Долгие дни весны Идут чередой… Я снова В давно минувшем живу. Бусон.
По дороге от станции Хиёри всё сжимала лямку сумки и шагала по плитке, стараясь не наступать на швы. Колокольчики на входе в цветочный мелодично прозвенели. До больницы Хиёри шла с букетом белых лилий, на которые положил глаз мальчишка, стоявший с матерью на светофоре. «Кодзуки Хосоя» — гласила табличка у двери палаты. На кровати сидел мужчина средних лет, вытирал платком морщинистый лоб, а его пшеничного цвета волосы так и светились на солнце. Хиёри открыла окно, взяла вазу, собрала опавшие лепестки увядших цветов. — Как здоровье? — спросила Хиёри, ставя на тумбу вазу со свежим букетом. — Скоро смогу вернуться к работе в саду, — ответил отец и улыбнулся, не сводя глаз с дочери. — Рад видеть, что ты снова наряжаешься. В техникуме платят студентам? Тебе хватает на всё? — Да. Мне Генкоку ещё даёт карманные до сих пор, — кивнула Хиёри, поставила стул к кровати и села, кладя ладони на бёдра. — Хотя мне особо не на что тратиться. Хиёри никак не находила себе места, коленки то и дело дрожали. Занавеска призраком колыхалась на сквозняке, лепестки лилий дрожали. Пахло дождём, а на небе лишь пара облачков. Что-то будет сегодня. Хиёри устроилась локтями на постели и положила голову на ладони, глядя на отца. — А помнишь, как мы ездили с тобой и Генкоку на Новый год в Хоккайдо? — спросила Хиёри с улыбкой. — У моего учителя такие же белые волосы, как снег там, — довольно протянула она. — Вот как, — кивнул отец и потёр щетину. — Здорово, милая. — Не переживай, пап, я сделаю так, чтобы всё было не зря, — тихо сказала она и взяла его за руку. — Как-нибудь попрошу Генкоку помочь тебе. — Тебе не нужно нести эту ношу за меня, — он помотал головой и большим пальцем потёр её ладонь. — Будь счастлива, найди хороших друзей и не оставайся одна. Порадуй своего старика на закате лет. — Не начинай, — недовольно взвыла Хиёри, обиженно надувая губы, — тебе ещё жить и жить. — Внуков нянчить, да? — невзначай бросил отец. — Каких ещё внуков, пап?! — вспыхнула она и отчаянно помотала головой, активно протестуя руками. — Не будет внуков! Не жди такого от меня! Отец басисто хохотнул, берясь за живот. Хиёри смущённо улыбнулась и отвела взгляд. — Прости, — полушёпотом сказал отец, переменившись в лице. — Я изо дня в день жалею о том, что ступил не той дорогой. Мне, дураку, нет оправдания. — Не надо, — отмахнулась Хиёри. — Я не злюсь. Даже знать не хочу, по какой причине ты согласился продать меня. — Ну, я заслужил, чтобы ты думала обо мне так плохо, — с сожалением улыбнулся он. — Мне сказали, что один из магических кланов готов приютить тебя. В семье Камо нам бы всё равно не дали жить спокойно. — Знаю, — согласилась она. — А ещё вот, — начал отец и достал из кармана монету в пять йен, — держи. Хиёри кивнула и убрала монетку в карман сарафана. Время на часах поджимало, пора было идти на встречу с Фушигуро, на которую опаздывать не хотелось. Сама ведь позвала, крайне некрасиво задерживаться. Жаль, что понимание не решает проблему. Кодзуки заплутала, потерялась в трёх соснах, кое-как вышла на людную улицу, где стоял Фушигуро и ждал её. Она помахала ему, привлекая внимания, и он повернулся, убирая в карман телефон. Из-под его свободной кофты выглядывала белая футболка. Дождю всё-таки быть. — Прости, опоздала, — на выдохе обронила Кодзуки и встала рядом, — каюсь, заблудилась, — она виновато улыбнулась, а затем робко осмотрела его и прикрыла пальцами губы. — Чего так смотришь? — с лёгким раздражением спросил Фушигуро. — Кофта нравится, — она чуть кивнула, — глазам подходит. Фушигуро цыкнул и отвёл взгляд, пока Кодзуки продолжала радоваться. Он не верил, что делает это. Стоит с ней сейчас не из-за какого-то праздника или задания. Они в самом деле выбрались на прогулку. Вероятно, Кодзуки счастлива, что добилась своего и вытащила его в город. Фушигуро до конца не понимал, почему прошлым летом так отчаянно отказывался от встречи с ней. Они проводили время наедине после уроков, а мысль о чём-то подобном — неформальном — заставляла его напрягаться. Проще говоря, Фушигуро впервые ощутил, что ему неловко