Рай Аркан: Императрица (перевёрнутая)
– Наталья, вы понимаете, что нездоровы? Психолог в белом джемпере, широких штанах и пёстрых кедах воплощал собой символ ментальной свободы и поддержки, которые на Кустову отчего-то не распространялись. Она встала и ударила ладонями по столу психолога, нависая над ним сверху. – Доктор, я плачу деньги, чтобы вы дарили мне утешение, а не трахали мозги. Мужчинка вжался в свой эргономичный стул и выставил руку, очевидно, готовясь к самообороне. Глупец. Ничто не могло спасти его от Наташиного гнева – не после того, как она чуть не сдохла, воскресла и снова почти откинула копыта, но выгрызла свою жалкую жизнь из лап смерти. – Наталья, утешение ищите в церкви, а в моём кабинете необходимо работать над собой. Сказав, он вжал голову в плечи и отодвинулся от стола подальше, чтобы увеличить расстояние между собой и потенциальной угрозой физическому здоровью. Однако Наташа вдруг выпрямилась и задумчиво посмотрела в окно, где в отдалении маячил увенчанный крестом золотой купол, так похожий на отвратные шоколадные конфеты из детства. Доктор дело говорил. Стоило найти нормального батюшку, а не обращаться к клоуну Серёже. Какой из брата священник? Тьфу. Слово одно да козлиная бородка. Глядя на церковь, Наташа перекрестилась и швырнула тесты, лежавшие на столе, психологу в лицо. Ближайший храм Господень ничем не отличался от Серёжиного места недоработы. Всё тот же плотный запах, полумрак и мрачные изображения в резных рамах повсюду. Наташа вертела головой и гадала, как не облажаться, попав на такую же бестолочь, как брат. В конце концов, она решила, что выбрать себе пастыря возможно лишь опытным путём, и если понадобится, она перепробует всех батюшек по очереди. Так что она тупо вытянула руку и схватилась за ближайшую чёрную рясу. – Святой отец, – у Кустовой натурально отвисла челюсть, но и священнослужитель в долгу не остался: глаза у него округлились, будто приведение увидал. – О-о. Кажись, он реально сошёл с небес. Или с обложки GQ. – Исповедоваться хочу, святой отец. Чтоб не сбежал, Наташа обвила его руку, прижалась грудью и для верности понизила тон. Прозвучало так, будто предлагала Кустова нечто непотребное. Красавчик попытался улизнуть, – безнадёжно. Смотрел молодой батюшка жалобнее потерявшегося щенка. – В православии не принято говорить «святой отец», – он не представлял, каких сил Наташе стоило не сказать, что она может называть его «папочкой». – И я... Пока не имею права вас исповедовать. Наташа очаровательно улыбнулась и погладила крепкое плечо, словно смахивала с него пылинки. Странный и привлекательный тип совсем не подходил к этому месту, да и не выглядел наркоманом, подавшимся в церковь ради аскезы и замаливания грехов. Может, зэк? Ну, так что ж, своё он отбыл, отстрадал. Теперь они могли бы вместе отправиться к свету. – Если вы не станете исповедовать, моя душа сгниёт в этом жалком теле, потому что никому, кроме вас, я её не открою. – Подождите. Мне нужно попросить благословения. Он мягко высвободился и поспешил к бородатому попу, проходившему мимо. В это время Наташа оттянула толстовку, чтобы посмотреть, не наляпала ли на неё соусом, пока на ходу жевала бургер. Знала бы, что сюда завезли такого горячего котика, так хотя бы накрасилась. Красавчик, сопровождаемый подозрительным взглядом попа со стороны, вернулся и нехотя продолжил их искромётную беседу: – Приходите в любой день к... – Но мне нужно сейчас, святой отец! Не жалея любимых джинсов, Наташа рухнула на колени и ухватилась за пояс привлекательного служителя. Под её руками ткань балахона сложилась вдвое, и Кустова ощупала поджарые бока. Старушка рядом ахнула и принялась креститься. Красавчик сурово нахмурился, что только сделало его ещё более горячим. Он подхватил Наташу под локти, пытаясь поднять на ноги и, очевидно, жалея, что под рукой нет кадила, чтобы огреть полоумную по голове. Кустова и не подумала встать – придвинулась ближе, преданно глядя снизу вверх. – Девушка, – красавчик был на грани отчаяния. Бородатый поп, давший благословение, ковылял к ним. – Давайте проведём духовную беседу вместо исповеди. Только встаньте. Зыркнув на бородача, Наташа поднялась от греха подальше. Она понятия не имела, какая разница между беседой и исповедью, но терять шанс было глупо. Её забавляло, как сильно красавчик хотел сбежать, но не мог пренебречь священными обязанностями наставлять грешников. – Как вас зовут, святой отец? Они направились во двор церкви, подальше от строгого взгляда попа. Кустова накинула капюшон и всеми силами старалась не выпускать красавчика из поля зрения, будто он мог расправить свои ангельские крылья и упорхнуть на небо. – Я не... – он вздохнул и окончательно решил, что спорить не имеет смысла. – Игорь. – Наташа, – они