под красной вывеской

В среду, за две с половиной недели до финальной игры, Саске перестал отвечать. Ни на звонки, ни на сообщения. Ничего. Абонент временно недоступен в сто раз хуже односложного «нет» или двухсложного «не знаю». При этом каждый день он мог видеть его семью, потянув вверх металлическую штору. Потухшую Сакуру с грязным пучком и Сараду, тянущую к ней ручку. Иногда она даже не слышала свою дочь, зато ее речь мог прекрасно разобрать Наруто. Этот детский щебет, часто не имеющий никакого смысла, полный бессмысленных фраз и глупых вопросов, начинающихся от почему я не единорог, и заканчивающиеся кого ты больше любишь — меня или папу? Наруто честно не узнавал эту некогда красивую женщину, вечно на коротеньких каблучках и тоненьких капронках. Сейчас он лицезрел лишь ее тусклую версию себя прежней. Нервно оглядывающаяся по сторонам, когда садилась в такси, медленно перебирающая ноги, ведя за собой сопротивляющуюся дочь. К слову, очень капризную и избалованную. Девочка могла неконтролируемо кричать, вопить, рыдать, разлечься поперек дороги или же в порыве злобы ударить маму куда придется. Шлепнуть по руке или что-то в этом роде. Он ловил их взглядом обычно утром или же вечером, пока длился первый урок, и после своей тренировки. Однажды помог Сакуре донести тяжелые пакеты из «7-Eleven», она его даже не узнала, посмотрела мимо и очень тихо поблагодарила. Ему нравилось рассматривать их издалека. Ощущение было такое, будто так он становился к ним ближе, становился частью их семьи. Был все ближе и ближе к Саске. Каждый раз ему хотелось сорвать с клумбы хризантем и наведаться в их дом, наплевав, что потом точно получит затрещину от Цунаде. Хотел поговорить с Сакурой о ее муже, проигнорировав то, как это неправильно. Разузнать, что он любит есть, читать, смотреть вечером у коробки телевизора. Долго ли он засыпает, храпит ли, а может, лишь сопит, часто ли переворачивается во сне. Обнимает ее или же отворачивается к ней спиной и укрывается другим одеялом. Бывают ли моменты, когда ему снится что-то грязное? А утром он встает непозволительно рано или непозволительно поздно? Он был в точности уверен, что знает ответы на все эти вопросы, потому что элементарно слишком хорошо знаком с Учихой. Но тем не менее ему жаждалось узнать это все от другого человека. Подтверждения. И главное — поговорить с кем-то о том, к кому неравнодушен, так же, как ребенок-диабетик к сладкому. К столь же сладкому, как к самому приторному в мире торту. Он бы им поперхнулся, задохнулся и умер счастливым. Сегодня все происходило не так, как обычно. Он закинул в террариум с уродиной несколько слизких улиток и каких-то насекомых. Плотно припечатал крышку и, пережевывая овсяное печенье, подошел к окну. Двумя пальцами раздвинул металлические пластинки и взглядом вперился в желтоватое окно с разводами, которые никак не смыть, не вычистить, сколько ни старайся. Крошки посыпались на пол, на голые ноги. Он порывисто вздохнул. Форд Саске примял траву, колеса блестели в отражении дождевых луж. Он слишком долго и зачарованно следил за машиной и ее покрышками. Сарада бегала по лужайке, радостно что-то лебезила, сжимая в кулачках новехонького зайца с зелеными лапками и красными усами. Сакура вылезла с пассажирского. Она напряженно озиралась и с силой расправляла складки на ладонях. Всего через минуту из дома вышел Саске, все такой же, как неделю и месяц назад, и таким он будет через год и два. Извечно неизменный, если не считать проступившей щетины, вот-вот и бороды. Наруто понял, что опоздал, когда Саске стиснул Сараду в объятиях. Он выбежал из дома босиком, напоролся на жестянку, спрятавшуюся под поребриком, и, одумавшись, вернулся домой, наскоро напялил две разные пары тапок. Один