Viscum album

Утром Сатору просыпается от стука в дверь. Сначала он не понимает, где находится, но события вчера постепенно восстанавливаются. Он смотрит на потолок с широкой гипсовой галтелью и люстрой, на бежевые обои и панели темного дерева, на высокие стойки кровати, к которым пока не крепили ткань балдахина. Гостевая комната, которую ему отвели, была щепетильно убрана, с мебели сняты чехлы, кровать застелена чистым бельём, но при всем этом она оставалась безликой, как любая гостевая комната, которую открывают только к приезду родных или друзей. Годжо кидает взгляд на окно с лёгкими тюлевыми занавесками — солнце уже поднялось, но в воздухе ещё витают остатки ночного тумана. Значит, похолодало. Раздаётся ещё один стук в дверь. — Войдите, — говорит блондин, садясь на мягком матрасе и рассчитывая, что его вид спросонья вызывает что-то ещё, помимо смеха и сочувствия. На пороге возникает Гето со школьной формой, свёрнутой и сложённой аккуратной стопочкой. — Доброе утро, — говорит Сугуру. Вид у него такой же уставший, как и вчера, словно он не смыкал глаз. — Доброе, — отвечает Сатору, пытаясь пригладить одной рукой взлохмаченные волосы. — Хозяин дома сам принес мне одежду, я польщен! — Я попытался объяснить Тео, почему ты ночью гулял в непосредственной близости к нашим окнам, но он не счёл причины достаточными, видимо. Поэтому я решил благородно избавить вас обоих от этой неловкой сцены. — Спасибо, — благодарит Годжо, потупив взгляд. — И за форму тоже. Гето ещё лишнюю пару секунд мешкает, смотря на Сатору в окружении белых волн одеяла, но затем оставляет одежду на кресле возле письменного стола и уходит. — Спускайся к завтраку, — говорит он у самых дверей. Сатору совершенно забывает спросить его о времени. Его форма оказывается вычищена и отглажена, даже оторвавшийся недавно край кармана аккуратно пришит на место. Годжо готов расцеловать руки Рей, кухарки семьи Гето, добросердечной и открытой женщины, которую ему представили прошлым вечером и которую он успел совершенно очаровать. Сатору заметил, что помимо Сугуру, Тео и Рей в доме больше никого нет. Это было странно для такого особняка, требующего куда больше прислуги. Вероятно, поэтому некоторые комнаты ещё оставались неубранными, другие и вовсе закрытыми, а по углам стояли чемоданы, ящики с вещами и мебель в чехлах. В малой столовой уже накрыт завтрак, и аромат кофе ощущается даже из коридора. Через приоткрытое окно долетает легкий, с детства знакомый запах утреннего влажного от росы луга, и кружевные короткие занавески едва заметно колышутся от прохладных дуновений. Годжо снова ощутил, что открывает для себя новую сторону обыденных вещей, потому что вечером они ужинали при свете свечей из-за неполадок с электричеством. В полумраке длинные тени ложились на стены и даже лица выглядели иначе. При свете, холодном и прозрачном, какой бывает весной и ранней осенью, комната выглядит менее таинственной, но оттого приветливой, будто бы знакомой. Заходя в столовую, Годжо видит круглый стол, застеленный белой скатертью с вышивкой по краям, и сидящего за ним Гето. Юноша смотрит куда-то мимо комнаты, мимо окна и выглядит отрешенным, но взгляд его проясняется, когда рядом раздаются шаги. У Сатору создается ощущение, что Сугуру неизбежно погружается глубоко в мысли, если что-то извне его не отвлекает, не заставляет вскинуть голову над омутом. — Рей, садись с нами, — зовёт Гето, из соседнего помещения кухни раздаётся невнятное причитание и звон посуды, но женщина все же приходит, вытирая руки и снимая фартук. — Тео уже ушел в город по делам, — поясняет брюнет на вопросительный взгляд Сатору, когда тот не находит четвёртого прибора на столе. В целом, Годжо удивился, когда прошлым вечером обнаружил, что прислуга ест за одним столом с хозяином. Он представил оскорбленное лицо своего отца, если