Марионетка

— И как, мисс Эванс, расследование помогает вам успокоиться? В кабинет доктора Роудса в медицинском центре Кортни приходит как к себе домой. Сегодня у них уже восьмой сеанс, и за это время она здорово привыкла к своему психологу. Казалось, доктор Роудс умеет читать мысли и понимает, что хочет сказать Кортни, раньше, чем она успевает открыть рот. А может, все дело в том, что он единственный не считает ее самостоятельное расследование пустой тратой времени. Только доктор Роудс и понял, что не будь расследования, сидеть ей заперевшись в комнате, спрятавшись от всего мира. Она могла потерять работу, поссориться с друзьями и приятелями. На несколько месяцев так точно. Но вместо этого Кортни Эванс работает за троих в редакции «Лос-Анджелес Таймс», а в свободное время колесит по городу, опрашивает бывших старшей сестры или перебирает старые газеты. Половины статей, когда-то отпечатанных в «Вашингтон Пост», до сих пор нет в сети. Отец, прознав, чем она занимается, наверняка сделал бы все, что в его силах, чтобы отвадить дочь от дела Художника. Но Кортни уже неделю как уяснила — с отцом лучше играть в хорошую девочку, даже рта на тему убийства Мелиссы не раскрывать. Тем лучше, что папы почти не бывает дома. Сидит в своем кабинете, небось, раздает указания и бесконечно перебирает бумажки. Занимается ровно тем же, что и она, только руки у него развязаны, а под боком ресурсы всего Федерального Бюро Расследований. Удивительно, как за семь лет дело так и не раскрыли. — Немного, — отвечает Кортни уклончиво. Елозит в просторном кожаном кресле и не знает, куда деть руки — то кладет их на подлокотники, то переплетает между собой пальцы. — Знаете, за этот месяц я, по-моему, узнала о личной жизни сестры больше, чем она когда-либо мне рассказывала. Мелисса с удовольствием делилась впечатлениями, если все шло по плану, но если нет… Тогда из нее и слова было не вытянуть. Жаль, с Джошем Далласом удалось лишь парой слов перекинуться. — Кто такой Джош Даллас? — Один из ее бывших. Своеобразный парень, работает в баре при ресторане — то ли итальянской кухни, то ли мексиканской. Я заезжала к нему в прошлую пятницу, но он, как оказалось, о смерти Мелиссы даже не слышал. Честно говоря, я ему верю — вид у него такой, будто он уже несколько месяцев как не вылезает с работы и пашет там при этом сутками. Глаза навыкате, мешки под ними такие здоровые, что скоро дадут фору спальным. Да и народу в баре было полно даже днем. Хотя, как знать, может, он просто притворялся. Доктор Роудс шуршит блокнотом, делая пометки, и улыбается Кортни — тепло и по-доброму, как не улыбается временами даже мать. И ведь не надоедает ему слушать ее теории, интересоваться расследованием, которое не имеет к нему никакого отношения. Кто такая Мелисса Гринвуд для доктора Роудса? Всего лишь погибшая сестра клиентки — одной из десятка таких же. Кто знает, скольких пациентов он принимает за неделю, но наверняка не меньше десяти, а то и пятнадцати. И ведь он помнит обо всем, что Кортни рассказывает. Всегда участвует в беседе, дает подсказки и не требует поскорее перейти к терапии. Строго говоря, у них и терапии-то никакой не было — пару раз она делилась эмоциями по просьбе доктора, дважды или трижды пересказывала свои ночные кошмары, но в остальном они говорили только о том, что ее тревожило. По-настоящему. Кортни задумчиво поглядывает в сторону окна — время клонится к вечеру, и сквозь жалюзи проникает внутрь тусклый свет уличных фонарей и ярких неоновых вывесок. Стоило бы заказать такси, пока сеанс еще не закончился. Но она и не думает лезть в сумочку за телефоном — ее сумка лежит на небольшой скамье у дверей, рядом со шкафом. — Вы не пробовали обсуждать догадки с отцом? — Доктор Роудс не отрывает взгляда от своего блокнота. — Наверняка у него есть возможность вам помочь. — Да куда там, — вздыхает Кортни. — Я пыталась рассказать ему обо всем, что накопала на бывшего мужа Мелиссы, но он от меня только отмахнулся. Про Брэда, которого должны были допрашивать, он вообще ни слова не говорит. У него пунктик на тему работы и семьи, лезть к нему с расследованием бесполезно. Пусть лучше думает, что я набираю материал для статьи, чтобы меня наконец-то приняли в штат в редакции. Если узнает, что я допрашиваю гражданских, то голову мне открутит, а то и штраф выпишет или в участок отправит. — Ваш отец по-настоящему предан делу, — кажется, доктор хочет сделать ему комплимент, но для нее эти слова — все равно что удар в спину. Будь отец предан делу, Художник давно уже сидел бы за решеткой. Прошел месяц, а у нее в голове не