свой, один тетки. К тому моменту Учиха только садился за водительское сиденье, и Узумаки верил, что успеет. Наивный. Когда он добежал до чужих поребриков с лужайкой, остались одни следы от колес, вспоровших землю и тонкие полоски грязи, пропитывающие асфальт, как подливка на блюде. Сарады не было, зато тут стояла Сакура. Со стороны казалось, что она его ждала, но на самом деле, она гипнотизировала плавные линии Форда, пока тот не свернул за угол. Тогда она посмотрела на Наруто. А тот немного смущенно выпалил то, что желал знать, но не то, что ему бы следовало. — А куда он? «Это не его дело». Но это намного лучше, чем если бы он ляпнул что-то вроде: «Мне нравится ваш муж. Как вы к этому относитесь?» Сакура словно впервые его увидела, совсем не узнала. — Ты кто? — грубовато. — Я… С Саске играем в футбол. Мы из одной школы, — сбивчиво объяснился он и даже не соврал. — В последнее время он перестал мне отвечать, я переживал. Не могла бы ты подсказать, где я смогу его найти. Он мне помогает с тренировками. Нагловато попросил он, но другого же шанса могло не выдаться. А так просто сдаваться? Хамелеон, крыса — его можно было назвать кем угодно. Плевать, главное результат. — Я, кстати, ваш сосед, — он добродушно улыбнулся, как это делают мальчики, продающие печенье, или же мальчики, повязывающие на шею зеленые галстуки. — Вон из того дома. Он указал в том направлении. Сакару пожевала губу, тут же затянулась в вязанную кофточку, слишком жаркую для начинающегося лета. — Вопрос жизни и смерти, от этого зависит, буду ли я вновь в качестве запасного или мне повезет. Ложь на удивление давалась слишком просто. Тренер еще на той неделе предупредил изучить технику акул. «И напомни ты капитану, чтоб тебе новые броги заказал. Я ему уже раза три говорил… Бошка у него дырявая». Наруто не знал расплакаться ему или же прыгать от счастья. Слишком неожиданно. — …Я, правда, не знаю, что между вами произошло, но мне действительно надо с ним встретиться. Он все говорил и говорил, надеясь, что Сакура сама его остановит. — Если бы не он, то я так бы и ронял мяч при каждом толчке противника. Он меня всему научил, — Наруто схватился за карман шорт, при этом смотря на небольшую песочницу Сарады. Метр на метр, внутрь закопано с десяток резиновых игрушек и формочек. «Лишаю ребенка отца» билось в черепе. — Я до этого и не знал, как сделать сэк. Это когда квотербека до его паса захватывают, — пудрил Сакуре мозги, очевидно, не знакомыми ей терминами, строя из себя саму невинность. — Объяснял, зачем брать тайм-аут перед филд-голом. От этого столько кикеров посыпалось, — Наруто нервно прыснул. — А на сколько моих вопросов ответил… И про пант и про сквиб-кик… — Хватит, я поняла, — грубо перебила Сакура, подняв вверх руку и прикрыв свое покрасневшее лицо. — Скажи, он, правда, ничего об этом не рассказывал? — она развернулась, указывая на все, что их окружало. На этот симпатичный домик с островатыми углами крыши, зубчатый дымоход, неисправный последние десять лет, пышную шевелюру изгороди, румяные листья флокса, новехонькую песочницу с подгнивающей древесиной у крыши, протоптанную дорожку и ее в тонком халатике. — О чем «об этом»? — задыхаясь, уточнил он, прекрасно осознавая, что именно та имела в виду. — О своей семье. Обо мне, — кусая губу, смотрела на него сверху вниз с неприкрытой надеждой. — Он… — начал было Наруто, но тут же замолкнул. Отрицательно покачал головой, — Возможно, и говорил. Я не запоминал. — Если я дам тебе его адрес, то ты спросишь? — Конечно. В это время в его классе проводился тест по теме гармонические колебания. Очень важный тест, от которого зависела та оценка, которая потом будет грязным пятном в его аттестате. Там его одноклассники стучали