что-то такое произошло бы в их доме. Да уж, в его семье слишком чтили старые порядки. Иногда это выходило Сатору боком, как с частной школой, например. Отчего-то это бесцельное страдание считалось необходимым условием для становления джентльменом, сыном знатного рода. После завтрака Сугуру под предлогом прогулки вызывается проводить Годжо хотя бы до середины пути. Рей заворачивает в салфетки две булочки с клубничным джемом и отдаёт Сатору с собой. Когда они выходят за ворота, от тумана не остаётся и следа, а часы в столовой показывают половину девятого утра. Сатору надеется, что двери общежития уже открыты и кто-нибудь из студентов мелькал на проходной, чтобы его появление не выглядело таким подозрительным и вызывающим. Вопрос только в том, почему он в форме в воскресенье? Очевидно, из чувства большой любви к академии. Облака к этому времени рассеиваются, и Сатору невероятно удивлен второму солнечному дню подряд в их слякотной глуши. Он шагает по молодой траве, и роса собирается на ботинках сияющими каплями. Годжо еще чуть-чуть, и засветится; Гето, идущий рядом, в противоположность равнодушен и глух к благосклонному сиянию небесного склона. Он замечает, как Сатору кидает на него взгляды украдкой, и решает скрасить молчание, которое и без этого не было неловким: — Выходит, тебе совсем не нравится в школе? — спрашивает Сугуру, засовывая руки в карманы и пиная какой-то попавшийся на пути камушек. Годжо задумывается ненадолго, морщится, как от зубной боли. — Жесткое сравнение, но это словно тюрьма. Куча правил, дисциплина во главе угла. И ты в этом каждый день, десять лет, а смысла не понимаешь. Иногда я будто задыхаюсь, — произносит блондин с мыслью, что вот сейчас ему нужно снова вернуться туда. Он думает о том, сколько людей ломались и безвозвратно менялись там не в лучшую сторону. И вроде ничего плохого, просто учеба, а ученье — свет. Но вот ты уже создаёшь для себя новую маску, которую никогда не снимешь в обществе из-за привитой подозрительности. Нужно быть таким и никаким больше, других не принимают снаружи, другие становятся позором семьи и не оправдывают ожиданий, а что может быть хуже? Просто конвейер несчастных одинаковых людей, становящихся ещё одним кирпичиком в громаде благополучного общества. Но Сатору сталкивается с темными глазами Гето, замечает под ними глубокие тени. — Но у меня есть друзья. Если бы не они, я бы точно сошёл с ума. Я бы думал, что один не понимаю смысла каждого дня, проведённого за этими стенами, — улыбается Годжо, и брюнет по человеческому свойству невольно отражает его улыбку, но искаженно и неловко. — Долго тебе осталось там учиться? — Ещё год. — А потом? — Отец хочет, чтобы я помогал ему с работой, а потом занял место главы компании. У нас несколько кораблей, международные пассажирские и грузовые перевозки. — И тебе это интересно? За разговором они спускаются в долину, где встретились прошлым вечером, и это вроде середина пути, но Гето идёт дальше. — Ну, мой дед этим занимался, отец тоже. У меня особо нет выбора. Хотя мне нравится мысль о море. Должность главы, правда, мало связана с путешествиями… Сугуру печально усмехается, услышав этот ответ, словно вспоминает что-то. Сатору молчит, перебирает слова в голове. Он всё ещё чувствует себя отчасти провинившимся, поэтому тщательно ищет, с какой стороны подступиться, чтобы не показать себя неучтивым в первые же сутки знакомства. — Родители иногда очень категоричны, да ведь? — решается Сатору. Его собеседник не сразу находится с ответом. — Наверное. Годжо чувствует, что не угадал, но неутомимо предпринимает ещё попытку: — Надолго ты сюда приехал? — Не знаю пока, мне нужно время… подумать. А это место хорошо подходит. Они доходят почти до самой ограды школы, и Годжо высматривает, нет ли кого-то, кто может его заметить, снаружи кирпичного здания. — Дальше