Артефакт

— Ешь, пока не остыли, — бабуля наливает Джисону чаю, вытирает руки передником.— В варенье-то макай. Эх, нынче малины не будет, сушь стоит небывалая. Перед Джисоном объёмистая тарелка с горкой блинчиков, он нетерпеливо вытягивает один порумянее, кусает –ух, горячие– дует на пальцы. —Бабуль, — с полным ртом шамкает,— а что за клад в нашем озере? Что это за местные байки? Расскажи, а? Бабушка подливает молока в миски кошкам, кряхтя разгибает спину. — На дне озера не клад, Сонни. Старики рассказывают, камни волшебные в озере скрыты. Кто этими камнями владеет, тот над водной стихией власть имеет, и силу великую. — И почему их до сих пор не нашли? Техника современная, знаешь, какая? Эхолоты там всякие, камеры, —Джисон облизывает пальцы, шумно отхлёбывает чай. — А как ты их найдёшь-то? Смертному человеку камни не достать. Камни защищает от людского глаза Хранитель, пока он жив, ни одно существо не сможет их ни увидеть, ни забрать. —Хранитель защищает камни? Как? А как он выглядит? Как Лохнесское чудовище? Хотя, если это страшилище какое-нибудь, то я и знать не хочу. Помню, ты мне мелкому сказала, что на озере кумо живут, так я до сих пор один к озеру не хожу, и плавать боюсь. Бабушка вытирает стол, переставляет со стуком чашки, ворчит: — Сам ты Лохнесское чудовище. Ешь молча. Нельзя над такими вещами смеяться. Образованные все стали, над стариками потешаются. И нечего в одиночку к озеру шастать. Лучше огород полил бы, а то «сгорит» всё, солнце жарит-то как! —Ладно-ладно, вечером полью. Так что там с Хранителем? — Откуда мне знать? Бабка моя говорила, Хранитель — обычный человек, как ты или я. Живёт себе и живёт, и знать не знает, что должен защитить камни, случись беда. Джисон жуёт сосредоточенно, хмыкает: — Странно это как-то. Я думал, в озере клад какой, богатства древние. Или завод подводный, секретный, говорят, такие бывают. — Что за ерунда у молодёжи в голове, Сонни? —качает новой бабуля, —чему вас только учат, что вы такими неслухами вырастаете? Джисон пожимает плечами: если уж бабуля села на своего любимого конька, лучше с ней соглашаться. Всё равно не переспорить. — Спасибо, бабуль.— Джисон выходит из-за стола, целует морщинистую щёку.— Я к Джинни схожу, велик чинить будем. Вернусь, огород полью. — Вот и вчера,—не унимается бабуля, —купались, поди, с Хёнджином голышом в озере весь день, да на таком-то солнце! Вот голову-то и напекло! Вот уж если бы, думает Джисон и густо краснеет. —Бабуль, это мы пацанами голышом купались, а сейчас плаваем исключительно в трусах. — Да уж я надеюсь! —И вообще, какая связь между трусами и солнечным ударом? — Иди уже к Джинни,— вяло замахивается полотенцем бабуля,—заболтал меня совсем. — Ну, вот и всё, только колёса подкачать, — довольный Хёнджин вытирает руки ветошью, любовно оглядывая старенький велосипед, — будет Сынмин на нём гонять быстрее ветра. — Ещё бы, полдня с этой развалюхой провозились, — Джисон собирает инструменты, садится на скамейку. Двор у Хёнджина просторный, от жилого дома к сараю, где мастера приводят в божеский вид велосипед, лежит кирпичная дорожка. Под ногами парней деревянный настил, над головой деревянный же навес, в тени не такое пекло, как на солнце. Сынмин высовывает тёмную голову из окна кухни: — У нас всё готово, руки мойте. — Как они тебе дом не спалили, надо же.— Джисон смотрит, как Хёнджин распускает волосы, проходится по ним длинными пальцами, снова ловко собирает светлые блестящие пряди в хвост на макушке. —Сонни, они всего лишь готовят печенье, что может пойти не так? В дверном проёме появляется Феликс, шагает к парням под навес, как по подиуму. Изящный, обманчиво-хрупкий; Джисон ещё на импровизированном деревенском пляже заценил и крепкие мышцы, и тату на рельефной спине — распростёртые крылья ангела меж загорелых лопаток. Такой стройный, в белой футболке и шортах, с открытой широкой улыбкой, голубыми смеющимися глазами, Джисону кажется, что сияющий Феликс вобрал в себя весь солнечный свет. Джисон Феликса сегодня ещё не видел, и у него пропадает дар речи, когда его протянутая для рукопожатия ладонь остаётся висеть в воздухе, а солнечный парень смотрит на него мрачно, туча-тучей, строго сжав губы: — Джисон, я это чувствую. От тебя исходит... — Ты ошалел?! Ничего от меня не исходит, я в душ утром ходил, и вообще! — Джисон оттягивает горловину футболки, суёт нос под ткань, демонстративно втягивает воздух.