дошли до скамейки под куцым деревцем, и Кустова опустила очи к долу. – Наверное, мне лучше встать на колени, чтобы покаяться? Ей хотелось бы ощупать и ноги Игоря, наверняка, тоже крепкие, со стальными мышцами. После отчаянных приключений она не побрезговала бы сидеть на голом асфальте, чтобы удержать внимание этой напуганной сладкой булки. – Да ради Бога! – процедил Игорь сквозь зубы и практически силой усадил Наташу рядом. У неё внутри всё затрепетало от восторга. – Что привело вас? Кустова пересказала все грехи от момента рождения: что стала причиной болезни матери, как отбирала конфеты у девочек в детском саду, била мальчишек в школе, исправляла оценки в журнале и обманывала-обманывала всех вокруг. Она прелюбодействовала, жила вне брака, брала взятки, использовала и запугивала людей. Из-за неё умерла женщина, которая спасла ей жизнь. И наконец она не смогла спасти Мишу: добыла ему почку, а он взял и помер. Ну, не скотина ли? Потом в подворотне её избили, а она опять выжила – какая молодец. Игорь терпеливо внимал и как будто ничему не удивлялся. Ни один мускул не дрогнул на его лице, пока он слушал, но как только он поднял взгляд на Кустову, вся боль мира отразилась в его глазах. – Эй, ты весь побелел, святой отец, – Наташа протянула руку к Игорю, но он шарахнулся назад, едва не свалившись со скамейки. – Что, пропащий случай? Чё молчишь, будто обосрамшись? – Вам лучше обратиться к священнику с опытом, он быстрее облегчит вашу душу. – Значит, ставишь на мне крест – так, да? Игорь покачал головой. Сама благословенная невинность и благовоспитанность! – Нет, но... Встав со скамейки, Наташа от души хлопнула его по плечу. – Вот и чудненько, я приду завтра. Когда Наташа причепуренная явилась в церковь на следующий день, Игоря на месте не оказалось. Битый час она проторчала в храме в окружении укутанных в платочки старушек, но красавчик так и не появился. Тогда она подошла к незнакомому попу и во всех подробностях описала Игоря. – Он болен, дитя. Сегодня не выйдет. – Могу я его повидать? – Боюсь, это невозможно. Даже две рыжие хрустящие купюры старика не убедили. Несолоно хлебавши, Наташа вернулась в машину и выместила злость на руле. Всё было зря: укладка, макияж, алое платье. Зато позвонил любимый дружочек Петя из наркоконтроля. Когда-то, в лучшие времена, они зажигали вместе, две падлы, сошедшиеся на почве дурных характеров. Годы прошли, оба изменились, но связь этих гадюк оказалась неразрывной. Петя имел доступ в базы данных и поднёс прошлое Игоря на золотом блюдечке: служил в полиции Санкт-Петербурга, ловил Чумного Доктора – не поймал, не женат, детей нет. – Подсобить, малышка? Арест, допрос с пристрастием, пытки, – Петя умел организовать программу «всё включено», даже оставив самые грязные делишки. – Сама. Спасибо, роднуль. Следующие три дня снова прошли впустую. Наташа ходила в церковь и возвращалась ни с чем, пока на четвёртые сутки красавчик наконец не обнаружился на положенном месте. – Решил кинуть меня, святой отец? А если бы я с моста сиганула? Игорь вздрогнул и медленно обернулся, снова бледный до синевы и даже больше, чем раньше. Он задержал взгляд на красном платье, которое спустя столько дней пришлось ко времени. – Такие, как ты, скорее сбросят с моста всех, кто окажется поблизости, лишь бы не упасть в воду. Наташа засмеялась. – А ты мне нравишься, майор Гром. Игоря перекосило. Он оглянулся, больно стиснул предплечье Наташи и потащил к уже знакомой скамейке. Всю дорогу Кустова хохотала, так что все любопытные оборачивались вслед, принимая её за бесноватую, батюшки крестили воздух. – Тебя Разумовский подослал? – Кто это? Наташа любовалась щетиной на почти впалых щеках, острыми чертами лица и горящими от ярости глазами, что так не соответствовало чинному церковному облачению. Майор был ну очень хорош собой. Миша жалобно махал из подсознания, но он ни в какое сравнение не шёл с Громом. То была нелюбовь – это была любовь. А чем было «то»? Ублюдским чувством вины, которое Наташа перешагнёт и подумает о себе, как и советовал её неудачливый психолог. Кажется, Игорь поверил, что никакого Разумовского она не знает: плечи Грома опустились, морщинка на лбу разгладилась. – Что вам от меня нужно? – вспомнил майор о приличиях и скорбно вытянул руки по швам. Наташа красиво села, закинула ногу на ногу и отодвинула полу плаща, чтобы не закрывал красоту. Она пожала плечами и запрокинула голову, чтобы продемонстрировать белоснежную шею. – Ничего? Покой – всё, чего я хочу. «И сесть тебе на лицо», – додумала Наташа. Вероятно, мысль отразилась на её лице, потому что Гром неуверенно шагнул назад и спрятал руки за спиной. Всё в нём сопротивлялось, звало бежать и отстраниться от Кустовой, но та не собиралась отступать. – У