карандашами по парте, а ногами нервно отбивали по паркету, будто танцевали чечетку, мормонка расхаживала по рядам, поправляя свои большие очки, больше походящие на лупу. Она поинтересовалась у одного из бывших друзей Наруто, где он, тот лишь пожал плечами, в пятый раз пытаясь вникнуть во вновь прочитанное задание. Наруто стоял под дверью в многоквартирном доме, чтобы сюда попасть, он обзвонил весь первый этаж, каждому жильцу. Нажимать на кнопку, соседствующую с цифрой «25», ожидаемо не стал. Что-то ему подсказывало, что тот бы не открыл, даже если бы Узумаки тут истекал кровью и кричал, что за ним гонится человек с пушкой, обещающий размозжить его мозги и размазать их по небольшому глазку камеры; по всем этим крошечным кнопочкам с небольшими бумажками, с именем владельца, который сам владелец и приклеивал. У кого-то получалось очень страшно и коряво, у кого-то буковка к буковке, цвет подобран к чернилам. У Саске не было ничего. Кровь бы пропитала поверхность домофона, и убийца уверенно бы выплюнул: «Прости, дружище, неудобно вышло». Обязательным условием всего этого цирка без конца стало бы то, что этот человек жил на заброшках и все буквы проглатывал. Так себе представлял Наруто, держа скрюченный палец над звонком. Он специально отошел в сторону, придвинувшись к самой стене. В том, что тот дома, был не уверен, однако в любом случае готовился прождать тут хоть день, хоть неделю. Учиха не уйдет от ответа. Нажав, отошел еще левее и прижался к холодной корке побелки. Начал считать секунды. На пятидесятой услышал шаркающие шаги, на восемьдесят второй они потонули в, по всей видимости, кудрях ковра, или же тот, кто там был, резко передумал встречать гостей. «Точно ковер», потому что на сто десятой человек встал у двери. Узумаки был готов к тому, что он ему не откроет, и тогда придется все повторить и делать это до тех пор, пока в первом случае Саске не вызовет копов, во втором не перережет провода-сосуды, соединяющие ржавый звонок с чем-то там еще, в третьем он откроет дверь. Произошло третье: Учиха не спрашивал, кто там, и, похоже, не удивился абсолютной пустоте в коридоре подъезда. Когда картонка потянулась в сторону, Наруто выставил ногу вперед на случай, если Саске бы захотелось позорно сбежать, то так просто у него это бы не вышло. По крайней мере, Наруто все еще верил, что Саске бы не стал ломать ему ногу. Ничего подобного не произошло. Саске замер, замер и он. — Что ты здесь делаешь? — пробормотал Саске. — Я беспокоился. Ты мне столько не отвечал. Я чуть с ума не сошел, как ты мог? Все, что от тебя требовалось, — это либо сказать мне все в лицо, либо же… — Не здесь, — Учиха затащил его внутрь, хватаясь за скользкий и шуршащий капюшон желтой ветровки. Жест это был пропитан грубостью. Перед Наруто плясали цветастые плитки, фигуры оранжевых порезанных надвое треугольников и будто бы сморщенных квадратов. На полу блестели мокрые пятна улицы, принесенные обувью. — Скажи, ты настолько меня презираешь? Брезгуешь теперь прикасаться? — все не успокаивался Наруто, шмыгнув носом. — Я для тебя настолько омерзителен. Грязен? Пауза. Долгая предолгая пауза. Учиха отошел подальше, поставил руки в боки, отвернулся. — Скорее, неинтересен. Наруто, ты мне наскучил. Появился в моей жизни в тот момент, когда брак дал трещину и мы с Сакурой отдалились. Не знаю, на что ты надеялся, но ты ошибся, — Саске открыл пузатый шкаф и протянул Наруто пару одноразовых тапок. — Раздевайся. Ты мокрый. Поговорим на кухне как двое взрослых людей. Без истерик. Внутренности будто прошило осколками, все, начиная от грудины, заканчивая переплетением кишок, вспыхнуло болью, завертелось, заворочалось и вспухло. Легкие зажгло, сердце сжалось, вены зачесались. С темнотой в двух