что это означает. Ситарам, на удивление, не очень активно сопротивлялся, Итан знал, что это только для виду. Пока звучит мелоди, в голове Итана проносятся все его светлые воспоминания о Ситараме. Их первая встреча, когда он пригласил Итана в команду и сказал, что каждому найдется место. Свадьба, где он был так счастлив вместе с Лин. Многочисленные попытки объяснить ему американские традиции и обычаи, и правила жизни в более свободной стране, чем он привык. Все годы, когда они отмечали рождество вместе, когда он готовил по их традиционным рецептам и иногда даже соглашался танцевать вместе с Лин. Как на рейдах он был собранным, всегда спокойным и одним взглядом убеждал последовать за ним, а после них был мягким и заботливым, если кому-то из них нужна была помощь. Итан знает, что Ситарам всегда любил их, пусть и выражал это не так явно, и он мог только надеяться, что сделал все возможное, чтобы показать Ситараму, как любит его. Было столько всего, что Итан хотел бы еще сказать и сделать, но… Они не выбирают, кто будет жить, а кто умрет. Но по крайней мере Итан все еще может хранить память о нем, о его историях и праздниках, которые он так любил. Итан заканчивает мелодию, и еще некоторое время сидит в образовавшейся тишине, слушает ее. Только через несколько минут он замечает, что по его щекам текут слезы. Он не вытирает их. Пускай. Он хочет наконец оставить хотя бы часть своих слез и горя здесь, чтобы не носить их с собой и наконец быть в состоянии не только беспомощно плакать. Им всем он нужен сейчас, а он не может справиться даже с собой. Итан уверен, Ситарам понял бы его лучше всех. Так что он позволяет себе плакать, всхлипывая в голос и не сдерживаясь. Итан не знает, сколько просидел так, но когда его слезы наконец заканчиваются, он снова поднимает взгляд на могилу. — Я… Я надеюсь, тебе понравилась музыка, — начинает Итан дрожащим голосом и вяло усмехается, — Всю душу вложил, можно сказать. Я… Хотел сказать, ну, спасибо. За все. Знаешь, ты многому нас всех научил. И мы не забудем тебя, обещаю. И… — его голос опять вздрагивает, — Мы позаботимся о Лин. Сделаем все возможное, чтобы она была жива и счастлива. Как только она вернется… Я знаю, ты хотел бы этого. Так что… Спасибо. И прощай. Удачи там, в следующей жизни. Итан встает, убирает гитару и уходит, оставив свечи гореть. Он никогда не забудет Ситарама, и никогда не перестанет скорбеть о нем, но… Теперь он чувствует, что может действовать. Может помочь тем, кто в нем нуждается прямо сейчас больше всего — его друзьям. Он знает, что Ситарам поймет его, как никто, и ему хочется верить, что Ситарам гордился бы им за это. А он будет помнить.