тебя много овец? – Что? Наташа вздохнула – хоть звони Серёженьке и составляй церковно-приходской словарь. – Ну, – она помахала лаковым клатчем, указывая на наряд. – Ты же пастырь. О, вспомнила, погоди! Душе́вник? – Духовни́к? – в самый уголок губ Грома закралось подобие улыбки, и Наташа подалась вперёд, зачарованная метаморфозой. – Я послушник при мужском монастыре – у нас не бывает паствы. – Я буду твоей первой. – Овцой? Он насмешливо выгнул бровь, но Наташа не обиделась. Майор оживал на глазах, и это было чудо, которое она имела честь лицезреть лично, и причиной ему была она, а не какой-то там Бог. – Я буду приходить каждый день, – пообещала Наташа. – Зачем? – За утешением, – она встала и оправила платье, ткнула углом клатча Грому в грудь. – Будь на месте, дорогуша, а то одну церковь я уже подожгла. Кустова действительно приходила ежедневно, и если Игорь выполнял поручения, то она смирно ждала в стороне. Она не скучала: всё внимание занимал майор, до безобразия сосредоточенный и понурый. Наташа легко представляла его в полицейском отделе и даже в униформе, но в церкви он выглядел как пятая нога у кобылы. В любую погоду они сидели на своей скамейке то так, то под зонтом. Наташа неизменно несла какую-нибудь пургу, балагурила и демонстрировала ноги и декольте. Пока батюшки не начали выдёргивать Грома из её цепких лап. То и дело, стоило им устроиться, как появлялся поп и ласково просил Игоря о помощи. Потом Гром сам стал мрачным и старался на Наташу не смотреть совсем – пялился на носки её туфель, будто на музейный экспонат. Подумаешь, «Маноло Бланик» из кожи питона! Как будто майор разбирался. И здесь пришла на помощь опция «звонок другу». – Роднуль, нужно человечка выдернуть из мужского монастыря, могёшь? – Твоего? – Если выдернешь, то станет моим. Спустя сутки Петя отчитался: бывший питерский коллега Грома позвонил тому, чтобы посоветоваться, а заодно проговорился, что у Прокопенко, бывшего начальника, который Игорю как отец, большие проблемы на работе, из-за чего тому даже стало плохо – в чём тот Грому, конечно, не признается, чтобы не беспокоить. Кустова поставила Пете в упрёк, что у её майора есть мобила и мозги, но Петя рассказал, что у нормальных людей, не таких, как они оба, существует эмпатия, из-за которой Игорь не поверит словам Прокопенко, если тот скажет, что всё ок. Пришлось положиться на Петю, и тот не прогадал: тем же вечером мрачнее тучи Гром выскочил из ворот монастыря, где его поджидала Наташа на своей машине. – Подвезти? Она улыбалась, но сердце так и заходилось в груди. Она скучала по мрачной молчаливости Игоря, по тому, как он старался не смеяться и не вздыхать из-за Наташиных рассказов. День они не виделись, а до этого больше недели не могли остаться вдвоём дольше, чем на пять минут. Гром оглянулся, но поблизости не стояло ни одного такси, и он сел на пассажирское кресло, поставив дорожную сумку на колени. – На Ленинградский вокзал. Минут десять они ехали в молчании, пока Игорь не начал вертеть головой, как растерянная сова. Такой очаровашка – у Наташи бёдра сводило от голодного желания. – Куда мы едем? – Твой Прокопенко в полном порядке, Цветочный всё соврал по моему распоряжению. – Цветков, – на автомате поправил Игорь и обернулся к Кустовой. – Ты меня похитила, что ли? – Я? Побойся Бога! Наташа отмахнулась, изображая серьёзную мину. Когда у Грома не получалось сдержать эмоции, он превращался в сущего ангелочка, которого посадили на цепь и не пускают полетать вместе с райскими птичками. Стоило признать, что эмоции, по большей части, – это хмуро-недовольные щи. – Не богохульствуй, – Игорь выдохнул сквозь зубы и взмахнул ладонью. – Вези меня обратно. – Не стану. – Наташа! – А что ты мне сделаешь? Наташа свернула в свой двор. Она ни на секундочку не испугалась Громовского гнева. Если он ещё не понял, что она из людей «вижу цель – не вижу препятствий», то он просто идиот. Они остановились на подземной парковке и оба смотрели только перед собой. Рядом какой-то боров парковал свой гелик. – Что мне помешает уйти? – Я не разблокирую двери, пока ты не пообещаешь так не делать. – Сколько, по-твоему, мы продержимся? Они уставились друг на друга, но и этим Наташу было не испугать. Она подалась ближе и цыкнула Грому в лицо. Игорь поджал губы и выставил между ними сумку. Наивный питерский мальчик – Наташа перешагивала и не такие преграды. – Ты разве не собирался принять постриг, так где твоё человеколюбие? Или, может, ударишь женщину, майор? – Я больше не майор, – прорычал Игорь и стиснул зубы, видя, что Кустова отступать не собирается. – Обещаю пойти с тобой. – Вот и чудненько, милый. Наташа встала коленом на сиденье, перегнулась через разделяющие их барьеры, чуть не долбанувшись всеми частями тела разом, и