мне лучше идти одному, — говорит Сатору, вставая напротив Гето. — Прости ещё раз, что всех тогда напугал. Я рад знакомству. — Да, я тоже. Можешь заходить как-нибудь снова, только не в три ночи и через дверь, пожалуйста, — улыбается Сугуру, на этот раз более искренне. Годжо пробирается сквозь ограду незамеченным и вместо того, чтобы заходить через главный вход и привлекать внимание, решает воспользоваться привычным путём — через окно. Только нужно, чтобы его кто-то открыл. Сатору выбирает самый симпатичный камушек и находит заветное окно на третьем этаже общежития, целится и надеется, что мысленные расчёты траектории, силы броска и прочего его не подведут. И что он не разобьёт окно. К счастью, камень попадает в цель без драматичных последствий, однако ничего не происходит, поэтому блондину приходится искать новый камень, чуть менее симпатичный и побольше размером. Он уже занимает позицию для броска, когда в окне появляется заспанное и крайне недовольное лицо Утахиме. Девушка смотрит на нарушителя спокойствия и крутит пальцем у виска. Следом за ней возникает и лицо Секо, менее недовольное и более сонное. Годжо радостно машет им обеим и удерживается от порыва проорать приветствие на весь двор. На вопросительный кивок Иери он пытается шарадами объяснить, чтобы та пошла в его комнату и открыла окно, дверь там не заперта. Девушка понимает его с первого раза, приводя в шок соседку. — Ты словно кот, которого нужно впустить домой после прогулки, — говорит Секо, сидя на кровати в комнате Сатору и наблюдая, как тот виртуозно забирается через небольшое окно. Учитывая рост, это довольно занимательный акробатический этюд. — Спасибо, ты очень меня выручила! — произносит Годжо, наконец оказываясь в комнате и снимая пиджак. Он чувствует себя виноватым, видя тени под глазами подруги, и думает, что его слова значат слишком мало. — Ты всю ночь гулял? Не выглядишь уставшим, — замечает девушка. — Нет, это весьма занятная история, но сначала мне нужен твой совет. Если ты с человеком знаком не очень хорошо, а он предлагает тебе «как-нибудь снова зайти в гости», то через сколько приемлемо прийти? Послезавтра это слишком скоро? Или через неделю… Вдруг он решит, что я о нем забыл? Черт, а если он просто из вежливости это сказал? — тараторит Годжо, ходя по узкой комнате туда-сюда, расстояние от окна до двери он преодолевает буквально в два шага. — Погоди, успокойся и сядь, — просит сбитая с толку Секо. — О ком ты говоришь? Во что ты опять влез? Сатору с великим трудом берет себя в руки и садится напротив девушки на другую кровать. — Ночью я был в том заброшенном доме. Ну, то есть не заброшенном. Хозяин действительно вернулся туда, вот. — Ты что, вломился к чужим людям? Очень на тебя похоже… — Нет, просто я упал, вот, смотри, — ответил Сатору, пытаясь извернуться и показать ссадину на затылке. Иери встаёт и проверяет повреждение. — Ты промывал ее? — обеспокоенно осведомляется девушка. — Эмм, я лежал в ручье… Глаза Секо моментально округляются и с лица сходят остатки сна. Она мечтает стать доктором, и подобное халатное отношение к своему здоровью повергает ее в ужас. — Мы сейчас же идём в медпункт, — заявляет девушка, но Годжо ловит ее на полпути и заставляет сесть обратно. — Промыл перекисью, честно. Хозяин дома, его зовут Сугуру Гето, вытащил меня из ручья и позвал к себе. — Тот факт, что именно пёс этого самого Гето уронил его в ручей, юноша решает опустить. — И потом уже стемнело, двери общежития были бы заперты, а тебя не бывает вечерами в комнате. Поэтому я остался у него. — Меня поражает порой твоё безрассудство! — ахнула подруга. — Учитель Яга и так за тебя постоянно вступается. — Конечно, он же наш куратор, это его обязанность, — говорит Сатору, лишь бы скорее закрыть эту тему. — Секо, прошу тебя, сосредоточься! Через сколько дней следующий