Setsuzoku

Снега, снега, снега… А ведь как будто нынче полнолунье, Последнее в году? Басё.

      Фушигуро лежал на кровати после отбоя, закрыв лицо в изгибе локтя. Свет не горел, за окном ночь; в комнате едва различимы силуэты в лунном сумраке. Быть с кем-то связанным болью. Для чего? Некоторые вещи вставали на свои места. Кто-то сводил их всю жизнь, нарочно держал недалеко друг от друга ради этого момента. Не знал, когда именно начнёт действовать клятва? Тогда что изменилось после дня рождения Кодзуки? Фушигуро шумно выдохнул, поднялся и вышел из комнаты. Нужно проветрить голову.       Вскоре Кодзуки показалась у входа в общежития в пижаме и удивлённо посмотрела на Фушигуро. Тот смерил её спокойным взглядом. Они пожелали друг другу доброй ночи несколько минут назад, а теперь стояли здесь вдвоём. — Тоже не спится? — шёпотом спросила Кодзуки с лёгкой улыбкой. — Да, — он прислонился плечом к стене и сложил руки на груди. — Мы прям как в поговорке: «Ущипни себя и узнаешь…» — «…больно ли другому», — закончил за неё Фушигуро и вздохнул. — Ты от этого в восторге? — Я ужасно напугана, — с лёгкой улыбкой призналась она. — Я кое-что знаю, но не уверена, что это поможет, — говорила Кодзуки, неловко потирая перебинтованное запястье. — Генкоку кто-то звонил зимой и угрожал. Она не должна была запирать меня дома и до последнего не хотела отпускать в техникум. — Выходит, она нарочно отправила тебя в одну среднюю школу со мной, а потом передумала, — Фушигуро в размышлениях приподнял голову, глядя на ночное облачное небо. — Вряд ли она прокляла нас, но имеет к этому не последнее отношение. — Я завтра съезжу домой, попытаюсь узнать что-нибудь полезное, — Кодзуки чуть улыбнулась и посмотрела на него. — Не одному же тебе искать ответ, да? — Не влезай в неприятности и всё, — вяло отозвался Фушигуро.       Они молчали, вслушивались в дыхание друг друга и шелест листьев. Тихая ночь, безмолвная. Он и она. Отныне связанные. С секретами друг от друга, которые раскрывать не хочется, потому что это тайны прошлого, родительского и далёкого. Фушигуро усердно складывал воедино всё, что известно, когда Кодзуки ушла, оставила его одного.       Следующим днём Кодзуки расхаживала по его коридору мужского общежития взад-вперёд, держа блокнот и карандаш со вмятинами от зубов. Фушигуро раздражённо считал её шаги, стоя со скрещенными руками. Сколько это уже продолжается? Она позвала его, а так и слова не сказала. Шаги вдруг прекратились, раздался шелест страниц. — Я провела расследование, — наконец начала Кодзуки серьёзным тоном, точно представляя, что она сыщик-следопыт. — Генкоку знает про проклятие, но снять его не может. Мне кажется, она знает и имя виновника, но молчит. Папа сказал, что ему заплатили десять миллионов, возможно, твоему тоже. — Десять? Многовато для «безобидного» проклятия. Никто не подумал, что есть подвох? — Фушигуро нахмурился. — Вероятно, имя шамана было на слуху, поэтому ему доверились. Либо твоему отцу было на тебя также плевать. — Нет, он хороший человек на самом деле. Там сложная ситуация, но папа зла мне не желал, — она сжала губы, вспоминая огромное сожаление в глазах отца. — Пролезем в архив? — Кодзуки засветилась от предвкушения авантюры. — Не сейчас, — отмахнулся Фушигуро. — И Годжо скорее всего там всё посмотрел. Ещё что-то смогла узнать? — Папа дал адрес дома, я туда съездила… — Одна? — перебил он. — В этом и проблема. Там супер-жутко и мега-мрачно, поэтому я туда не полезла, — она поёжилась, волосы на макушке поднялись. — Там всё кишит проклятиями. Не то, чтобы я их боюсь… — Как далеко ехать? — перебил Фушигуро и достал телефон. — Мы можем успеть сегодня. — На машине где-то минут пятнадцать. Можем попросить кого-то из помощников, чтобы нас отвезли, — Кодзуки убрала карандаш за ухо и показала палец вверх. — Сейчас договорюсь.       Она упорхнула из общежития. Сказала, что договориться, и договорилась ведь. Фушигуро перестал этому удивляться. Она была тем, кто в парке при наличии свободных скамеек выберет ту, где сидит человек в одиночестве и сделает всё, чтобы этот разговор ему понравился. Это было даже не преувеличением, а едва ли не жизненным кредо Кодзуки Хиёри.       Чёрный автомобиль остановился на людной улице, не став заезжать в узкий переулок. Кодзуки подтвердила, что адрес верный. Фушигуро не сомневался, она не приукрашивала, когда говорила про этот дом — ужасающая аура. За высоким деревянным забором виднелась серая крыша, местами оранжевая и с облезлой черепицей. Две небольшие и обезглавленные статуи сиса на крыше входа лишь омрачали и без того неприветливое место. Район хороший, соседние дома в современном стиле, а этот выглядел серым и безжизненным на их фоне. Одно сухое дерево в предлетнюю пору чего стоило. Фушигуро осматривался и сверялся с ощущениями, пока Кодзуки с опаской проводила пальцами по воротам. — Большой дом, прям особняк, скажи? — она неловко усмехнулась. — Явись из тьмы, что темнее ночи… — начал Идзити. — Не нужно, — прервал Фушигуро, — ничего серьёзного, обойдёмся без завесы. — Тут жилые дома, не-маги могут увидеть вас, — помощник встретился с ним глазами, против серьёзного и чересчур взрослого взгляда Фушигуро ему было нечего противопоставить. — Это под вашу ответственность. — Под мою, — спокойно отозвался Фушигуро. — Давай только не под ними пойдём, — Кодзуки указала на статуи сверху. — Мало ли примета плохая, — она помахала ладонью у носа. — Ты маг и веришь в приметы? — не без иронии заметил Фушигуро. — Ты маг и не веришь в то, что этот безумец мог проклясть вход? — Кодзуки подняла бровь, надув щёки. Её беспокоило то, что статуи обезглавлены. Парные Сиса и ставят на ворота для того, чтобы у одной была открыта пасть, а у второй закрыта. Мол, одна удерживает в доме всё хорошее, а вторая защищает от всего плохого. — Вряд ли проклял, но для твоего спокойствия перелезем, — бросил Фушигуро и положил ладони на верх забора, надавил, проверяя выдержит ли их старое дерево. — Ладно, твой сарказм мне нравится, — усмехнулась она и подошла к нему. — Чур я первая, — Кодзуки опёрлась руками на забор и резво перегнула на другую сторону.       Фушигуро спрыгнул рядом с ней и сложил ладони. Кодзуки раскрыла нож одновременно с тем, как гончие воплотились из тени. Первое же проклятие с визгом поскакало на них, оказалось разорвано клыками шикигами. Кодзуки побежала внутрь, попутно нанося кровь на лезвие. В коридоре её встретила очередь проклятий. Она метнула нож, и тот со свистом пронзил духов, освобождая проход. Фушигуро остановился позади. — Во-ах! Ты видел? — Кодзуки обернулась, восторженно сжимая кулачки. — Три из трёх! Я назову это «Полёт бабочки»! — она подняла руку, радуясь успеху, и нож со следами крови на лезвии вернулся к ней в ладонь. — Тебе обязательно всему давать названия? — он смотрел на неё, пока за его спиной гончие чавкали останками ещё одного проклятия. — Откуда я знаю? Мне сказали, так правильно, — Кодзуки пожала плечами. — Какая разница, если ты действуешь по ситуации? — Фушигуро поднял бровь. — И я о том же! — она восхитилась его пониманию. — Я на второй! — крикнула Кодзуки прежде, чем скрылась за углом.       