чмокнула вжавшегося в противоположную дверь Грома, после чего разблокировала тачку. К чести Игоря, он ни разу не попытался сбежать по пути на двадцатый этаж. В квартире Гром кинул сумку, разулся и отдал Наташе потасканную куртку, едва не уронив, потому что продолжал держаться на расстоянии. Они поужинали разогретым рагу, доставленным накануне из ресторана, и попили молочный улун, который привёл Грома в растерянность. Наташа уже рассказывала, что после череды провалов научилась вовремя откладывать копеечку и заимела бизнес, который позволял ей жить на широкую ногу, так что Игорь лишний раз не удивлялся. После всех бесед он теперь в принципе не удивлялся ничему, что было связано с Наташей. Гром погладил тёплый бок изящной чашки, безумно похожий на свою хозяйку. В квартире было блаженно тихо: никаких посторонних шумов, вроде свиста ветра в щелях, тихой молитвы и шороха шагов. Игорь на мгновение подумал, что хотел бы остаться здесь навечно – на удивление, Наташа ему не мешала, если не считать вызванной ею тревоги, прочно поселившейся за рёбрами. – Чего ты добиваешься? – Тебя. Разве неясно? Гром подобрался и опустил голову, чтобы не видеть Наташу. Сегодня она выбрала алую блузку с глубоким вырезом и узкие джинсы, которые плотно облегали её тренированный зад. Открытая короткой стрижкой шея казалась восхитительно длинной и опасно тонкой. – Наташ. Моя невеста погибла из-за меня. После этого я решил, что не стану заводить новые отношения. Ты обязательно найдёшь... Неторопливо Наташа обошла стол и остановилась у Грома за спиной. Запустила ноготки в густую шевелюру. Дёрнувшись, Игорь ударился рёбрами, но Наташа притянула его обратно к спинке стула. Она нежно почёсывала скальп и чувствовала, как Игорь медленно расслабляется. – Не глупи. Так может рассуждать только тот, кто не знает цену жизни, майор. – Не называй меня так, – он не мог сопротивляться в полную силу, даже голос прозвучал вяло. Наташа гладила лицо, разминала подушечками пальцев лоб и едва-едва касалась губами виска, вдыхая запах Грома. Горький. – Я перестала считать, сколько раз чуть не умерла. Пожалей меня? Останься? Она искушала грубоватым шёпотом и спускалась руками ниже: массировала шею, плечи. Пальцы опустились в вырез траурной рубашки. Наташа снова вдохнула и задержала дыхание, пока не закружилась голова. – Нельзя, Наташ. Мирская жизнь для меня закончилась. Игорь остановил хитрые руки, повернул голову к Наташе и обжёг вздохом её щёку. Кустова не шевелилась, и прикосновение длилось. Раскалённый момент единения. – Дай мне три дня. – Нат. – Не ссы, Гром. Я не претендую на твоё прошлое, гоу в будущее. Попробуем вдвоём. Давай. Давай, пожалуйста? – Три дня, Нат. Они легли вместе на огромной кровати Кустовой. Легли рядом – с Наташиной подачи. Та притянула Грома за футболку и устроилась у него на груди в неизменно алой комбинации. И на этом всё: никаких поползновений, домогательств и провокационных разговоров. Игорь спал, как солдат, несущий службу. Кажется, он шелохнулся один раз: когда Кустова завозилась от кошмара, он потянул её за руку, заставив перевернуться на другой бок. Наташа проснулась первой и кончиками пальцев изучала майора. Нос, скулы, полоска кожи на животе, открытая задравшейся футболкой. Кустова быстро поняла, что нахрапом – как она делала всегда – в этот раз не получится. Ей достался крепкий орешек со стальными яйцами и бараньим упорством. Сдерживать себя оказалось ужасно сложно. Игорь лежал так близко, дико сексуальный, как Наташа и ожидала, представляя его без чёрного балахона. Широкие плечи, сильные руки с крупными ладонями, длиннющие ноги с большими стопами. И можно было засунуть руку под резинку спортивных штанов, чтобы проверить самые главные размеры, ведь стояло под тканью у Грома многообещающе, но... Игорь точно сразу сбежит. Потому Наташа просто свернулась рядом и терпеливо ждала. В этот раз она не хотела и не могла проиграть. – Думал, проснусь в процессе изнасилования. Игорь подтянул сброшенное одеяло и даже не стал отодвигаться от Наташи, поправил её волосы. Она подняла лицо, но не стала развивать тему, зная, что это плохо кончится – она спошлит, полезет руками... Уловив эту мысль, Кустова поняла, что Гром её провоцировал, чтобы найти лазейку и сбежать. Поганец! – Есть что-то, чем ты хотел бы заняться сегодня? – Спать? Спать? Или спать? Сложный выбор. – Такой неприхотливый, – Наташа потрепала его по щеке и толкнула пяткой. – Иди, освежись, и разрешаю спать до двенадцати. Потом у нас планы. Как бы невзначай, будто с её стороны кровать упиралась в стену, она села Игорю на бёдра и только потом встала уже с его стороны постели. От секундного соприкосновения в голове помутилось. Но было нельзя. Всё ещё слишком рано для активных действий. Когда