***
Ви думал, что мальчик — ребенок Данте. Неро — шумный, самоуверенный, дерзкий. Неро бьет больно, не лишен эмоциональности, выражается доходчиво, но сквернословит. Почти копия юного Данте, к тому же крутится вокруг него, как проголодавшийся щенок. Гриффон гогочет в ухо. Даже с сыном Данте повезло больше. Багровый свет бил в глаза, Неро отлетает от Уризена, как изуродованная псом игрушка, воздух выбивается из легких, до слуха Ви доносится его болезненный выкрик. Ви не видит ничего, кроме красного, бежит на ощупь, уши подводят, мерещатся звуки. А может, и не мерещатся: Данте машет мечом, лязгая металлом о непробиваемый панцирь Короля Демонов, эхо ударов бьет по мозгам. Когда Ви хватает Неро за локоть, накидывает на себя и ведет подальше отсюда, в его глазах плещется такое беспокойство, какое не посещало его, возможно, никогда. Неро не хрупкий, не сломается так просто, Ви это понимает. Но липкая, ловкая в своих убеждения тревога будто тянет его за волосы, заставляет всмотреться в нахмуренное, обиженное лицо и убедиться, что все в порядке. Он не знает, откуда это, но оно выпрыгнуло из его груди огненной фурией, как какой-то инстинкт. И ничего, кроме него самого, его уродливой демонической части, не могло причинить Неро вреда. Только почему-то его хотелось защитить, вопреки собственной безопасности. Когда Данте остается под обвалами с нечто, зовущееся его братом, Ви начинает надеяться на Неро. Что-то дает ему понять: мальчик обладает силой, которую сам не до конца обуздал. Он думает, что мог бы направить поток этой горящей пламенем энергии, если бы оказался рядом раньше. Наблюдая за тем, с какой уверенностью Неро прокладывает свой путь, высвобождая ярость на созданиях Ада, Ви видит в нем себя, Вергилия. Многое из того, что не укладывалось его голове, встало на свои места, как только Вергилий оказался поваленным наземь собственным сыном. Это звучало так абсурдно, но гордость за Неро затмила чувство поражения. Он родился слабым ребенком, раньше своего срока; его миниатюрные конечности всегда были напряжены, в детстве Вергилию тоже ставили гипертонус. Он не верил, что ребенок выживет, сожалел, что не избавился от плода раньше. Но Неро смог сравняться с ним, это то, что отличало кровь Спарды ото всех остальных.***
Когда Леди и Триш вернулись в Devil May Cry, ни одна из них не поверила своим глазам: пол снова обшарпанный и испачкан в разводах, в углах скопились бутылки и коробки, стояла духота и пыль поднималась в воздух с каждым скрипом половиц. И тогда пошли слезы, но не от дурацкого запаха завалявшейся еды, а от шокирующего осознания: Данте дома. Его объятия — все такие же крепкие, руки — все такие же сильные, а вкус в музыке настолько же ужасный, насколько был в его девятнадцать, но он жив и улыбается, кивая на каждый упрек: «Да, простите дамы, виноват». Его брат — все такая же заноза. Леди помнит его: гордое лицо психопата с бредовыми маниями величия, гнусавый голос и постоянно злые глаза; под его рукой над городом возвысилась та извращенная башня, по которой взбираться было, как по китайской стене. Это он держал ее бессознательную и ослабевшую столько дней, питаясь ее соками. Это он заставлял Данте шевелиться и вставать со своего ободранного кресла. Триш знала его, как питомца Мундуса. Никто не пережил этого дьявола, а Вергилий смог. Он и в этот раз выжил, Данте и в этот раз его простил. Они заказали много еды, купили еще алкоголя, за окнами зашипели по асфальту шины фургона и Нико влетела в офис, как обычно заплутавшая на балконе муха врезается в стекло. Так она и представляла возвращение своего кумира: праздник и отрыв. Весь энтузиазм Неро пропал, когда он не увидел за столом темное пятно фигуры его отца. Данте разливал коньяк, уголки его губ постоянно дергались в широких улыбках, отросшие волосы падали на глаза и Триш говорила, что ему так лучше. Глаза его блестели, но постоянно метались в сторону лестницы. Неро не подавал виду, что замечал его кричащее беспокойство. — Предлагаю выпить за удачное возвращение! — восклицает Нико, чуть не проливает стакан на волосы Неро, на что он недовольно мычит. Данте меняет один альбом Zeppelin на другой, самый любимый, проигрыватель наполняет комнату мелодичным завыванием гитары. — И за Джимми Пейджа! Вергилий так к ним и не спустился. Неро понял: все из-за него.***
