Пути-дороги

Очень быстро стало понятно, что новое генерал-губернаторство развивалось лишь за счет собственных сил и ресурсов близлежащих государств - к сожалению, надежды на Центральную Россию не было никакой. Наведение порядка из позаштатной цели усилиями Штольмана выдвинулось на первые позиции. Дел хватало.        Штольман ожидал на берегу. Китайская джонка медленно причалила к невысокому обрывистому берегу. Штольман, не ожидая помощи, спрыгнул с откоса прямо на палубу. Лодка покачнулась и тут же выправилась – широкая и плоская, она была гораздо устойчивее, чем казалась. Навес из крепкой, яркими полосами украшенной ткани, образовывал плотный непроницаемый шатер. Штольман нырнул внутрь. Глаза некоторое время привыкали к полутьме, и темная фигура, сидящая посреди шатра, приобретала четкость слишком медленно. Наконец китаец поднял голову. Теперь уже Штольман сузил глаза – сидящий посреди джонки не был ожидаемым посланником: пожилой китаец, известный немногим русским под именем Ли Мин, фактически был главой крупнейшей китайской диаспоры. - Вы перекрыли торговый путь через Сунгари. Штольман откинулся к стене и спокойно согласился: - Перекрыли. Китаец медленно качал головой из стороны в сторону: - Русский начальник должен понимать – он решил перекрыть большой поток, но сотни маленьких ручейков побегут во все стороны. Зачем нам воевать? Штольман заговорил жестко: - Ваши торговцы везут опиум и ханшин (водку), а назад – удэгейских рабов. Возле русских фортов их не будет. Те, что останутся, станут играть по нашим правилам. Яков хорошо помнил их первую встречу год назад. Когда запылать – в буквальном смысле, должен был китайский квартал, и именно Штольман, наскоро собрав отряд, сумел остановить погромы. И тогда Ли Мин явился лично, с поклоном предложив ему деньги. Много. И Штольман отказался безоговорочно. Тогда, едва появившись в Приамурье, он еще слабо разбирался в местных обычаях. Отказаться от заслуженного дара было не просто оскорблением – отказываясь, он признавал плату недостойной, оставляя за собой право требовать иное. И ему были бы вынуждены дать требуемое - но не забыли бы. Тогда, сам того не сознавая, Штольман прошел по краю. Ли Мин заговорил вновь: - Мы не будем воевать. К чему? Те, что идут по Амуру согласны на ваши требования. Но вы не перекроете даже малой доли – эта земля велика. Пусть будет так. Китаец повернулся: — Это тебе, цепной пес своего господина. Он протянул фляжку в кожаном чехле, расшитом извилистыми иероглифами: - Бывает корень – господин над иными, за который дают золота больше, чем возможно унести – но уносят лишь ветер. Дух Земли сам выбирает, к кому прийти. Возьми – и это уже твое. И продолжил: - Там записи на твоем языке, возьмешь – будь точен. - Я понял. - Штольман согласно кивнул: надо, так надо. Проблем с дисциплиной у него не было, а лишних трудностей с китайцами не хотелось. Придется пить. Не отравится – и на том спасибо. В волшебные свойства волшебных корней он верил слабо. Вслед раздался едва слышимый смешок: - То, что не подвластно тебе, не спрашивает, желаешь ли ты в него верить. Штольман на ходу соскочил на берег, наблюдая, как исчезает за поворотом лодка. Одно время Яков всерьез размышлял над возможностью остаться здесь навсегда. Он был тут нужен. Работы, сложной, неординарной, хватило бы не на года – на десятилетия. Работы, давно уже не оставляющей времени ни на посторонние мысли, ни на сожаления. Иногда он приходил к реке, на тихий пустынный берег. Очнуться, подумать. Бесконечная, тихая, спокойная река текла мимо, и невидимые дальние берега её терялись в утреннем тумане. Где-то в том же тумане скрывались покрытые вековечными лесами пологие холмы и, казалось бы, и река, и лес дышали полною, неведомой ранее свободой – но кому, как не ему сознавать – призрачная свобода являлась самой великой ложью. Огромная, нескончаемая тайга сжималась вокруг него вернее каменных стен. Где-то вдали осталась так и несбывшаяся его мечта об иной жизни. Первое время он вновь и вновь прокручивал в голове: где он ошибся? Мог ли он что-либо изменить? Разве что мог изначально отказать Варфоломееву. Удовольствоваться ролью мелкой полицейской сошки, жить в провинции, со временем, пожалуй, стать полицмейстером. Всё же жить. Засыпать и просыпаться, без тоски, без боли. Ловить родной взгляд поутру. Смог бы он оценить это всё тогда? Или вновь бы умчался в погоню за очередной призрачной целью? Судьба лучше тебя знает, что именно ты заслужил.        Возвращаться больше некуда – он проживет и один. У Анны своя жизнь. Даже если он исчезнет без следа, она останется. Разве не этого он хотел? - Нет, - ответил Яков сам себе. – Он хотел не этого. Он хотел схватить её в охапку и уволочь в самую темную и глухую нору. Что такое вечность по сравнению с мгновением вдвоем? Согласным нескончаемым гулом ответила тайга. - Нет, - вновь повторил Яков сам себе. – Так ты однажды уже поступил. Хватит. Конец размышлениям положило недоброе событие – генерал-губернатор Корф слег с сердечным приступом. Верный воинским идеалам благородства и чести, генерал-губернатор так же относился и к другим. Он всегда был предельно корректен, любого из своих подчиненных за любые недоработки критиковал исключительно ровным тоном, без унижения и оскорблений, и только с глазу на глаз. Судя по всему, на ноги барон вскоре встанет, но уже сейчас ясно – работать далее придется с заместителем. Или пытаться сработаться, терпеть презрение и неприкрытый снобизм бравого военного, не ставящего ни в грош полицейских шавок. Или устроить бесконечную войну за каждый клок совершенно не нужной ему власти. Принцип верховенства закона здесь не существовал ни в каком виде - власти и самостоятельности у него будет ровно столько, сколько он сможет урвать. Зато его работа принесла немалый доход, позволяющий не зависеть более от Варфоломеева. Да и советы того, как оказалось, стоило выбросить в топку еще до прочтения. Но теперь у Якова был и дальнейший маршрут, и надежные контакты, которые не снились и цесаревичу. Возможно, большая часть неведомой ранее дороги окажется немногим сложнее прогулки по Невскому.