Игорь проснулся во второй раз, Наташа повела его на завтрак-обед в любимый ресторан, где рассказывала о самых странных блюдах, какие пробовала сама. Она побывала во многих странах, поэтому меню получилось обширное. – Но самое странное – это яичница, которую приготовила я. Ты когда-нибудь жевал подошву? Потом они гуляли по историческому центру Москвы, держась за руки. Наташа пальцем показывала на заведения, которые когда-либо штрафовала за нарушения пожарной безопасности. – Ну, каждое второе, получается. В кои-то веки Кустова была нормально одета: в просторную чёрную худи и широкие серые брюки, вместо шпильки – кроссы на мощной подошве, даже боевой раскрас наносить не стала. Она очень гармонировала с Москвой: то нарядная, то почти безликая, то очаровательная, то грубая. Полная контрастов, но неизменно влекущая. – Ты – чокнутая, – вдруг подумал Гром вслух, когда они вернулись к Наташе и разувались в коридоре. – А ты – нет? Игорь остановился с одним ботинком в руках. Какие-то экзистенциальные истины открылись ему от одного вопроса. Он растерянно смотрел на Наташу и думал. Она тоже развернулась к нему и ждала, к чему он придёт. Если сперва Игорь шёл за ней, как бычок на привязи, то потом – нет. С каждой минутой его всё больше затягивало в жизнь, дверь в которую ему отворила Наташа. Её неуёмный характер будоражил, заставлял сниматься с места. Невольно Гром снова входил в боевой режим: нужно оставаться начеку, чтобы никто не навредил этой занозе в заднице, – это требовало огромных сил и внимания. Хочешь или не хочешь, а дышишь, думаешь и видишь. Игорь ощущал страх, пробирающий до костей. С одной стороны, Грому хотелось спрятаться, сбежать. С другой – позволить Наташе шевелить его. Всё было неправильно: прошлое – злой сон, будущее – туманный мираж. Настоящее... странная Наташа. – Похоже, ты права. Со мной что-то не так. – И это плохо? – Из-за этого погибли люди. – Ты же пытался их спасти, и наверняка кто-нибудь выжил, благодаря тебе. Или хочешь сказать, что половина Питера – не в счёт? – Игорь почему-то не находил в себе аргументов против, Кустова говорила правду. За годы службы в полиции он сделал много и, пожалуй, многих спас. – На всё воля Божья, слыхал такое, послушник? Или давай так... – она подошла и обеими руками, с удивительной для её стройного тела силой, толкнула Игоря в грудь. Он запнулся об уроненный ботинок и налетел на входную дверь. – По-твоему, я заслуживаю сдохнуть? Я гасила чмошников, сделала всё, чтобы семья меня ненавидела, какая-то бабка двинула кони, отдав мне почку, а я так и не смогла спасти её ублюдочного сынка – это всё не считая моей тебе пошаговой исповеди. Чё, майор, лучше бы я подохла, да? Небось, всем бы полегчало? Тебе – например? Кустова повела головой и оскалилась, сложила руки на груди. – Прости, не забудь там свой ответ, а я вспомнила, что давно спросить хотела. Что ж ты на меня так пялишься всё время? Ты этот, экстрасекс, рога у меня разглядел? Оглушённый божественными откровениями, Игорь держался за дверь и не успел придумать ложь или заставить себя промолчать. Впервые за долгое время в нём кипела буря эмоций, которая норовила разрушить всё, к чем он пришёл после долгих размышлений, вызванных Юлиной гибелью. – Ты нереально похожа на мою невесту. Наташа уронила руки, заправила за ухо прядь и осуждающе ткнула в сторону Игоря пальцем, но так ничего и не сказала. Её лицо померкло, будто по ту сторону выключили свет, и только тогда до Игоря дошло, что он ляпнул. Он долго убеждал себя, что сходство ему чудится, но обман не работал – и всё же не стоило говорить Наташе. Тем более всё сходство заканчивалось на внешности. Ещё бы рассказал, как всё духовенство твердило ему, что она – посланник дьявола, которому поручили увести Игоря с пути праведного, соблазнить его и ввергнуть в пучину грехов. Её красное платье – огонь геенны. Её обнажённая шея – яблоко Эдемского сада. – Кино и вино выбираю я, – ровно сказала Наташа и скрылась на кухне. Игорь почувствовал, что теперь то была другая Наташа, но не мог отмотать назад. Она долго рассказывала о букете сухого белого и дегустировать заставила по всем правилам винного этикета, разве что подливала исправно, пока они не прикончили бутылку. Потом они смотрели фильм, который вызвал у них споры, и закончили обсуждать его только к полуночи. Именно тогда Наташе захотелось любимый десерт, пришлось искать ближайший круглосуточный магаз, куда они направились пешком. Любимым десертом оказалось обычное пирожное «Картошка», упаковку которого они заточили вдвоём прямо на улице, после чего Игорь поклялся, что никогда больше не возьмёт в рот сладкого. На обратном пути вызвали такси, где Наташа благополучно заснула и страшно злилась, что Гром её разбудил, когда они