Данте пообещал Моррисону, что поможет брату освоиться. Данте имеет привычку не сдерживать собственные обещания. Слова «я обязательно расскажу Неро правду» он говорил себе на протяжении многих лет, пока не стало слишком поздно. С последнего раза, когда братья предприняли попытку откровенно поговорить, прошла уже неделя. Дела не шли сказочно, но не было плохо. На голые плечи падали лучи тусклого солнца, в воздухе плавала успевшая скопиться пыль. В агентстве никто, кроме него и брата не оставался надолго. Та грубая, импульсивная женщина, Леди-Мэри, приходила, чтобы воспользоваться доступными благами оплаченных счетов, потребовать вернуть процент долгов, вписать что-то в толстый и покоцанный блокнот и уйти снова. Копия их матери делала практически то же самое, но разговаривала с Данте больше. Все как один игнорировали присутствие Вергилия — он отвечал тем же. Мышцы его спины напряглись, расправились, как крылья, он потянулся, завершая зарядку. Краем глаза замечает Данте, стоявшего в проеме, наблюдавшего. Его взгляд изучающий, на плечах красным полотном повис плащ. Это значит, что у Вергилия сегодня будет компания. Физическая нагрузка — отличный способ снять стресс. Данте работает честно, все еще не отвыкший от Ада, хотя бывает скучно. Вергилий тоже рядом, но часто пропадает. Когда это случилось в первый раз, Данте стало страшно: все-таки ушел, не уследил. Брат вернулся через несколько часов, листья застряли в его волосах, сапоги испачкались в глине, на вопросы ответил кратко: «Гулял». Теперь это вошло в привычку, иногда Данте его сопровождает. Вергилий его не просит, Данте не спрашивает. Холод почти неосязаем, вокруг ни души. Раньше людской мир казался необъятным, просторным, а после Ада все это — даже и не половина, и не треть того, что может предложить обожженная демоническая земля. Вергилий привык много ходить, особенно там, где меньше всего скоплений людей. — Это я только из окон поезда видел, — Данте осматривает местность. В отличие от брата, городская суета нравилась ему больше, за ее пределы он выходил редко, в основном по работе. Они шли вдоль древних рельс, было непривычно тихо. В магазине тихо, когда не играет музыка, когда никого нет, кроме них двоих, когда закрыты окна и телефон отрублен от сети. Но здесь, на улице, с очищенным воздухом, звуками, не давящими на мозги, был другой уровень тишины. — Я не ездил на поездах, — задумывается Вергилий. Данте кидает на него заинтересованный взгляд, потом понимает: ему, в целом, было незачем. — Многого не теряешь. Хотя тоже опыт, один раз надо. — Эффективнее будет использовать ее, — Вергилий кивает на меч, проводит большим пальцем по цубе, любуется золотом без единого скола. — Конечно, эффективнее, но дело не в этом. В детстве они редко видели такие вещи, как поезда или самолеты, автобусы или корабли. Хоть и их поместье, обособленная ото всех тайна, могло похвастаться роскошным садом, богатой библиотекой, стопками классического винила, погребом с вином столетней выдержки — все то, что коллекционировал по миру Спарда — в нем было несколько тесно. Маленьким, Вергилий засматривался на картины, висящие в коридорах. «Мадонна» Санти, замотанная в красное и синее, смотрела на него в ответ, в благородных глазах Богоматери он видел испуг, отрешенность. Иногда, из окон второго этажа, за большим зеленым холмом, можно было заметить дым, услышать гудение, представить себе красивый, как в книжках, мощный поезд. Романтичная картина о путешествии акварельными красками расцветала в головах братьев. — Позови как-нибудь Неро с собой.***
Неро нервно дышал в трубку телефона, ухо запотело то ли от волнения, то ли от того, что уже полчаса не расслаблял пальцы вокруг аппарата. Большую часть этого времени он провел, решаясь на звонок, остальное — слушая лепет Кирие. Прошло уже где-то полгода, как в дом, через окно, как сонный паралич, влетел тощий силуэт Ви и утащил его с собой. Неро оставил позади любимую, мелюзгу, винил себя за свой эгоизм, но у Кирие слишком большое сердце, чтобы держать на него зло. Он звонил ей часто, особенно в первые месяцы лета. Занятой пчелке некогда горевать: вскоре, времени на близость с подругой оставалось совсем мало, или так он ей говорил, когда Нико вырывала его от очередной миссии, совала в руки мобильник и тарелку китайской лапши. Комкая бумажную упаковку, пальцем вытирая маленькое пятно соуса с кожи салона, он думал, что скучает по еде Кирие. — Не волнуйся, я справлюсь, — она говорит, и он хочет себя ударить. — Я скоро вернусь, просто подожди еще немного… — Не торопи время, Неро. Оно возьмет у тебя столько, сколько