Когда Фушигуро убедился, что на первом этаже не осталось проклятий, он вошёл в большую комнату, резкий и тяжёлый смрад ударил в нос. Закрывшись локтем, Фушигуро указал гончим остановиться. Сверху послышался грохот. Потолок задрожал. Обвалился. Вместе с ним вниз полетели громадное проклятие и Кодзуки, державшая бинт. Кровавые иглы и гончие одновременно уничтожили духа. — Всё пошло не совсем по плану, — Кодзуки взмахнула ножом, стряхивая капли крови. — Но это был последний, — сообщила она и убрала нож в сапог. — Хорошо, — кивнул Фушигуро и развеял гончих. — Надо осмотреться, — он подошёл к сёдзи и с усилием раздвинул их, обветшалое дерево поддалось со скрипом.       Солнечный свет озарил комнату. Кодзуки остановилась, заматывая руку, и посмотрела на запястье. Боль обожгла или показалось? Она подняла взгляд на Фушигуро, тот осматривал двор как ни в чём не бывало. Мнимое ощущение лишь подтвердило, что это то самое место, где больше десяти лет назад они впервые встретились. — Разделимся, — предложил, а скорее скомандовал Фушигуро. — Как скажете, босс, — протянула Кодзуки, закидывая руки за голову.       Они одновременно раздвинули противоположные двери и разошлись в разные стороны дома. Кодзуки весело вышагивала, включив фонарик на телефоне, и осматривала каждый угол, напоминая себе, что нужно быть предельно внимательной. Больше дом не казался таким жутким. Хотя коридоры его до сих пор вызывали необъяснимую дрожь, липкие мурашки и то чувство, вызывающее холод внутри. Кодзуки забрела в небольшую комнату, визгнула, впутавшись в паутину в проходе, и тут же начала отряхивать голову. — Извините, паучки, если вы там, — приговаривала она, снимая с себя паутину, — но это не ваш домик.       Осматривая покосившийся стеллаж с обгоревшими книгами, Кодзуки искала что-то, за что можно зацепиться. На одной из полок лежала единственная уцелевшая книга. Вот оно! Что-то, что можно прочесть. Кодзуки потянулась за ней и стащила вместе с пылью, полетевшей на лицо. Не сдержавшись, она всё же чихнула. — Будь здорова, — послышалось сбоку, заставило вздрогнуть от неожиданности. — Не пугай так, — взвыла Кодзуки, когда Фушигуро подошёл. Она смахнула пыль с невзрачной обложки без названия и опознавательных знаков, открыла книгу на самой середине и пролистала несколько страниц. — Алхимия, кажется, — сделала вывод Кодзуки, увидев круги и рисунки элементов стихий. — Смотри, — она встала рядом с Фушигуро, давая ему заглянуть в книгу. — А в чём суть алхимии? Я всю эту химию на дух не переношу. — Это разные вещи, — сказал Фушигуро, смерив её взглядом, мол, как можно не знать таких очевидностей. — Но вряд ли он пытался сделать философский камень здесь, — он сделал шаг в сторону и оглядел подобие кабинета, быстро потеряв интерес к науке без науки. — А как это называется? — Кодзуки показала ему разворот, где был рисунок змеи, которая свернулась в ровный круг и кусала себя за хвост.       Норэн у входа в дом был подгоревшим снизу, а на его синей ткани красовался потёртый рисунок золотого дракона. Теперь змей в книге. Настоящая жуть, неудивительно, что здесь завелось столько проклятий. Жители соседних домов, вероятно, не раз проходили мимо и всякий раз боялись, приписывая этому месту какие-нибудь страшные легенды. Кодзуки с сожалением понимала, что реальность этого места может быть куда хуже выдумок. — Уроборос, — легко ответил Фушигуро и продолжил осматриваться.       Кодзуки достала телефон, упустив желание спросить, откуда Фушигуро всё знает. Она с задумчивым видом листала статьи и материалы в интернете, пока не нашла кое-что занятное. — Есть несколько значений. Готов слушать одно из? — спросила Кодзуки, встретила его взгляд и кивнула. — Итак… Всё на свете циклично: как жизнь и смерть, как созидание и разрушение. В этом смысле цикличность означает вечность, — зачитывала она. — Пока здесь только разрушение, — выдохнул Фушигуро, обращая внимание на состояние стен.       Всё указывало на то, что был пожар, но деревянное строение вспыхнуло бы тогда подобно спичке. Будто нарочно выжгли только сад и все следы проживания кого-либо. Никаких вещей, записей, дневников, едва уцелевшие книги, большинство из которых прочесть невозможно или из-за последствий огня, или из-за незнакомого языка. Из мебели только небольшой чайный столик в одной из других комнат и книжный стеллаж. Даже письменного стола со стулом нет. Возможно, вынесли бродяги, но у Фушигуро было предположение, что соваться в этот дом никто не хотел. Либо владелец пытался бежать и подчищал за собой следы, либо кто-то другой нарочно создал картину побега. — Надеюсь, сам этот шаман жив, — отозвалась Кодзуки и бросила телефон в сумку. — Не хочется всю жизнь с проклятием провести. Без обид. — Без обид, мы в этом сходимся, — ровным голосом передразнил Фушигуро. — Скажи, он… поехавший. Безумный учёный, — Кодзуки покрутила пальцем у виска и хихикнула. — За какие грехи мне это досталось? — Фушигуро смерил её жест раздражённым взглядом, будто смотрел на глупого ребёнка. — Не знаю, но тебе весело, — усмехнулась Кодзуки, убирая книгу обратно на полку. — Да брось. — Ты можешь хоть иногда быть серьёзной? — он спросил тихо и вкрадчиво, спокойно. И Кодзуки ничего не могла поделать с собой, только повиноваться ему, когда он говорит с ней именно в таком тоне. — Всё-всё, молчу, — она смущённо улыбнулась и прикусила губу.       Лучи солнца окрасились в цвета уходящего дня, осмотр дома не дал никаких существенных зацепок, а настала пора возвращаться в техникум. Идзити провернул ключ, завёл двигатель, уведомил, что всё прошло тихо для местных граждан, и автомобиль тронулся с места. — Можешь перестать быть серьёзной, — сказал Фушигуро, когда понял, что Кодзуки молчит слишком долго, и ему самому от этого неуютно. — А? — она отвлеклась от экрана телефона и смекнула не сразу. — Я читаю просто. — Что именно? — он перевёл взгляд обратно в окно, где проплывал город в красках заката. — Про алхимию, — ответила Кодзуки. — И думаю ещё, почему кому-то пришло в голову соединять людей болью. — Это сейчас важно? — не понимал Фушигуро. — Для общей картины, — она развела ладонями. — Это как, знаешь… протест! Чей-то протест против общества. Причём поэтичный, прям литературный, — живо поведала Кодзуки свои размышления. Фушигуро счёл её догадки имеющими место быть и попросил подробнее. — Ну, смотри, — начала Кодзуки, взмахнув прямыми ладонями. — Если бы ты не был сейчас на своём месте, то тебя разве не тронуло, что какой-то человек связал двух других болью? — она посмотрела на Фушигуро и увидела, что он совсем не улавливает ход её мыслей. — Да это прям послание! — Для кого? — скептически спросил он. — В смысле для кого? — недоумевала Кодзуки. — Для всех остальных. Мы в несправедливом мире живём, где все делают друг другу больно, — с умным видом подытожила она. — Как