приехали. Через десять минут она снова отключилась – уже на своей стороне кровати, свесив руку с края. Спиной к Игорю. А он почти до утра лежал и смотрел на её голубоватые в темноте острые лопатки. «Другая» Наташа снова заковала себя в броню: просторный пиджак поверх шёлкового топа, шаровары и шпилька. Кровавые губы беспечно улыбались новому дню – экватору оговорённого срока. Теперь Кустова в самом деле походила на дьявола, каким её живописали попы. Она арендовала скоростной апельсиновый МакЛарен и выдала Игорю ключи. Даже плестись в такой машине по московским пробкам до трассы представляло сущее удовольствие, как и слушать Наташу, которая безобразно фальшивя, подпевала поставленной музыке. Кустова перебирала треки, пока не нашла тот, текст которого был Грому знаком. Вряд ли кто-то до них завывал в дорогом спорткаре «Крылья» Наутилуса. Обедали они в японском ресторане. Наташа кормила Игоря с рук, потому что майор не мог ничего взять палочками, а вилку Кустова обещала воткнуть ему в жопу. Еда была странная, с устрашающими названиями, но Игорю почему-то понравилась, как и весь прошедший день. Чего он не мог сказать о возвращении домой. Наташа отправила пиджак на пол и уселась прямо на стол, внимательно глядя на Игоря, который впервые почувствовал себя ненужным ей. Она болтала ногами, и тонкий каблук ударял по дереву, вероятно, оставляя на нём вмятины. Гром остался стоять в дверном проёме. – У меня есть дружочек. Петя зовут, в наркоконтроле вкалывает. Мы не трахались, хотя он очень сладкий мальчик, но, знаешь, мы с ним… Ну, как брат с сестрой? Типа близнецы, разлучённые в детстве. Не, даже не так. Один человек, разрезанный пополам. Так вот. У Игоря почему-то перехватило дыхание. Он представил этого Петю, с которым «она не трахалась», но который наверняка прижимал её к себе. Она любила танцевать – делала это дурацки, как и пела, но Петя, без сомнений, составлял ей компанию, и они извивались вместе на жарком танцполе. – Он не очень-то хотел жить. Нюхал как промышленный пылесос, чтобы забыть о своём тупом папаше, фэбосе, который под себя подмял, голодной до бабок сучке, что из него кровь пила. А потом одно мурло моего Петю чуть не грохнуло. Этот ушлёпок его в канализацию скинул, прикинь? Как моя роднуля шею не сломала, не представляю. Наташа пригладила волосы и откинулась на выставленные руки, глядя мимо Игоря, который теперь представлял Кустову у чужой больничной койки. Он знал, что Наташа любила не многих: брата по отцу да, оказывается, ещё Петю. Почивший Миша был не в счёт. А сам Игорь? Он теперь нихрена не знал. Кажется, его она тоже любила, иначе не рассказывала бы сейчас про дружочка. – Вот тогда Петя понял, что жить хочет. На работу, как на праздник, ходит. Даже от таблеток отказался. Мы с ним как ссаные зожники друг другу салатики советуем. Может тебя ножом пырнуть, а, зай? Чтоб ты вкус жизни почувствовал, – Наташа с грохотом ударила каблуком по ножке стола. – Чай, не за красивые глаза майора получил. А в церкви ты кому поможешь? Без тебя, придурка, думаешь, не отмолят? Ты бы лучше золотой генофонд расширял, монах долбаный. Бабу у него, видите ли, убили. Этих баб вокруг… Игорь преодолел расстояние между ними в два шага и почти укусил Наташу, подгребая к себе. Она отклонилась, упёрлась ладонями в плечи и попыталась увернуться от нового поцелуя. – Не хочу. Не хочу! Она заорала, отвесила пощёчину, но Игорь только крепче стиснул пальцами её бедра, которыми она сильно его сжимала, вместо того чтобы отталкивать и пинать. Он царапнул зубами её шею, чувствуя, как Наташа скребёт ногтями плечи. Футболка полетела прочь. – Не хочешь? Они оба тяжело дышали и сверлили друг друга взглядом. Всё было в Наташиной помаде: губы Игоря, а вместе с ними лицо Кустовой, её горло и плечи. Она показала зубы и дёрнула Грома на себя, повисая на нём и впиваясь губами в его рот. Они столкнулись языками, вылизывая друг друга, как ополоумевшие, и почему-то чувствуя нежный шоколадный вкус недавнего пирожного. Игорь сдёрнул бретели топа и прислонился лбом к Наташиному плечу, обводя аккуратный сосок подушечкой пальца, накрыл полукружие, массируя основанием ладони. Кустова откинулась на спину, сопротивляясь из последних сил. Как будто крохотная пауза могла остановить кого-то из них. Было не до мыслей о вечном: Гром стаскивал с Наташи брюки, крохотные стринги и наконец болтавшийся на талии топ, цепляясь за каблуки. Туфли держались на ремешке, поэтому Гром забил, не видя в них преграды. Не видел он её и в капризном выражении Наташиного лица. Она хмурилась и толкала Игоря коленкой, будто сомневалась, что всё это ей нужно. Вот только ни слова не сказала против, когда Игорь закинул одну её ногу себе на плечо и наклонился, касаясь губами в самом нежном местечке. Наташа