— Дезиком от меня пахнет, дорогим, между прочим! Феликс качает головой: — Где ты был в эту ночь? — Что происходит, Феликс? Сонни?— крутит головой Хёнджин. Джисон жмёт раздражённо плечами: — Самому интересно. Феликс, ты там угорел возле плиты? Или ты в свою стряпню запрещённые вещества добавляешь? Что за вопросы такие? —Это важно. Ответь.—упрямится Феликс, буравит взглядом Джисона. — Скажи ему, Сонни, — мягко, но настойчиво просит Хёнджин. — Где ты был ночью? — Джинни, и ты туда же?! Какого хрена ты себя ведёшь, как ревнивая жёнушка?!— Джисону хочется огреть чем-нибудь тяжёлым Феликса-интригана, быстро же Джинни попал под его влияние, друг, называется! — Дома я был, дома. У бабули спроси, если не веришь! Хёнджин примирительно накрывает руку Джисона ладонью, вопросительно смотрит на Феликса, тот молчит, раздумывая, кусает досадливо губу, между нахмуренных бровей залегла складка. Только Джисон набирает побольше воздуха, чтобы с чувством послать умника по известному маршруту, как неприятный разговор прерывает короткий свист. — Эй, парни! — у штакетника подпрыгивает Чонин, машет обеими руками, — Сонни, беги домой скорее, бабушка тебя ждёт! На радушное приглашение Хёнджина попробовать кондитерский шедевр Сынмина и Феликса Чонин улыбается, отрицательно вертит головой –некогда! Джисон поднимается со скамейки, обходит Феликса, тот ловит его предплечье: — Будь осторожен. Зло. Кто-то рядом с тобой. Джисон фыркает, молча выходит из двора на деревенскую дорогу. Спасибо, кэп. Он даже знает, кто это зло. И Хёнджин тоже хорош, пляшет под дудку этого манипулятора, променял друга на фиг знает кого. И Сынмин печеньки с этим психопатом стряпает, кулинар хренов. Но особо расстраиваться Джисону некогда — с быстрого шага он переходит на бег, пылит под ногами сухая земля. Тревога за бабушку занимает все его мысли. И как раньше люди без мобильников обходились— уму непостижимо. У своего дома Джисон видит автомобиль Чана, сам владелец и целая-невредимая бабуля споро укладывают в багажник сумки. —Что случилось? — Джисон жмёт руку друга, пытаясь отдышаться. — Сонни, старики Ким совсем плохи, – бабушка следит, как Чан закрывает багажник, оправляет на себе «городское» платье.— Чанни отвезёт нас в больницу. — Ты уезжаешь с ними? Когда ты вернёшься? — расстроенный Джисон еле сдерживается, чтобы не ухватить бабушкины руки, как маленький. — Пару дней побудешь один. Хозяйничай. Не забудь огород поливать, —бабуля строго смотрит, как Джисон активно кивает головой – да-да, буду паинькой, — и живность кормить не забывай. Бабушка обнимает Джисона, чмокает раскрасневшиеся щеки, прежде чем Чан усаживает её на заднее сиденье. — Сейчас подхватим стариков Ким и двинем, — Чан озабоченно хмурит лоб. — Чонин поедет со мной, а Феликс хотел ещё погостить в деревне, я вернусь за ним через неделю. Я тебе позвоню, как только появится связь. Джисон смотрит вслед уезжающему автомобилю, пока тот не скрывается за поворотом, уныло бредёт через двор к дому и поднимается на крыльцо. — Так, пернатых в курятнике запер, лохматых накормил, огород полил. Вроде всё сделал, — бормочет Джисон, стоя под летним душем. Есть в жаре жирный плюс — вода в ёмкости быстро нагревается, горячая, как в городе. И к утру, наверное, не остынет, размышляет Джисон. Одевается и идёт по огибающей дом узкой дорожке к крыльцу. Желанная вечерняя прохлада так и не наступила, висит в воздухе та же духота, что и днём. Джисон недоумённо поднимает брови, когда видит сидящего на крыльце Сынмина. Кошки крутятся возле покрытой салфеткой тарелки, принюхиваются, фыркают. — Джинни тебе печенье передал, — кивает на тарелку Сынмин. Джисон присаживается рядом с ним на тёплые доски, приподнимает салфетку: —Спасибо. Это съедобно? — на острый «зырк» Сынмина поспешно предлагает, понимая, что перегнул, — зайдёшь в дом? — Давай поговорим здесь, — от ровного отстранённого тона Сынмина Джисон снова чувствует глухое раздражение, но кивает— друг всё равно не отстанет, пока не выскажется. — Я хочу помочь тебе, Сонни. Рассказывай. — Сынмин сцепляет пальцы в замок, устремляет задумчивый взгляд в глубину сада. — Что рассказывать? — Джисон ожидал, что Сынмин начнёт со своего любимого—с нудных нотаций, и теряется. — О чём ты хочешь поговорить? — О тебе. О Джинни. О Феликсе. Расскажи мне, что ты чувствуешь. Ты расстроен, Джинни себе места не находит. Рассказывай. — С чего это вдруг? Я не заказывал будущего психоаналитика на дом.