Я на тебе, как на войне!

       Перед Женей стояла чашка горячего чая, из которой поднимались клубы белого пара с лёгким ароматом мяты и корицы. Из электрического камина доносился треск, и можно было подумать, что так трещат дрова, обжигаемые пламенем, но это было вовсе не так. Чёрный и достаточно большой камин вписывался в общую обстановку комнаты и был подключён к розетке, где-то позади него. Медведева знала это наверняка, потому что будучи маленькой часто интересовалась у тренера о происхождении этого треска. Он всегда успокаивал. Вроде такая мелочь — треск дров, но какую внутреннюю гармонию он дарует. Сразу окунаешься на несколько лет назад, картинка всплывает перед глазами: Валентина Лаврентьева, красивая седовласая бабушка, лицо которой покрыто морщинами, подносит маленькой Жене кружку дымящегося какао. Девочка часто подмечала, что её морщины были особенными. Например ямочки на щеках и вокруг глаз напоминали ей о лучезарной улыбке бабушки, а складочки на лбу возвращали во время, когда Валентина читала внучке книги, хмурясь, не сумев разглядеть слово с первого раза.        Прошло около получаса, а может так показалось Жене. Тутберидзе не давила на неё, не расспрашивала, тихо сидела и всматривалась в черты лица, уже такой взрослой и осознанной воспитанницы. Девушка не хмурилась, как обычно делала, раздумывая над ответом. Напротив, её лицо было расслабленно, а взгляд отстранённым. Но знаете, отстранённым по хорошему, он не был отсутствующим или опустошённым, в нём играли воспоминания, тёплые и нежные. Перед глазами брюнетки пролетали картинки её детства, и Этери не хотела прерывать внутренний монолог. Через время блондинка накрыла руку девушки своей, почувствовав лёгкие касания пальцев своей ладони. Так они просидели ещё какое-то время, такой крохотный, но колоссально значимый жест для Жени, как скрепление рук, даровал ей смелость начать разговор.        — Я вспомнила бабушку, — начала Медведева, сильнее сжимая руку, — мне порой так её не хватает рядом. Когда-то она сказала мне, что будет следить за моей душой на небе, а моё сердце поручит охранять достойному человеку, — карие глаза девушки смотрели в самую душу. — Этери, я так запуталась, в себе, в своих чувствах.        — Не понимать чего-то — это нормально, малыш.        — Я знаю, но моя душа колечится от этого непонимания. Я всегда думала, что влюблена в лёд, в фигурное катание, в спорт. Но сейчас моя уверенность пошатнулась. Когда вас нет на тренировках, с другими тренерами у меня пропадает мотивация к тренировкам, к совершенствованию. Вы всегда были для меня очень близким человеком, в какие-то периоды даже ближе собственной семьи. И я правда думала, что приносить вам золотые медали, вешать вам их на шею, только чтобы увидеть улыбку, обнять и разделить счастье, что это было из-за привязанности, — Женя немного замялась. — Я долго думала, Этери Георгиевна, больше года. Я люблю не лёд, а тебя. Все мои победы по-настоящему приносили мне счастье, только когда я могла разделить их с тобой.        — Жень, я…        — Этери, можешь не отвечать сейчас, хорошо? — перебила брюнетка. — Я понимаю, что я как снег на голову, но больше зарывать свои чувства, таить их во вред себе я не могу. Давай мы попьём чай, я уйду, дам тебе время.        Тутберидзе лишь слабо кивнула, видя в глазах девушки спокойствие, которого сейчас не хватало. Женя Медведева повзрослела, стала мудрой. Она больше не та малютка, что пришла к ней 11 лет назад, заявив о своих намерениях. Хотя, это как-раз таки не изменилось в ней. Девушка всегда говорила прямо и как есть, не скрывая своих чувств и эмоций. Это Этери в ней привлекало, такая боевая, но с другой стороны очень точная и открытая натура.        Вечер был разбавлен рассказами Жени о Токио, о японской культуре и мифологии, которая очень интересовала брюнетку. Тутберидзе вовлечённо слушала и расспрашивала девушку о их приключении с Туктамышевой, но мысли её немного отошли в сторону. Она вспоминала все счастливые моменты, которые разделила с фигуристкой, их было нескончаемое множество. От личных жизненных побед до побед на сложнейших соревнованиях. Губы Этери периодически трогала улыбка от воспоминаний моментов их духовной близости в Kiss&Cry. Когда объявляли результаты, девушка бросалась ей на шею, переполненная радости, шептала нежные и душевные слова, от которых у блондинки пробегали мурашки по всему телу. Казалось, в эти минуты они были только вдвоём, только друг с другом. И нет вокруг людей, тренеров, фигуристов и судей, только они. Женей не остались незамеченными мысли блондинки, так как они были слишком громкими и милыми, судя по улыбке старшей. Она тихонько поднялась с места и обогнула стул Этери, становясь сзади. Медленно, чтобы не напугать, девушка опустила свои руки на плечи той и начала массировать. Тутберидзе слегка дёрнулась, но тут же расслабилась, поддаваясь мягким рукам Медведевой. Она давила именно на те точки, которые требовали внимания, где-то поглаживала, где-то слегка царапала кожу. Размеренные вздохи старшей наполняли комнату, что несомненно было бальзамом на сердце брюнетке. Девушка всеми силами хотела избавить Этери от тревожных мыслей и сомнений, смягчить время постоянных вопросов к себе, своим принципам и устоявшимся мнениям. Такой же период проходила и она, и тогда ей во многом помогла Лиза Туктамышева. Что немного успокаивало, так это свободная голова. Избавившись от груза страха остаться отвергнутой любимой женщиной, Женя стремилась помочь и тренеру отцепить его от себя. Ведь Этери не прогнала её, не начала говорить про юношеский максимализм и детский лепет, значит она точно что-то чувствует по отношению к Медведевой.        — Этери, — проводя тыльной стороной ладони по щеке блондинки, начала Женя, — мне пора домой, меня уже заждались там.        — Да-да, уже поздно, — отстранённо сказала Тутберидзе, посмотрев на часы, и поднялась со стула, провожая гостью в прихожую. Женщине совсем не хотелось, чтобы она уходила, но задерживать без весомой причины она не могла. Сопровождая движения брюнетки грустным задумчивым взглядом, старшая облокотилась о стену.        — Этери, милая, я устала, окончен бой. Ты атакуешь меня грустью твоих чудесных глаз. Мне так больно смотреть в них, как будто я сделала что-то ужасное, — Женя взяла руки Этери в свои.        — Ты лишила меня спокойноко сна на ближайшее время, — грустно улыбнулась та. — Жень, мне нужно время, чтобы обдумать всё.        — Да, ты права, но я могу зайти завтра? Я давно не виделась с Дианой, мы могли бы посмотреть что-то вместе.        — Знаешь, она тоже заскучала по тебе, спрашивает, где пропадает моя лучшая ученица.        — Это мне бесспорно льстит, — тихо рассмеялась Медведева, отчего в груди блондинки разлилось тепло. В голове промелькнула мысль, что она хотела бы видеть Женю такой искренней куда чаще, а лучше на постоянной основе. — Тогда я зайду завтра вечером, хорошо?        — Заходи, Женя, я всегда тебе рада, — тепло улыбнулась Этери, раскидывая руки в стороны, приглашая в свои объятия.        Женя мигом обвила талию старшей, притягивая ближе. Она положила подбородок на плечо женщины, втягивая в лёгкие её запах, так хотелось запомнить его надолго. Медведева покинула квартиру Этери, чмокнув на прощание в щёку.