считаете, Идзити-сан? — Это имеет место быть, — вежливым тоном ответил помощник, видно не горя желанием высказывать свою подлинную точку зрения. Мегуми наконец понял и кивнул, вернувшись к размышлениям, увы, ненадолго. — А ты над чем думал? — Кодзуки спрашивала уже его. — Дом большой, земли много, значит, участок дорогой. Вероятно, заклинатель в деньгах не нуждается или не нуждался. Был пожар, но неизвестно, кто устроил его. Если бы хотели замести следы, то сожгли бы дом полностью. Либо шаман скупой и пожалел имущество, либо оставил для нас подсказку. И прошло достаточно времени, чтобы участок почти в центре города освободили и выкупили, но он не тронут, даже следов вандализма нет, — рассуждал Фушигуро, а когда закончил, то увидел пристальный и восхищённый взгляд Кодзуки на себе. — Что? Что ты так смотришь? — Отпад, Фушигуро-кун, — изумилась она, а щёки её предательски зарумянитись. — Ладно, согласна быть твоим Ватсоном, — хихикнула Кодзуки, а сама ещё недавно думала над тем, что Ватсоном должен быть Фушигуро. — Не выйдет, — отрезал он. — Прям вообще? — Кодзуки заглянула в его глаза, тот недовольно цыкнул, подтверждая, что вообще не выйдет. — Какой зануда, — расстроилась она.       Перед сном Кодзуки возвращалась из душа и мурлыкала себе под нос мелодию, накинув на голову махровое полотенце. Шедший по коридору Фушигуро завернул за угол и встретился с ней. Она сразу же обрадовалась и начала ему что-то оживлённо рассказывать, а он всё прослушал. Против собственной воли его взгляд опустился на её грудь. Сквозь ткань футболки проглядывали недвусмысленные очертания сосков. Фушигуро ничего не ответил, прошёл мимо с каменным лицом и сделал вид, что ничего не было. Они теперь на одной территории живут, чуть ли не в одном общежитии, так что придётся мириться друг с другом и с казусами, которые будут случатся.       Всё бы ничего, вот только Фушигуро по возвращению в комнату несколько секунд смотрел в экран на сообщение Кодзуки: «Приходи ко мне». Он сжал телефон, чувствуя, как в горле пересохло. Как-то неловко всё выходит. Не могла же она заметить его взгляд? Да, посмотрел. Случайно ведь. Что его ждёт в её комнате? Кодзуки для него одна большая загадка, потому что может придумать всё, что угодно.       Только Фушигуро поднялся на ноги, как на экране высветилось ещё одно сообщение: «Стой. Захвати что-нибудь попить и поспеши, это срочно».       В чём была срочность? Фушигуро даже гадать не хотел, зашёл в комнату Кодзуки и вновь на его лицо легло недоумение. Кодзуки стояла посреди комнаты, влажные волосы убраны карандашом на затылке. Окно закрыто, кондиционер выключен. Причиной тому — доска с фотографиями и записями, которые соединены между собой красной нитью. Классика детективных произведений. Фушигуро подумал как-нибудь сказать Кодзуки, чтобы она поменьше увлекалась поп-культурой. Он молча подошёл к ней и протянул холодную жестяную банку. — О, спасибо, — она радостно щёлкнула жестяным язычком, сделала жадный глоток и небрежно вытерла капли с губ. — Не поздновато для кофе? — Кодзуки лукавым взглядом указала на банку в его руке. — Нет, — Фушигуро стоял рядом и смотрел на фотографии дома, где они были. — Боюсь представить, что с тобой кофеин сделает.       Кодзуки залилась смехом и начала активно хлопать Фушигуро по плечу. Он без особых эмоций убрал её руку. — Поэтому я его не пью, — она покачалась на ногах и задумчиво обвела взглядом доску. — Всё как-то связано, — с умным лицом сделала вывод Кодзуки, словно тот должен был стать невероятным открытием. — Да ну? — иронизировал Фушигуро, а сам пытался установить логическую цепочку между людьми и событиями. — У нас слишком мало информации, — он отошёл к столу, быстро написал что-то на листке и повесил его к остальным. — Нужно узнать прошлое Генкоку? — спросила Кодзуки, прочитав его подпись ровным почерком. — Она единственная, кто жив и чьё имя мы знаем, — Фушигуро кивнул и сделал глоток кофе. — Есть идея, — она усмехнулась и щёлкнула пальцами. — Завтра ею займусь. А вообще, мы прям два детектива, — её явно веселило делать из своей жизни кино или сериал. — Только ищем не Мориарти, — вяло отозвался Фушигуро. — Были ещё другие два. Они искали сатаниста или культиста. Я так и не разобралась, — Кодзуки пожала плечами и глянула на него так, будто ждала понимания. — Это больше похоже на нашу ситуацию, — кивнул Фушигуро, подтверждая, что знает, о чём она. — Либо во всём виноват дворецкий, — хихикнула она, на что Фушигуро тихо хмыкнул.       Вдвоём они рассматривали фотографии дома, которые сделала Кодзуки, когда ездила туда в первый раз. Чем дольше они стояли в тишине, тем отчётливее понимали, что у них слишком мало зацепок, чтобы подозревать кого-то конкретного. Фушигуро оставалось только довериться Кодзуки и её идее, которой она посвятила следующий день.       Она вприпрыжку шагала по коридору и искала одного человека, способного пролить свет на прошлое Генкоку. Чутьё не могло подвести Хиёри даже в этот раз. Телефон в кармане завибрировал, сообщение Годжо осталось прочитанным. Радостно улыбнувшись, Хиёри резво развернулась на сто восемьдесят градусов и поторопилась ко входу в техникум, где тяжёлые шаги директора почти сотрясали пол. — Директор Яга! Директор Яга! — весело приветствовала Хиёри и широко улыбалась, ровняясь с ним. — Здрасте. Куда идёте? — В кабинет, а ты, Хиёри? — сдержанно ответил Яга, а его серьёзное лицо никак не смягчилось от такого тёплого приёма. — А я к вам, — она завела руки за спину и попыталась разглядеть его глаза под очками. — Дело есть, буквально на пять минут. — Почему именно я? — он шёл, расправив плечи, и даже не смотрел на неё. — Сатору опять прохлаждается? — Вы учились с Генкоку вместе? — прищурившись, спросила Хиёри. Что-то на лице Яги едва заметно дрогнуло. — Как я поняла? — она лукаво усмехнулась, поняв, что права. — Вы одного возраста и у вас какие-то странные отношения, раз вы меня как канат перетягивали. — Да, мы когда-то были однокурсниками здесь, — спокойно ответил директор и свернул за угол, Хиёри за ним. — Охо-хо, да я гений! Годжо-сенсей с Фушигуро рты пооткрывают, когда узнают, какая я догадливая, — радовалась она. — А вообще, — вдруг серьёзно начала Хиёри, — какой была Генкоку? — Непризнанной, — не стал скрывать Яга. — Ты знаешь, с чего начался конфликт Зенин и Кодзуки? — он украдкой посмотрел на мотающую головой Хиёри. — Зенин активно выступают против того, чтобы Кодзуки имели какое-то влияние на верхушку магов, потому что у них разные взгляды на будущее магического сообщества. Лет двенадцать назад Зенин подставили Генкоку, лишив её какого-либо авторитета. — Подставили? — Хиёри нахмурилась. — Привели женщину при смерти, которую Генкоку не смогла спасти. Свидетелей не было, так что смерть повесили на неё, а начальство признало Кодзуки недостаточно верными и компетентными, чтобы признать их великим кланом, — объяснил он. — Теперь мой вопрос тебе. Как Мегуми? Вы дружите? — спрашивал директор. — Вроде дружим, — Хиёри пожала плечами и остановилась, заметив двери кабинета. — Пока вы не начали допрос, я лучше пойду на обед, — она улыбнулась и помахала рукой. — Спасибо, что уделили мне время!       