***
Тр-р-р-р-р. Возвращаться к привычной жизни бывает противно и тошно, когда ты в один миг вырываешься из этой цикличности и косой линией ищешь другую реальность. Реальность без ломанных линий, кольцом тебя огибающих, заставляет вернуться в чертов круг. Ни шагу вперед, ни шагу назад. Задушат, если попытаешься жить как хочется, умереть как хочется. И он возвращается к тому, что набило оскомину. Те же коридоры, в них всегда оживленно и никогда не бывает гулко, даже когда идут занятия, кто-то все-равно найдет свое местечко под шкафчиком или у шкафчика, ударяя железными дверцами и выбивая электричество. Кто-то будет обжиматься под дверьми или в пустующих подсобках, валяясь на матрасах и толстых веревках, подвешенных к деревянной балке, другие, как Наруто, будут прятаться в кабинках, избегая образующейся повсюду плесени. Придвинувшись к холодной плитке, он нервно курил. Что-то меняется, а что-то нет. Широченный Джо опрокинул на него тарелку супа; вареная капуста лоскутками повисла на ушах, куски дробленого мяса попадали за шиворот. Униженный и оскорбленный, он вмазал ему подносом по подбородку, голова мотнулась в сторону. Неприятно треснуло. В горле забился пульс. С бешеными глазенками, малюсенькими щелками, Джо схватился за его рубаху. — Ничтожный педик! На тот свет торопишься. Я тебе помогу, — хрюкнул он, стискивая кулак, замахиваясь. «Прибьет», — ухало внутри, слишком отчетливо давая понять, что произойдет минутами позже. Забрызжет, разворотит. Не произошло. Зам директора, коренастый мужчинка, заметивший их, не позволил. Оттолкнул от него Джо и обоих повел к директору. Поучительная беседа, как и ожидалось, плодов не принесла. Днем позже все повторилось, но уже без тарелки супа, зама и свидетелей школьной столовой. С Джо пара дружков, таких же здоровых буйволов. Они сплевывали наземь, потирая плечи, разминая, звучали очередные гадости. Затащили в какой-то сектор, спрятали от посторонних глаз в лабиринте гаражей. Темно, холодно, страшно. Светит отблесками. Боязно не от того, что они с ним могут сделать, а от того, что они это сделают и вовремя не остановятся. Сбросят куда-нибудь его хладный труп, например, вот в ту далекую тележку, сверху накинут пакетов и больше об этом никто не узнает. Спасают две ноги и ключи, зубчиками воткнутые в толстую ляжку Джо. Догнать его не успевают, он перепрыгивает через все лесенки, шлепается с крутой горки, раздирает ладони, но продолжает бежать дальше. Казалось бы, что на этом все не закончится, ведь бог любит троицу. Закончилось. Ему везет. Джо теперь и глянуть в его сторону не осмеливается, поджимает толстые губешки и отворачивается. Но не от отвращения, а чистого животного страха, такого же сильного, какое испытывает зверь, ослепленный фарами металлического гиганта, раздавленный под его резиновыми лапами. Жизнь стекала на белую полосу, разделяющую автостраду, проложенную в сердцевине чахлого леса. Не приходится идти в полицейский участок рядом на центральной улице, и в том, что это заслуга Сая, он сильно сомневается. Как он там клялся «и пальцем не тронет», Наруто хочется громко рассмеяться. Этот спаситель каждый раз только и извинялся «Прости, что не заступился. Я не успел среагировать» после инцидента в столовой, «я не заметил, как они тебя повели», когда Наруто упирался ступнями в крошку земли и «там…в душе… Это блажь… Я неправильно расценил твое поведение и слова. Почему ты просто не сказал нет». «Я говорил и много раз». Больше Сай в старшей школе Фарго не появлялся, не маячил перед глазами премерзким существом, бередя раны. Наруто не сомневался, что избавителем являлся тот же человек, благодаря которому ему дали второй шанс. «Не профукай» — просил себя Наруто, давясь вишней. У него осталась примерно минута или две, прежде чем в уборную заглянет прихрамывающая мормонка, завопит, что накурено, и он продолжит тест.***