вздохнула, выматерилась и подалась навстречу, но Игорь надавил ладонью на худой прохладный живот, удерживая и не собираясь позволить ей задавать темп. Она взвизгнула и засмеялась, становясь на затылок и лопатки. – Куда-то опаздываешь? Гром поцеловал подрагивающее бедро и за запястья потянул Наташу на себя. У него закружилась голова, от того, как сильно она его обняла, как прижалась вся, кожа к коже. – Тороплюсь жить, майор. Он поднял её на руки, но остановился, чтобы снова припасть к шее, где обитал аромат самой жизни, о которой Наташа всегда говорила. Она пахла обещанием счастья, свободой и сексом. Она была пороком и благословением – Игорь не знал, чем больше, и чувствовал животный страх неизвестности. Время размывалось рядом с Наташей. Игорь отнёс её в постель, то и дело прерываясь на поцелуи. Они оба выглядели ужасно, будто рвали друг друга зубами и вкушали кровь. Смазанные алые пятна усыпали кожу. Наташа заставила поменяться местами и оставляла новые и новые метки: клеймила краской и синяками укусов. Она остервенело царапалась и жалась к Игорю, пока он не овладел ей. Тогда она обмякла, лёжа сверху. Едва дыша, коснулась губами и кончиками пальцев его щеки. Игорь думал, его сердце остановится – так защемило в груди, там, где Наташа касалась другой ладонью, неспешно раскачиваясь. Каждым движением вбирала плоть глубже и словно отрывала от души Грома куски – таким взглядом Наташа смотрела на него. Её тушь поплыла, будто Кустова плакала. Плакала по нему и по ним. – Эй. Игорь прижал к её щеке ладонь, и Наташа спрятала лицо в ней, а потом оттолкнула, отбросила от себя, как змею. Она упёрлась руками в плечи Игоря и встряхнула его. – Не смей представлять её, слышишь?! Гром ахнул и притянул её к себе. Они сплелись клубком. Игорь опрокинул её на спину и осыпал поцелуями всюду, где мог дотянуться, не разъединяясь с ней. – Здесь только ты. Наташа, ты. Она отвернулась, но продолжала держаться за него, всхлипывала в ответ на каждый толчок, сжимала Игоря внутри себя до головокружения, и он не мог отпустить её ни на секунду, даже ради полного вдоха. Словно приклеили. Словно не существовало ни до, ни после. И наконец Вселенная взорвалась. С Наташиным криком Бог отрёкся от Игоря и опалил его адским жаром её тела, сжёг дотла в её объятиях… Наташа открыла глаза в пустой комнате. По полу гулял сквозняк из приоткрытого окна. Она лежала, завёрнутая в одеяло, и медленно дышала. Вспоминала молитву: «Отче наш, сущий на небесах…» Не помнила дальше. Да и зачем, если всё обернулось сном до истечения троих суток – и больше уже ничего не будет. Долбаная идиотка. И почему она постоянно связывалась с мужчинами, которые нихрена ей не подходили. Она убеждала себя, что никакого майора Игоря Грома не существовало. Он ей приснился. Не было грубоватых губ, сильных и нежных пальцев и твёрдого живота под её губами. Никто не трахал её до беспамятства и сладкой дрожи в мышцах. Никто! Никто не смотрел на неё, как на обретённую истину. – Сука! Сука! Сука! – проорала Наташа и накрылась с головой на несколько секунд, за которые гнев вышел из берегов: одеяло полетело на пол, свеженький алый маникюр впился в ткань и разорвал подушку, другую. – А-а-а. Кустова разгромила комнату не больше, чем за десять минут. Осколки, щепки дерева от картинных рам, ткань и пластик, – всё смешалось друг с другом в разбитое месиво. Она подошла к зеркалу и посмотрела на своё уродливое измазанное косметикой лицо. – Это не любовь, Наташа, – сказала она себе хрипло. Повторила пятьдесят семь раз, но не поверила. Рыдания сковали горло. На карачках Кустова доползла до телефона и вызвала номер с обозначением сердечка. – Петь, сможешь достать чё? Она дотянулась до незамеченной раньше записки, но уже знала, что там не будет ничего похожего на «я ушёл купить нам завтрак», «вышел на пробежку, люблю». И она оказалась права. «Я не переживу, если и ты погибнешь из-за меня, – писал Гром округлым кривоватым почерком. – Прости».***
– Хватит, маленький звездюк. Не веди себя, как твой тупой папаша, этот ужин дорог мне как память. Петя вообще-то старался весь вечер, чтобы тебе угодить. Ну да, ты ведь такой же, как твой отец – вам обоим всё по жизни не нравится. – Наташа? – Кустова дёрнулась, испугавшись, и смахнула с полки банку с корнишонами. Стекло вместе с жидкостью брызнуло во все стороны. – С кем ты разговаривала? Наташа оглянулась: к ней спешила сотрудница магазина с совком наперевес, а из-за стеллажа выглядывала редкая для этого времени бабка. Кустова не планировала, что в одиннадцать вечера в «Восьмёрочке» кто-нибудь будет подслушивать её личную беседу. Но вот он – майор Игорь Гром собственной персоной. – Мужчина, я вас не знаю, – ответила Наташа, переступила лужу и величественно поправила