ID работы: 14358188

под красной вывеской

Слэш
NC-17
В процессе
40
Горячая работа! 16
автор
ddnoaa бета
Grey Jim бета
Размер:
планируется Миди, написано 69 страниц, 8 частей
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
40 Нравится 16 Отзывы 14 В сборник Скачать

Часть 6

Настройки текста
Не вмешиваться нельзя. Месть есть лакомая конфета, но уже извалявшаяся в грязи, липким слоем собравшая все, что только возможно: шерсть, чьи-то волосы, колтуны, крошки, мелкие камушки, дробью отбившиеся от камней побольше. Это самая настоящая мерзость, которую зачем-то суют в рот, но она по какой-то причине, наверное, из самых низменных желаний человека дарит желанное успокоение измученному разуму. Месть — это избавление. Это то, о чем тебя умоляет твое естество. Твои внутренности, твоя жалкая душонка. Сначала разобраться с тупоголовым жердяем, заикающимся, извиняющимся, обмочившимся кабаном, а потом… Нос хлюпает, из него безбожно текут сопли вперемешку с червонными ошметками, ноздрей не видно, разворотило в этом липком месиве. Теперь он точно не такой ровный и без горбинок, сломан на переносице. Хрящ погнулся так же легко, как обмякшая картонка. Нос сломан, а вот челюсть еще нет. Но это легко исправить, так же точно, как и выбить пару зубов. Этим он и займется. Саске ударяет ногой то по лицу, то в грудь и пах. Так, чтоб посильнее, чтоб этот чертов азиат забулькал еще громче, захлебнулся в собственных жидкостях. Сай давно перестал кричать и пытаться дать сдачу, повалить вместе с собой взрослого мужчину и молотить, пока не загудят костяшки. Силы слишком неравны, и его хватает лишь на то, чтобы прикрывать мягкую ткань головы. Всего один удар, и он станет инвалидом, это единственное, о чем он сейчас заботится. Прикрыть голову и правое бедро притянуть ближе к асфальту, накидывая на второе и закрывая пах. Внизу будто разорвалась петарда, и ее остатки, не останавливаясь, лопались в промежности. Сверху, через толстый слой ваты, столп грязи и пыли, кричали. Что именно, перестал различать уже на второй минуте. Молился. Впервые в жизни молился выжить, но не чтобы жить, а в последний раз увидеть маму, сжать ее морщинистые руки в своих руках, поцеловать подушечки пальцев, горько плача, просить прощения, что у нее родился такой никчемный сын. А главное, ему никто так и не сказал за что. За что его легкие превращаются в бесполезные мешки, за что кишки спутываются и почки вот-вот сплюснуться. Он сильно прикусил язык. Хрипел. На правило «лежачих не бьют» Учиха плевал с высокой колокольни и остановился лишь, потому что где-то там, в просвете между домами, кто-то возопил. Старушка, крепко сжав маленькую сморщенную сумочку, захромала к ним, забыв на тротуаре свою хромированную трость. Саске схватился за Сая, поставил на ноги и, придерживая за плечи, навалил на стену. Тот был на грани от того, чтобы грохнуться и больше никогда не вставать. — Это что вообще такое?! Я сейчас вызову полицейских! — Это мой брат, — с отдышкой сказал Саске, хлопая «брата» по щекам. — Уму учу. — Ага, как же, — гаркнула старуха, завозилась в сумочке, оттуда выплюнулся кнопочный телефон прямо в вонючую лужу. Саске быстро нагнулся, поднял жалкое устройство и, поднявшись, вытер об свою штанину. Протянул ей. Неоновый свет из разбитого окна на втором этаже засветил ей в замыленные глазенки. — У меня внук полицейский, позвоню ему. Он тут же приедет и запечет тебя за решетку, как ты этого и заслуживаешь. — Звоните, — спокойно согласился Саске, удерживая Сая. — Как пить дать сгниешь. Такой холеный там и недели не протянет, — все не успокаивалась она, дрожащими скрюченными пальцами стараясь попасть по цифрам, разбегающимися в разные стороны. Двойка становилась тройкой, пятерка восьмеркой, а девятка и вовсе заворачивалась загогулиной, растворившейся в полосках между кнопками. — Хорошо, — равнодушно бросил Саске, сильнее стискивая шею Сая, царапая отросшими ногтями. — Вот-вот и пожалеешь о своей наглости. Мальчишка. Саске усмехнулся, сжимая и разжимая разбитые кулаки. В последний раз мальчишкой его называли, когда он залез на абсолютно чужой чердак открытого ангара. При этом по бедру бежало, он зацепился об гвоздь на стремянке, к ладошкам липло пахучее сено, к вискам приставала челка. — А ну слезай! — надрывался ругательствами распухший фермер. По размерам точь-в-точь его же свинья, такая же розовая лоснящаяся кожа, жирное брюхо и маленькие глазки-пуговки. А он ухмылялся и лыбился. Сейчас тоже ухмылялся. В трубке послышалась возня, но женщина не успела и слова сказать. — Это и правда мой брат, — заплетаясь пробормотал Сай, пусто цепляясь за полуразрушенные кирпичи. — Стащил денег из дома и все спустил на своего партнера, алкоголь и таблетки. Тысячу долларов на операцию отца. Бабка вытаращилась на него, на Саске и кирпичную стену. Рука с телефоном повисла вниз лентой. — Да как же так… За такое и чуть до смерти не забил! Убил ведь бы. Убил. — А отец умер, — кашлянул Сай и грустно улыбнулся. Тот, кто был на той стороне трубки, отделяемый десятком километров, отключился. Старушка цыкнула, покачала головой и, кряхтя, поплелась обратно, уже не так бойко. Сникнув. Саске разжал руки и отпустил Сая. Тот все же удержался, туловищем стараясь прилипнуть к склизкому кирпичу, как самая настоящая улитка. Он перестал бояться и просто разглядывал человека, которого видел дважды. И это второй. Тот метался по узкому переулку, закинув голову вверх, слепнул от света желтка, вляпавшегося в небо, опустил вниз, в мутные подтеки. Решение же принял, принял. Следил за школьником, ходил за ним все утро, а потом и после, когда железные решетки отворились и хлынула толпа подростков. Затащил сюда. Не передумал. Саске сказал: — Не приближайся к Наруто. В канаве утоплю.