Команда соперников уступала им в скорости и реакции, их команда уступала в силе, опыте, отдельными слабыми звеньями — лайнман кривоног и слишком предсказуем, движется всегда по одной траектории, квотербек как человек неплох, а вот как связующее звено и лидер — хуже не представить. Шепелявый, время от времени заикающийся; бывало так, что главной задачей игроков было не выучить комбинацию наизусть, как мантру, а не засмеяться в голос, когда он сбивчиво просил «Шлушаем внимательно». Да и в целом они проигрывали им три года подряд. В этот вечер изменилось лишь то, что у шмелей произошла замена — Наруто, наконец, добился своего, выйдя с сокомандниками на одно поле, штаны теперь протирал другой. Узумаки был уверен и даже равнодушен, ему же все равно, втопчут их в грязь или же наступит триумф. Какая разница, если внутри ничего не сожмется, ладони не вспотеют и не задрожат. Он в последний раз оглядел трибуны. Все так же. Неизменно. Одноклассники и их родители, учителя, тренеры, немногочисленные белые ватманы с чьими-то номерами и скаут из года в год, посещающий финал, записывающий в своем блокнотике выдающихся игроков с блистательным будущем, которых совсем скоро позовут в престижные колледжи и выделят стипендии. Узумаки таких помнит — парнишка, закончивший в пятнадцатом году, сейчас бегал вместе со звездами и звездочками. Помимо него были и другие, но запомнился ему именно он, потому что носил на форме цифру «восемнадцать». У него, Наруто, такой же. Их на поле одиннадцать, а если считать всех, то двадцать два. Он уверен, что его номера в листках скаута не будет, и это совсем не печалит, хотя еще полгода назад это являлось самым заветным желанием. Мечтой всех мечт. Кольцо жаркого солнца упало за высоким домом. Жеребьевка. Мяч у акул. Первую четверть он, честно, старается, просто ему не везет. Не везет с противником, не везет с сокомандником, которому кидает мяч. Не получается расчистить поле, судья не объективен, трава скользкая и так далее. Финальной точкой для тренера служит момент, когда он то ли специально, то ли случайно оступается и падает. На колене со стопроцентной вероятностью расцветет чернющий синяк. Снова скамейка. Снова запасной. Во взгляде Вашингтонского старичка нескрываемое разочарование. А Наруто глубоко наплевать. Он даже не следит за ходом игры. Залезает в телефон и читает новости. Правда, спроси у него тогда, что он прочитал и что выяснил — не нашелся бы с ответом. Свисток. После перерыва начнется четвертая четверть. Последняя. Игроки отошли в сторону, что-то обсуждая. Счет был не в их пользу. Шансов практически нет… «На нас должна упасть инопланетная тарелка, чтобы эти отвлеклись и мы бы сравнялись» закончил за него мысль девяносто пятый. Кто-то орет во всю глотку, заглушая ветер. Поддерживает своих. Наруто жалеет, что не может уйти прямо сейчас. Это было бы чересчур, но так заманчиво… Палец застывает. Вверху повисло уведомление.«Похоже, я зря тебе помогал».
«Зря».
В моменте отвечает он и вжимается подбородком в район ключиц, пытаясь вчитаться и дальше, что там выяснили по поводу вреда от фейерверков. Он представляет, что было бы, будь Саске за его спиной, а не где-то совсем рядом. Рядом, но так далеко… Саске бы выхватил его телефон и хмыкнул: — У тебя есть ПТСР или собака? — Они загрязняют воду и воздух, наносят вред фауне. Могут оставить инвалидом, — с дрожанием в голосе перечислял бы Наруто. — Да, ты прав. Их следует запретить, — поддержал бы Учиха и взял его руки в свои, согревая. Говорил бы медленно, тягуче. Соблазнительные фантазии, кроме которых ничего и не остается.«Ты веришь, что для тебя все закончилось, но это далеко не так. Ты можешь построить карьеру. Я знаю о твоих способностях» — пишет Саске.
Наруто вертится по сторонам. Он тут, где-то прячется. Возможно, он сидит несколькими рядами позади, возможно, где-то опираясь плечом о трибуны, а может, держится за решетки, отдален забором. Он тут, и его страсть как не терпится найти. Наруто кажется, что тот за ним наблюдает. Кажется, что тот сейчас так же разбит, как и он сам, с чернотой под глазами, землистым лицом. Но только кажется.«Не ищи. Это бесполезно».
«Бесполезно — это заставлять меня играть» — находится Наруто, насупленно прячась под сухим полотенцем.
«Скажи, а чего ты тогда добиваешься? У тебя были цели и планы, стремился отсюда сбежать и найти лучшее. И сдался от одной единственной неразделенной любви. Сгниешь тут вместе с теткой, повторяя ее судьбу. Загнешься… Прошу тебя, не делай этого. Ты достоин большего. Тебя должны заметить».