Кодзуки ускакала раньше, чем директор успел ей что-то сказать. Чутьё-то не подвело, а конфликт кланов не давал многого. Хиёри цыкнула, закинув руки за голову. Её раздражали эти необоснованные сложности взрослых. Неужели нельзя взять и обо всём договориться? Или если и интриговать, то хотя бы не настолько подло. Пока информация от директора почти ничего не меняла — Генкоку не могла проклясть их, но имела не последнюю роль в этом. Какую именно оставалось загадкой, тайной за семью печатями. Никто не собирался так легко давать им ответы.       Долго отдыхать магам не приходится. Следующее общее задание назначили сразу, как Фушигуро более-менее оправился. Зайдя в кабинет, Кодзуки с презрением посмотрела на таблицу Менделеева на стене и прошла к окну, раздвинула и полной грудью вдохнула запах тёплого мая. Фушигуро сел на одну из парт и раскрыл книгу. У них было время до прихода помощника. — А ты себя точно нормально чувствуешь? Ты скажи, если тебе нужно ещё время, я как-нибудь договорюсь, чтобы ты никуда не ехал, — запрыгнув на окно, Кодзуки перевалилась и закрыла глаза. — В этом нет необходимости, — ответил Фушигуро, недавно вернувшийся с очередного задания, и смерил её взглядом. — Не выпади. — Тут первый этаж, — пробурчала она, — хотя да, будет больно, если головой вниз полечу. Что читаешь, кстати? — Сборник существовавших техник. Нашёл в библиотеке, — он вновь уткнулся в книгу и перелистнул страницу. — Даже такое есть? Кто бы мог подумать, — задумчиво протянула Кодзуки и спустилась с окна. — Хотя это логично, что кто-то решил собрать их в одном месте и кратко описать. А кто автор?       Фушигуро коротко посмотрел на обложку и ответил: — Отогири Томоя. — Интересно, а пишет ли кто-нибудь магическую художественную литературу? — Кодзуки взялась за подбородок и оттолкнулась от окна. — Или там только какие-нибудь летописи тысячелетний давности о Рёмен-сукуне, например? — она начала ходить у доски туда-сюда. — Не завидую я магам, которые жили с ним в одно время. — Никто из всех шаманов за всю эту тысячу лет так и не смог уничтожить амулеты из его пальцев, — кивнул Фушигуро, не отвлекаясь от книги. — А есть же мизерный шанс, что найдётся сосуд для него? — Кодзуки покрутила мел в руке и затормозила у середины доски. — О, слушай, а если бы мы телами обменялись, что ты бы сделал первым делом? — Вероятно, попытался бы использовать манипуляцию крови, — он посмотрел ей в спину. — А ты? — Призвала бы гончих и играла с ними, — усмехнулась Кодзуки и быстро нарисовала кривую мордочку собаки. — Гав, — она отошла в сторону и показала рисунок ему. — Ты делаешь это и без обмена телами, — Фушигуро тихо хмыкнул и вернулся к тексту.       Кодзуки пожала плечами и взяла тряпку, чтобы убрать с доски. Она вдруг замерла и второй рукой закрыла рот, чувствуя, как кончики ушей горят. Ей пришло осознание, насколько непристойным мог прозвучать её вопрос. К счастью Фушигуро даже бровью не повёл и озвучил самый неиспорченный вариант. Кодзуки всё тёрла доску и никак не хотела поворачиваться, чтобы не показывать ему красное лицо. Приходу Идзити она ещё никогда так не радовалась.       Помощник вёз их на станцию и по дороге объяснял, что поручение не самое лёгкое, но других магов нет. Фушигуро читал информацию на планшете, пока Кодзуки листала книгу и хмурилась. Её впечатлило не написанное, а то, что всегда сложные задания оправдывают тем, что магов не хватает. Хоть бы одного взрослого отправили с ними для приличия, раз ехать придётся в деревню, чего Кодзуки совершенно не понимала.       В вагоне они заняли места, Фушигуро пропустил Кодзуки к окну, опередив её просьбу. Когда поезд тронулся она ощутила по-настоящему детский восторг. Вот он, дух приключений и путешествий. Последний раз она ездила на поезде пару лет назад. В чёрном платье, с двумя косами и отцом на соседнем сидении. Фушигуро не спешил нарушать её радость, молча наблюдал, как за окном проносятся городские пейзажи и вскоре сменяются лесными массивами. — Обычно в деревнях же слабые проклятия. Разве в Токио не хватает работы? — всё же спросила Кодзуки, первой начав разговор. — Думала, там везде свои шаманы. — Есть деревни, которые обрастают слухами и легендами настолько, что страх соседних населённых пунктов усиливает проклятие вплоть до первого-второго уровня, — объяснил Фушигуро и начал расстёгивать пиджак. — Там, куда мы едем, сейчас плюс тридцать градусов. — Придётся нам попотеть в прямом и переносном смысле, — отозвалась Кодзуки, глядя в окно. — Нас должен встретить местный монах и рассказать обо всём подробнее, — говорил Фушигуро, закатывая рукава белой рубашки. — Но простонародное название деревни говорит само за себя. — «Деревня трёх невест» или «Деревня трёх могил» по версии соседей, — вздохнула Кодзуки и незаинтересованно махнула рукой. — Мстительный дух, да? — Да, за последний год в лесу исчезло около пяти здоровых и крепких мужчин, — сказал Фушигуро и посмотрел в окно, где за деревьями виднелись верхушки гор. — Только ты не исчезай, — усмехнулась Кодзуки, — а то я без тебя не справлюсь, — она заметила, как в отражении он отвернулся в неизвестной эмоции. Вероятно, это было смущение или раздражение. Что ж поделать, у него они схожи.       К удивлению Фушигуро, ехали они преимущественно в молчании. Кодзуки последовала его примеру, сняла пиджак, закатала рукава рубашки и слушала музыку, прислонившись к окну. Если бы она вновь попросила его угадать её предпочтения, он бы со стопроцентной вероятностью ошибся. Кодзуки бы точно возмутилась, если бы Фушигуро предположил, что ей нравится современная японская поп-музыка, какую слушали большинство их одноклассников в средней школе. Она ей, конечно, тоже нравилась, но настоящую любовь Кодзуки питала к более старым композициям. — Держи, — вдруг Кодзуки отвлекла его от книги и протянула наушник. — Это того стоит.       Он посмотрел на неё подозрительно будто и всё же наклонился, доверившись её желанию поделиться с ним чем-то подобным. Улыбнувшись, Кодзуки отмотала песню в самое начало и выпрямилась, сжав лежащий на коленях пиджак. Фушигуро вслушивался в ритм, в слова на иностранном языке и догадывался, что это что-то из 80-х или 90-х годов. — Это про парня из маленького города. Над ним издевались, он собрал чемодан, сел на поезд и уехал, — тихо рассказывала Кодзуки с грустной улыбкой. — Я её раньше постоянно слушала и представляла, как тоже сяду на поезд и уеду куда-нибудь далеко-далеко.       Фушигуро опустил взгляд, понимая, что каким бы Кодзуки не казалась с виду человеком, она всё чувствовала, только справлялась по-своему. Он наклонился чуть ниже и впервые заметил, что пахла Кодзуки не ягодами или цитрусами, а чем-то медовым, сладким и тёплым. Как если бы луч солнца можно было поместить в банку и припасти на самый дождливый день. — Ой, — Кодзуки резко забрала у него наушник, когда песня сменилась, и покраснела. — Там дальше всё про любовь, не хочу с тобой такое слушать. — Это ты так романтику не любишь? — приподняв бровь, Фушигуро отодвинулся. — А кто виноват в том, что большинство хороших песен только про любовь и написаны? — нахмурилась Кодзуки и отвернулась.       