Воздух солёный и влажный Ещё тысячу лет после Как жаль, что ты уже взрослый, Но так и не понял самого важного И ты вроде ещё жив, и вроде налажен быт Скажи мне, ты счастлив или делаешь вид?
***
Солнце тонет в объятиях города, выбирающегося из вечно-пасмурных дней. Рассвет всегда предвестник начала чего-то нового, чего-то хорошего и сколько бы темноты не было, рассвет заканчивает все. Заканчивает и начинает что-то определенно хорошее. И так слепо хочется верить, что это хорошее с лихой отважностью сотрет все, что не пускало свет. Аманда открывает глаза и недовольно щурится. Яркое солнце особенно беспощадно по утрам. Пару секунд нужно на принятие реальности. На то, что подушка мягче ее собственной, что шелк простыней под пальцами кажется подозрительно знакомым, что вишневый запах ароматизатора для дома наталкивает ее только на одну мысль. Уистлер не пила прошлым вечером, но сильное эмоциональное потрясение сыграло с ней злую шутку, заставив на какое-то время забыть события последних суток. Мими помнила все обрывками, цветными образами, но пазлы в голове не складывались в единую картину и это напоминало ей что-то из ее студенческих годов, когда она еще не умела себя контролировать и вспоминала основные события по видео или фотографиям. Она вспоминает, как Олсен довезла ее до своей квартиры, напоила чем-то, очевидно, чаем и уложила спать. Мими вспоминает приятный мятно-лавандовый травяной вкус и думает о том, насколько странно будет спросить у Дианы, где она брала этот чай, потому что Уистлер совершенно точно хотела обзавестись таким собственным. Загадкой остается, почему Олсен не пыталась развести ее на секс или, если в ее планах чего-то подобного не было, с какой целью она вообще привела ее к себе? Уистлер откидывает голову на подушку, прикрывает глаза и недовольно стонет, не понимая, что происходит в ее собственной жизни. На телефоне пять пропущенных и гневное сообщение от Грин, которая, очевидно, потеряла подругу и не понимала, куда ее унесло без предупреждения и без совести, видимо, раз уж Аманда не удосужилась сказать ей ни слова. Мими не хочет перезванивать, проще будет вернуться домой с целым пакетом фастфуда, чтобы задобрить разгневанную подружку и объяснить все на месте, чем выслушивать от Лиз упреки, когда она еще не до конца проснулась и пришла в себя, да и не особо хотела выслушивать хоть что-то, когда она сама еще ни в чем не разобралась. Кажется, в квартире пусто. Наверное, это к лучшему, потому что столкнуться сейчас с Дианой было бы по меньшей мере неловко, не говоря уже о том, что Уистлер совершенно точно не смогла бы найти слов, чтобы хоть что-то выдавить из себя. Аманда медленно слезает с кровати, проходится босыми ногами по холодному полу, выходит на кухню и замечает на столе одну единственную кружку под которой лежит листок голубого цвета с несколькими каплями кофе. Слишком ярко, чтобы Аманда точно заметила его. Слишком небрежно, чтобы не подумала, что это может значить хоть что-то. «Захлопни дверь, когда будешь уходить.» Легкий саркастичный смешок срывается с губ Уистлер. Чего еще можно было ожидать от Олсен? Аманда точно не рассчитывала на совместное утро, готовку романтического завтрака и разговоры о погоде, но Олсен была слишком предсказуемой, настолько, что Уистлер стало даже немного обидно. Мими и не сомневалась, что все будет так, более того, она даже не ожидала, что еще хоть когда-нибудь окажется в постели Дианы, тем более, если будет просто там спать, но, видимо, меркурий был ретроградный или очередной коридор затмений подействовал на Диану как-то специфически, в любом случае, такое поведение было отвратительно неоправданным, а Аманда совсем не собиралась рассчитывать хоть на что-то в отношении доктора Олсен. Диана не для нее, а она не для Дианы и, как бы печально не было это, Аманда была достаточно взрослой, чтобы понимать, что лезть туда не стоит, но при этом, была еще в той стадии подростковой наивности, когда что-то подобное сильно задевало ее живое сердце. Уистлер не трогает кофе, не смотрит даже в сторону душа, просто мочит лицо холодной водой, натягивает на себя свою одежду и вызывает такси, чтобы вернуться домой как можно скорее.***
— Ты нормальная вообще? Ты хоть понимаешь, как я волновалась? — Лиз набрасывается на Уистлер прямо с порога, не давая ей времени даже на то, чтобы разуться. — Все нормально, я в порядке, видишь? Живая. — Уистлер раскидывает руки в стороны и ждет, что подруга успокоится, но получает ощутимый удар в плечо и гневное лицо Грин, которое, вероятнее всего, будет являться ей в кошмарах. — Живая она, с такими выходками, это не надолго! Телефон тебе зачем вообще? Чтобы он в кармане просто валялся? — У Лиз блеск в глазах живой и ни с чем не сравнимый, как будто она одновременно на грани слез и того, чтобы стукнуть Мими чем-то потяжелее собственной руки. Но этот ее взгляд рождает что-то настолько трогательное, что Уистлер чувствует легкое покалывание в носу и ей кажется, что она сейчас и сама тоже расплачется. Лиз такая открытая и простая, что даже додумывать ничего не надо и то, как сильно она волнуется, как переживает за нее и насколько Уистлер действительно важна для Грин заставляет сердце биться чаще и, наверное, быть чуть лучше. — Я не слышала, спала уже, а когда увидела утром пропущенные, решила, что будет проще объяснить тебе все лично. — Мими снимает кроссовки и вешает куртку на крючок в прихожей, чувствуя, как под кожей плывет усталость, даже несмотря на то, что она вроде как выспалась. — Ну и? Объясняй. — Лиз скрещивает руки на груди, смотрит с укором и придушить хочет неблагонадежную подружку. — Может хоть зайти мне дашь? — Нет, пока все не расскажешь, будешь здесь стоять. — Слушай, меня на улице вчера перехватила Олсен, ни о чем особо не спрашивала, просто засунула в машину и отвезла к себе, а я была слишком уставшей, чтобы сопротивляться. — Уистлер опускается на пол, поджимает под себя ноги и откидывает голову на стенку, прикрывая глаза. — То есть на то, чтобы сопротивляться сил у тебя не было, а трахаться с ней сил хватило. — Лиз, не было ничего, она влила в меня какой-то чай, переодела и спать уложила, все, понимаешь? — А ей вообще зачем это надо все? — А я знаю? — Мими, мне кажется, это уже что-то ненормальное… — Лиз чешет нос и внимательно смотрит на подругу. — Я в том смысле, что, просто так такую заботу не проявляют и либо Диана просто сошла с ума, на что я очень рассчитываю, либо ты нравишься ей куда больше, чем просто