Наруто с силой сжимает волосы на висках и оттягивает, не успевает написать свой главный вопрос.«Это единственное, о чем я тебя попрошу. Если ты сделаешь, как я прошу, то мы встретимся на парковке».
«Обещаешь?»
«Обещаю»
Он снова на той же половине, где все начиналось. После третьей четверти они менялись с противниками. Символы — шмель и акула в плюшевых костюмах дерутся всем на потеху. — Тренер, пустите на поле. Я попробую, постараюсь вас не подвести. Я заметил их слабые места, их ресивер совсем плох, еще и косит вправо. А квотербек и не квотербек вовсе. Глаза по полю бегают, без подсказок тренера сам ни черта не может. Если его подбить, то совсем потеряется, — лебезит Наруто, застегивая кусачий ремешок на подбородке, надевая капу. Старичок осмотрел его с головы до ног и махнул рукой. И… И он не ошибся. Свист мяча, пробитие, подростки бодаются. Они в стойках похожи на титанов. Ни шагу назад, только вперед. Кроссовки тонут в зелени с белесыми линиями, гетры спадают, пот льется ведрами, заливая глаза. Мир на минуту останавливается, но только чтобы завертеться в два, а то и в три раза быстрей. Инопланетяне не объявились, но они все же выиграли. Наруто забивал. Они все забивали. Их награждают, стадион ревет. В душевой до красноты трет кожу мочалкой, наскоро одевает чистую одежду, пожимает всем руки. «П» образное здание государственного учреждения кончалось мини площадкой, где играли в футбол, скромной будкой охранника, размером два на два, облицованной самым дешевым материалом и импровизированной курилкой за углом. Мусорок или же чего-то на подобии пепельниц не наблюдалось, но главное, что учителя не шугали. Дети соблюдали единственно важное правило — не сорить, чтобы никакого пепла (слишком бросающегося в глаза) и не разбрасываться бычками. Совсем несложно. И подростки покурили, не задымляя туалеты, и взрослым не надо за ними бегать как за маленькими; журить, отводить к директору, звонить родителям и так далее. Все довольны. У курилки стоял лайнбекер, с которым он сегодня плечом к плечу бился с «зубастыми рыбами». Тот курил. Помахал. Наруто рассеянно поздоровался. Зачем-то еще раз. — Наруто, ты идешь с нами? — зовет лайнбекер, подбрасывая вверх помпоны чирлидерши, стоящей рядом и в шутку пытающейся их отобрать. Узумаки ничего не говорит, оббегает всю парковку. Дважды. Машин полно, однако среди них нет ни одного форда. Чертыхается, злится, пинает бутылку «Bud». Она отлетает и бьётся об торчащий в асфальте столб. Доверчивый! Доверчивый мальчик, у которого прямо под носом отобрали подарок в шелестящей упаковке. Следовало сразу взмыть птицей над стадионом, отыскать Учиху, схватить и больше не отпускать. Найти его долбанный Форд и проколоть шины, на своих двоих далеко бы не убежал. Или перекрыть ему путь, надрываться: «Дави!» — Эй, что-то случилось? — с интересом спрашивает лайнбекер. Интересом обезьяны, усмотревшей занимательный фокус, будучи заключенной в вольере. Вот как Наруто его развлекает, гоняется за призраками, вступается в схватку со столбами. — Нет, ничего, — непроницаемо отзывается он. — Ладно, — игрок линии защиты возвращает хорошенькой девчонке ее вещь. — Ну так что? С нами? — …С вами. Дом опустел, коврик, на котором он стоит, комкается, доски поскрипывают, норовя провалить чужака. Тр-р-р-р-р. А после его закрутила карусель. Подвозят, высаживают, он с кем-то отрешенно болтает, жует картонную пиццу. Маргарита, его нелюбимая. Корочки скидывает обратно в упаковку, к другим кускам. Кто-то делает замечание. Тр-р-р-р-р. Вечер проходит именно так, как он себе и представлял. Выпивка, девчонки, игры, в неписанных правилах, которых главное условие — пить. Победил — пурпурный стаканчик тебе в руку, проиграл — пурпурный стаканчик тебе в руку. А внутри то содержание, которого не знает даже тот, кто замешивал. Он давится этой бурдой, чтобы не думать. Так проще. На втором этаже сношаются самые нетрезвые; люстра трясется, пластиковые капли идут рябью разбитых