В следующий раз она потревожила его только тогда, когда за окном показалась Фудзияма, у подножия которой простирался печально известный лес. — А Аокигахару патрулируют? — спросила Кодзуки, с сожалением поджав губы. — Раз в год перед осмотром волонтёров и полиции, — спокойно ответил Фушигуро. — Иногда чаще, когда выходят какие-нибудь популярные фильмы или книги, из-за которых страх населения возрастает.       Кодзуки чуть кивнула и неловко потёрла забинтованные предплечья. У неё это необходимость, обусловленная непослушной магией, а у кого-то способ борьбы с невзгодами. Впрочем-то, не ей осуждать других. — Не думай об этом слишком много, — сказал Фушигуро, заметив её непривычно поникшее настроение. — Лучше готовься, нам скоро выходить.       Всего три с половиной часа езды от столицы, и они стояли на станции в незнакомой деревенской глубинке. Гул поезда растворился вдали и сменился умиротворённой тишиной. Глушь. Глухомань. Ни единого звука, даже ветер молчит. Кодзуки поглубже втянула свежайший воздух, какого нет в городе, и вытянула губы в безмятежной улыбке. Фушигуро проверил телефон и с безразличным выражением лица изрёк: — Нам придётся добираться самим. — А чего ты такой недовольный? — она наклонила голову вбок, перекидывая пиджак через плечо. — Посмотрим, что ты скажешь через десять минут, — бросил он и пошёл к спуску со станции.       Кодзуки в недоумении надула губы и последовала за ним. Первые минуты она восхищалась всему. Пушистой зелени, журчанию ручейка, залитых солнцем вспаханным полям. Палящее солнце и зной, совсем не майский, выжали её быстрее, чем ожидал Фушигуро. Пять минут хватило. Форму летнюю им выдали заранее. Она выглядела так же, но была сделана из более лёгкой ткани. И всё равно… — Какая жара! — возмутилась Кодзуки и замычала. — Как в бане. Нас что, не могли до самой деревни довезти или встретить? — Не жалуйся, — отозвался Фушигуро, хотя так и хотел сказать: «Я же говорил». — Да тебя самого сейчас тепловой удар хватит, — она сгорбилась и вытерла лоб ладонью в бинтах. — Тебя нет? — спросил он, а затем раздражённо отвернулся. — Хотя ты же температуру крови регулировать можешь. — Не могу, не умею, — вяло ответила Кодзуки и махнула рукой. — Чур ты первым свалишься, — она усмехнулась и чуть толкнула его в плечо. — Ты, — Фушигуро пресёк ещё одну попытку толкнуть его. — Ты.       С трудом они добрались до гостевого дома, куда им сказал пройти местные ребятишки, встретившиеся по пути. Немногих жителей посёлка оповестили о двух студентах в синей форме, которые прибудут и останутся здесь на ночь, чтобы написать статью о легенде «Деревни трёх невест» из первых уст. Кодзуки держалась до последнего, но только вошла в комнату, и колени подкосились. Она рухнула на татами, а капли пота упали на пол, оставив круглые пятна. — Не могу больше, — выдохнула Кодзуки и перевернулась на спину.       Фушигуро задвинул за ними дверь, сел рядом и протянул ей охлаждающий пластырь, так вовремя подсунутый старушкой — владелицей дома. — Сейчас бы в нырнуть в мороженое, — Кодзуки сняла с пластыря плёнку и шлепком налепила на лоб. — Хотя нет, потом липкая буду, лучше просто в ванну со льдом. — Я могу сам сходить к монаху, — сказал Фушигуро, а его настойчиво дёрнули за рукав и уложили рядом. — Вместе сходим, но позже, — возразила она и собиралась наклеить на его лоб пластырь, как её кисть перехватили. — Нет, — лениво протестовал он. — Да, — Кодзуки резко преодолела его сопротивление, и пластырь оказался на лбу Фушигуро. — Упрямый, думаешь? Я упрямее, — она вяло усмехнулась и легла обратно на спину, словно потратила только что все силы.       Спорить Фушигуро больше не хотел, особенно, когда увидел, как Кодзуки тяжело дышит, закрыв глаза, как вздымается её грудь и горят румяные щёки. Фушигуро стиснул зубы и отвернулся, спрятал лицо в изгибе локтя. Вот уж настоящее проклятье.       Оправились они к вечеру, когда жара спала, комната окрасилась оранжевым, и принесли ужин. Фушигуро сидел в долгожданном одиночестве и проверял сообщения в телефоне, пока Кодзуки приводила себя в порядок в уборной. Вернулась она больно весёлой, заставив Фушигуро напрячься. Это её настроение до добра не доводит. — Там, кстати, одна ванная, — начала Кодзуки, присаживаясь рядом, — но большая. Давай вместе потом искупаемся? — предложила она игривым шёпотом.       Фушигуро цыкнул и сжал телефон, пока Кодзуки лукаво смотрела на него, закрывая улыбку пальцами. — Давай, — серьёзно ответил он. — Ч-Чего?! — смутилась она и упала на спину, отвернулась к стене. — Я же пошутила, — пролепетала Кодзуки, сжимая руки у груди. — Пора идти, — невозмутимо сказал Фушигуро и поднялся, прихватив с собой пиджак.       Путь их лежал через узкую дорожку, мощёную крупным камнем. У деревянных двухэтажных домиков стояли глиняные горшки с ярко-зелёными растениями. Где-то сутулились высокие фонари со шляпками, точно пожилые господины. Из нескольких окон выглядывали любопытные дети, которым Кодзуки улыбалась и махала рукой. Слухи о приезжих здесь разносятся быстро. Деревушка, где никто не запирает двери, где все знают друг друга в лицо. Фушигуро провёл их с Кодзуки к низкой пагоде на краю деревни, где их встретил паренёк чуть младше их. — Аймикадо-сан сейчас молится, — сказал незнакомец и поклонился в знак приветствия. — Вы Кодзуки и Фушигуро из Токийского техникума? — Да, — кивнула Кодзуки и улыбнулась. — А ты? — Я Широ, ученик Аймикадо-сана, — он переминался с ноги на ногу, а глаза его горели от восхищения и многочисленных вопросов. — Как там в столице? Там сильные проклятия? А вы уже много изгнали?       Фушигуро посмотрел на Кодзуки и оставил это удовольствие ей. — Он рекордсмен, — хихикнула она и взглядом указала на Фушигуро. — Я по сравнению с ним дилетант, а не маг. Ты лучше покажи, что умеешь. Интересно, какую магию вы здесь практикуете.       Широ засветился, словно ждал этого момента всю жизнь, а затем стёр улыбку с лица и вытащил из широкого рукава бумажную печать. Он бросил её на дорожку, символы загорелись, и белая призрачная кошка появилась из ниоткуда, обрела форму. — Ого! — удивилась Кодзуки и присела на корточки, умилённо прикусив губу. — Это шикигами? — Да, — кивнул Широ и встретился глазами с Фушигуро. — Но Аймикадо-сан мастер печатей. Хочу обучиться у него, а потом, через пару лет, поступить в Токийский техникум. — Мастер печатей? — вступил Фушигуро, Кодзуки вздрогнула от его серьёзного тона и поднялась, убрав руки от кошки. — Например, он может создавать те, которые создают Расширение территории? — Это скорее Незавершённые территории, — задумался Широ и, махнув ладонью, развеял шикигами, — в печати сложно повторить такую сильную технику. Если использовать на небольшом и замкнутом пространстве, то да.       