влажных шариков он быстро снял с себя пуловер, Саске кинул ему футболку, а тряпку закинул на сушилку. Наруто не видел, куда шел, ориентировался по звуку шаркающих ног. Саске облокотился на плиту, Наруто сел за стол. Квартира стала для него призраком, все в ней покрылось толстым слоем тумана. И кухня, и вся техника, коридор, голые стены, сводчатый балкон со сдохнувшей от бычков герберой — одна большая мешанина в пелене. — Как ты узнал, где меня искать? — Саске взял пачку сигарет, предложил Наруто. Тот отказался. Закурил Учиха, скребнув спичкой по коробу. — Твоя жена подсказала, — апатично ответил Наруто, свесив руки меж ляжек, не поднимая взгляда выше острых ключиц и спадающей с них майки. — Как она так легко тебе это сказала. — Нелегко. Я ее уговорил. — Как? — допытывался Саске, затягиваясь вновь и вновь, поджимая пальцы на ногах. — Много чего ей наплел… Саске произнес что-то вроде «Ладно, понятно». Так это разобрал Наруто. В окна ударились мелкие капли дождя, просачиваясь через москитные сетки. Саске закрыл окна и балконную дверь, потушил сигарету в земле. — Это твоя квартира? — Тебя это сейчас волнует? — прыснул Саске и снова отошел к плите, сохраняя между ними расстояние, равное двум вытянутым рукам. — И это тоже, — Узумаки пожал плечами. — Нет, это не моя квартира. — Снимаешь? — Снимаю. — С кем-то? — Один. Пока один, — поправил себя Саске. Стало душно, будто воздух накалялся, и в нем заплясали обжигающие песчинки. Пока один. Сколько длится это «пока»… День? Два? Три? Неделю? Месяц? Чему равна степень растяжимости «Пока»? Наруто не знал, врет Саске или же просто пытается отвязаться от него как можно быстрее, чтобы не донимал. Подросток, обожающий навязываться ко взрослым дядям. Особенно, если у этих взрослых дядь есть жены и дети. У самого родителей не было, решил и другим подгадить. С навязчивостью, подобной сумасшедшему, пытался зацепиться за любое слово, найти какую-то неувязку, логическую ошибку, узреть в чужих движениях нервозность, может, перебирание пальцев, кадык, скачущий то вверх, то вниз. Услышать дрожащий голос, или как язык заплетается, и он бессвязно что-то лопочет. — А с кем потом? — Я не обязан перед тобой отчитываться. Не лезь не в свое дело. — С мужчиной или женщиной? Вот что я имел в виду, — уточнил Наруто. —… Я не гей и никогда им не был. Мне всегда нравились женщины. Я всегда любил только женщин. Не знаю, чего ты там себе нафантазировал, но больше не тешь себя иллюзиями и меня ими не мучай. С Сакурой у меня временные трудности, скоро я разберусь в себе, и мы снова сойдемся, — Саске скрестил руки на груди, ударяясь об шкафчик бедром. Наруто наконец-таки осмелился посмотреть на этого красивого мужчину. Во рту пересохло, ногтями вцепился в колени. Болезненно. Мучительно. Отчаянно. — Думаю, ты меня неправильно понял. Ты же гомосексуал или гомосексуалист. Как там правильно, чтобы вас не оскорбить? Какое там связано с любовью к несовершеннолетним мальчикам? Саске усмехнулся и поставил чайник на подставку. — В общем, из-за того, что ты такой, то и видишь все в подобном ключе. Ты неправильно меня считал. Ничего подобного никогда не было… Советую тебе в будущем никому так не доверяться. Люди злые… Найди себе, — Саске закашлялся, — кого-то достойного… На этом все. Мне больше тебе нечего сказать. Наруто снова свесил голову вниз. Весь в соплях и слезах, с красными щеками и опухшими глазами. Веки, казалось, и вовсе слиплись. Встав, опрокинул стул. Дребезжа, с грохотом стул шлепнулся об паркет. Он вплотную подошел к Саске и прижался к его жилистой шее. — Я считал, ты ко мне что-то чувствуешь, — голос дрожал, щеки стали мокрыми. По подбородку стекало. Он всхлипывал и не старался это скрыть. — Если бы я что-то чувствовал, то