бутылок. «У них там оргия» — гогочут справа. «Жаль, нас не позвали» — скулят слева. Жарко и потно, напряженные до предела мышцы после игры совсем не расслабляются, наоборот, впаянные в сухожильные концы, ноют пуще прежнего. Наруто парализует. — Сначала вроде водка, — почесывая затылок, задумчиво говорит двадцать пятый. — Ягоды, — поправляет тридцать первый. — Да точно ягоды. Недели две ждал, когда забродят. Прятал в чулане под одеялами. А потом вроде пиво… Светлое или темное… Джин, сок. — А вино? Мой брат рассказывал, что некоторые добавляют вино. — Вино? Разве оно туда идет? Звучит мерзотно. Я по рецепту в инете готовил. Тр-р-р-р-р… Чей-то коттедж, чья-то веранда, чья-то выпивка, чья-то замызганная мебель, чей-то мутный бассейн и чьи-то гости. Курчавая девчонка липнет, пытается залезть своим языком в его рот. — Он гей, — пьяно хохочут парни. — Ну и пофиг, — малиноволосая фыркает и не оступается, на сей раз лезет в штаны и делает это еще настырнее. — Со мной геем не будет. Тр-р-р-р-р… Он сбрасывает девушку рядом на соседний стул. Делает это аккуратно, но та все равно неуклюже падает. — Эй, ты куда? Тр-р-р-р-р… Немного отпускает. Проходя под трапецией гирлянд, идет в направлении дороги. Кто-то зовет, он не останавливается, не слушается. Идет к нему. Сравнивает себя с рыбкой, забывающей о крючке или о безмозглой мыши, попадающей в мышеловку. Все так забавно. Именно здесь он должен был быть в тот самый день под красной вывеской «Target». Если бы ребятам не захотелось бы пива, то они бы обошлись чипсами, прохладной содовой и игрой на новехонькой приставке с двумя близняшками на экране. И тогда они бы не познакомились. Если бы друзья его не бросили, то он и Саске бы не разговорились, не запомнились бы друг другу. А может, он и вовсе бы вытащил у кого-то из парней бумажник и вернул деньги Саске, и потерялся бы смысл с ним снова встречаться. Саске бы не стал говорить о жене и разводе, давать пустые обещания. Хлопнувшиеся шарики. А Наруто бы не сидел в светлом салоне, не рассмотрел такие знакомые черты лица. Не вспомнил квотербека, бывшего капитана шмелей. Входная дверь открыта. Никого. В желтовато-грязный плафон слепо бьется хрупкий мотылек, с мохнатых крылышек осыпается бурой крошкой. Он ими резко сучит, уродливыми лапками хватается за сладостное тепло, обжигается, с беззвучным трепетом тычется в смертельный огонь, но отчего-то продолжает верить, что, убившись, чего-то добьется. Колесо сансары совершает оборот. Глупому существу следовало стремиться к солнцу и луне. Парить по открытому пространству, а оно вот так самолично загнало себя в бесконечный тупик. Наруто воет, лупит по плафону тряпкой, раздавливает беззащитную бабочку, оставившей после себя лишь тусклое пятно, размазанное и страшное. Туловище раздавлено и теперь ничем не напоминает что-то живое. Что-то, что таким являлось. Плафон, висящий до этого на одном единственном тоненьком и не очень прочно воткнутым в потолок силиконовом проводе, не выдерживает, сперва свисает, а позже обрывается. Выдранный проволочный шнур обуглен. Оглушительный грохот на весь дом, лампа валится на скрипучий пол, не разбивается и краешком попадает по стопе, ближе к большому пальцу. Узумаки этой пронзительной боли не ощущает, коленки подкашиваются, и он падает на пол, ревет пуще прежнего. Сжевывает до лоскутков губы, до отвратительного мяса. — Что ты, блять, там натворил?! — визжит тетка. Он слышит, как она, сидя в гостиной, подрывается с места. Он беззвучно раскрывает рот и глотает воздух. «Не сейчас. Когда угодно, но не сейчас». Сам подскакивает к двери и встает к ней спиной — замка, щеколды у него нет. Поэтому сейчас сдерживает как может, натруженно дышит. Цунаде весит больше фунтов на сто, спасает только то, что кто-то давно посчитал его пол сильным, а ее слабым. — Отворяй, паршивец! — плюется она, дергая ручку. — Прошу, уходи. Все в порядке. — Ты что там рыдаешь, как маленькая девочка? Сопли вытереть? Тр-р-р-р-р… Там никого.