визит будет считаться приемлемым? Ну или хотя бы не сильно навязчивым? Иери горестно вздыхает — меньше всего ей хочется с утра думать над вопросами этикета. А еще она надеется, что друга не поймают за нарушением устава школы. — Прости, а как ты оказался в ручье? — Секо! Они проводят почти час, пытаясь вывести какую-нибудь формулу, поставить себя на чужое место, вспомнить правила хорошего тона и навыки общения с кем-то, кроме студентов и профессоров. В итоге общими усилиями они устанавливают, что прийти дней через пять или шесть выглядит вполне приемлемо. А если еще не с пустыми руками, то вообще замечательно, однако с этим проблемы, потому что Сатору давным-давно не дают разрешений выйти в город. Напоследок Годжо отдаёт подруге клубничные булочки. Всю неделю их небольшая компания до позднего вечера корпит над домашними заданиями, но Сатору в кои-то веки не относится к этому как к бренному грузу и бездарной трате времени. В череде тоскливых дней возникает что-то новое и неизвестное. Ему открываются запертые двери, может быть, за ними он найдёт тайну, хотя бы совсем крошечную, ему было бы достаточно, он был бы так рад. Ему думается, вот-вот что-то произойдёт. К вечеру пятницы он так и не придумывает никакого подарка, с которым можно прийти в гости. Кто-то другой на его месте решил бы остаться дома, но Сатору не рассматривает это как причину сидеть в четырёх стенах. Иногда в его голове искрой проскакивает мысль, что он хочет воспользоваться Гето, лишь бы развеять скуку, но Годжо никогда не успевает поймать ее и разглядеть подробнее. Чувствуя воодушевление друга, Секо в очередной раз предупреждает его, чтобы был осторожнее и не попадался никому на глаза, если уж спокойно не живётся. — Я уходил сотню раз, а поймали меня только дважды. Здесь даже теория вероятности на моей стороне, — отшучивается юноша. Когда на долину опускаются майские сумерки и сверчки заводят свою бесконечную песню, Годжо уже стоит у главного входа особняка Гето. Он замечает, что крыльцо тщательно убрано, клумбы прополоты, местами покосившиеся ставни возвращены на место. Отчего-то было приятно осознавать, что эта одинокая громада серого камня начинает походить на чьё-то жилище. Взглядом он натыкается на каштановое пятно в тени сарая. Отто настороженно поднимает голову, но молчит и даже не поднимается с места. Еще неделю назад Годжо пытался определить породу пса, но тот, вероятно, являлся метисом. Хоть он и походил на ирландского сеттера, но был начисто лишен присущим им грации и изящества. Тем не менее, в его больших лапах и коротких ушах можно было найти свое особое очарование. Сатору пару минут стоит на крыльце, то поднимая руку, чтобы постучать, то опуская. Вдруг ему кажется, что неделя — слишком мало и Сугуру сочтёт его наглым и надоедливым. Он уже хочет уйти, когда замечает в узком окне слева от двери недовольное лицо Тео, который вот уже неизвестно сколько наблюдает за его внутренней борьбой. Застигнутый врасплох, Годжо рассеяно улыбается и вяло машет дворецкому, чувствуя, как корчится в агонии его гордость. Через минуту дверь открывается, Теодор показывается на пороге, загораживая проход, так что Сатору не удаётся просочиться в прихожую, и они стоят с дворецким лицом к лицу. Сегодня он одет гораздо проще, рукава хлопковой рубахи закатаны, а на брюках виднеются следы пыли и штукатурки. Очевидно, с переездом на него свалилось много дел, помимо его прямых обязанностей. — Добрый вечер, могу я вам чем-то помочь? — спрашивает старик, смотря на гостя в упор. — Здравствуйте! Я хотел бы увидеться с Гето, если он не занят. — Господин Гето занят и никого не ждёт, — категорично отрезает Теодор. Сатору прощается с любыми сомнениями, теперь его цель — попасть в дом, никаких полумер он не потерпит. Юноша пытается придумать план, ничего дельного не приходит в голову, и он