потребуется. — Спасибо, Кирие. Я люблю тебя, знаешь? — Знаю, глупый. Ей не впервой так долго ждать. После, Неро звонит Нико. С ней общаться легче, она была другой. Она не служила в Ордене, знала о культе Спарды только в расплывчатых чертах, не приходила в церковь по воскресеньям, не вслушивалась в шепот обманщиков на скамьях. Она была проще, с ней он забывал о своей поехавшей семье. Нико не напоминала ему Агнуса. Фургон качался, вздрагивал, проезжая по кочкам, вонь сигарет стала привычной и больше не раздражает. Нико молчала, решив, что сконцентрироваться на дороге будет более лучшим решением, чем спрашивать понурого друга о произошедшем. На его лице поселилась досада, морщины собрались на переносице недовольной гармошкой, впавшие глаза напоминали ей о болоте, в которое она чуть не влипла ребенком. Она знает, каким разочарованием может оказаться отец. — Я всегда надеялся, что те ублюдки ошибались, — подает голос Неро, — что она не была проституткой, а меня зря дразнили. Нико вздыхает, делает затяжку и заворачивает машину на перекрестке. Он не закончил мысль, но она уже отвечает: — Эй, кем бы она не была, она была и останется твоей матерью. Ты думаешь, что она тебя ненавидела, но стала бы она вынашивать тебя, будь это так? Я бы просто взяла вешалку. Неро усмехается — она не знает правды, он не собирается ей говорить. Он не настолько идиот, чтобы не понять намека Вергилия. Слова подруги заставляют задуматься: ведь демону не составило бы труда избавиться от собственных органов, будто не у него самого отросла обратно рука. Значило ли это, что отец ждал его? Ему хотелось верить.***
Брать на себя ответственность — это не то, к чему привык Данте, но в последнее время, слишком многое зависело от него. Это судьба не только Ред Грейва, но и всего мира; это корни Клипот, пронзившие землю из-под преисподни; это эмоциональная и физическая целостности брата; это семья, так внезапно обрушившаяся на его голову. Исправлять этот бардак было мучительнее, чем драться с противником в разы слабее него. Но они стояли здесь, перед ордой корчащих рожи тварей. — Ты не говорил, что он тоже здесь будет! — ошарашенно прошептал Неро, когда его встретил дядя, а за ним шагал отец, напоминая грозовую тучу. Губы Вергилия едва заметно дрогнули, когда их с сыном взгляды встретились. Неро понял, почему Данте попросил приехать одному. — Это ни на что не повлияет, — возразил Данте, подмигнув брату, пока тот рассматривал от безделия Ямато. — Да без разницы, — бросил Неро, его Королева зарычала, скрыв мимолетную тень страха и неуверенности на его лице. Тогда, они приступили. Округ был почти полностью забит, но их троих хватило бы на большее. Звенели лезвия мечей, свистели пули, взрывались толстые туши демонов и оседали на коже жижей, от которой одежда липла к рукам и сковывала движения. Неро замахивается, адреналин заставляет его улыбаться с каждым убитым монстром, земля под ногами будто раскалилась до температуры плавления. Каждое движение он старается продумать наперед, потому что не может избавиться от ощущения, что за ним наблюдают. Неро не видит Данте, но слышит, как сухо откашливается Вергилий, когда он не по осторожности оказывается откинутым назад. Только он успевает схватиться за рукоять Ямато, как линия из демонов разрезается одним четким, ровным ударом, и Неро появляется за падающими телами перед отцом. Он выглядит, как ночной кровавый кошмар. Вергилий только кивает ему и возвращается в боевую готовность. Не дает себе много времени обдумать произошедшее, избавляется от последних оставшихся уродцев. Уже давно потемнело, на небе проявилась луна, как изображение на старой пленке. Близилось новолуние. Этот район был самой отдаленной населенной частью города, хотя здесь уже никто не живет. Неро думает, что реставрированием таких ветхих домов никто не захочет заниматься, может быть, это к лучшему. Недалеко от колодца, он находит тонкую реку, простирающуюся за горизонт и садится перед ней на корточки, чтобы вымыть руки. Рядом оказывается дыхание Верджила, вернувшееся в привычный ритм. — Ты отлично справился, — он негромко говорит. Не смотрит на сына, его поза закрытая. Тогда, Неро встает, вытягивается во весь рост, привлекает внимание к себе. Смотря Вергилию в бледные, как смерть, глаза, Неро был точно уверен в одном: — Ты ненавидишь меня, отец. Хватит этой лжи, я для тебя — только напоминание о слабости. Когда Неро говорит то, что держал на уме с их первой после возвращения встречи, Вергилий