объект для секса. — Давай мы не будем это обсуждать? Я просто надеюсь, что Диана забудет об этом и мы обе будем делать вид, что ничего не случилось. — Аманда прикрывает глаза, тонет в состоянии усталости и отсутствия энергии и ей кажется, что еще пара вопросов и она выключится прямо на полу. — Почему? Я думала она тебе нравится. — Лиз, я не хочу об этом думать, Олсен совершенно точно разобьет мне сердце и я буду страдать, так что лучше сразу не допускать ничего, что может к этому привести. — Тогда тебе нужно закрыться и никуда не выходить. — Грин садится рядом и мягко перехватывает ладонь подруги. — Сердце тебе может разбить кто угодно, никто не застрахован от этого, но ты никогда не узнаешь, если не попробуешь. — Ты сейчас подбиваешь меня завязать роман с ординатором? — Мими вопросительно поднимает бровь, смотрит дьявольски хитро и одним только взглядом заставляет Грин сомневаться и в собственных словах и в том, что она вообще говорила хоть что-то. Но Лиз была бы не собой, если бы не знала, как мастерски парировать подобные выпады Уистлер и не оставлять ее в позиции победителя. — Я не делаю ничего, что не делала ты. — Грин пожимает плечами и непрошенная, но такая чистая улыбка на ее лице говорит Уистлер гораздо больше, чем сама подруга. — А теперь рассказывай. — Мими сжимает руками ее плечи и смотрит выжидающе. На легкий румянец на щеках, на опущенный взгляд, на дрожь в коленках. Как же быстро она раскрывает все свои карты. — Она поцеловала меня в операционной. — Не то чтобы она хотела об этом говорить, но не поделиться с лучшей подругой тем, что буквально разрывало ее изнутри, она не могла. У нее внутри волнение, трепет и свечение такого масштаба, что прорывается сквозь кожу и выливается в мир чистейшей энергией света и чего-то безусловно родного. — О, да ладно, Лиз, так это же хорошо. — Мими наклоняется ближе, обнимает за плечи и носом утыкается в макушку. На губах плывет улыбка теплая, цветочная и совершенно бесконтрольная. — Ну, наверное, в этом мало хорошего, Морган была на эмоциях, а я, кажется, теперь окончательно влюбилась в нее и что с этим дальше делать вообще непонятно. — Болезненная печаль каплями оседает под кожей. — Не делай выводы раньше времени. У нас завтра смена, вот и посмотришь, на то, как она себя будет вести, что будет делать, а еще лучше, подойди и прямо спроси, значило ли это что-то для нее, чтобы саму себя догадками не мучить. А то я знаю тебя. Накрутишь всякого, а мне потом распутывать. — Мими чуть слышно смеется, чувствуя, как медленно Элизабет расслабляется в ее руках. — А ты обо мне слишком хорошего мнения. — Лиз разочарованно хмыкает и как-то печально качает головой. — Ты о чем? — Я же трусиха, я никогда этого не сделаю.***
У Лиз внутри такой шторм был, что ей казалось еще чуть-чуть и она с ума сойдет в буквальном смысле. Хотелось забиться в каморку, сжаться в комочек и больше не выходить в больничные коридоры, а внутреннее море все стремительнее выходило из берегов. Еще немного и ее накроет цунами. Она вздрагивала каждый раз, когда видела кого-то, хоть отдаленно похожего на Карину или слышала хоть сколько нибудь похожий на ее голос, все внутри вниз падало на очень большой скорости и ребра сводило от того хаоса из чувств и ощущений, который Элизабет совсем не могла контролировать. — Доктор Грин! — Голос Эшли прямо над ухом заставляет Лиз подпрыгнуть и схватиться за сердце, которое билось с такой силой, что едва ли не вылетало из груди. — Вы где витаете целый день? Лиз смотрит на нее и, кажется, что-то идет не так. Что-то, чего она себе объяснить не может, но будто бы чувствует. Взгляд у нее другой, на лице эмоции, которые она прочитать не может и неприятной колкостью куда-то под ребра бьется ее излишне человечная душа. — Доктор Фостер, простите. — Грин выдавливает из себя жалкое подобие улыбки. — Лиз, ты в порядке? — Эшли делает шаг вперед и мягко прикасается к плечу девушки, чуть сжимая его в знак поддержки. Сначала они были уверены, что Фостер робот, заточенный под идеальное выполнение хирургических задач и из них всех будет делать что-то похожее, но Эши человек больше, чем те многие кто пытается из себя строить что-то излишнее, за маской оставаясь все так же собой и это «собой» было крайне не человечное. Она была если не другом, то добрым наставником и учителем, который точно знал, как именно нужно учить и, вопреки всему, Лиз чувствовала себя в безопасности под руководством Эшли. Грин улыбается и чуть слышно смеется про себя. У Фостер у самой в жизни что-то рушится, а она пытается ей помочь. — Я в порядке, все хорошо. — Лиз улыбается от одного только осознания, что человечность в стенах этой больницы все еще имеет место быть и может быть, будь такий людей, как Эшли больше, мир был бы лучше. Фостер не настаивает, кивает головой и тяжело выдыхает. — У вас все хорошо? — Грин и не замечает, как спрашивает, но это кажется чем-то настолько естественным, что у нее и сомнения не возникает в правильности действий. Эшли кажется своей в доску, даже несмотря на то, что куда выше ее по статусу. Она больше похожа на старшую сестру, которая всему научит, все расскажет, навтыкает, в случае чего, но никому другому в обиду не даст. — Угу. — Фостер кивает головой и старается, как можно более убедительно сделать вид, что ее слова — правда. Лиз не верит, но и настаивать не собирается, в конце-концов, Эшли сама в праве решать, что ей делать и как поступать, но что-то около болезненное колется неприятно где-то внутри. Альтруистичная душа ее так стремится спасти все и вся, что видеть Эшли в таком состоянии ей совсем не хочется. — Доктор Фостер, могу я сегодня поработать с вами? — Решение приходит так быстро, что она не успевает дважды подумать, прежде чем озвучить эту мысль вслух. — Проблемы с доктором Морган? — Эшли удивленно приподнимает брови и смотрит так, будто бы ей и ответ не нужен совсем, она вполне себе сама может раскопать все необходимое просто глядя в глаза. — Нет, конечно нет, хочу немного отдохнуть от детей. — Лиз грустно выдыхает. — Та ночь далась мне нелегко. Воспоминания неприятной волной накатывают медленно и разъедающе, холод пробивает ноги и спину, глубокие вдохи сменяются рваными и Лиз всеми силами старается гнать от себя образ ребенка на операционном столе. — Ты же мне не врешь, Грин? Скажи, что хотя бы ты мне не врешь. — Голос Эшли наполнен такой тоской что у Лиз больно бьется что-то живое. — Я говорю вам правду, доктор Фостер. — Ладно, я верю тебе.***