с девушкой один на один. — Как отец? — всё же поинтересовался Фушигуро. — Всё… всё нормально, — ответила Кодзуки и повернулась к вывеске. — Идём? — У меня есть выбор? — он никак не разделял её веселья. — Никакого, — усмехнулась Кодзуки и дёрнула за ручку двери. Фушигуро придержал дверь над её головой, давая войти первой, и зашёл следом. У входа их встретила чёрная макушка мужчины, выглядывавшая из-за стойки регистрации. Он молча указал им пройти в зал за тяжёлыми шторами из плотной ткани, куда с радостью скользнула Кодзуки, светясь от восторга. Дымный и пряный запах дурманом повис в воздухе. Под потолком переливались стеклянные бусы, за низким круглым столом на коленях сидела женщина, её глаза скрывала тень платка. К хрустальному шару потянулись руки, увешанные кольцами и браслетами. Кодзуки едва не пищала от предвкушения, пока Фушигуро скептически осматривался, борясь с негодованием. — Здравствуйте, молодые люди, — низким голосом пропела гадалка, и хрустальный шаг загорелся лиловым. — Какой вопрос вас интересует? Будущее? — Здрасте, — чуть поклонилась Кодзуки и тут же села напротив, выпрямив спину. — Ну, не совсем будущее. Это сложно объяснить. Кивнув в знак приветствия, Фушигуро молча присел рядом, сложив руки на груди, и позволил Кодзуки самой разбираться со всем. — Нас обоих… — Прокляли? — перебила гадалка, зажгла длинную спичку, вознесла над толстой свечой, и огонь перекинулся на фитиль. — Вижу… вижу я горе большое, семейное, — таинственным голосом говорила она, катая в ладонях бусы. — Нет у вас по женской линии тех, кто счастлив, кто порхает, кто светит душой в мир. — Нету, — согласилась Кодзуки, сжимая кулачки на бёдрах под неодобрительный взгляд Фушигуро. — Проклятие не родовое, но злобой наполненное. Порча коварная, надо снимать как можно быстрее, времени мало, — почти шептала провидица, блестящими глазами глядя на них. — Скоро к земле начнёт тянуть, тоску нагонять. — Ага, а снять как? — воодушевилась Кодзуки, а Фушигуро всё смотрел то на неё, то на женщину. Он понять не мог, кто кому подыгрывает. — Обряд нужен, что сердца ваши очистит, отмоет от черни проклятия, — ответила гадалка и обвела магический шар пальцем в воздухе. — Пока один из вас не готов открыть сердце, я не могу. Кодзуки нахмурилась, а затем подтолкнула локтем в бок откровенно недовольного и скептичного Фушигуро. — Я открыт, — он убрал руки с груди. — Нет… нет, — вдруг возразила провидица, достала из-под стола колоду карт и с напускной аккуратностью положила на стол. — У тебя, милый, и по мужской линии нет тех, кто был бы удачей одарён, — сказала она, не сводя глаз с Фушигуро. — Тяжело пришлось, тяжело… в самый уязвимый момент проклятие наслали из побуждений тёмных. — И что делать нам? — ахнула Кодзуки, закрывая ладонями рот. — Оставь нас наедине, — обратилась женщина к ней, — сердце открою, сердце открою, загляну в суть проклятия, обнажу струны души, подскажу путь, — шептала она, покачиваясь взад-вперёд и теребя бусы. — Х-Хорошо, — Кодзуки переглянулась с Фушигуро и неуверенно поднялась, тот посмотрел ей вслед и нахмурился раздражённо. В его планы никак не входило оставаться наедине с незнакомкой, которая тут же начала тасовать карты, что-то шепча себе под нос. Робко отодвинув шторы, Кодзуки вышла и огляделась. Мужчина, ранее сидевший за стойкой, сейчас стоял и смотрел на неё. По виду обычный японец, разве что ростом высокий, едва ли не под два метра. Кодзуки стало неловко за Фушигуро, которого пришлось оставить наедине с женщиной. Он же совсем не жалует что-то мистическое, что не входит в рамки понимания магов. — Юная мисс, — позвал мужчина, выходя из-за стойки. Имени нет; ни таблички, ни бейджа. Кодзуки неопределённо посмотрела на его чёрный костюм и белую рубашку. — Кодзуки, верно? Ищешь ответы? — Да, а вы…? — Я мог бы помочь, — вкрадчивым тоном произнёс он и, легко улыбнувшись, подошёл ближе. — Дополнительную плату не возьму. Его рука настойчиво легла на плечо, заставив вздрогнуть. Кодзуки с надеждой взглянула в его узкие глаза, пытаясь различить ложь или недобрые намерения. Ничего непонятно. Чутьё дремлет, не подсказывает, что делать, а