Парень, пишущий мне записки, потанцуем?

Тёмная ночь быстро сменилась на утро. Не слишком щедрое на солнце, но радующее чистым небом. Красные, заплаканные от бурной, пышной на эмоции полуночи, глаза — трэвисовские — смотрят на очередной постер, цепляясь за совсем невзрачные, не заметные беглому взгляду, детали. Трэвис, отвоевавший себе кусок одеяла, накрыв самые залюбленные брюнетом места, вспоминает как в адреналиновом опьянении Джонсон ведет его вниз, попутно объясняя как же ему было одиноко в пустой квартире. Фелпс не задавал лишних вопросов, не видя в них надобности, он легко доверился, чувствуя себя и правда маленьким ребенком в руках взрослого зрелого парня. Ощущая каждой клеточкой тела чужое тепло, жар дыхания и слушая как глубоким, ранее не слышимым голосом, Ларри бормочет что-то совсем неразборчивое, как тонет в собственном таинстве и вожделении. Фелпс поворачивает голову, осматривая спрятанное за темными волосами лицо Джонсона, бережно, почти неощутимо, убирая пару прядей за ухо и целуя аккуратно, невесомо в самый весок. Странное тепло плывет по голой коже, как струи еле ощутимо теплой воды, окутывает плечи и голые бедра, напоминает что тело совсем нагое и невесомое. Трэвис садится на кровати, укрытый только пыльно-белым одеялом, завороженно обнимающий замёрзшие плечи. Оглядывает усыпанную темненькими веснушками и родинками спину и наконец-то перелазает на пол, в поиске одежды. Собирая с мягкого ворсистого ковра широкую клетчатую рубашку и шорты, Трэвиса обдает жаром, скоро семья Ларри, что нагло дрыхнет, должна вернуться, а он не планировал знакомиться сейчас с родителями своего обалдуя. — Лар. — мягко гладя большим пальцем чужую щеку, шепчет Фелпс. Джонсон легко, удовлетворенно мычит, сонно продирая глаза. — Когда должны приехать твои? — Трэвис поднимается, попутно натягивая на себя шорты. — А что такое? — трет костяшками пальцев глаз Ларри, оглядывая тело партнера награжденное им же укусами. — Я собираюсь уйти, чтобы с ними не столкнуться. — застегивая пуговицы рубашки, монотонно бурчит. — Так говоришь, будто ты любовница. — довольно улыбается Джонсон, прикрывая глаза и откидываясь на подушку, убрав руки за голову. — Я просто подумал, что тебе не захочется сейчас говорить родителям о…о нас. — насупился блондин, сложив руки на груди, склоняясь над собственным парнем. — А тебе хочется? Мне не жалко вас познакомить, я уверен, что ты очаруешь маму. — хихикает от щекотки на шее Ларри. — Ага, я прям чувствую восторг Сала по этому поводу. — утыкаясь в чужие волосы, целуя шею. — Ты из-за этого переживаешь, детка? — хватаясь за бока блондина, поднимаясь и обнимая, утыкаясь в живот. — Должен? — чешет ногтями затылок Джонсона. Тот довольно мурлычет и бодает чужой бок лбом. — Ни капли. Я уверен, что ты ему нравишься. Ну, в смысле как человек. — смотрит вверх на Трэвиса. — Ха-ха, мило. Но мне в любом случае лучше вернутся, Терренс не сможет долго меня прикрывать. — Ларри совершенно наигранно конфузится, но поднимает рубашку и целует мягкий, слишком бледный для смуглой кожи блондина живот Фелпса. — Нужно тебя свозить куда-нибудь, где потеплее. Чтобы ты ни как бледная поганка, а как красивая смуглянка. — показывает язык. — Я и так смуглянка. — ворошит чужие волосы. — Ты что на завтра любишь? — Трэвис с особым энтузиазмом изгибает бровь. — Все что ты можешь приготовить, детка. Но только не гребенные панкейки. — наигранно строго говорит Ларри, кивая головой. — Вот их приготовлю. — ехидничает Фелпс. По дому быстро распространился приятный, печально сладкий запах. Джонсон опершись о стенку арки кухни, смотрел на Фелпса, что что-то там делает за плитой. Это притягивало, заставляло забыть всякие дела, позволяло времени остановится и давало просто насладится чем-то обыденным, по-особенному приятным. Как будто, так и было всегда. Как будто Трэвис всегда тут был, как будто каждое утро готовил для Ларри. — Хей, детки. — тихо, слишком хрипло, улыбается Джонсон. — Оу, дай