— Уистлер, давно тебя не видела, неужели потянуло в детскую хирургию? — Карина удивленно приподнимает бровь, когда в ее кабинет заходит Аманда с недовольным лицом. — Доктор Фостер решила меня сюда направить. — Мими пожимает плечами и немного раздраженно смотрит на Карину. — Странно, я просила Грин. — Грин сама попросилась остаться в нейрохирургии, не знаю, что у нее в голове. Уистлер хмыкает сама про себя. Все же она была права, когда неустанно вещала подруге о заинтересованности Карины в ней не только как в интерне и даже сейчас Аманда слабо верила в то, что Морган движет только профессионализм, а не что-то внутреннее, что совершенно не поддается контролю. Морган чувствует неприятное покалывания внутри. Что пошло не так? — Ладно, не важно. — Карина протягивает девушке карты пациентов и чувствует, как внутри закипает какое-то недовольство. — Изучай, вернусь, расскажешь, что думаешь. Морган вылетает из собственного кабинета, как фурия, дышит глубже, сжимает и разжимает ладони, пытается понять, что происходит и в чем ее шаги были неправильными. Давние детские травмы, которые она прорабатывала годами, всплывают на поверхность и дают о себе знать. Прежде чем разобраться в происходящей ситуации, Карина винит себя. Карина всегда винила себя во всем. Тысячи мыслей роятся в голове, жужжат, гудят и раскалывают мозг на несколько частей. Столкновение оказывается слишком сильным и если Карина еще может устоять на ногах, то Грин летит на пол, больно ударяясь коленками. — Лиз, прости. — Карина тяжело выдыхает и тут же хватает девушку за плечи, помогая ей встать на ноги. Чувство вины колется где-то внутри. — Сильно ударилась? — Нет, не переживайте, я в порядке. — Грин пытается улыбаться, но сердце колотится с такой силой, что, единственное, о чем она может думать, как бы не рухнуть в обморок прямо перед Кариной. — Может расскажешь, что случилось? — Хотела ли она сразу бросаться с места в карьер? Маловероятно, но сделать так было куда проще, чем ходить вокруг да около. Карина верила, что в этом ее взрослость — вносить ясность туда, где все слишком туманно. Сможет ли она потом справиться с этой ясностью? — Вы о чем? — Лиз пытается сделать хоть сколько-нибудь удивленное лицо, но в глубине души прекрасно понимает все, о чем говорит Карина. — О твоей внезапной любви к нейрохирургии. — Доктор Морган, пожалуйста, поймите меня правильно, после той ночи мне нужно хоть какое-то время, чтобы придти в себя, как бы ужасно это не прозвучало, мне нужен перерыв от детей, я смотрю на них и в каждом вижу его и ничего не могу с этим сделать. — Значит дело не во мне? — Что? — Хорошего дня, доктор Грин. — Карина осторожно прикасается к ее плечу и тут же исчезает, поднимаясь на этаж с кафетерием, ради очередной порции капучино. Дышать стало легче. Хаос внутри медленно начал успокаиваться. Ясность развеивает туман, оставляя за собой только легкий шлейф чего-то весеннего, даже несмотря на то, что город вот-вот скроется в объятиях зимы. Лиз смотрит ей в след и ничего не может сделать с бесконтрольной улыбкой, играющей на губах. Чудная она такая, конечно, носится, как вихрь, сбивает все на своей пути, в том числе и Грин и все из-за того, Элизабет все еще сложно было в это поверить, что она попросила у Фостер оставить ее на этот день в хирургии. Карина была похожа на шторм и Лиз очень хотелось посмотреть в ее глаза, где море выходит из берегов, осторожно обнять за плечи и подарить штиль, спокойствие и что-то пряно-трепетное, размывающее любые сомнения. Спасать души и верить, что кто-то, однажды, спасет и ее саму тоже. — Влюбилась? — Аманда оказывается рядом слишком неожиданно, но Грин даже не вздрагивает, продолжая смотреть вслед удаляющейся Морган и, наверное, именно таким банально емким словом она и могла описать все то, что происходит у нее внутри. — Влюбилась. — Как-то обреченно счастливо выдыхает Лиз, вспоминая их спонтанный поцелуй на полу в операционной и совершенно бессознательно прикасается кончиками пальцев к губам, заново рождая в себе все те ощущения. Признаваться себе было не страшно, да и Аманде тоже. Уистлер не отвечает, обнимает ее за плечи и заботливо целует в висок, передавая все те слова, которые не были озвучены в слух.***
— Доктор Олсен? — Аманда стучит к ней в кабинет и осторожно заглядывает, чувствуя, как сердце пропускает удар от одного только ее вида. Диана не отрывает голову от бумаг, над которыми усиленно работает, сжимая в руках черную именную ручку. — Доктор Уистлер, вы что-то хотели? — Голос ледяной, металлический. Чего еще можно было ожидать? — Нет, ничего не хотела. — Мими хлопает дверью чуть громче, чем планировала и дело не в эмоциях. Наверное. Просто сквозняк. Что-то в горле давит. Не вдохнуть не выдохнуть и хочется стукнуть ее чем-нибудь тяжелым, чтобы мозги на место встали. Мими чувствует себя игрушкой, с которой Диана вольна делать все, что она хочет и самое странное, во всем этом, что Уистлер сама позволяет. — Я заслуживаю лучшего. — Аманда сжимает переносицу большим и указательным голосом, зажмуривает глаза и тяжело выдыхает. — Я точно заслуживаю лучшего. В голове мелькает почти отчаянная мысль о том, что вот это лучшее ждет ее в кабинете нейрохирургии с ехидной ухмылкой на губах и очередными подколами. Эшли казалась спасением от всего и вся и это невероятно пугало. Кажется, Мими просто сошла с ума. Шаркающие шаги приводят ее на галерею второй операционной. Грин стоит рядом с Фостер, держит в руках приборы и, пусть Аманда не слышит, знает точно, что ее подруга с блеском отвечает на все вопросы ординатора. Она смотрит на Эшли, которая филигранно копается в чужих мозгах и чуть слышно смеется себе под нос. Борьба между мозгом и сердцем в ее случае слишком буквальна. Слишком. Буквальна. Интересно а Фостер так же филигранно выносит мозг в случаях, когда ей что-то не нравится? В отличии от Олсен, которая, Аманда была уверена, совсем не умеет обращаться с чужим сердцем, когда в руках у нее нет скальпеля, Эшли знает анатомию человека как внутри, так и снаружи. Эшли будет ее беречь, думается Уистлер и она даже рассуждать не хочет, а нужно ли это на самом деле самой Фостер. — Ты в порядке? — Тихий голос Морган звучит где-то над ухом и Мими даже не вздрагивает, тут же улыбаясь самой себе и вспоминает, как пугалась каждый раз, когда Эшли проделывала что-то подобное. — Да, простите, доктор Морган, я хотела хоть немного посмотреть на операцию, потому что, мне кажется, я уже определилась с направлением. — Аманда осторожно поворачивает голову, и ловит взгляд Карины. — Не торопишься? Это только твой первый год, а доктор Олсен не раз говорила, что ты подаешь большие успехи в кардиохирургии. От упоминания Дианы сердце пропускает удар и Мими правда очень старается сделать так, чтобы это осталось незамеченным. — Тороплюсь, конечно, но, пока мне кажется, что это правильно, а дальше уже видно будет. — Ладно, в любом случае, я почти уверена, что из тебя получится очень хороший хирург, какое бы направление ты не выбрала. Аманда не отвечает, просто кивает ей головой, а потом внутри расплывается что-то теплое, когда она замечает, как меняется лицо Карины от случайно брошенного на галерею взгляда Грин и ей, черт возьми, хочется чувствовать себя так же.***
