* * *
Солнце поднимается выше, знаменуя окончание утренней неги, и на городские улицы стекается народ. Маша замечает, как на Дворцовую площадь прибывает всё больше и больше людей, и подходит ближе к окну. Небесная лазурь всматривается в каждую увиденную деталь, сердце дрожит в боязливом предвкушении, и тут же замирает, стоит взгляду уловить очертания белоснежной кареты. Сквозь тишину она слышит биение собственного сердца и чувствует, как отчаянно оно болит, зовёт её бежать навстречу своей судьбе. Девушка не теряет более ни минуты. Срывается с места, тонкими пальчиками осторожно придерживая края подола, и торопливо бежит вниз по мраморным ступенькам. Бежать ещё быстрее, отчаянно боясь не успеть и горя удушливым желанием увидеть его… Она оказывается на улице в считанные минуты. Бегает глазами по всей площади, стараясь выловить среди толпы его силуэт, и почти теряет надежду — может, всё же показалось?.. но уже в следующее мгновение белоснежная дверца открывается, и из кареты выходит Он. Мир замер. Она не слышит никого и ничего вокруг, словно ничего из этого нет наяву, перед глазами лишь он: высокий и статный, за эти три месяца возмужавший и похорошевший, ветер едва заметно треплет каштановые пряди, заставляя их небрежно ложиться на светлую кожу, стремясь закрыть от чужого взора серебряные глаза, блестящие, точно воды царицы-Невы под нежными лучами яркого солнца. Он слегка оборачивается и что-то говорит слугам, после чего снимает парадный мундир, оставаясь в одной белоснежной рубашке — совершенно не стесняясь стоящих перед собой придворных и позволяя прохладному ветру окутать стройный гибкий стан. Маше кажется, что это — и есть то самое мгновение, когда сердце уходит куда-то вниз, пока голову кружат мысли об одном единственном человеке, замирает в бесконечном трепете, и из-за урагана чувств ты думаешь, что вот-вот упадёшь в обморок на глазах у окружающих. Тело пронзает тысячами игл, стоит поймать на себе его взгляд. Саша стоит и тепло ей улыбается. Вокруг суетятся слуги, придворные расспрашивают о самочувствии после долгой дороги и об успехах всей кампании, но он им не отвечает. Всё его внимание сейчас отдано ей — хрупкой, маленькой и необыкновенно красивой девушке, смотрящей с завороженным любованием и не смеющей подойти от охватившего разум стеснения. Неужели она провела здесь все три месяца, пока его не было? Ждала, днями и ночами всматриваясь в окно и ожидая малейшей вести, не смела уехать домой, зная, как он будет рад видеть её по приезде?.. Он разводит руки в стороны, призывая подойти ближе и готовясь заключить в объятия это хрупкое создание, и тотчас замечает, как резко всё меняется в ней. Отмирает, глазки под лучами блестят бурей игривых искорок, а на лице, наконец, виднеется нежная улыбка. Она срывается с места и бежит ему навстречу. Бежит, невзирая на окружающих, огибая бесчисленных прохожих, не слыша и не видя перед собой ничего, кроме него… За мгновение до того, как он успевает заключить её в объятия, до него доносится громкое: — Саша! Он слегка поднимает её и кружит вокруг, не смея ослабить объятия, утыкается лицом в светлые пушистые пряди, наконец позволяя себе быть самим собой и отдаться чувству безграничного счастья от долгожданной встречи с ней. Она обнимает его, всеми силами стараясь обвиться вокруг, чтобы больше никто не посмел разлучить их, забрать у неё самое дорогое, что отныне есть в её жизни, крепко сжимает в руках ткань белоснежной рубашки и жмурится в попытке спрятать слёзы счастья. Он вскоре опускает её на ноги и крепко прижимает к себе. Она чувствует прикосновения тёплых мужских рук и охотно отвечает тем же. Старается прижаться как можно ближе, не находя себе места от переизбытка чувств. Дрожит в его объятиях, прячет лицо в лёгкой ткани и что-то тихо шепчет, надеясь, что он не услышит. — Я скучала, Саш, — наконец, произносит девушка и поднимает глаза. — Безумно скучала… — Я тоже скучал, душа моя. Он тепло ей улыбается и осторожно касается рукой её щеки. Чувствует, как дрожат её ресницы от его прикосновений. — Тебе не стоило так бежать… помнишь, что говорили врачи? Напрягаться ещё нельзя. Помолчал, вглядываясь в нежный взгляд напротив. — Как ты? — Плохо, — отвечает честно и тотчас замечает нотки беспокойства в его глазах. — Жить все эти три месяца в неведении было настоящей мукой! Она вновь прислоняется щекой к его груди и умиротворенно закрывает глаза, вслушиваясь в спокойный ритм биения родного сердца. — Я волновалась… — Ты в самом деле была здесь всё это время? — удивлённо спрашивает Саша и на