***

Тр-р-р-р-р. Возвращаться к привычной жизни бывает противно и тошно, когда ты в один миг вырываешься из этой цикличности и косой линией ищешь другую реальность. Реальность без ломанных линий, кольцом тебя огибающих, заставляет вернуться в чертов круг. Ни шагу вперед, ни шагу назад. Задушат, если попытаешься жить как хочется, умереть как хочется. И он возвращается к тому, что набило оскомину. Те же коридоры, в них всегда оживленно и никогда не бывает гулко, даже когда идут занятия, кто-то все-равно найдет свое местечко под шкафчиком или у шкафчика, ударяя железными дверцами и выбивая электричество. Кто-то будет обжиматься под дверьми или в пустующих подсобках, валяясь на матрасах и толстых веревках, подвешенных к деревянной балке, другие, как Наруто, будут прятаться в кабинках, избегая образующейся повсюду плесени. Придвинувшись к холодной плитке, он нервно курил. Что-то меняется, а что-то нет. Широченный Джо опрокинул на него тарелку супа; вареная капуста лоскутками повисла на ушах, куски дробленого мяса попадали за шиворот. Униженный и оскорбленный, он вмазал ему подносом по подбородку, голова мотнулась в сторону. Неприятно треснуло. В горле забился пульс. С бешеными глазенками, малюсенькими щелками, Джо схватился за его рубаху. — Ничтожный педик! На тот свет торопишься. Я тебе помогу, — хрюкнул он, стискивая кулак, замахиваясь. «Прибьет», — ухало внутри, слишком отчетливо давая понять, что произойдет минутами позже. Забрызжет, разворотит. Не произошло. Зам директора, коренастый мужчинка, заметивший их, не позволил. Оттолкнул от него Джо и обоих повел к директору. Поучительная беседа, как и ожидалось, плодов не принесла. Днем позже все повторилось, но уже без тарелки супа, зама и свидетелей школьной столовой. С Джо пара дружков, таких же здоровых буйволов. Они сплевывали наземь, потирая плечи, разминая, звучали очередные гадости. Затащили в какой-то сектор, спрятали от посторонних глаз в лабиринте гаражей. Темно, холодно, страшно. Светит отблесками. Боязно не от того, что они с ним могут сделать, а от того, что они это сделают и вовремя не остановятся. Сбросят куда-нибудь его хладный труп, например, вот в ту далекую тележку, сверху накинут пакетов и больше об этом никто не узнает. Спасают две ноги и ключи, зубчиками воткнутые в толстую ляжку Джо. Догнать его не успевают, он перепрыгивает через все лесенки, шлепается с крутой горки, раздирает ладони, но продолжает бежать дальше. Казалось бы, что на этом все не закончится, ведь бог любит троицу. Закончилось. Ему везет. Джо теперь и глянуть в его сторону не осмеливается, поджимает толстые губешки и отворачивается. Но не от отвращения, а чистого животного страха, такого же сильного, какое испытывает зверь, ослепленный фарами металлического гиганта, раздавленный под его резиновыми лапами. Жизнь стекала на белую полосу, разделяющую автостраду, проложенную в сердцевине чахлого леса. Не приходится идти в полицейский участок рядом на центральной улице, и в том, что это заслуга Сая, он сильно сомневается. Как он там клялся «и пальцем не тронет», Наруто хочется громко рассмеяться. Этот спаситель каждый раз только и извинялся «Прости, что не заступился. Я не успел среагировать» после инцидента в столовой, «я не заметил, как они тебя повели», когда Наруто упирался ступнями в крошку земли и «там…в душе… Это блажь… Я неправильно расценил твое поведение и слова. Почему ты просто не сказал нет». «Я говорил и много раз». Больше Сай в старшей школе Фарго не появлялся, не маячил перед глазами премерзким существом, бередя раны. Наруто не сомневался, что избавителем являлся тот же человек, благодаря которому ему дали второй шанс. «Не профукай» — просил себя Наруто, давясь вишней. У него осталась примерно минута или две, прежде чем в уборную заглянет прихрамывающая мормонка, завопит, что накурено, и он продолжит тест.