— ершится Джисон,—Если тебе нечем заняться, то иди выноси мозг Чанбину. Или тому же Феликсу, там для тебя работы—непочатый край, как говорит моя бабуля. —Не психоаналитик, а психиатр,— не меняясь в лице, поправляет Сынмин. — И что? Пришёл на мне профессиональные навыки оттачивать? Иди к крезанутому Феликсу, там твоё мастерство пригодится,— надеется втайне Джисон, что незваный гость обидится, свернёт беседу и уйдет. — Тебе не нравится Феликс, не так ли? — не ведётся Сынмин.— Это потому, что на него обратил внимание Джинни? Ты ревнуешь. Джисон прикладывает ладони к полыхающим щекам: — Чего? Нет! Откуда вообще... — Джинни мне ничего не говорил, если что. Ты слишком очевидный, Сонни. Ты цепляешься за него, боишься его потерять, боишься остаться один, так? Джисон молчит, теребит какую-то былинку в руках. Чёртов Сынмин. Сидит тут весь такой умный, специалист широкого профиля. Ещё бы блокнот с ручкой достал. — Джинни тебе дал понять, что не может ответить на...на твои чувства. Верно?— продолжает давить Сынмин. — Да. Он меня отшил.— удручённо соглашается Джисон. — Я привык к мысли, что мы не будем вместе. Ну, как пара. Но это не значит, что я буду спокойно смотреть, как его охмуряет какой-то мутный тип. Сынмин хмыкает: — И что не так с Феликсом, по-твоему? Джисон порывисто подскакивает с крыльца: — С чего бы начать..! Ты вот серьёзно сейчас? — Продолжай, пожалуйста, — задирает на агрессивного собеседника голову Сынмин. — Он будто с луны свалился, ты что, не видишь? — запальчиво твердит Джисон.— Рыбу в ведре увидел и такой: «Что это?» — передразнивает Феликса, понизив голос. — Похоже, — прячет смешок в ладони Сынмин.— Возможно, он имел в виду название рыбы, он же иностранец, ему простительно не знать. — А вот это его – «мне не нужна самка»?!— горячится Джисон. — Ну, оговорка. — А вот это как раз не оговорка! Действительно, зачем ему самка! Ему нужен самец! И одного он себе присмотрел! Это мой...наш Джинни! — Ну, допустим, — рассуждает Сынмин.— Допустим, что Феликс предпочитает парней. И что? Тебе ли на это обижаться? — Ты погоди, погоди, — не унимается Джисон, — а сегодня так вообще, обнюхал меня и стал пугать каким-то злом, которое, якобы, мне угрожает! Он псих, я тебе точно говорю. Появился непонятно откуда, наплёл Чану, что он его родственник, а Чан его даже не знает! —Ну, вообще у каждого из нас больше родни, чем мы думаем. Чану он кажется хорошим парнем. А Чан в людях разбирается. —Не смеши меня.Чан в самом себе -то не разбирается, не то, что в других. Только он один не в курсе, почему его Чонин всё время на эмоции выводит. На пубертат всё списывает,—угрюмо заключает Джисон. —Если это всё, — подводит итоги Сынмин, — то я тебе хочу сказать, что с такой наблюдательностью тебе не в комики, а в разведчики прямая дорога. Дилетанты из ФБР и моссад нервно курят в сторонке. Джисон грузно брякается обратно на крыльцо, зарывается пятернёй в волосы. Тянет безнадёжно: — Что мне делать, Мииинни... Сынмин встаёт, топчется на месте, разминая затёкшие ноги, оглядывается по сторонам — темнеет, пора и честь знать. — А чего ты сам хочешь, Сонни? В тишине пару минут слышен только стрёкот каких-то насекомых в траве, парни молчат. Джисон поднимает голову: — Хочу, чтобы меня любили. Хочу сам любить. Ты и представить себе не можешь, как сложно таким, как я, найти кого-то особенного. — И ты его найдёшь, или он найдёт тебя, вот увидишь. Всему своё время.— Сынмин кладёт страдальцу руку на плечо.— А с Джинни не ссорься, не обижай его. Чтобы у него ни происходило с Феликсом или ещё с кем-нибудь, он дорожит вашей дружбой. Ты не потеряешь его, если перестанешь закатывать истерики по поводу и без. Подумай над этим, Сонни.