ебал бы тебя, а не смазливую магистранку, с упругими сиськами и узкой пиздой. Больно. Против собственной воли он представил эту картинку. Красивую девушку с прекрасной фигурой и красивого парня, вдалбливавшегося в ее нутро. И никто их не осудит. Не посмеет. Даже не подумает. — Я тебя любил, любил, очень сильно любил, — упорно повторял Наруто, стискивая его под ребрами. — Никого так не полюблю вновь. «Я чертов попугай». — Полюбишь… Ты ошибся. Это нормально. Так бывает, — Саске не пошевелился. Наруто чувствовал, что тот, напротив, напрягся. — Ты доверчивый. Будь аккуратнее. Таких все избегают. — …Меня недавно чуть не изнасиловали, — сотрясаясь, признался он. Своими словами он не хотел, чтобы его пожалели или как-то поддержали. Он хотел выговориться, рассказать Саске то, что он никому и никогда бы не сказал. И просто выворотить перед ним душу, выложить все, о чем он думал, всю свою подноготную. Болтать часами и сутками, только бы этот момент никогда не сменился другим. Растянуть до вечности и в этой самой вечности ощущать тепло тела любимого человека. Бесконечно прятаться в тени пыльной кухоньки, тонуть в большой ему футболке и вязнуть в махровых тапочках, задохнуться запахом табака, душистого мыла и стирального порошка. И помнить только эту родинку на нежной коже. — Одноклассник достает, распускает обо мне сплетни. Обещает размозжить мне башку. Тетка ненавидит, грозится из дома выгнать… И я… С учебой проблемы, ничего не сдал. Вообще ничего. В футбол больше не могу играть. Не хочу… Не знаю, что делать дальше, — закончил он. Прошла минута или две, прежде чем Учиха ответил. — Поэтому и я просил тебя думать, прежде чем что-то делать, — он аккуратно его от себя отодвинул и тут же отвернулся к стене, ухватился за кухонный стол, сжал его. — Мне очень жаль, что с тобой такое произошло, — сдержанно выразил сочувствие и, пошатываясь, ушел в другую комнату. Там что-то грохнулось, затрещало. Узумаки вздрогнул. — Решить проблему с жильем я тебе помогу, — крикнул он оттуда. — А с остальным справляйся сам, — вернулся он с конвертом. Протянул ему конверт. — Дома посмотришь. — Я не возьму, — запротестовал Наруто. — Считай, это за моральный ущерб, — смотрел Саске сквозь него. — Но это не за просто так, взамен у меня просьба. Не бросай футбол. Хотя бы ты его не бросай… И с директором, с директором я поговорю. Я его знаю. — Правда? — Да. — Спасибо, — Наруто поднял воротник футболки и вытер ею сочащийся нос. — Прости за футболку. — Ничего страшного — …А пытался тебя… Кто? Тот азиат? — Я сам виноват. Не отпихнул сразу. Конверт очутился в широких карманах шорт, неприятно давя углом. Царапая. Прощание жаждалось растянуть, но так было нельзя. Учиха и так сделал слишком многое для него. По скользкому паркету поковылял в прихожую, Саске — медленно за ним. Он снял с сушилки его пуловер и протянул обратно. — Футболка грязная. — Оставь себе. Слезы высохли, кожу стягивало соленым. Скинув тапки со вспотевших ног, нерешительно задал самый последний вопрос: — Я могу тебя поцеловать? — натянул на ноги кеды. — Наруто, я не… — Да, я знаю. Ну… Переступи через себя один единственный раз. Закрой глаза и представь перед собой эту самую. Соблазнительную магистранку, — он съежился и, не дождавшись разрешения, подошел к нему поближе. Облизал губы и немного привстал, одну руку положил ему на плечо, а другой закрыл его глаза. Поцеловал. Легкое, едва ощутимое касание, от которого внутри все перевернулось. Самое лучшее касание. На вкус Саске был как табак и черный чай. Наруто не сомневался, что никогда этого не забудет. Чай и табак. Табак и чай. А через секунду ничего. Он отошел и открыл входную дверь с узорами ажурных лепестков и затейливых лент. — Прощай. — Прощай, — сказал Саске.