мгновение теряется, стоит ей кивнуть. — Право слово, тебе не стоило… — Ещё как стоило! Я не знала, где ты и что с тобой, а потому попросту не могла уехать. Ни за что бы не простила себе подобную бестактность. Тем более, другая страна, новые люди… откуда мне было знать, какие дамы к тебе подходят и чем одурманить пытаются? У Саши от подобных речей лицо само расплылось в умилительной улыбке. Ну надо же… — Ты меня ревнуешь? Он спрашивает это на порядок тише, дабы не смущать и без того разгоряченную Машу, и едва сдерживается от ещё более живой улыбки, глядя, как румянец на её щеках вместо светло-розового принимает красноватый оттенок. — Прости, душа моя, не смущаю, — осторожно берёт её за руку и склоняется ближе. — Послушай… мне нужно кое-что забрать. Кое-что важное. Я буду признателен, если ты подождёшь меня в покоях. Что значит «подождёшь в покоях»? Это что же получается, она не видела его три месяца, мучаясь в томительном ожидании едва ли меньше, чем в тот десяток лет после переноса столицы, и вот теперь, когда он только что приехал и она наконец-то смогла его увидеть, ей опять придётся куда-то его отпустить? Нет уж, это никуда не годится! Если и идти — то только вместе! — Снова меня оставишь? — Ни в коем случае, я и не думал даже! Просто это... для тебя. И если ты увидишь всё сейчас — это будет неправильно… Ну, Саша! Знает же, знает, как и на чём подловить её можно! Ох, ладно. На первый раз она его простит и покорно просьбу исполнит. Но только на первый раз… — Хорошо, как тебе будет угодно. Я подожду… но только если ты скоро вернёшься! — Обещаю быть через несколько минут, душа моя! — бросает напоследок он и отходит к карете, отпуская хрупкую ладонь.* * *
Интересно, что Саша придумал? И почему вдруг увидеть этого ей нельзя было ещё на площади? Если уж он знает, как она любит всякого рода сюрпризы, то подавно мог догадаться, что, коли вышло увидеть их раньше времени, интерес для неё они не потеряют, если им вручены! Впрочем, гадать можно было вечно, а потому она решила более к этой теме не возвращаться — вот вернётся витязь её прекрасный, сам всё и расскажет. Долго ждать его возвращения не пришлось. Как и было обещано, спустя несколько минут ожидания Маша услышала торопливые шаги, а вскоре дверь открылась, и в комнату вошёл Петербург. — Скоро, как и обещал, — улыбнулся он, дождавшись, когда она развернётся к нему. Улыбается в ответ и подходит ближе, заинтересованно склоняя голову на бок при виде чего-то интересного за Сашиной спиной. — Как там мой... сюрприз? — В целости и сохранности ожидает скорейшей встречи с тобой, — ласково отзывается и делает несколько шагов вперёд. — Закрой глаза. Маша покорно выполняет просьбу, сквозь опущенные веки чувствуя, как он оказывается совсем рядом. Саша стоит, в боязни спугнуть это мимолетное мгновение завороженной красоты не смея позволить себе пошевелиться. Стоит и любуется: забавно дрожат в нетерпимом любопытстве её длинные реснички, светлые золотистые волосы вьющимися волнами огибают открытые ключицы и бегут вниз по кружевной ткани платьица, укрывая собой нежные хрупкие плечики… Сейчас он понял, что засмотрелся, но… было в этом что-то другое — совсем иное, нежели сотни раз до этого, когда, завороженный видом Первопрестольной, он не мог вымолвить и слова, глядя в её полные небесной лазури глаза. Ему хочется сказать кое-что очень важное. Признаться, наконец, в том, о чём думал все эти три месяца. В том, что мучает его и не даёт покоя даже во время сна, в котором он снова и снова, из раза в раз видит лишь её — самую красивую, милую… Любимую. Сейчас, когда время пришло, упускать свой шанс он не намерен, а потому… — Открывай. Она послушно поднимает ресницы и замирает, замечая в его руках букет. Сирень?.. Букет чистой, первой любви… наверное, именно поэтому его дарят лишь один раз. Быть того не может… неужели и он тоже… — Саша, это… — Да, — перебивает он и тепло улыбается, всматриваясь в безграничные колдовские омуты её глаз. Они встречаются взглядами. Маше хотелось лучисто улыбнуться, закричать, громко, чтобы весь Дворец слышал, как она счастлива, обнять Сашу крепко-крепко, прижать к себе, и!.. Оба застывают, глядя друг на друга, и в повисшей над ними тишине слышатся лишь убыстренные звуки биения влюблённых сердец. Они не знают, что это, но противостоять подобному чувству не могут. Саша осторожно, дабы не спугнуть зависшую в воздухе любовь, убирает длинные юркие пряди прочь и тотчас слышит сбивчивое дыхание Маши. Он совсем не хочет её пугать… Маша от неожиданного прикосновения едва заметно