Олсен в тот же вечер напивает в баре до состояния, где едва ли умудряется стоять на ногах. Она себе самой объяснить не может, что именно с ней происходит и почему ее выдрессированное нутро так рвется выйти из-под контроля. — Да нет ничего особенного в ней. — Проговаривает Диана вслух, потому что внутренний монолог слишком громко стучит в ее голове. — Может во мне есть? — Приятный, бархатный голос касается кожи, медом течет по ушам и отзывается пульсацией между ног. Олсен пьяная и в такие моменты она отвратительно слаба на любые подкаты в свою сторону. Лениво поворачивает голову и осматривает девушку напротив. Светлые волосы, огромные голубые глаза, черты лица гораздо мягче, чем у Уистлер, но ее помутненному взгляду видятся они слишком уж похожими и может это играет ключевую роль, а может отсутствие у Дианы любого желания себя контролировать, но она пьяно улыбается и накрывает своей рукой ладонь незнакомки. — Может быть.***
— Ты обещала напоить меня в баре, если переживем ту ночь, помнишь? — Уистлер застает Эшли в приемном покое и не разменивается на любого рода любезности. Пить хотелось жутко, но еще больше хотелось побыть хоть немного в состоянии близком к комфорту и, если не с Грин, которая устала настолько, что стоять на ногах не может, то кроме Фостер никто другой не мог дать ей такого ощущения. — Помню. — Эшли тяжело выдыхает, смотрит с какой-то обидой и мотает головой. Аманда не замечает, ну или не хочет замечать, потому что в опустошенной душе теплится надежда на то, что ее еще можно спасти. — Я жду тебя у входа. — Мими не спрашивает, а Эшли не противится, ей бы самой выпить и забыться, пусть даже в компании Уистлер, хотя внутри она таит обиду на ее порочную связь с Олсен. Фостер пусть и не видела никаких подробностей, но была слишком умной и слишком внимательной, чтобы не заметить искр, летающих между интерном и ординатором. Она не знает, что конкретно она чувствует. Ревность, потому что уже готова себе признаться, что чувства к Мими у нее есть. Обиду, за то, что Уистлер, казалось бы, проявляющая в ее сторону заинтересованность, так легко уходит с Дианой или заботу и переживание, потому что, зная Олсен, Эшли совершенно точно понимала, что она разобьет девчонке сердце. Темные улицы осеннего города пахнут уличной едой, бензином и чьими-то слишком сладкими духами. Эшли молчит, Мими думает о чем-то никак не связанном с работой. За столиком у них несколько шотов, пара лодочек с картошкой и целый сет закусок. Полноценно есть не хотелось, но заливать в себя один только алкоголь кажется совершенно безрассудным. После первого шота в глазах приятный блеск, язык развязывается и хочется говорить говорить и говорить, почему-то зная, что Фостер ее не осудит, что бы она не ляпнула. После второго, споры об альтернативных вселенных разбавляются глупыми историями из детсва. После третьего — они лучшие друзья и в тот момент, когда рука Фостер совершенно интуитивно опускается на колено Уистлер, Мими чувствует, как сердце гулко бьется между ног. Она смотрит на пьяную Эшли совсем иначе, глаза блестят, волосы чуть спутаны, губы влажные от того, что Фостер с завидной регулярностью проходится по ним языком, даже близко не представляя, какой эффект это оказывает на Аманду. Черт бы дернул Уистлер повернуть голову к бару и увидеть, как Диана жадно впивается в губы незнакомой блондинки, слишком развязно проходясь руками по ее телу. Сердце гулко пропускает удары, ребра болезненно сводит и Мими вдруг становится жутко обидно от того, что она все же была права. Права, когда думала, что для Олсен она всего-лишь игрушка. — Ты в порядке? — Рука Эшли мягко трогает ее за плечо и Аманда тут же поворачивает голову, хватая обеспокоенный взгляд и что-то внутри теплеет. — Да, все хорошо. Уистлер и сама не знает, соврала она или правду сказала, но такие картины гораздо проще воспринимаются, когда рядом есть кто-то ей не безразличный и кажется, что кроме Эшли никто другой с этой ролью бы не справился. Они пьют до последней опустевшей рюмки, вдыхают промозглый воздух, смешанный с дымом сигарет, Мими неосознанно поправляет волосы Эшли и тонет в ощущении того, как же эстетично курит Фостер, прижимаясь лопатками к кирпичной стене. Шутки пьяным голосом звуча гораздо смешнее, даже если это и не шутки совсем, а просто истории. С Эшли хочется гулять пьяными, смотреть, как над городом забирается рассвет, шутить о том, о чем не шутят и петь песни абсолютно непонятными словами, хочется тонуть в эмоциях, ловить моменты и никогда не отпускать руку Фостер. Мысли о Диане в голове не бьются, хотя изредка под сердцем что-то неприятно колет от того, насколько вовлеченной казалась Олсен, но Уистлер сама себе обещает не думать о ней, не поддаваться ей и никогда больше не позволять Диане снова с ней играть. Аманда думает, что она справится, Аманда даже уверена, что у нее все получится, потому что идущая рядом Эшли излучает катастрофическую уверенность во всем и Мими не может этому сопротивляться. Не может сопротивляться, когда мягко прижимается к ее плечу, проводит кончиками пальцев по ладони и переплетает пальцы. Не может сопротивляться, когда ловит пьяный, заполненный звездами взгляд и внутри чувствует себя так странно и так интересно, что просто молчит, надеясь, что Фостер скажет все за нее. Не может сопротивляться, когда Эшли обнимает ее на прощание, а она тянется к ней и прижимается к губам, так честно и так открыто, что Фостер и может только рвано выдохнуть и поддаться девчонке. Все равно они обе пьяные, а наутро этот поцелуй ничего не будет значить.***