горло водолазки, отжатой у Пети. – Девушка, всё в порядке? Полицию вызвать? – пришла на подмогу подметательница, осуждающе косясь на Грома. – Не переживайте, у меня чёрный пояс по тхэквондо. Кустова схватила другую банку и почесала на кассу, поплотнее запахивая дутую куртку. Торопилась так, будто пчела в жопу ужалила. Последние два с половиной месяца Наташа представляла эту встречу иначе, но теперь даже не могла держать лицо и говорить без яда в голосе. Где же это хвалёное равнодушие из фантазий? Игорь пикнул своей карточкой её покупку и никак не отреагировал на злобный рявк. Наташа потребовала позвать Галю и сделать отмену, но Гром за локоть поволок её на выход из «Восьмёрочки» под любопытные взгляды кассирши и следившей за драмой уборщицы. – Дяденька, я буду кричать. – Ты сошлась с Хазиным? Наташа прикинула, что, если побежать. Ну. И побежала, швырнув вторую несчастную банку Грому под ноги. Не учла только, что ноги у Игоря длиннее, и что он в своей полиции регулярно нормативы сдаёт, и что он нахрен не беременный. Короче, пробег закончился у ближайшего столба, где Игорь схватил Кустову за куртку, дёрнул и приподнял в воздух, спеленав своими ручищами. – Вот и сошлась! Сошлась! – шипела Наташа, брыкаясь. – Знаешь, какой у него член? Волшебный! От всех бед лечит. А уж тоску по таким звездорасам, как ты, как рукой снимает, понял?! Пусти, сказала! – Наташа. В сложившейся ситуации прозвучало почти сдержанно, так что от внезапности Кустова затихла, напоследок наступив Игорю на ногу. Он стерпел. – С кем ты разговаривала в магазине? – Сама с собой. Я же «чокнутая», забыл? – Наташа. – Хренаша! – она дёрнулась, но Гром не пустил. – Слушай, майор, отвали. Покувыркались – и ладно. Ты всё сказал, я всё услышала. Меня Петя ждёт, волноваться будет. Она и так с трудом у него отпросилась. Ну, как отпросилась: наорала на него, заявив, что он её душит своей заботой, потребовала хоть двадцать минут спокойствия без его контроля и хлопнула дверью. Открыла её, проворчала, что сходит в магазин и вернётся – не надо вызывать ментов с собаками и алертнутую Лизу. – Ты с ним спишь? – Я от него беременна, – не теряя бдительности, Игорь развернул её к себе лицом и попросил повторить ему в глаза. Тогда Наташа нараспев, улыбаясь, повторила: – Я беременна от Пети. Игорь долго смотрел на неё, прежде чем сделать важное заявление. – Ты врёшь, – и так убеждённо и спокойно сказал, что Наташа сама уже приготовилась сознаться, но вовремя себя остановила. Она поправила на Громе шарф и вкрадчиво уточнила: – Слушай, майор, чё те надо? Я – не Юля, ты не усёк? Игорь засмеялся, его руки постепенно сползли с лопаток на поясницу – со стороны могло показаться, что сладкая парочка, обжимается под фонарём на вечернем променаде. Для острастки Наташа ткнула Грома под рёбра, но тот только охнул и поцеловал в щёку, заставив Кустову скривить лицо в псевдо-омерзении. – Ты совсем другая, а я всё тот же трусливый идиот. Благодаря тебе, я вернулся на службу. – К Господу? – показательно вяло переспросила Наташа, хотя сгорала от любопытства. Спросить у Пети ей не позволяла гордость, пускай он и предлагал сам, видя состояние Кустовой. – В полицию. Сперва я вернулся в монастырь, но быстро понял, что ты была права. Я больше не хотел жить в пол силы. Ты как будто разбудила меня. Прокопенко восстановил без вопросов, а через две недели я понял, что кошмарно скучаю по тебе. Именно ты спасла меня, а не побег в Москву. Но я убеждал себя, что ты не настолько провинилась для жизни со мной, что подвергну тебя опасности, если мы сойдёмся… – И решил всё-таки подвергнуть меня опасности? – хмыкнула Наташа, но побороть чувство, что она польщена, не получалось. Она ехидно смотрела на Грома из-под ресниц и наслаждалась моральными страданиями, отражавшимися на его лице. – Я знаю, что смогу тебя защитить. – Ну, милый, я рада. Бывай, передам Пете от тебя «привет», – Наташа попыталась развернуться, но Игорь по-прежнему не разжал хватку. – Майор, ты тупой? Какую из букв слова «отвали» ты не понял? – Ты носишь моего ребёнка. – Ха. – Что ты говорила у стеллажа? «Тупой папаша», «вам обоим всё вечно не нравится»? Явно ты говорила не про Петю, который твоё золотко и любимка с волшебным членом-панацеей. – Я на него злилась. – Наташа, – она цокнула и закатила глаза, раздражённо колупая нагрудный карман на куртке Грома. – Поехали со мной в Питер? Будешь Наташа Гром, покажу тебе питерские крыши. Если очень хочешь, Петю с собой зови, Прокопенко поможет с переводом. Будут вместе нянчить маленького Громчика. Или Громочку. – Ты такой раздражающий, – пожаловалась Наташа и мазнула пальцем по его щетине, прежде чем чмокнуть в уголок губ. – Я подумаю, майор. Она не стала говорить, что беременность эту может и не пережить.