дёргается. Вихрь чувств, мешающихся внутри гремучей смесью, и она покорно отдаёт себя в руки прежде незнакомому ощущению. Взгляд светлых голубых глаз опускается ниже и оказывается прикованным к губам стоящего напротив. Она не уверена, верны ли её мысли, но точно знает — ему можно довериться. Они встречаются глазами. В его взгляде читается фраза: « — Всё будет хорошо», а в её — лёгкий трепет и одновременно безграничное доверие. Они соприкасаются губами, и в этот момент весь остальной мир перестаёт для них существовать. Есть только он, она и прекрасное мгновение, когда можно без слов выразить весь вихрь нежных чувств, который ты чувствуешь к своему самому дорогому человеку — тому, кому беспрекословно веришь, кого безмерно любишь и за кого жизнь отдашь, если того потребуют обстоятельства. Оба не сразу позволяют себе отстраниться. Некоторое время молча стоят и смотрят в светлые глаза напротив, пока измученные долгой разлукой сердца бьются в один такт, быстро-быстро, словно стремясь выпрыгнуть из груди в переизбытке светлых чувств… — Ты… позволишь кое-что сказать тебе? Она молча кивает, не смея отвести от него взгляда и надеясь, что это будут те самые слова, услышать которые она мечтает больше всего на свете, но сказать самостоятельно боится сильнее собственной смерти. — Это может звучать очень странно и скомкано, но… точно лучше, чем бессмысленное молчание. Тем более, после того, что случилось... Машу такая фраза насторожила и напугала. Она не знает, как объяснить ему, что всё хорошо, ведь знает, как тяжело даётся ему всё происходящее между ними сейчас, но… отчего-то глубоко в душе бьётся уверенность: он справится сам. Нужно лишь дать ему эту возможность. Как и возможность любить себя. В конце концов, её он полностью заслужил, и она не смеет лишать его этого. — Я должен тебе кое в чем признаться, — Маша замирает, готовясь его выслушать. — Ты — лучшее, что случалось в моей жизни. Именно благодаря тебе я появился на свет и сейчас имею возможность быть рядом. Всем тем, что сейчас имеет наша страна, я обязан тебе, ибо именно ты с самого моего детства прививала мне самостоятельность, дисциплинированность и ответственность, без которых столицей быть невозможно. Помнится, ты считала меня неотесанным мальчишкой… но, поверь мне, мальчик, которого ты знала, уже достаточно взрослый, чтобы сказать тебе это. Опускает взгляд, и в его светлых серебряных глазах вспыхивают ярче пламени влюбленные искорки. — Я люблю тебя, Маш. Не как в детстве. По-настоящему. Ты — всё, чем и для чего я живу, пожалуй, последние полвека, и молчать у меня больше нет сил. — Саш… — Знаю, это звучит странно и грубо — можешь ругаться и я даже пойму, если ты отвергнешь эти слова, но… — Саша! Её голос зазвучал строже обычного, что заставило прежде неприступного Сашу несколько оробеть от подобной смены настроения. — Разве я когда-нибудь говорила, что между нами ничего не может быть? Тот отрицательно покачал головой. — Твои сомнения развеяны? — Чего? — не понял он. Маша умиленно щурится от невообразимого выражения Сашиного лица. Годы идут — а он так и не меняется. Она тепло улыбается, ненавязчиво блуждая взглядом между ним и букетом в руках, а следом до него доносится её нежный голос. — Я тоже, Саша. — Правда? — Да. Я ждала тебя… долго ждала! Веков с пять… — Но меня ведь не было пять веков назад, — задумчиво хмурится Саша, не понимая намёка. — Была только Нева и ближайшие территории… — Я очень её любила. Помню, как подолгу сидела на её берегу и плакала, умоляя судьбу подарить мне град на Неве. И вот, спустя столько лет, она дарит мне тебя… Тверь и Новгород разве не рассказывали тебе о нашем с тобой знакомстве? — Рассказывали, — улыбаясь. Девушка игриво склоняет голову на бок. — Я ждала тебя. Всю свою жизнь ждала. Просила, молила Бога, подолгу на коленях стоя… — Дождалась… — Понял, наконец, ангел мой? — Понял, — тихо смеётся он и тянет её ближе, заключая в объятия. — Спасибо, Маш… Она заводит руки ему за спину, притягивая ближе — хочет быть рядом, никогда больше не отпускать его от себя, не позволять уезжать настолько далеко и долго, не желает больше оставаться в горьком, гложущем изнутри одиночестве, мучающим её израненное сердце, и он, конечно, отвечает взаимностью. Он — единственный, кому она открыла своё сердце. Единственный, кто знает её, как никто другой. Единственный, кто действительно стал для неё всем… Он — тот, чьё сердце разрывается от любви. И она бесконечно благодарна ему за его любовь. Она уверена — ему можно дать шанс. В конце концов, он его полностью заслужил.