решает делать, как чувствует. — Тео, я понимаю, вы злитесь на меня и, возможно, даже презираете… — Мое имя Теодор, — всё так же сурово отвечает мужчина. — И я вас не презираю. Просто удивлён, что сын рода Годжо шныряет по кустам под чужими окнами. Полагаю, ваш отец тоже бы удивился. — О-о, так вы знаете моего отца?.. — обескураженно произносит Сатору, его бравада дает трещину. — Наслышан. Возникает пауза, в течение которой дворецкий, очевидно, ждёт, когда же этот настырный мальчишка уже сдастся. Вся ситуация выглядит невозможно глупо, словно они в каком-то неостроумном фельетоне. Сатору мог бы устроить скандал, мотивируя его тем, что какая-то прислуга позволяет себе слишком много. Но ещё в прошлый свой визит он почувствовал в облике старика, в его глубоких морщинах и мрачном взгляде молчаливое достоинство. Он честно оберегал спокойствие своих хозяев большую часть жизни и не собирался отступать, даже когда перед ним представитель знатного дома. Уважение и признание этого человека Годжо хотелось заслужить. — Кхм, Тео… дор. Я глубоко сожалею о своём поступке, и всё, о чем я вас прошу, это дать мне шанс, — максимально серьезно говорит Сатору, и ему мерещится, что он на верном пути. — Тео, хватит держать гостя на пороге, — доносится из прихожей голос Гето. Сатору даже немного разочарован его появлением — он ещё чувствовал в себе силы для борьбы. — Прошу прощения, господин Гето, — говорит дворецкий и отходит в сторону, пропуская юношу в дом. Сугуру стоит на лестнице, его лицо не выражает чего-то конкретного, но лёгкий прищур глаз скрывает улыбку. — Здравствуй! Прости, Теодор сказал, что ты занят, я… — Мои дела не срочные, я смогу их отложить. Либо ты можешь мне помочь, — прерывает его Сугуру и спускается, проходя к столовой. — Рей, будь добра, принеси чай в библиотеку, — слышится из глубины дома. Вернувшись, он подхватывает один из стоящих у стены чемоданов и поднимается на второй этаж, приглашая с собой Сатору. Блондин украдкой оборачивается на дворецкого, замечая на его лице отпечаток беспокойства и тревоги. — Прости за эту сцену. Тео знал моего отца ещё мальчиком, как и меня. Он преданный своему делу человек, но иногда перегибает палку, — с досадой произносит Гето, когда они идут по коридору. — Всё в порядке, — успокаивает его Сатору. Они доходят до последней двери, и за ней оказывается библиотека — небольшое помещение без окон заставлено высокими стеллажами и освещено электрическими лампами — на этот раз они исправны. У одной из стен располагается письменный дубовый стол, того же материала стул, чуть поодаль стоит кресло с высокой спинкой, а с другой стороны от стола — кушетка с резными ножками и местами вытертым бархатом обивки. Стеллажи по большей части свободны, но весь пол заставлен ящиками с книгами, неровные стопки высятся то тут, то там. — Я хотел расставить их по алфавиту, — поясняет Сугуру, пробираясь сквозь беспорядок и с трудом находя место, куда бы ступить. Он садится на стул и ставит принесенный чемодан под стол, в нем тоже оказываются книги. — Может, лучше по цвету? — предлагает Сатору и принимается перешагивать через шаткие книжные башни, достигает кушетки и думает, что это теперь его необитаемый остров в литературном океане и ему не выбраться. — Это не логично, никакой системы, — отвергает Гето гениальное в своём художественном смысле предложение блондина. — Тогда поставить ближе любимые, а неинтересные подальше. Гето задумывается, рассматривая книгу в своих руках. — Не уверен, что у меня есть любимые. Некоторые из них я только заказал и ещё не прочел, — пожимает плечами Сугуру. Сатору берет из его рук увесистый том, смотря на обложку. На ней нарисован человек с топором, название гласит «Преступление и наказание». — А эту ты читала? Дай угадаю, это детектив. Выглядит точно как детектив. — Ну, не совсем. Это книга о