***

Команда соперников уступала им в скорости и реакции, их команда уступала в силе, опыте, отдельными слабыми звеньями — лайнман кривоног и слишком предсказуем, движется всегда по одной траектории, квотербек как человек неплох, а вот как связующее звено и лидер — хуже не представить. Шепелявый, время от времени заикающийся; бывало так, что главной задачей игроков было не выучить комбинацию наизусть, как мантру, а не засмеяться в голос, когда он сбивчиво просил «Шлушаем внимательно». Да и в целом они проигрывали им три года подряд. В этот вечер изменилось лишь то, что у шмелей произошла замена — Наруто, наконец, добился своего, выйдя с сокомандниками на одно поле, штаны теперь протирал другой. Узумаки был уверен и даже равнодушен, ему же все равно, втопчут их в грязь или же наступит триумф. Какая разница, если внутри ничего не сожмется, ладони не вспотеют и не задрожат. Он в последний раз оглядел трибуны. Все так же. Неизменно. Одноклассники и их родители, учителя, тренеры, немногочисленные белые ватманы с чьими-то номерами и скаут из года в год, посещающий финал, записывающий в своем блокнотике выдающихся игроков с блистательным будущем, которых совсем скоро позовут в престижные колледжи и выделят стипендии. Узумаки таких помнит — парнишка, закончивший в пятнадцатом году, сейчас бегал вместе со звездами и звездочками. Помимо него были и другие, но запомнился ему именно он, потому что носил на форме цифру «восемнадцать». У него, Наруто, такой же. Их на поле одиннадцать, а если считать всех, то двадцать два. Он уверен, что его номера в листках скаута не будет, и это совсем не печалит, хотя еще полгода назад это являлось самым заветным желанием. Мечтой всех мечт. Кольцо жаркого солнца упало за высоким домом. Жеребьевка. Мяч у акул. Первую четверть он, честно, старается, просто ему не везет. Не везет с противником, не везет с сокомандником, которому кидает мяч. Не получается расчистить поле, судья не объективен, трава скользкая и так далее. Финальной точкой для тренера служит момент, когда он то ли специально, то ли случайно оступается и падает. На колене со стопроцентной вероятностью расцветет чернющий синяк. Снова скамейка. Снова запасной. Во взгляде Вашингтонского старичка нескрываемое разочарование. А Наруто глубоко наплевать. Он даже не следит за ходом игры. Залезает в телефон и читает новости. Правда, спроси у него тогда, что он прочитал и что выяснил — не нашелся бы с ответом. Свисток. После перерыва начнется четвертая четверть. Последняя. Игроки отошли в сторону, что-то обсуждая. Счет был не в их пользу. Шансов практически нет… «На нас должна упасть инопланетная тарелка, чтобы эти отвлеклись и мы бы сравнялись» закончил за него мысль девяносто пятый. Кто-то орет во всю глотку, заглушая ветер. Поддерживает своих. Наруто жалеет, что не может уйти прямо сейчас. Это было бы чересчур, но так заманчиво… Палец застывает. Вверху повисло уведомление.