— Мы можем поговорить? — Лиз заглядывает в кабинет Карины, когда рабочая смена заканчивается и она сама едва ли стоит на ногах, но прояснить все до деталей хочется безумно. Она же просто спать не сможет, если будет думать над тем, что между ними на самом деле происходит. — А есть о чем? — Карина поворачивает голову, кидает Лиз быстрый взгляд и возвращается к своему ноутбуку. Усталость в ее теле настолько сильная, что все кажется чугунным, неподъемным и мысли о том, чтобы переночевать прямо на диванчике в кабинете кажется не такой уж плохой. Грин чувствует, как по венам плавится обида и разочарование и в самой себе и в жизни в целом. — Да, видимо, не о чем. — Обиженной детскостью в голосе плещется ущемленность собственных чувств и ожиданий и уставшая Грин совсем не понимает, что ей с этим делать. — Лиз, стой. — Карина быстро выходит из-за стола, затягивает ее в кабинет и закрывает дверь на замок. — Ты неправильно меня поняла. Улыбка на губах расползается так медленно и трепетно, что холодный кабинет заполняется теплотой и чем-то бережно знакомым. Карина мягко проводит кончиками пальцев по щеке девушки, убирает за ухо выбившиеся из хвоста волосы и мягко гладит большим пальцем скулы. — А как я должна была тебя понять? — Лиз плавится, но все еще старается держать себя в руках и сопротивляться самой себе. — Я имела ввиду, что все, кажется, очевидным, разве нет? — Ты о чем? — Лиз, ты умная девочка, не надо строить из себя идиотку. — Карина наклоняется и мягким касанием замирает на губах Грин. — Я нравлюсь тебе, а ты мне, это же очевидно, разве нет? — Наверное, да. — Лиз мнется и немного смущается, но ей так нравится, когда Карина ее обнимает, что она готова прямо сейчас сдаваться столько раз сколько будет нужным, лишь бы только Морган оставалась рядом. — Почему наверное? — Потому что я не привыкла к тому, что все может быть так легко. — Грин пожимает плечами, прячет нос в воротник своего белого халата и прикрывает глаза. — Грин, я из тех, кто ищет легкие пути, так что, если ты со мной, я покажу тебе, как это делается. — Морган чуть слышно смеется. — Я с тобой. — Тогда нам и правда не о чем разговаривать. — Карина говорит шепотом, цепляет указательным и большим пальцем подбородок Грин, чуть приподнимает его и очень осторожно прижимается к губам, вздрагивая, когда Лиз мягко обнимает ее за талию. Целовать Грин было приятно, тепло и трепетно, пресловутые бабочки внутри просыпались и щекотали крыльями внутренние органы от чего Карина чувствовала себе девчонкой и ей это нравилось, потому что, вопреки всему, она, будто бы, совершенно точно знала, что ее сердце с Грин в безопасности.***
— Тебя Олсен к себе просила. — Эшли сидит в кабинете, сжимая в руках стаканчик с кофе и выжидающе смотрит на Аманду. Хочет ей верить, правда очень хочет, потому что иначе ни в чем вообще не будет смысла и когда она смотрит на нее своими большими глазами, в которых и шторм и штиль одновременно и безмолвно обещает, что все хорошо будет, Фостер верит. Её сердце просто не оставляет ей выбора. Влюбленность в Уистлер Эшли признала давно, правда самой Мими об этом не сказала, да и есть ли смысл? После вечера в баре общаться они стали лучше, Фостер позволила перевести градус их отношений в более приятельский, так что в их жизнь вошли совместные пьянки, долгие прогулки и разговоры обо всем и ни о чем. Аманда приходила к Фостер с проблемами выбора еды на обед, скидывала смешные картинки и заставляла смотреть свои любимые сериалы, а Эшли сдавалась. Сдавалась каждый чертов раз, поддаваясь на любые провокации Уистлер, но все же не делая никаких шагов в сторону развития между ними романтических отношений. — А ты можешь сказать, что я занята и не могу никуда пойти? — Аманда склоняет голову вбок, опирается бедром о рабочий стол Эшли и игриво смотрит на доктора. — А ты можешь не быть ребенком и выполнять свою работу? — Фостер вроде и ругает ее, но делает это настолько трогательно, что Уистлер расплывается в улыбке, не имея никакой возможности себя контролировать. — Что у тебя с Олсен вообще происходит? — Да я просто не понимаю, как совершенно бессердечный человек может работать с сердцем. — Уистлер недовольно фыркает, скрещивает руки на груди и закатывает глаза. — Аманда… — Ладно, ладно… Я буду вести себя хорошо. — Девушка улыбается ехидно, но в то же время так томно, что Фостер туго сглатывает. Мими хочет пробить барьер Фостер, чтобы та сдалась, забила на все форматы больницы и забрала ее себе. Чтобы Уистлер и не дрыгалась больше, растворилась бы в безмятежности, уюте и безопасности, но пока Эшли тянет, а Аманда не знает, стоит ли ей быть инициатором. Мими просто отправляет ей воздушный поцелуй и испаряется из кабинета с такой скоростью, что Эшли даже заметить не успевает. Фостер верит в то, что слова и действия Аманды имеют под собой почву. Что она и правда ей небезразлична. Уистлер сжимает ладони, тонет в собственной глупости и уговаривает себя быть честной и порядочной. Люди тонут в собственной беспомощности, невыплеснутых мыслях и страхе быть порицаемым обществом. Люди тонут в бессилии других, в то время, как собственных сил хватит даже на то, чтобы свернуть горы в их безмятежном многовековом стоянии. Люди тонут в попытках быть угодными для окружающих, вместо того, чтобы проживать ту жизнь, которая была им уготована с самого начала. Идут по асфальтированным дорожкам, вместо того, чтобы топтать свои собственные сквозь густой лес и живут будто с совершенно точной мыслью о том, что в кармане есть еще одна жизнь. Нет. Ну нет же ее там, сколько не проверяй. Жизнь одна и не это ли есть лучший повод опомниться? Олсен ждет ее в кабинете, как обычно вся из себя такая идеальная, строгая и властная. Лед во взгляде, колкости, застывшие на губах вместо помады, да и все ее лицо в целом буквально кричит о том, что ничего не выйдет, если Аманда вдруг попробует вести против нее хоть какую-то игру. — Доктор Олсен. — Мими кивает головой, стоит у самой двери, скрестив руки на груди и буквально чувствует, как все внутри покрывается инеем. — Доктор Уистлер. — Диана приподнимает подбородок вверх, выглядит еще более надменной и все ради того, чтобы Аманда не заметила, как Диана ломается. — Сегодня важная операция, на которой вам просто необходимо присутствовать, если вы решите связать будущее с кардиохирургией. — Угу. — Она быстро кивает головой и вытягивается в струнку как только Диана подходит к ней слишком близко. «Не сдаваться. Не сдаваться. Не сдаваться.» Но не сдаваться кажется слишком сложно, когда такая красивая и притягательная Олсен стоит слишком близко к Уистлер, которая изо всех сил пытается держать