мне еще пару минут. — не оборачиваясь, машет рукой Трэвис. Джонсон подходит сзади и обхватывает чужие бока руками, утыкаясь в плечо и шею. — Если бы не то что скоро наша идиллия закончится, я бы трахнул тебя прямо на столе. — Ларри целует скулу блондин, тот хмурится и осуждающе щурит глаза. — Просто мысли в слух, детка. — гладит чужой живот, запуская руку под рубашку. — Мы попробуем это в следующий раз. — улыбается Трэвис, краем глаза наблюдая ошарашенного и смущенного брюнета. — Вафли готовы. — Фелпс дает парню в руки тарелку и Джонсон голодно оглядывает вкусные горячие вафли. — Черт, я думал что ты и правда панкейки делаешь. — хихикает Ларри. — Ты бы меня закусал. — целует в щеку брюнета, придерживаясь за плечо. — Остальные предложи родителям, а мне правда пора. — поправляя рубашку. Джонсон печально мычит, но следует за своим парнем в прихожую. Обнимает со спины и снова целует. — Я уже заранее соскучился. — вдыхая еле уловимый запах духов. — Милый, мы увидимся в школе. И ты всегда можешь мне написать. — стуча пяткой по полу, Фелпс одевает ботинок и поворачивает кратко касаясь губами чужих. Ларри только кивает и открывает дверь, выпуская блондина в коридор апартаментов. Тот быстро машет ладонью, скрываясь в лифте. Джонсон захлопывает дверь и ковыляет до кухни, осматривая гостиную, такую же прибранную, хотя Ларри отчетливо помнил, как вчера ночью пару раз ногами натыкался на одежду. Айда Трэвис. — Так откуда говоришь вафли? Ты бы такие в жизнь не приготовил. — упирая руки в бока, хмурится и щурится Лиза, садясь к остальным на диван. — Ммм, вообще-то, я не планировал говорить, но он не против. — выставляя перед собой руки. — У меня есть парень. Теперь есть. — закрывая глаза и довольно улыбаясь, смеется Джонсон. — Это он у тебя настоящий, не в голове. Ларри, скажи, он сейчас снами в одной комнате. — наигранно щурится сквозь протез Сал. Ларри пихает его в бок и он заливается смехом. — Настоящий. Честно, он ушел домой еще утром, по делам. И ты его между прочим знаешь. — показывает язык, тыча пальцем в лоб брату. — Так. — резко вскидывает голову Фишер. — Если это тот, кто оставлял записки. То это…- задумчиво тянет. — Трэвис. — кивает Джонсон. — Мам, я обещаю что скоро вы познакомитесь в живую, а не на словах просто кажется ему нужно больше времени. — Ох, мальчик нашего священника? — вспоминает Лиза. — Да. Он самый. Он прекрасный. — улыбается Ларри. — А еще недавно он фыркал и куксился, говоря что ни в жизни с ним не будет, емае. — пихает брата в бок локтем Сал, игриво конечно, за что Джонсон в ответ тычет в селезенку. Брюнетка улыбается мягко, нежно смеется, прикрывая рот рукой, смотрит на Генри, что одобряюще кивает, мол, так оно все и надо. Домой охотно не хотелось. Но что делать, Терренс написал что, прикрыл максимум до полудня, а он уже почти наступил. Солнце выглянуло у самого дома, обливая землю теплыми особенно греющими и молочными, лучами, рисуя на тротуаре вместе с деревьями смешные фигуры. Трэвис открывает скрипучую калитку и торопится войти в дом. Отец ждет прямо в зале. Сжав края рубашки, младший столбом встает напротив сидящего в кресле старшего, что оглядывает его с особым трепетом. Видимо сын в последнее время дает много надежд, послушно выполняя поручения, почти не сопротивляясь приказам. — Ты был у Терренса, верно? — отпивает из фарфоровой чашки старший, оглядывая младшего с ног до головы. — Да. Мы…можем говорить так, не на латыни? — уточняет. — Пока мы одни — да. Что-нибудь болит? — изгибает бровь старший. — Нет, отец. Ритуал прошел так как должен был, потому не болит. — клонит голову вниз младший, осматривая глазами пол. — Отлично. Можешь быть свободен. В шесть часов ты должен быть в храме. Вымойся полностью и одень белое. — кивает старший. — Да будет так, отец. Трэвис разворачивается на пятках, быстро шагая к лестнице. Дом по-прежнему большой и пустой, слушающий и слышащий каждый шорох, заполнившийся свежим, гуляющим по коридорам, ветром.