«Похоже, я зря тебе помогал».

«Зря».

В моменте отвечает он и вжимается подбородком в район ключиц, пытаясь вчитаться и дальше, что там выяснили по поводу вреда от фейерверков. Он представляет, что было бы, будь Саске за его спиной, а не где-то совсем рядом. Рядом, но так далеко… Саске бы выхватил его телефон и хмыкнул: — У тебя есть ПТСР или собака? — Они загрязняют воду и воздух, наносят вред фауне. Могут оставить инвалидом, — с дрожанием в голосе перечислял бы Наруто. — Да, ты прав. Их следует запретить, — поддержал бы Учиха и взял его руки в свои, согревая. Говорил бы медленно, тягуче. Соблазнительные фантазии, кроме которых ничего и не остается.

«Ты веришь, что для тебя все закончилось, но это далеко не так. Ты можешь построить карьеру. Я знаю о твоих способностях» — пишет Саске.

Наруто вертится по сторонам. Он тут, где-то прячется. Возможно, он сидит несколькими рядами позади, возможно, где-то опираясь плечом о трибуны, а может, держится за решетки, отдален забором. Он тут, и его страсть как не терпится найти. Наруто кажется, что тот за ним наблюдает. Кажется, что тот сейчас так же разбит, как и он сам, с чернотой под глазами, землистым лицом. Но только кажется.

«Не ищи. Это бесполезно».

«Бесполезно — это заставлять меня играть» — находится Наруто, насупленно прячась под сухим полотенцем.

«Скажи, а чего ты тогда добиваешься? У тебя были цели и планы, стремился отсюда сбежать и найти лучшее. И сдался от одной единственной неразделенной любви. Сгниешь тут вместе с теткой, повторяя ее судьбу. Загнешься… Прошу тебя, не делай этого. Ты достоин большего. Тебя должны заметить».

Наруто с силой сжимает волосы на висках и оттягивает, не успевает написать свой главный вопрос.

«Это единственное, о чем я тебя попрошу. Если ты сделаешь, как я прошу, то мы встретимся на парковке».

«Обещаешь?»