себя под контролем. — Зайдешь ко мне через два часа, расскажешь, что выяснила. — Лицо меняется мгновенно. Хитрая лисья улыбка нагло растекается по губам, а в глазах уверенность в том, что Диана в любом случае возьмет то, что захочет, как бы Уистлер не пыталась ломаться. Олсен гладит большим пальцем ее скулы, наклоняется катастрофически близко и ее горячее дыхание замирает на губах Уистлер. — Будь хорошей девочкой, принеси мне кофе, я плохо спала. — Проговаривает настолько тихо, что Мими кажется, будто бы ей просто показалось, но, по довольным глазам Олсен становится понятно, что все так и случилось и пока Аманда судорожно хватает воздух от возмущения и злости, Диана возвращается за свой стол и снова погружается в работу. — Да пошла ты. — Злобно выплевывает Уистлер, выходит из кабинета и хлопает дверью так, что даже Олсен вздрагивает от неожиданности, но не бежит следом, не кричит в догонку и вообще никак не реагирует. Аманду душат слезы, обида, ненависть и что-то болезненное глубоко внутри. Верить Диане было глупо, да она и не верила, по крайней мере, очень сильно старалась не верить. Аманда знала, что Диана играет, что она для нее ничего не значит совсем ничего и Олсен просто берет все, что она захочет и, в кажется, идеально выстроенной теории не складывалось только одно, та ночь, когда она поила ее чаем, укутывала в теплый плед и обнимала ровно столько, сколько ей было нужно. Зачем? Аманда не понимает. Её буквально разрывает на части внутри от того, что промахнувшись на собственном пути, при сильнейшем нежелании, она попала под влияние Олсен, под то самое, которое просто так не проходит и ей, почему-то, жутко обидно от того, что, когда в своей же голове считала Диану ледяной и незаинтересованной, она не ошиблась. А ей так хотелось ошибаться. Мими даже верхнюю одежду не накидывает на плечи, вылетает на улицу, прижимается к холодной кирпичной стене, достает пачку сигарет и затягивается так глубоко, как это было возможно, а потом рваный выдох и кашель такой, что ей кажется будто еще чуть-чуть и легкие ее вывалятся на асфальт. — Ты в порядке? — Адам оказывается как-никогда вовремя, накидывает куртку на плечи, прижимает близко и покорно ждет в тот момент, когда Аманда взрывается и тонет в рыданиях от собственной беспомощности.***
Лиз даже не успевает понять тот момент, когда оказывается затянутой в дежурку и прижатой к стене. Карина так катастрофически близко, ее руки на теле горят и плавят все внутри, губы дрожат от подступающего возбуждения, а между ног все пульсирует от катастрофического желания. Кажется, Карине достаточно просто к ней прикоснуться и Лиз беспомощно взорвется, не имея никакой возможности сдерживаться. Карина горящая и заведенная почти до критической отметки, дыхание рваное и томное, плавящейся медью оседает на коже, поцелуи жадные и в то же время нежные, Лиз не отпускает мысль, что Морган относится к ней, как к хрустальной, невесомой и очень хрупкой, а Грин хочется чего-то более приземленного и человеческого, именно поэтому она берет все в свои руки, прижимает Карину к стенке и запускает пальцы под медицинский костюм, замирая, когда чувствует, насколько влажная и горячая доктор Морган. Лиз скользит в нее сначала осторожно, но когда сдавленные стоны разрывают пространство дежурки, руки Карины с силой сжимают ее плечи, у Лиз отключается голова. Она наращивает темп мгновенно, заставляя доктора сжимать зубы на собственной шее, чтобы их страсть не было слышно по всей больнице. — Романтики в тебе никакой. — Тихо проговаривает Грин, мягко целуя девушку в уголок губ и обнимая руками ее за талию. — Секс в дежурке слишком пошло, доктор Морган. — Ну, у нас не то чтобы есть возможность во время смены выбраться куда-то в другое место. — Карина прячет ее волосы за ухо и проводит подушечкой большого пальца по нижней губе, чуть оттягивая ее. — Я знаю. — Лиз улыбается мягко и преданно, будто бы, что Карина не сделает, она с ней, без вопросов, претензий и каких бы то ни было упреков и именно это заставляет сердце Морган биться быстрее. — Останешься у меня сегодня? — Останусь.***
Время летит с такой скоростью, что страшно становится, как будто день за час, а месяц за неделю. Пропадая сутками в больнице Уистлер кажется, что заводить роман с коллегой — единственное, что остается на самом-то деле, хотя бы потому, что таким образом у них есть возможность проводить хоть сколько-нибудь времени вместе, в противном случае, максимум, который остается партнерам, пару часов один раз в неделю. Именно поэтому Аманда бойко отшивает любого, кто пытается познакомиться с ней за пределами больницы, пытаясь все же понять, кто победит в борьбе между сердцем и мозгом. — У меня складывается ощущение, что ты чего-то от меня хочешь. — Тихо проговаривает Эшли, в то время, как Аманда обнимает ее за плечи, носом утыкаясь в шею. Глаза прикрыты, дыхание ровное и Эшли соврала бы слишком опрометчиво, если бы сказала, что для нее это ничего не значит. Сердце гулко бьется между ног, ладошки потеют, а мурашки то и дело бегут вниз по позвоночнику, от одной только мысли о том, что они могли бы быть друг другу кем-то большим. Они стали ближе. Их неумолимо тянуло друг к другу, но с того самого вечера и того единственного поцелуя, никто из них больше не переступал грань дружбы, которую обе они непонятно зачем провели. — Ну почему ты считаешь меня такой меркантильной? Я просто захотела тебя обнять. — Аманда говорит почти шепотом, мягко, сильнее сжимая ее плечи. Теплое дыхание остается на шее фантомными поцелуями и Эшли, если честно, готова сдаться прямо здесь и сейчас. — Тебя Олсен вызывает. — Фостер фыркает и закатывает глаза. Она знает. Аманда не очень-то скрывала тот факт, какие именно отношения связывают ее и доктора Олсен и за это Эшли была ей благодарна. За правду, какой бы она не была. Эшли даже спрашивать не пришлось, Аманда сама все рассказала в тот же вечер, когда заплаканная пришла после курилки в кабинет Фостер и всем своим видом просила только об одном. Чтобы ее обняли. И Эшли поняла все без слов, прижала ее к себе близко-близко и не спрашивала ни о чем, пока Мими сама не начала говорить. — А ты можешь меня прикрыть, м? — Уистлер мягко целует ее в висок и прикрывает глаза. Знает, как добиться своего и, к своему счастью, точно знает, какое именно влияние она оказывает на Эшли. — Иди работай, Уистлер, должен в кардиохирургии быть хоть кто-то с сердцем. — Фостер чуть слышно смеется, сжимает ладонь девушки и чуть кивает ей головой. — У тебя есть планы на вечер? — Ну уже, видимо, есть. — Аманда фыркает, недовольная тем, что ей снова придется провести всю смену в компании Олсен и в очередной раз проверить на прочность свои нервы, но Эшли была рядом и только это придавало ей хоть сколько-то сил. — Мими. — Фостер окликает ее прямо перед дверью и Уистлер оборачивается, вопросительно глядя на девушку. — Я пыталась тебя прикрыть, сделала все возможное, что от меня зависело… — Спасибо. — Уистлер шлет ей воздушный поцелуй и выходит в коридор, чувствуя, как дрожь медленно пробирается по всему телу.***