укладывается, как так вышло — больше пятнадцати жертв, всех обнаружили в общественных местах, а к убийце не привела ни одна ниточка. Не существует на Земле человека, который не оставлял бы следов. Они просто не стараются. Или уделяют слишком мало внимания деталям. Кортни уверена, что справилась бы лучше, будь у нее в распоряжении детективы, профайлеры и куча городских полицейских. Уверена, что достаточно посмотреть на дело со стороны жертвы, чтобы наконец размотать этот спутанный клубок ниток. Но у нее в распоряжении только компьютер, библиотека, телефон и два сеанса у психолога в неделю. — Может, и предан, — говорит она неохотно. — Только недостаточно. Не понимаю, как можно искать одного психопата в течение пяти лет. Не верю, что он не ошибается. Так не бывает. — Некоторые дела раскрывают десятилетиями, — спокойно произносит доктор Роудс, словно его ни капли не волнует недовольство пациентки. — Иногда у полиции просто связаны руки — не только потому, что преступник не ошибается, но и из-за бюрократической волокиты, например. И даже сотрудники ФБР не всемогущи, всегда есть кто-то выше. И право частной собственности, каким у нас так любят прикрываться по поводу и без. Лучше бы он сказал, что прекрасно понимает Кортни. Мол, как только ее отец возьмет себя в руки, дело мгновенно раскроют. Только глупо это и бесполезно. И она это понимает. Доктор Роудс хочет как лучше, но в глубине души все равно зреет обида: ни расследование ФБР, ни ее собственное до сих пор не дали никаких результатов. — Я понимаю. Может, еще рано, я до сих пор иногда просыпаюсь среди ночи, и вовсе не от кошмаров. В голове просто каша из домыслов, а толку от этого никакого: до Брэда я достучаться так и не смогла. Наверное, у него алиби, раз его не прижали к стенке, или он сбежал. Выяснить, чем занимался Джейк Болдер в ночь убийства тоже не вышло. У меня руки связаны еще сильнее. Я точно знаю, что смен у него в ту ночь не было, а говорить со мной второй раз он уже не станет. А к Брэду этому вообще не подступиться. Повезет, если дядя Дэвид потом подкинет какую-нибудь информацию по этому поводу. Даже если папа велит ему держать рот на замке — он тот еще болтун, все равно что-то да ляпнет. Джейк Болдер — темная лошадка, и раскусить его Кортни не удалось. Что творится у него в голове? Почему он так боится полиции? Пару раз она бродила вокруг его дома, поглядывала на темные окна, но толку от этого никакого. Может, адрес у него на странице старый, и Джейк в том доме давно уже не живет. В отличие от отца, Кортни не может пробить Джейка по базе или узнать, судили ли его когда-нибудь. Да она вообще ничего не может, кроме как вынюхивать, расспрашивать, разглядывать. Как выброшенный за порог пес, она в состоянии лишь наблюдать, что творится у хозяев, сквозь стеклянную дверь. И до чего же это раздражает. — Не пытайтесь прыгнуть выше головы, мисс Эванс. Для человека, месяц как похоронившего сестру, вы и так отлично держитесь. Но если расследование для вас — отдушина, попробуйте сыграть от обратного. — Стащить у отца пару документов, когда он в очередной раз домой вернется? — усмехается Кортни. — Тогда меня не то что в участок — в тюрьму загребут. — Я был бы отвратительным врачом, если бы предложил вам нарушить закон, мисс Эванс, — непривычно иронично ухмыляется доктор Роудс. И его карие глаза, обычно спокойные, даже блеклые, блестят, как у задумавшего шалость ребенка. — Попробуйте поговорить со знакомыми мистера Болдера, с его коллегами, если они согласятся с вами беседовать. Кто-то наверняка о нем знает. Запретить вам общаться с людьми отец никак не может. Будто она не думала об этом или не пыталась. В «Костко» никто, кроме той девушки в зале, Алисии, не пожелал обсуждать с ней Джейка. Сотрудники магазина отмахивались от нее дежурными фразами, лопотали что-то про личное пространство, а то и вовсе молча качали головами. Кому охота беседовать с независимой журналисткой или репортером «Лос-Анджелес Таймс»? Только любителям засветиться хоть где-нибудь — на таких-то Кортни и рассчитывала, когда поехала в супермаркет в Сан Вэлли во второй раз, только просчиталась. А будь у нее значок, все сложилось бы иначе. Или будь она настоящим репортером, как Мелисса, — тогда она могла бы разговорить кого угодно. Но у нее не было ни опыта, ни навыков — за все время стажировки в «Таймс» под началом сестры, Кортни доверяли только статьи для мелкой колонки объявлений. Пару раз отправляли собирать материал, но это не считается: тогда ей даже с людьми общаться не пришлось, если не считать миловидную хозяйку кофейни, которая только