Яд, что страшнее цианида

Инид злилась. Чертовски злилась на Уэнсдей, но все же она никогда не была злопамятна, а потому после нескольких дней взаимного игнорирования решилась поговорить с медиумом на счет того, что случилось. И возможно разрешить ситуацию. Все эти дни ее грызла совесть за то, что она так накричала на ворона, ведь та ни в чем не виновата. Аддамс не может приказать своему сердцу полюбить несмышленую блондинку, она даже не знает об этой глупой влюбленности оборотня в нее. Дождавшись вечера и притворившись, что спит Синклер ожидала, когда готка вернется в комнату так, как та все еще ее избегала. Уэнсдей возвратившись быстро прошмыгнула сквозь комнату и зашла на балкон, облокотившись на парапет, беспокойно теребя пальцы. Она обернулась, услышав тихие шаги позади себя. Ее глаза сначала наполнились непониманием, а потом беспокойством. Медиум даже не представляла, что Инид будет делать сейчас. В последнее время она совсем не понимала соседку и похоже это было взаимно. Они как будто играли в кошки мышки: то избегали друг друга как огня, то поддавшись мимолетному порыву, проявляли несвойственную для друзей нежность. Все это сбивало столку. Никто и думать не смел о том, что между ними что-то да есть, кроме может быть обычной ничем непримечательной дружбы. Но их касания к друг другу и переглядки были явно не дружескими. - Уэнс – прошептала блондинка, аккуратно приближаясь к брюнетке - Синклер боялась, что девушка воздаст ей за тот случай после вечеринки, а потому была крайне осторожна. - Что такое? – выдохнула ворон, отворачиваясь от оборотня, вновь переводя свой взгляд на лес, что шелестел своей кроной из-за небольшого ветра. Все это время ни одну Инид терзало чувство вины, Уэнсдей ощущала тоже самое. Но понимала, что если бы она не начала избегать блондинку для названной все было бы еще хуже. Любовь Аддамсов очень сильна. Это даже скорей смахивает на одержимость. Особенно в подростковые годы, когда гормоны, циркулирующие в крови, обостряют эмоции в разы. Готка не хотела причинять боль оборотню. Не хотела представать перед ней животным, не умеющим контролировать себя, хоть и очень до невозможного желала завладеть ее телом, ее душой, ей всей. Напиваться Инид до упомрачения и хранить где-то в недоступном для чужих глаз месте. Аддамс понимала, если она спустит себя с поводка самоконтроля то сотворит нечто ужасное. Из-за этого ее любимица точно зачахнет, угаснет, завянет как самый прекрасный цветок. Инид нужна нежная, легкая, ласковая любовь. Уэнсдей может дать лишь грубость, собственничество, одержимость, похоть да страсть. От осознания того, что она не сможет в случае чего дать Синклер то, что она по праву заслуживает, в груди образовывалось змеиное гнездо. И медиум уже начала напитываться ядом этих тварей, гния изнутри с осознанием собственной беспомощности. - Я..эм.. хотела извиниться за то, что накричала на тебя тогда после вечеринки. Я совсем не понимала что творю. Скорей на себя злилась, а не на тебя. Мне правда жаль – Инид и правда злилась больше на себя, чем на Уэнсдей. В своей голове она оправдывала ее всевозможными способами, ищя в первую очередь недостатки в себе, а не в ней: слишком ярко одевается, громко говорит, чересчур эмоциональна. Аддамс это раздражает. Медиуму подошел бы партнер похожий с ней по характеру. Возможно по внешности. Кстати о ней. Инид считала что ее внешность, это уродство. Она получила шрамы, спасая упоминаемую соседку, но все равно считала их чем-то отвратительным, нежели отметинами ее храбрости и отваги, какими их считала Уэнсдей. Каждый раз, смотря в зеркало оборотень натыкалась на них и ей хотелось выцарапать себе глаза, лишь бы больше вообще не видеть собственное отражение, которое было ей так ненавистно. Но блондинка не могла это сделать. Ведь после этого, как она будет наблюдать за медиумом? За ее ровной осанкой, всегда ухоженном видом, безупречным лицом и глазами безднами, в которые она с каждым разом проваливалась все сильнее и сильнее. Ворону было противно от того, что Синклер сейчас извиняется. Это она должна была это делать, а не этот лучик солнца, стоящий позади нее. Ради нее готка просыпается каждый день в этой треклятой академии с ее учениками болванами. Что ж она заварила всю эту кашу, она должна и расхлебывать. - Тебе не за что извинятся Инид – утвердила готка, впиваясь ногтями в ладонь, борясь с желание вновь обернуться на блондинку. - Но я же... – непонимающе пробормотала оборотень, пока ее не перебили. - Тебе. Не. За. Что. Извинятся. Инид – проговорила по слогам Аддамс - Я заслужила твою злость потому, что избегала тебя. Но к сожалению, не могу сказать тебе причину этого. Скажу лишь то, что мне впредь нужно больше личного пространства. Пожалуйста, уважай мое решение. Так будет лучше для нас обеих – сказав это Уэнсдей прошла мимо Синклер, опустив голову к полу, чтобы не встречаться с оборотнем взглядом из-за непрошеных слез на бездонных глазах. Блондинка была в полном шоке от заявления готки. Она была зла и в тоже время ей было так невыносимо больно. Инид никак не могла понять, почему Аддамс не может рассказать ей о причине их отдаления. Неужели, она считала все это время Синклер не достойным человеком для того, чтобы выговориться и обсудить проблему? Вместо того, чтобы снова принимать решение за них двоих, отгородившись от заботы и поддержки блондинки. В отличии от медиума оборотень не сдерживалась, дав волю слезам. Упав на колени она прислонилась горячим от обиды лбом к поверхности прохладных досок балкона и зарыдала. Ветер уносил звук ее плача, разнося его по лесу, что был также безмолвен и холоден как Уэнсдей.