шагает ближе к реке. Носком сапога поддевает мокрую землю. Он был похож на призрака, преследующего море. Фортуна — международный порт. Остров обособлен бескрайним океаном, летом здесь жарко, зимой — стужа. Осенью льет, как из ведра. Вергилий ступал по размягченной почве, грязь полностью покрыла подошву. Измученному, ему было холодно. Новорожденный паразит в руках ощущался слишком тяжело, как лишний груз. Он не мог дождаться момента, когда маленькое недоразумение соскользнет с рук в ледяную воду. На импровизированных черных пеленках недоношенный уродец казался бледным, как снег на Пике Ламина; мальчик вот-вот заплачет, перестав чувствовать тепло родителя. Он много не думал, когда вытаскивал из складок накидки длинную, жесткую и ворсистую веревку. Нашел камень помассивнее. Обвязал вокруг тонкой шеи крепко, не щадя нежную кожу, и ребенок булькнул — вот-вот задохнется. Вергилий знал, что даже для такого слабого демона этого будет мало. Когда он тянется за концы пеленок, чтобы замотать хилое тельце, гибкие, как лапки паука пальцы хватают его за рукав и слабо тянут на себя. Ребенок что-то мямлит, будто пытается остановить сошедшего с ума отца. Вергилий всматривается в зажмуренные глаза, складки на тонкой коже, замечает белые волоски, торчащие ежиком на голове. Он слишком слаб. Слабее, чем полноценные люди, способные на большее. Будто дух Спарды не давал умереть ни сыну, ни внуку. — Я не ненавижу тебя, Неро. Ты показал себя сильной личностью, — Вергилий проговаривает уверенно, но было слышно, как тяжело дается ему каждое слово, — и за себя я уже давно отомстил. Два стука в дверь, два удара по голове, два надреза катаной. Вергилий стоял над телом своего надругателя, брызги крови на стене образовывали подобие крыльев — он как вестник смерти, устрашающий архангел. Вергилий медлит, прежде чем повернуться к Неро лицом к лицу. У Неро перехватывает дыхание, он почти что дрожит, наблюдая за действиями отца. Больше всего он не хочет слышать следующих слов, хотя мечтал о них с детства. Чтобы мама оказалась рядом, погладила по непослушным волосам и нежно прошептала: — Я горжусь тобой, Неро. Руки сына теплые, его кожа немного загорелая, ладони почти что больше его. Вергилий не узнает в нем малыша, которого он мог сломать, если посильнее сожмет, пытаясь отодрать от своей груди. Неро выглядит живым. Неро живой. Не задохнулся под водой, не стал забытой историей в новостной сводке. Река тихо шептала сказки о потерявшихся детях, об утопленных котятах и несчастных матерях. Она была громче, все, в чем еще мог признаться Вергилий, поэтому он говорил ни слова. Улыбка неловко расплылась на лице, когда Неро потянулся в долгожданные объятия. Сын всхлипнул, прижался щекой, Вергилий в первые держал сына в руках, не чувствуя всепоглощающей ненависти и жалости. — Прости меня, пап. Данте наблюдал за ними с того момента, как наземь пал последний демон. Наблюдатель — его самая ненавистная роль, но иногда она открывала занавес на тайны жизни шире. Брат мог бы стать хорошим родителем.***
Это как жизнь после смерти, он думает. Вергилий скользит каблуками по земле, собирает пыль, колени удерживают на ногах в последний момент. Ямато, завернутая в ножны, быстро поднимается в воздух и приземляется аккурат в ладонь. — Ты способен на большее, сын, — ухмыляется он. Данте знает, что ни брат, ни племянник, по серьезке не дерутся. Неро только посмеивается, Королева рычит в предвкушении, а сам он задумывается о будущем. Скоро наступит зима — Фортуна по-особенному красива в свете праздничных огней. Даже Спарда не брезговал праздниками, и если им повезет, он заберет всех с собой. Мысли об этом заставляют его промахнуться и вмазаться в дерево, тогда Данте отлипает от своего места, хлопает по его спине, приобнимает. — Хорош же пацан, ну! — В нем много силы. Но она требует больше внимания, — подмечает Вергилий. Он признал способности сына еще тогда, на вершине Клипот, когда режущая воздух волна энергии оттолкнула его от брата. Неро почувствовал, как к щекам приливает кровь. Тренировки с отцом стали чем-то нормальным, правильным, как недостающий кусок пазла его скомканной в старые пеленки жизни. Вергиоий направлял его, потоки демонической мощи слушали его лучше, триггер раскрывался быстрее, надолго. Данте жмет плечами, — Как скажешь. Ты его, кажется, лучше понимаешь. Когда брат пятерней поправляет волосы, закидывая светлые пряди назад, он замечает на тыльной стороне руки порез, не спешивший заживать.