Диане страшно от того, насколько холодной и совершенно чужой стала Уистлер. Конечно, она никогда не показывает этого, но в наивных влюбленных глазах выросли ледяные стены, ветер поднимает волны и она, кажется, больше не верит Диане. Диана не настаивает на чем-то кроме сугубо рабочих моментов, не провоцирует ее, не давит и не изводит, но скучает. Олсен, если честно, так сильно скучала, что иногда не успевала контролировать моменты, когда она вдруг залипала на блондинку печально-трогательным взглядом и ей и говорить ничего не надо было, все было видно. В такие момент Аманда никогда не смотрела в ее сторону. Она чувствовала. И самое обидное, она чувствовала, что если поймает этот взгляд Олсен, очень мала вероятность, что она сможет сдержаться. Поэтому и не смотрела. Диана знает, что Уистлер вот-вот зайдет, глубоко дышит, сама себя настраивает на то, что это не больше чем наваждение и им вообще не по пути, а раз уж у нее зудит, то вечером она пойдет в бар и совершенно точно снимет там кого-нибудь. — Доктор Олсен, вы меня вызывали? — Аманда просовывает голову в кабинет и совершенно безучастно смотрит на брюнетку, в которой льда больше, чем в самой Уистлер. — Вызывают проституток или демонов, Уистлер. — Диана встает со своего кресла и в два шага сокращает дистанцию между ними до чего-то катастрофического, что сравнимо было разве что с масштабами стихийного бедствия. Подобный выпад казался несвойственным и Аманде и самой Диане, казалось, что она намерено провоцирует, потому что не знает, как иначе. Аманда отстранилась, не показывает эмоции, никак не реагирует на любые ее провокации, хотя ей и дается это довольно сложно. Диана знает, а Аманда и не скрывает в общем-то. — Что ты делаешь? — Мими перехватывает ее руку, которая тянется к лицу в таком жесте, который точно смог бы сбить с ног и без того едва ли удерживающую себя в руках Уистлер. Диана была запретным плодом, искушением, чем-то дьявольским и Аманда ненавидела саму себя за то, что находясь рядом с Эшли, которая на самом деле стала ее безопасной гаванью, что-то внутри беспощадно тянуло ее в самую гущу шторма, того самого, который бушевал в глазах доктора Олсен. И до тех пор, пока она так отчаянно попадает под власть кардиохирурга, она просто не может позволить себе быть рядом с Эшли. Иначе, это будет нечестно по отношению к ней, да и к самой себе тоже. — Скажи мне, что ты не хочешь и я не прикоснусь к тебе больше. — Диана так близко, что у Мими ком в горле и дрожь внизу живота. Бесстыдное желание выкладывает все карты на стол и Олсен знает точно, какое именно влияние она оказывает на блондинку. Она нарочно жмется ближе, прижимает ее к стене всем своим телом и Уистлер действительно стоит титанических усилий, чтобы держать себя в руках и не сдаваться. Она понять не может, почему, ну почему, черт возьми, когда она так безропотно влюблена в Эшли, ее так отчаянно тянет к Диане, которая совершенно точно не принесет ей ничего хорошего. — Доктор Олсен. — Мими выдыхает тихо, почти скулит и с отчаянной мольбой тянется к Диане, надеясь, что она не будет ее мучить, что она не будет ее трогать. — Уходи. — Голос срывается так быстро, что у Аманды под сердцем режет и давит так сильно, что дышать невозможно. — Уходи и вызови мне Грин. Диана отходит к столу, садится и закрывает лицо руками, Мими стоит вплотную возле двери, дышит рвано, слезы скапливаются в глазах. Все у нее внутри отзывается на Диану, хочется обнять ее, прижаться и раствориться и одновременно сбежать, как можно дальше и никогда больше не видеть. Когда она далеко, все в порядке, Аманда девушка порядочная, доктор подающий большие надежды и человек с принципами и целями в жизни. Когда за ними закрывается дверь, Мими не существует отдельно от Дианы. Может быть стоит сменить больницу? Эшли точно ее никуда не отпустит, а объяснить почему именно она так не хочет оставаться здесь, страшно. Даже несмотря на то, что Уистлер рассказала обо всем, свои внутренние переживания она не стала вскрывать. Думала, что все уляжется само собой. Не укладывается. Аманда выходит в коридор, тихо закрывает за собой дверь и тяжело выдыхает. — Лиз, тебя Олсен вызывает. — Мими находит подружку в детской хирургии. — Это что-то новенькое. — Грин удивленно смотрит на нее и не может понять, шутит Уистлер или это все правда происходит. — Пожалуйста, просто иди в кардио, а я подменю тебя здесь, думаю, Карина не сильно против будет, я тоже хороший интерн. — Уистлер сильно пытается выдавить из себя улыбку, но Лиз знает ее слишком хорошо. Лиз читает ее как открытую книгу. — Может расскажешь мне, что случилось на самом деле? — Расскажу, но точно вечером, дома и с бутылкой чего-нибудь очень крепкого. — Мими тяжело выдыхает и прикрывает глаза. — Ладно, Мими, найди тогда Карину, скажи ей, что меня перехватила Олсен. — Лиз быстро обнимает блондинку, мягко целует в висок и убегает на этаж кардиохирургии. — Уистлер? Что ты здесь делаешь? — Морган возникает у нее за спиной и Аманда вздрагивает, тут же разворачиваясь и хватая совершенно ничего не понимающий взгляд ординатора. — Доктор Олсен попросила Грин к себе в отделение. — Мими пожимает плечами и тяжело выдыхает. — А ты самовольно решила пойти в детскую хирургию? — Да куда угодно, лишь бы не в кардио, надеюсь, вы не выгоните меня отсюда. — Что видишь, Уистлер? — Карина протягивает ей медицинскую карту и не спрашивает больше ни о чем. Аманда ставит в голове галочку обязательно потом сказать ей спасибо.***