Кодзуки и Фушигуро переглянулись. — А он их продаёт или что-то вроде? — спросила она. — Нет, — помотал головой Широ. — Аймикадо-сан даже в ученики берёт не всех, не хочет, чтобы его знания использовали во зло. — А к вам приезжал кто-нибудь ещё из Токио? — продолжала непринуждённым тоном интересоваться Кодзуки. — Мм, — Широ покачался на ногах, глядя вверх, — нет, вы первые в этом году.       Кодзуки краем глаза заметила, как Фушигуро нахмурился, видимо, что-то понял. Больше расспросы не нужны, вызовут подозрения и ничем не помогут. — Вот как, — улыбнулась Кодзуки и показала палец вверх, — будем ждать тебя в техникуме, станешь нашим кохаем.       Не успел Широ обрадоваться, как послышались тихий стук сандалий. Все трое обернулись и посмотрели на невысокого старичка с лысой головой. За морщинами на его лице и мохнатыми седыми бровями совсем не видно глаз. Он переплёл пальцы, опустил руки и длинные рукава хаори спрятали ладони. Широ откланялся и убежал в пагоду. Господин Аймикадо улыбнулся, растянув усы-щёточки, и жестом пригласил пройтись с ним. Кодзуки по-началу завороженно шла и смотрела на тихого монаха, а тот начинать рассказ не спешил. Фушигуро терпеливо выжидал, хоть и понимал, что время тянуть никак нельзя. Им нужно изгнать мстительного духа этой ночью, чтобы завтра уехать обратно в Токио. — Что насчёт духа? — всё же спросила Кодзуки, натянув вежливую улыбку. — Терпение, дитя, — медленно и протяжно ответил Аймикадо. — Седьмая заповедь буддизма, — он поднял правую ладонь, подле которой шла Кодзуки. — «Не трать время на пустую болтовню иль сплетню», — с лёгкостью цитировала Кодзуки, и улыбка исчезла с её губ.       Она переглянулась с Фушигуро, тот сам не знал, что и сказать на это. Но метод монаха оказался действенным, молчание продолжилось. Они шли по лесной дороге, уходя всё дальше от деревни. Кодзуки поёжилась от лёгкого ветра, принёсшего запах смерти и страха из утробы леса. Аймикадо остановился у дерева, на котором висела наполовину оторванная печать из пожелтевшей бумаги. Он коснулся её сухими тонкими пальцами. — Земли наши опорочил прошлый староста деревни, — начал Аймикадо, делая долгие паузы между словами. — Грех, содеянный им, мне удавалось сдерживать. Людской страх возрос, дух стал ненасытным. — Троих женщин похоронили в лесу? — спросил Фушигуро, пока Кодзуки не решалась вступать в разговор. — Осквернили, а после женщины родили мёртвых детей. Опьянённый гневом и ненавистью староста приказал изгнать их в лес, — рассказывал Аймикадо. — Там их души не нашли упокоения.       Кодзуки переглянулась с Фушигуро и начала закатывать рукава. Солнце заходило, им стоило поторопиться, пока чаща не погрузилась в кромешную тьму. — Стоит снять печать, и зло вернётся, — тихо произнёс монах, — я буду ждать здесь и молиться за вас. Прошу, вернитесь живыми, дети, — он низко поклонился им. — Вернёмся, — улыбнулась Кодзуки, спустила бинт с левой руки и пошла прямиком туда, откуда веяло ужасом. — В случае чего, уходите, — бросил Фушигуро и последовал за ней.       Кодзуки собиралась что-то сказать, но ледяное дыхание чащобы обожгло глаза, заставило зажмуриться и закрыться руками. Кусачий холод закрался под пиджак, кожа покрылась мурашками, волосы встали дыбом. Кодзуки с опаской опустила руки, сделала шаг, и нога провалилась в снег. Зелёный лес сменился зимним, сумрачным. В свете полной луны снег казался голубым. Голые деревья тянулись к небу. Чувство страха нарастало, кровь стыла в жилах.       Обняв себя за плечи, Кодзуки крупно вздрогнула и с трудом зашагала вперёд, озираясь по сторонам. Под ногами скрипел снег, изо рта лился пар, тело сотрясалось от холода, щёки жгло. А вокруг ни души. Надо найти Фушигуро. Её ноги утопали в снегу, как в зыбучих песках. Сапоги мокли, становились тяжелее. Неожиданно сзади послышался треск веток, отозвавшийся в груди ледяным страхом. Кодзуки тут же обернулась, снимая бинт с ладони.       Вдали виднелся силуэт женщины с длинными чёрными волосами, скрывавшими лицо. Её белое разорванное одеяние сливалось со снегом. Кодзуки согнула пальцы, выдохнула. Капли крови поднялись, устремились в проклятие и, загустев в морозном в воздухе, упали на снег, обратившись в рубины. — Что ж, — горько усмехнулась Кодзуки, — попытаться стоило.       Она вспомнила, как однажды Идзити сказал, что в таких ситуациях два выхода: бежать или умереть. Кто бы мог подумать, что для магов это обыденность, а не исключение. Кодзуки со всех ног бросилась бежать, оставляя позади силы. В голове крутились всевозможные варианты развития событий. Она теряет связь с кровью, когда та замерзает. Выход один — регулировать температуру крови. Обычный нож будет бесполезен. Кодзуки сжала кулаки, понимая, что совершенно уязвима в условиях суровой зимы.       Боль резко пронзила голову, заставив упасть на колени. Следующая болезненная вспышка пришлась в спину. Кодзуки немеющими пальцами утопала в снегу. Мстительный дух охотится не за ней, за Фушигуро. Выбора немного. Собачий вой привёл в чувства. Кодзуки с трудом поднялась и огляделась. Среди деревьев стояла чёрная гончая и смотрела на неё. — Где Фушигуро? — крикнула Кодзуки.       Гончая гавкнула и понеслась вперёд, Кодзуки за ней, медля из-за растущей боли по всему телу. Шикигами привёл к толстому дереву, обвитому толстой верёвкой, а под ним Фушигуро едва держался в сознании. На снегу кровь, следы борьбы. Страх перерос в ужас. Раздался оглушающий женский крик. Кодзуки зажмурилась, закрыв уши, и прикусила губу, когда боль в голове стала невыносимой. — Бесит, — прошептала Кодзуки, роняя горячие слёзы на снег, — как же бесит, — повторила она и выпрямилась, выдыхая клубы пара. — Ум… ум… ереть!.. — судорожным визгом пронёсся голос проклятия. — Он должен умереть! — завопил мстительный дух в облике женщины. — Прости, не позволю, — отозвалась Кодзуки бесцветным голосом и на дрожащих ногах встала между ней и Фушигуро. — Ты жив там? — она посмотрела на него через плечо и сжала губы. С его лба стекала кровь, пачкая бровь, ресницы. — Жив, — обессиленно ответил Фушигуро, гончая развеялась. — Она последняя, — сказал он и поднял руки. — А ты должна была уходить, — его голос прозвучал незнакомым, а кулаки сжались. — Так что сделай это сейчас.       Сердце Кодзуки ощутимо пропустило удар. Дела плохи. Ощущения в теле пугающе тихие, а чутьё вопит предпринять хоть что-то. — Оставь, — серьёзно пресекла Кодзуки, вынула нож из сапога и раскрыла его, — я разберусь, — процедила она и стиснула зубы. — Ум… умереть… он… — твердило проклятие, по виду растерянное. — Не сегодня, — возразила Кодзуки, исподлобья глядя на духа.       