рада была выложить все, что знала. — Думаете, я не пробовала? Результат так себе. — Кортни откидывается поглубже в кресле и внимательно смотрит на доктора Роудса. В уголках его рта залегли едва заметные мимические морщины. — Но сдаваться я не собираюсь, если вы об этом. Мне действительно проще, когда я не сижу сложа руки. — Тогда считайте это домашним заданием, мисс Эванс. — Он облокачивается на стол и склоняется к ней чуть ближе. Распущенные темные волосы отбрасывают тень на его глаза. — Углубитесь в свое маленькое расследование, позвольте себе побыть детективом в память о Мелиссе. И посмотрим, как оно скажется на вашем состоянии. Кошмары вам снятся до сих пор? — Намного реже, чем раньше. И уже не такие яркие. — Прекрасно. — Доктор снова пишет что-то в блокноте, Кортни вытягивает шею в попытках рассмотреть, но замечает лишь стройные ряды мелких, аккуратных букв. Как она и думала, у такого педантичного человека и почерк соответствующий. Рядом с ее почерком, где буквы зачастую сливаются не в слова, а в неприглядное месиво, похожее на безликую волнистую линию, он и вовсе идеальный. — Только не переусердствуйте, пожалуйста. Если вы начнете вставлять палки отцу в колеса, он вас по голове за это не погладит, как я понимаю. А лишний стресс вам сейчас ни к чему, мисс Эванс. — Переживаете за меня? — улыбается она. Искренне. Несколько секунд — и они отчего-то кажутся ей вечностью — доктор Роудс смотрит ей в глаза. Пристально и цепко, как умеет только он, и она успевает пожалеть, что ляпнула такую глупость. Естественно, переживает, это же его работа — приводить пациентов в порядок. — Может быть, — улыбается доктор Роудс в ответ после затянувшейся паузы. — Или вы представляете меня безразличным циником? — Немного, — произносит Кортни, в очередной раз не сумев удержать язык за зубами. Ну ведь чего проще промолчать, а не болтать все что в голову взбредет. Она до того привыкла, что с доктором легко, как наедине с собой, что уже пару сеансов как перестала следить, что говорит. — Простите. Я представляю, сколько у вас пациентов, и мне кажется, что за стенами этого кабинета вы о них даже не задумываетесь. Иначе бы у вас давно уже крыша поехала. — Не зря же говорят, что каждому психологу нужен свой психотерапевт, и наоборот. Шутит, значит. Даже смеется — мягко, хрипловато. Кортни с облегчением выдыхает и расслабляется в кресле, сползает чуть ниже и сутулит плечи, как иногда делает дома. Нет, с выбором врача она точно не ошиблась. Представить себя в кабинете доктора Терренса не получается до сих пор — и дело не только в том, как он выглядит. Доктор Терренс в два раза старше Кортни, он бы ее просто не понял. Уж точно не так, как понимает доктор Роудс. Он во многом особенный, и мысль об этом прочно закрепилась у нее в голове. — Вы смотрите, можем и о вас поболтать, если вам так нужен психотерапевт, — и Кортни тоже шутит, но в каждой шутке есть доля правды. — Помочь я ничем не смогу, так хотя бы послушаю. Отвлекусь. — Вы приходите ко мне, чтобы говорить, мисс Эванс, — не слушать. — Доктор Роудс качает головой и поднимается из-за стола. И сейчас, когда Кортни сидит в кресле, кажется, будто он жутко высокий, хотя она знает — он лишь дюймов на пять ее выше. — Но я запомню. Часы над столом показывают половину восьмого, а значит, их сеанс подошел к концу. С тяжестью на сердце Кортни встает с кресла, хватает с вешалки в шкафу любимый пиджак и нарочито медленно надевает его поверх футболки. Перекидывает сумку через плечо. Чем чаще она приходит в кабинет доктора Роудса, тем тяжелее отсюда уходить. Будь ее воля, она бы здесь поселилась. Заняла бы дальний угол, перебирала газеты и ковырялась в сети в свободное от сеансов время. Но Кортни и знает, что так не бывает. Доктор Роудс — не ее лучший друг, он ей даже не приятель. Просто врач, который искренне заботится о пациентах. Ровно до того момента, пока не покинет кабинет, — и в этом она отчего-то уверена. — Спасибо, доктор, — тепло улыбается Кортни напоследок. Ей хочется думать, что уверенность ее ложная. Что иногда доктор Роудс все-таки вспоминает о ней после работы. Очередная дурацкая мысль. — Всего доброго, мисс Эванс. Я буду ждать вас в четверг, в шесть вечера. — Глаза его блестят точно как несколько минут назад. — Не опаздывайте, пожалуйста. Опоздания я не люблю. Кортни опаздывала всего пару раз в жизни, и то во времена старшей школы, но сейчас вдоль позвоночника у нее пробегают мурашки. Она понимает, что скорее опоздает на работу, где ее как следует отчитает босс, чем на сеанс к доктору Роудсу. Ей до жути не хочется его разочаровывать.