человеке, который возомнил себя лучше других, а потом его мучила совесть, — очень кратко пересказал Гето, и на лице собеседника отразилось разочарование. Обложка была гораздо более интригующей, нежели то, что за ней скрывалось. — Но это стоящая книга. — Твоя любимая? — лукаво улыбается Годжо. — Не знаю, может быть, одна из, — признаёт Гето, забирая том обратно и ставя его на полку. Раздаётся стук в дверь, и на пороге возникает Рей с заставленным подносом. Общими силами они расчищают поверхность, куда можно было бы его пристроить. — Это что, орешки? — спрашивает Сатору, указывая на сладость в хрустальной вазочке. — Да, наверное, — отвечает Гето, на взгляд Годжо, слишком равнодушно, если речь идёт об орешках в сахаре. Их продают в городской кондитерской, и разве что кто-то из друзей иногда покупает ему гостинцы. Сатору закидывает в рот несколько штук и довольно хрустит, ощущая, кажется, абсолютное счастье. Когда он возвращается в реальность, то замечает на себе взгляд Гето, который зависает с чайником в руках. Отчего-то блондину не удаётся расшифровать эмоцию, застывшую в его темных глазах. В этот короткий момент у него появляется возможность рассмотреть, как белая рубашка подчеркивает усталость в глазах Гето, но он боится задавать личные вопросы, чтобы не нарушить ненароком чужие границы, что он раньше делал без оглядки на последствия. В то же время белоснежный хлопок ярко контрастирует с глубокой чернотой волос, которые снова полураспущены и лежат по плечам в беспорядке. Спустя мгновение они оба оживают, ощущая лёгкую неловкость. Сатору продолжает жевать сладости, а Сугуру всё-таки разливает чай по чашкам. Они проводят пару часов, расставляя книги по полкам в случайном порядке; Сатору хватает те тома, на которые упадёт взгляд, и просит Гето максимально коротко пересказать содержание. — Это удивительно, — говорит Годжо, утомленно растянувшись на кушетке. Как он ни старается, а ноги все равно свисают с края. — Что именно? — Сидеть в четырёх стенах и читать книги — это то, от чего я сбегаю. Ты же делаешь это по своей воле. Гето только пожимает плечами и надолго погружается в мысли, составляя книги на полки как придётся. Пол библиотеки постепенно освобождается — становится виден паркет. — Честно говоря, я не придумал никакого более действенного способа бороться с проблемами, помимо побега. — Я так и знал, что никого в здравом уме не понесёт на этот край света, — отшучивается Сатору, хотя осознаёт, что задел нечто важное. Он боится все испортить — серьезные взрослые разговоры даются ему с трудом. — Так от чего ты бежишь? Сугуру прекращает перебирать книги, откидывается на спинку стула и будто испытующе смотрит на Сатору. Блондин под этим взглядом чувствует себя беспомощным. Ему больше не кажется, что Гето одного с ним возраста. Порой он смотрел так тоскливо и нёс на своём юном лице отпечаток такой скорби, что Годжо терялся в бессилии и непонимании. Что пережил этот человек и от чего он скрывается? — Просто я не знал, чего мне хочется больше — уничтожить все вокруг или исчезнуть самому. И чтобы не сделать глупостей, пришлось уехать, — произносит Гето, не делая картину яснее для собеседника. Часы над столом показывают восемь. — Не хочешь прогуляться? — спрашивает брюнет и поднимается с места. — Подожди минуту. Я сейчас подумал вот, а сколько тебе лет? — Двадцать. Сатору не планировал снова оставаться на ночь, думая, что это будет совсем уж нагло, но Сугуру был не против. В целом, он постоянно был обращён больше внутрь, нежели наружу, проявляясь редкими моментами. Тогда резкие тени на его лице сглаживались, напряжение спадало с плеч. Он отзывался на окружающий мир, реагировал, улыбался без оттенка боли в уголках губ. В конце мая Сатору обнаруживает, что живет от встречи до встречи. Так проходит весна, в бесконечных мыслях и разговорах.