Проклятие её трогать не спешило, шаталось из стороны в сторону, пока резко не вытянулось по струнке и не взревело. Либо сейчас, либо их обоих ждёт смерть. Зрачки Кодзуки забегали. Сердце усиленно забилось, кровь разгонялась с невероятной скоростью, тело обдало жаром. У её глаз загорелись вертикальные линии на коже. Дыхание сбилось, пар стал гуще. Кодзуки тихо хмыкнула и в мгновение ока оказалась позади проклятия. Лезвие ножа, испачканное кровью, вошло в спину духа, провело проклятую энергию, загоревшись. — Бесит, — вновь прошептала Кодзуки, понимая, что нужно больше, — как же бесит быть слабой! — выкрикнула она и прислонила ладонь к спине проклятия.       Кровь из раны разорвала бинт и изнутри пронзила духа многочисленными шипами. Проклятие издало предсмертный визг и распалось на кусочки. Зимний лес начал медленно стягиваться к одному дереву, под которым лежал Фушигуро. Резкий прилив сил сменился невообразимой усталостью, звоном в ушах и давлением в висках, линии исчезли с лица Кодзуки. Она подняла тяжёлые руки, сложила ладони у груди и опустила голову. — Мне жаль, — едва слышно сказала Кодзуки, и её руки безвольно опустились.       Осознание, что она не чувствует боль Фушигуро, заставило её в ужасе подскочить к нему. Кодзуки рухнула на колени рядом, поднесла руку к его лбу и рискнула прикоснуться к ране. Ничего. Совершенно ничего. Глаза Фушигуро закрыты, дыхание неслышно. — Нет! Не умирай! — отчаянно воскликнула Кодзуки, ладонью обхватывая его липкую щёку. — Я… не умер, — хрипло ответил Фушигуро, не открывая глаз, — пульс не так проверяют. — А… — Кодзуки растерянно смотрела на его лицо, перепачканное в крови, и почувствовала, как боль вернулась. — Ты без сознания был. Живой. Как я рада, — она сжала кулаки на коленях, а по щекам предательски побежали слёзы. — Не умирай больше, — всхлипнув, протянула Кодзуки. — Ты… — раздражённо начал Фушигуро, но открыл глаза и увидел, как Кодзуки плачет и небрежно вытирает слёзы. — Я в порядке, — тихо сказал он и с трудом сел, берясь за голову. — Сейчас схожу за помощью, — дрожащим голосом сообщила Кодзуки, попыталась встать, ноги не держали её. — Помощь уже здесь! — крикнул Широ позади, и жёлтый свет огня пробился в темноте.       Кодзуки собиралась обернуться, но Фушигуро начал садиться, и острая боль откликнулась в них обоих. Широ развернул печать символами от себя — белая кошка спрыгнула с высоты его груди, мягкой поступью приблизилась к Фушигуро и важно легла ему на бёдра, закрывая глаза. Кодзуки придержала его за спину, взволнованно кусая губу, и провела ладонью по щеке, пытаясь стереть бинтами кровь. Фушигуро смотрел на неё сквозь упавшую чёлку, а в его глазах с неразличимой эмоцией отражались языки пламени. Внутри что-то странное отозвалось, заныло, левое запястье обожгло. — Она немного подлечит раны и облегчит боль, — стеснительно объяснил Широ, — пока не умею призывать кого-то сильного и более полезного. — Сейчас разговоры ни к чему, ученик, — прервал Аймикадо, держащий на ладони горящую печать, — нужно отвести их в деревню.       В гостевом доме Кодзуки сидела за раскрытыми сёдзи и смотрела на внутренний двор, где у фонаря порхали мотыльки. Ночь в самом разгаре, в небе светит растущая луна. Горячая ванна сняла часть напряжения; форму забрали, пообещав, что к утру выстирают и высушат. Менять бинты не понадобилось, отчего-то порезы сами собой затянулись после непривычного жара в теле. Кодзуки поправила мягкую ткань юкаты на груди и опёрлась на ладони позади себя, поднимая голову и закрывая глаза. Ночь безмолвная, умиротворяющая, а на сердце никак не спокойно. — Ещё не спишь? — спросил вошедший Фушигуро и задвинул за собой дверь. Чёрные волосы торчали влажными прядями, лоб перебинтован.       В ответ непривычное молчание. К сожалению, Фушигуро понимал, в чём дело. Он обошёл два расправленных футона и сел рядом. Шёпот ветра пронёсся в траве и листьях. Кодзуки вдруг улыбнулась и взглядом указала на пластыри, лежащие у её ног. Фушигуро посмотрел на неё с неявным протестом. — Тебя же не вылечили до конца? — спросила она, рассматривая ссадину на его щеке. — Н-да, навевает воспоминания, — Кодзуки тихо хихикнула и поджала под себя ноги. — Почему поддался тогда? — она заглянула ему в глаза, снимая плёнку с квадратного пластыря. — Недостаточно разозлили? — Почему… — осёкся Фушигуро, попытался отвернуться, но ему не дали, нежная ладонь легла на щёку, вторая убрала влажные волосы со щеки и приклеила пластырь. — Почему думаешь, что поддался? — Не верю, что ты бы не справился с пятью хулиганами, — Кодзуки пожала плечами и перевела взгляд на его раненные руки. — Договориться пытался? — предположила она лукавым тоном и усмехнулась, когда Фушигуро цыкнул. — А я-то думала, чего меня на плохих парней вдруг потянуло, — сказала Кодзуки и тут же смущённо закрыла рот ладонью, опустив голову. — Я по-твоему «плохой парень»? — тихо спросил Фушигуро. — Ну, в средней школе ты таким и выглядел, — выдавила она из себя и тяжело вдохнула, прогоняя внезапную робость. — Потом общаться начали, поняла, что ошибалась, — Кодзуки попыталась улыбнуться и наклеила пластырь вокруг его пальца. — Ты скорее обычная бука. И зануда. — Это оскорбление или комплимент? — он хмыкнул и, смирившись, даже не двигал рукой. — Это флирт, — усмехнулась она.       Фушигуро не нашёл, что сказать. Собственная неопытность в такие моменты сводила его с ума. Кодзуки была единственной девочкой, с которой он общался чуть ли не каждый день до её пропажи и после. Раньше одноклассники с параллели, теперь однокурсники и напарники. Из размышлений его вырвало тихое: «Ой». Кодзуки растерянно осмотрелась, её плечи опустились. — Остались только такие, — она показала ему три разноцветных пластыря с рисунками. Фушигуро одарил её немым и раздражённым вопросом. — Мы когда с Годжо-сенсеем ходили изгонять проклятия, была одна девочка. Такая маленькая и напуганная, я не знала, как утешить, поэтому решила носить их с собой, — объяснила Кодзуки с мягкой улыбкой. — Давай один на мизинчик? — невинно спросила она. — Нет, — серьёзно ответил Фушигуро, но Кодзуки расстроенно надула губы и посмотрела в сторону, бормоча не то проклятье, не то «зануда». — Только не розовый, — низким голосом произнёс он, будто признавая сокрушительное поражение.       Кодзуки вся засветилась и радостно освободила голубой пластырь с пингвинами от защитной ленты. Фушигуро неопределённо посмотрел на мизинец, выбивающийся из общей картины, и сжал и разжал пальцы. — Ничего не мешает? — поинтересовалась она. — Нет, — ответил Фушигуро и выдохнул, а затем поднял голову голову. Кодзуки с улыбкой показывала ему свой мизинец с жёлтым пластырем с цыплятами. — За компанию, — сказала она. — Спасибо, — тихо поблагодарил Фушигуро и увидел, как её плечи дрогнули.       Неожиданно Кодзуки взяла его за руки и старательно не поднимала голову, чувствуя, как слёзы обжигают глаза. Жизнь магов лёгкой не бывает, до сегодняшнего дня ей казалось, что взрослые вместе с Фушигуро почём зря преувеличивают серьёзность работы. Неудивительно, что Годжо-сенсей единственный взрослый, кто находит силы для беззаботных улыбок и забавных методов обучения. Он по праву сильнейший. — Фушигуро-кун, — шёпотом позвала она, — я так испугалась за тебя.       