Мир вокруг погружается в хаос, а Грин хочется какой-то поразительной мягкости, чтобы ее укатали и не сверху, а где-то под ребрами, чтобы завернули во флисовый плед излишне чувствительное сердце и пообещали, что никогда не разобьют. Чтобы позволили носом уткнуться в чуть выпирающие ключицы, а теплые пальцы перебирали темные волосы и обещали, что все точно будет хорошо и никуда от этого «хорошо» ей уже не деться. Грин хочется спокойствия, умиротворения и комфорта, потому что жизнь вокруг и так слишком хаотичная и непредсказуемая, так пусть хоть внутри все будет гладко. Гладь внутри. И попробуй разобраться «гладь» — существительное, глагол или призыв к действию. Странно ли не странно, что все ее внутреннее равновесие в руках одного человека и она собственноручно туда его вложила, но Карина будто бы чувствуя где-то подсознательно всю ответственность, обнимает трепетно, долго молчит и роняет мягкие поцелуи на щеки, замечая и безмятежно улыбаясь тому, как они покрываются легким румянцем. Лиз прижимается к ней, как к спасению и радуется, что нашла безопасную гавань в вечно штормящем море, смотрит в глаза наивно, тонет в ощущении легкости, но в ее картине мира все еще никак не может уложиться Карина, мягко обнимающая ее, поддерживающая… Её Карина. Ей так отчаянно хотелось верить, что жизнь, однажды, ее закалит, заставит снять розовые очки и воспринимать этот мир здраво и рассудительно, но сейчас Лиз почти уверена, что ее очки срослись с ней намертво и ей до безумия хочется видеть мир через призму детской наивности, видеть лучшее и в людях и в себе самой, потому что ей не страшно больше. Не страшно ошибаться, зная, что ее не осудят. Не страшно падать, потому что всегда будут те, кто поможет подняться. Не страшно быть самой собой, потому что именно такой ее и любят. Страшно однажды променять свою детскую непосредственность на взрослый цинизм и не суметь вернуться обратно. Карина провожает ее до подъезда, не отпуская руку и плевать ей, даже если их кто-то увидит. — Может сходим куда-нибудь завтра? — Она говорит тихо и вкрадчиво. Уже достаточно времени прошло с того момента, как они стали вести себя, как пара, но еще ни разу у них не было чего-то хоть отдаленно напоминающего свидания или что-то вроде того. — Судя по тому, что дома меня ждет Уистлер с двумя бутылками текилы, если я завтра проснусь, будет хорошо. — Грин чуть слышно смеется и проводит кончиками пальцев по лицу девушки. — В любом случае, я позвоню завтра, и мы с тобой все решим. — Хорошо вам посидеть. — Морган тянется, мягко целует, застывая приторной нежностью на чуть приоткрытых губах и становится так хорошо, так правильно, как будто вот именно здесь она должна была однажды оказаться, именно сюда и вел ее путь, не к подъезду съемной квартиры, а к ощущению штиля где-то под ребрами. — Рассказывай. — Лиз даже откладывать не хочет, как только вешает куртку на вешалку, сразу же пристает к Уистлер с расспросами. Она, как хорошая подруга, пока не дождалась Грин, даже не притронулась к бутылке, хотя соблазн был очень велик. — Ну ты же и так видишь, что происходит? — А что происходит, Мими? У тебя вроде с Фостер начинает что-то налаживаться, вы смотрите друг на друга так… — Как? — Как будто хотите не только в постель друг друга затащить, как будто вам комфортно даже просто разговаривать друг с другом и я только одного понять не могу, почему вы все еще не закрутили хирургический роман? — Лиз достает из шкафчика две рюмки и ставит на стол. — Или ты просто мне не рассказываешь? — Да нет, ничего нет еще, но ты права, с Эшли я чувствую себя очень комфортно и спокойно, почти как с тобой. — Уистлер хмыкает и переводит взгляд на Грин. — Эй! — Лиз несильно бьет ее по плечу, от чего Аманда начинает негромко смеяться. — Я шучу, шучу, ты у меня одна единственная и ни с кем другим такого, — она показывает рукой на них обеих. — Никогда не будет. — А в чем, собственно, проблема, Уистлер? — В Олсен. — Тяжелый выдох срывается с губ и что-то внутри сжимается и давит. — Можно мне чуть больше подробностей? — Да тянет меня к ней настолько, что я контролировать это не могу, а Диана, как будто специально все делает, чтобы я сорвалась. — Она резко вливает в себя алкоголь, неприятно морщится и продолжает. — Понимаешь, вот я смотрю на Эшли и все в ней идеально, все в ней так, как мне нужно и тянет меня к ней очень сильно и, что самое важное, с ней мне тепло, уютно и очень безопасно, а Олсен чертов шторм, который ничего не оставляет на своем пути, она опасная, холодная, но я только в глаза ей смотрю и у меня внутри все гореть начинает так, что вся моя выдержка летит к черту. — Голос начинает дрожать, в носу колет от подступающих слез и Уистлер совсем не хочет себя сдерживать, потому что рядом с Грин может быть самой собой. — Мими, я тебе не советчик, если честно. — Лиз садится ближе, мягко целует в висок и трется носом. — Решать тебе и выбор делать тоже, но тебе стоит знать, что я всегда буду на твоей стороне, как бы сильно ты не ошибалась. — Спасибо, Лиз. — Уистлер обнимает ее, прижимается носом к щеке и чувствует, как срываясь, слезы катятся по щекам. Бутылка пустеет стремительно, темы меняются, но снова и снова все возвращается к одному. Уистлер 00:15 «Ты дрянь, Олсен». Мими и не вспомнит, как и когда она успела это написать, чем впечатлилась так сильно, что у нее хватило смелости и единственное, что ей оставалось, верить, что она не вспомнит об этом на утро, потому что пока Уистлер бьет себя в грудь и гордится тем, что написала. Олсен 00:17 «Ты пьяная?» Ответ приходит почти мгновенно, а алкоголь внутри не дает реагировать быстро и адекватно. Губы плывут в надменной улыбке и откуда-то из глубины пробивается давно дрожащее «я же знала, что тебе не все равно». Уистлер 00:20 «Да.» Олсен 00:21 «Понятно» Уистлер 00:30 «Зачем ты со мной играешь?» Оно рвется откуда-то из глубины, колюче-болезненное и может быть эти вопросы стоит озвучить здесь и сейчас, чтобы Уистлер стало легче. Но станет ли? Олсен 00:35 «Уистлер, ложись спать.» Уистлер 00:38 «Да пошла ты» Аманда кидает телефон в стену и хмыкает на осуждающий взгляд подруги, прежде чем снова влить в себя алкоголь. Голова плывет настолько, что Мими едва ли может контролировать свою речь, все притупляется и она даже не собирается поднимать валяющийся на полу телефон. Телефон с тремя пропущенными вызовами от доктора Олсен. Уистлер вздрагивает, когда в дверь стучат так, что она едва ли не слетает с петель, смотрит удивленно и очень долго пытается сообразить, кто вообще может придти в такое время. Шатающейся походкой добирается до двери, открывает ее и понять не может, снится ли ей стоящая у входа раскрасневшаяся и очень злая Олсен или она на самом деле здесь? — Что ты здесь делаешь? Олсен не отвечает, тянет ее на себя и прижимается к губам так быстро, чтобы Аманда точно не успела ее остановить, но, если честно, Уистлер даже не собирается.