«Обещаю»

Он снова на той же половине, где все начиналось. После третьей четверти они менялись с противниками. Символы — шмель и акула в плюшевых костюмах дерутся всем на потеху. — Тренер, пустите на поле. Я попробую, постараюсь вас не подвести. Я заметил их слабые места, их ресивер совсем плох, еще и косит вправо. А квотербек и не квотербек вовсе. Глаза по полю бегают, без подсказок тренера сам ни черта не может. Если его подбить, то совсем потеряется, — лебезит Наруто, застегивая кусачий ремешок на подбородке, надевая капу. Старичок осмотрел его с головы до ног и махнул рукой. И… И он не ошибся. Свист мяча, пробитие, подростки бодаются. Они в стойках похожи на титанов. Ни шагу назад, только вперед. Кроссовки тонут в зелени с белесыми линиями, гетры спадают, пот льется ведрами, заливая глаза. Мир на минуту останавливается, но только чтобы завертеться в два, а то и в три раза быстрей. Инопланетяне не объявились, но они все же выиграли. Наруто забивал. Они все забивали. Их награждают, стадион ревет. В душевой до красноты трет кожу мочалкой, наскоро одевает чистую одежду, пожимает всем руки. «П» образное здание государственного учреждения кончалось мини площадкой, где играли в футбол, скромной будкой охранника, размером два на два, облицованной самым дешевым материалом и импровизированной курилкой за углом. Мусорок или же чего-то на подобии пепельниц не наблюдалось, но главное, что учителя не шугали. Дети соблюдали единственно важное правило — не сорить, чтобы никакого пепла (слишком бросающегося в глаза) и не разбрасываться бычками. Совсем несложно. И подростки покурили, не задымляя туалеты, и взрослым не надо за ними бегать как за маленькими; журить, отводить к директору, звонить родителям и так далее. Все довольны. У курилки стоял лайнбекер, с которым он сегодня плечом к плечу бился с «зубастыми рыбами». Тот курил. Помахал. Наруто рассеянно поздоровался. Зачем-то еще раз. — Наруто, ты идешь с нами? — зовет лайнбекер, подбрасывая вверх помпоны чирлидерши, стоящей рядом и в шутку пытающейся их отобрать. Узумаки ничего не говорит, оббегает всю парковку. Дважды. Машин полно, однако среди них нет ни одного форда. Чертыхается, злится, пинает бутылку «Bud». Она отлетает и бьётся об торчащий в асфальте столб. Доверчивый! Доверчивый мальчик, у которого прямо под носом отобрали подарок в шелестящей упаковке. Следовало сразу взмыть птицей над стадионом, отыскать Учиху, схватить и больше не отпускать. Найти его долбанный Форд и проколоть шины, на своих двоих далеко бы не убежал. Или перекрыть ему путь, надрываться: «Дави!» — Эй, что-то случилось? — с интересом спрашивает лайнбекер. Интересом обезьяны, усмотревшей занимательный фокус, будучи заключенной в вольере. Вот как Наруто его развлекает, гоняется за призраками, вступается в схватку со столбами. — Нет, ничего, — непроницаемо отзывается он. — Ладно, — игрок линии защиты возвращает хорошенькой девчонке ее вещь. — Ну так что? С нами? — …С вами. Дом опустел, коврик, на котором он стоит, комкается, доски поскрипывают, норовя провалить чужака. Тр-р-р-р-р. А после его закрутила карусель. Подвозят, высаживают, он с кем-то отрешенно болтает, жует картонную пиццу. Маргарита, его нелюбимая. Корочки скидывает обратно в упаковку, к другим кускам. Кто-то делает замечание. Тр-р-р-р-р. Вечер проходит именно так, как он себе и представлял. Выпивка, девчонки, игры, в неписанных правилах, которых главное условие — пить. Победил — пурпурный стаканчик тебе в руку, проиграл — пурпурный стаканчик тебе в руку. А внутри то содержание, которого не знает даже тот, кто замешивал. Он давится этой бурдой, чтобы не думать. Так проще. На втором этаже сношаются самые нетрезвые; люстра трясется, пластиковые капли идут рябью разбитых бутылок. «У них там оргия» — гогочут справа. «Жаль, нас не позвали» — скулят слева. Жарко и потно, напряженные до предела мышцы после