primum non nocere.

«Самый приятный комплимент который ты получал?» Шидо задумчиво склонил голову, глядя на вопрос, и попытался покопаться в воспоминаниях. Комплиментов в жизни было немало: родители хвалили за спокойный характер и нежелание ввязываться в неприятности; в школе — за отличную успеваемость и активность; в университете — за трудолюбие и хорошие результаты; на работе пациенты и их семьи в слезах благодарили за помощь, за человечность, а начальство с улыбкой хвалило за великолепную этику (ха...) и преданность своему делу. Но ничего из этого не врезалось в память как что-то особенное, что-то, заслуживающее отдельного места в сердце; воспоминание, приносящее с собой тепло и непроизвольную улыбку. За исключением, разве что... *** — Ну, прекрати! — она заливисто смеётся, отчаянно отбиваясь от Шидо руками, яростно мотая головой и задевая его волосами по лицу. Но Шидо не сдаётся: с коварной улыбкой подкрадывается ближе, каждый раз находя прорехи в её обороне и дотягиваясь руками до тела, щекочет без пощады и сожаления. Он точно знает все её слабые места, как и знает; что мольбы прекратить — больше естественная реакция, чем искреннее желание. Она с хохотом валится на кровать спиной, окончательно поверженная, но в последний момент наносит удар исподтишка: ловит Шидо за рукав рубашки и тянет за собой. Он, склонившийся вперёд, не может удержаться на ногах; падает вслед за ней, впопыхах упираясь ладонями в матрас, утыкаясь лицом в её плечо. Она победоносно хихикает, обвивая его шею руками: будто притворяется, что хочет задушить. Шидо отплёвывается от её волос, случайно попавших в рот, но и сам не может перестать давиться смехом. Она стихает и блаженно прикрывает глаза, и Шидо навсегда запоминает, как в этот момент от неё пахнет фиалками. — Я так тебя люблю, — шепчет она на ухо с нежностью; и Шидо чувствует, как заливается краской, словно подросток, который слышит это впервые. Но с ней, честно говоря, каждый раз и впрямь ощущается как первый. — Я так счастлива, ты не представляешь! Люблю тебя больше всего на свете. — Погоди, но этого не может быть! — наигранно удивляется Шидо, и хотя на её губах уже играет улыбка понимания, она всё равно вопросительно заглядывает ему в лицо. — Почему это? — Потому что это я люблю тебя больше всего на свете, — снисходительно объясняет Шидо, прежде чем, прикрыв глаза, прижаться губами к её скуле. От беззвучных смешков её грудь чуть заметно вздымается. — Погоди, так тут ведь нет противоречия! Мы же оба можем любить больше всего на свете, почему нет? — Ой, — Шидо растерянно поднимает голову и на секунду задумывается над сказанным. Чёрт, а ведь действительно противоречия нет. А к чему ж тогда была эта реплика? Как там было… — Кажется, я перепутал, — Шидо виноватой усмехается и нетерпеливо трясёт головой. — Нет, подожди, сейчас вспомню! Ты должна была сказать: «Моя любовь сильнее всего на свете…» — Ой, да перестань! Какой дурак! — она снова несдержанно хохочет, одной рукой ласково гладя его по щеке, и Шидо любящим взглядом изучает её красивое лицо, запоминает каждую чёрточку на долгие годы вперёд. Она перехватывает его взгляд — затихает и улыбается тепло-тепло, а её ресницы чуть дрожат; и сердце у Шидо будто на несколько секунд замирает. — Ты самый-самый лучший на свете, Шидо. Хочу, чтобы мы всегда были вместе. Иди сюда… *** Шидо почувствовал, как в носу неприятно защипало, и сердито нахмурился сам себе, пытаясь прогнать это ощущение. Опустил взгляд на руки: пальцы слегка подрагивали. Нехорошо. Ответить всё равно придётся. Рвано выдохнув и вытащив из глубины души осколок тёплого воспоминания, до раздражения слизистой пропахший фиалками, написал: «Ты самый лучший на свете», наверное.