Её тёплые руки сжали его ладони, пара слезинок невольно упали на кожу. Кодзуки не могла сдерживаться, узкие плечи мелко дрожали, послышались тихие всхлипы. Она поняла, прекрасно ощутила всё то, что Фушигуро испытывал в одиночку всё это время, о чём не делился с ней. Собственная жизнь кажется не такой уж ценной, когда есть за кого переживать.       Фушигуро стиснул зубы. Насколько эгоистичным нужно быть? Он слишком часто ощущал, как смерть стоит за спиной. Всё обходилось. А если однажды не обойдётся? Каково будет Кодзуки? На что он обречёт её, если всё продолжится так? Фушигуро не хотел брать на себя столько ответственность за её чувства. Насколько несправедливо будет сделать ему вид, что всё в порядке, а затем в один из дней она узнает, что Фушигуро Мегуми, её друг, не вернулся? Она, может, и понимает всё, да только найдёт миллион причин, зачем им дружить. Фушигуро лишь не хотел знать, что однажды, если что-то пойдёт не так, Кодзуки перестанет так же улыбаться и радоваться всему, вспоминая о нём.       Помедлив, Фушигуро перехватил её руки в свои. — Всё закончилось, — сказал он, вытирая пальцами влажную от слёз кожу. — Надо ложиться, поезд утром. — Погоди, — Кодзуки шмыгнула носом, убрала руки и принялась вытирать щёки. — Мы спать в одной комнате будем? — она закрыла половину лица и посмотрела в комнату.       Шелест травы разлился в неловком молчании. Осознание всей нелепости картины пришло Кодзуки не сразу. Они только что жизнью рисковали, а она беспокоится именно об этом. — Можем отодвинуть футоны и задвинуть сёдзи, — ровным голосом предложил Фушигуро, а сам почувствовал раздражение с примесью чего-то ещё. — Это решит проблему? — Мгм, — смущённо кивнула Кодзуки.       Последствия нелёгкой ночи сказались на них, стоило им лечь на постель. Сил на стеснение и думы не осталось. Утро встретило ярким солнцем в чистом безоблачном небе. До станции их провожали Аймикадо и Широ и благодарили за помощь. Обратная дорога в Токио прошла быстрее — Фушигуро и Кодзуки спали. В техникум их везла Нитта, уведомившая, что у них будет два выходных. Хотела бы Кодзуки поговорить с помощницей, узнать о ней больше, но сил не было настолько, что идея выпить кофе за обедом казалась не такой уж и плохой. У автоматов Фушигуро нехотя посоветовал ей тот, что с молоком и сахаром.       Рой мыслей не давал покоя. Кодзуки стояла в комнате и крутила ладонью. Снова ни-че-го. Кровь молчит, не даёт повторить то, что было в лесу, не рвётся наружу, дремлет. Патовое положение сделало своё дело, пришлось прорываться сквозь грани собственных возможностей. Но нельзя же каждый раз доводить до безвыходной ситуации. К счастью, Годжо был в техникуме, Хиёри настигла его в коридоре на солнечной стороне. Солнечный свет жарко лился через окна, напоминая, что близится июнь — лето. — Как дела, сенсей? — спросила она, шагая рядом. — Прекрасно, а у тебя? — улыбнулся Годжо, наклоняя голову в её сторону. — Как прошло задание? — Хорошо, раз мы живы, — неопределённо пожала плечами Хиёри. — У меня вопрос. Фушигуро кого-то призвать хотел, вот так, — она вытянула перед собой руки и сжала кулаки. — О, он так сделал, да? — будто удивился учитель. — Мне надо знать, что это могло быть? — Хиёри посмотрела на него, прищурившись.       Сделав недолгую паузу, Годжо всё же рассказал ей о том, что собирался сделать Фушигуро и почему. Выслушав, Хиёри остановилась и опустила взгляд, почти не моргая. Через пару шагов учитель затормозил и повернулся к ней. — Так он… всерьёз был готов умереть? — она положила ладонь на локоть и с сожалением поджала губы.       Годжо промолчал, убирая руки в карманы, на его губах была всё та же лёгкая улыбка, поддерживающая словно. Хиёри всё поняла без лишних слов. — Как мне стать сильнее? Мне кажется, я не развиваюсь. — Кажется, — спокойно сказал Годжо. — Вспомни себя в первый день в техникуме. Всему своё время, некоторым магам нужны годы тренировок, чтобы полностью раскрыть технику. — А я могу когда-нибудь получить Особый ранг? Или это только для тех, кто уже родился сильным? — она серьёзно посмотрела на учителя. — Ладно, не получить, а стоять наравне с Особым рангом, — поправила она саму себя, указывая не на формальности, а на силу. — Как ты смотришь на трудности? — Годжо соскользнул от прямого ответа. — Они тебя пугают? — Я, конечно, считаю, что нет ничего невозможного, — со вздохом начала Хиёри и неуверенно повесила нос, — но как мне противостоять природе и её замыслу? — Когда-нибудь найдёшь и на это ответ, — ободрил учитель и положил ладонь на её макушку, растрепал волосы. — Хорошо, конечно, что пытаешься прыгнуть выше головы, но не откусывай больше, чем можешь проглотить. — Угу, — Хиёри на мгновение зажмурилась. — А насчёт проклятия, вы узнали что-нибудь? — Ой, у меня закончился перерыв, столько работы, надо бежать, пока директор не начал ругаться, — посмотрев в телефон, протараторил Годжо и поспешил удалиться. — В следующий раз! — бросил он напоследок. — Годжо-сенсей! — возмущённо крикнула Хиёри, сжимая кулак над головой.       В комнате Кодзуки стояла напротив доски и смотрела на пару новых листков. Они только и могли, что по крупицам собирать информацию, которая не давала ни малейшего представления о цельной картине. Повертев в руке закрытый нож, Кодзуки убрала его на стол. Новые раны открывать пока не было необходимости, раз предстоят выходные. И на самом деле Кодзуки хотела отдохнуть, не тратя проклятую энергию на постоянное поддержание порезов. Лишь этим утром она заметила, сколько сил уходило каждый день, час и минуту из-за ран. «Что делаешь завтра?» — написала Кодзуки.       «Отдыхаю», — довольно быстро ответил Фушигуро. «У меня есть предложение», — отправила она и тут же начала печатать следующее сообщение.       «Нет», — сразу оборвал он. — «День с тобой не похож на отдых». «Это насчёт проклятия», — настаивала Кодзуки. — «Давай сходим к провидице? Я уже нашла одну, по отзывам у неё пять звёзд».       «Ни за что», — упрямился Фушигуро. «Либо я пойду одна», — она нашла чем пригрозить. — «Оденься как обычно».       На следующий день они пересеклись возле общежитий. Фушигуро стоял в мешковатой кофте и в недоумении смотрел на собранную Кодзуки. Два хвостика, сарафан и колготки. Она стояла, взволнованно сжав лямку сумки через плечо, и не понимала, что означает выражение его лица. У самой сердце было готово выпрыгнуть из груди. Если подумать, они идут на свидание, хоть и с целью найти ответы, в чём Фушигуро совершенно не уверен, но Кодзуки пойдёт туда с ним или без него, поэтому у него не остаётся выбора. Обоим будет больно, если что-то пойдёт не так. — Волосы подходят под сарафан, — изрёк он низким голосом, подумав, что Кодзуки беспокоится из-за непривычного наряда. — А? — удивилась она, а щёки вспыхнули. — Спасибо, — стеснительная, но довольная улыбка засияла на её лице. — Но мы договаривались в три часа, — напомнил Фушигуро. — Да, встретимся в городе, — ответила Кодзуки и прикусила губу, отводя взгляд. — Хочу папу навестить. — Я понял, — кивнул он и скрылся за дверью.