игры совсем не расслабляются, наоборот, впаянные в сухожильные концы, ноют пуще прежнего. Наруто парализует. — Сначала вроде водка, — почесывая затылок, задумчиво говорит двадцать пятый. — Ягоды, — поправляет тридцать первый. — Да точно ягоды. Недели две ждал, когда забродят. Прятал в чулане под одеялами. А потом вроде пиво… Светлое или темное… Джин, сок. — А вино? Мой брат рассказывал, что некоторые добавляют вино. — Вино? Разве оно туда идет? Звучит мерзотно. Я по рецепту в инете готовил. Тр-р-р-р-р… Чей-то коттедж, чья-то веранда, чья-то выпивка, чья-то замызганная мебель, чей-то мутный бассейн и чьи-то гости. Курчавая девчонка липнет, пытается залезть своим языком в его рот. — Он гей, — пьяно хохочут парни. — Ну и пофиг, — малиноволосая фыркает и не оступается, на сей раз лезет в штаны и делает это еще настырнее. — Со мной геем не будет. Тр-р-р-р-р… Он сбрасывает девушку рядом на соседний стул. Делает это аккуратно, но та все равно неуклюже падает. — Эй, ты куда? Тр-р-р-р-р… Немного отпускает. Проходя под трапецией гирлянд, идет в направлении дороги. Кто-то зовет, он не останавливается, не слушается. Идет к нему. Сравнивает себя с рыбкой, забывающей о крючке или о безмозглой мыши, попадающей в мышеловку. Все так забавно. Именно здесь он должен был быть в тот самый день под красной вывеской «Target». Если бы ребятам не захотелось бы пива, то они бы обошлись чипсами, прохладной содовой и игрой на новехонькой приставке с двумя близняшками на экране. И тогда они бы не познакомились. Если бы друзья его не бросили, то он и Саске бы не разговорились, не запомнились бы друг другу. А может, он и вовсе бы вытащил у кого-то из парней бумажник и вернул деньги Саске, и потерялся бы смысл с ним снова встречаться. Саске бы не стал говорить о жене и разводе, давать пустые обещания. Хлопнувшиеся шарики. А Наруто бы не сидел в светлом салоне, не рассмотрел такие знакомые черты лица. Не вспомнил квотербека, бывшего капитана шмелей. Входная дверь открыта. Никого. В желтовато-грязный плафон слепо бьется хрупкий мотылек, с мохнатых крылышек осыпается бурой крошкой. Он ими резко сучит, уродливыми лапками хватается за сладостное тепло, обжигается, с беззвучным трепетом тычется в смертельный огонь, но отчего-то продолжает верить, что, убившись, чего-то добьется. Колесо сансары совершает оборот. Глупому существу следовало стремиться к солнцу и луне. Парить по открытому пространству, а оно вот так самолично загнало себя в бесконечный тупик. Наруто воет, лупит по плафону тряпкой, раздавливает беззащитную бабочку, оставившей после себя лишь тусклое пятно, размазанное и страшное. Туловище раздавлено и теперь ничем не напоминает что-то живое. Что-то, что таким являлось. Плафон, висящий до этого на одном единственном тоненьком и не очень прочно воткнутым в потолок силиконовом проводе, не выдерживает, сперва свисает, а позже обрывается. Выдранный проволочный шнур обуглен. Оглушительный грохот на весь дом, лампа валится на скрипучий пол, не разбивается и краешком попадает по стопе, ближе к большому пальцу. Узумаки этой пронзительной боли не ощущает, коленки подкашиваются, и он падает на пол, ревет пуще прежнего. Сжевывает до лоскутков губы, до отвратительного мяса. — Что ты, блять, там натворил?! — визжит тетка. Он слышит, как она, сидя в гостиной, подрывается с места. Он беззвучно раскрывает рот и глотает воздух. «Не сейчас. Когда угодно, но не сейчас». Сам подскакивает к двери и встает к ней спиной — замка, щеколды у него нет. Поэтому сейчас сдерживает как может, натруженно дышит. Цунаде весит больше фунтов на сто, спасает только то, что кто-то давно посчитал его пол сильным, а ее слабым. — Отворяй, паршивец! — плюется она, дергая ручку. — Прошу, уходи. Все в порядке. — Ты что там рыдаешь, как маленькая девочка? Сопли вытереть? Тр-р-р-р-р… Там никого.
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.