волшебно-сладкий запах незнакомца окутывает всё сильнее. — Думаю, я знаю того, кто проклял вас, — тихо сказал мужчина и мягко, почти незаметно, подтолкнул к неприметной двери, ведя за собой. — Если ты понимаешь, о чём я. — О, правда? — воодушевилась Кодзуки и остановилась. Незнакомец кивнул с улыбкой и открыл дверь. Только Кодзуки увидела букет алых паучьих лилий на столе, как почти осязаемая тень мужчины закрыла её. Тихо пискнув, Кодзуки сжала лямку сумки, чувствуя себя уязвимой. Волосы на макушке поднялись, побежал холодный пот. А чутьё не кричит, тихо подвывает и просит тянуть руку в сумку, за ножом. На всякий случай. — Не дрожи так, — прошептал мужчина. — Я могу назвать имя… — Д-Да, — чуть кивнула Кодзуки, теребя бегунок молнии. — Пойдём со мной, — возле уха сказал он, вызывая недобрые мурашки. — Она никуда не идёт, — послышался низкий и раздражённый голос Фушигуро. Опомнившись, Кодзуки ойкнула и растерянно посмотрела на него. А в её глазах неосознанная просьба о помощи. — Мы уходим, — он протянул ей руку. Взяв его ладонь, Кодзуки опустила голову, чтобы не видеть лицо мужчины, так низко склонившегося к ней. — Насчёт оплаты… — Закрою на это глаза, — перебил Фушигуро, взглядом намекая на то, что мужчина стоит в неприличной близости с Кодзуки. Фушигуро покрепче сжал её ладонь и вывел за собой на улицу. Его напряжение ощутимо утяжеляло воздух вокруг. Кодзуки с трудом поспевала за ним и смотрела вниз, почти не моргая. — Я бы сама справилась, — тихо сказала она, когда показался перекрёсток. Фушигуро затормозил, отпустил её руку, которую Кодзуки тут же прижала к груди. — Он мог знать имя того, кто нас проклял. — Что по-твоему нужно взрослому мужчине от школьницы? — спросил Фушигуро, зная, что ответ не требуется, смешанные чувства Кодзуки говорят за себя. — Вдруг он тоже шаман, просто работает не на техникум, а делает из себя «экстрасенса, изгоняющего злых духов и ёкаев», — неуверенно возразила она. — Не будь такой наивной, — спокойно попросил Фушигуро. — Когда ты ушла, эта женщина начала тянуть время. — А-а, — Кодзуки прикусила губу и положила ладонь на локоть, закрываясь. — Спасибо тогда, — она наконец подняла глаза. Фушигуро смотрел ровно, без ненужной жалости, хоть и заметно злился, кулаки сжимал. — Просто будь осторожнее, — вздохнул Фушигуро, убирая руки в карманы. — Нам лучше не использовать магию на обычных людях, даже в таких ситуациях. — Знаю, — кивнула она и попыталась улыбнуться. — Сходим ещё кое-куда? В этот раз ни с кем общаться не надо, — робко предложила Кодзуки, покачавшись на ступнях. — В храм. — От гадалки в храм, — не без иронии заметил он, — во что ты на самом деле веришь? — Люди в проклятий тоже не верят, пока сами не увидят, — пожала плечами Кодзуки, — а вообще, ни во что не верю, просто в храмах спокойно. — Знаешь дорогу? — Фушигуро дождался от неё кивка. — Идём. Они шли по людной улице вдоль витрин магазинов, не привлекавших внимание. Облака медленно затягивали небо, оставляя всё меньше голубых пробелов. Молчание не гнетущее, в голове ворох мыслей, проезжают машины, светофор загорается зелёным. Кодзуки изредка поглядывала на Фушигуро, невольно любовалась его профилем, линией челюсти и глазами с тяжёлым взором, как у взрослых. Про таких говорят — не умён не по годам. Кожей чувствуя её взгляды, Фушигуро вновь и вновь оставался не замечен за тем же самым. Однажды она поселилась в его голове, заставила искать причины и следствия её поведения, раскладывать на составляющие и собирать заново в единую картину. Какая-никакая последовательность всё же была. И Фушигуро нехотя признавал сам себе, что тратит слишком много усилий, чтобы структурировать всю палитру Кодзуки. Перед лестницей храма Кодзуки вдруг остановилась и дёрнула Фушигуро за рукав, призывая встать рядом с ней. Первым делом он обратил внимание на её румяное и отчего-то весёлое лицо, а уже вторым на кусты, где прятались и прыгали с ветки на ветку маленькие сине-жёлтые птички. Синицы, вероятно, ручные и привыкшие к людям. Было бы что дать на ладошке — они бы сразу подлетели, клюнули и упорхнули. — Я тебя вспомнила, — вдруг сказала Кодзуки, улыбаясь. — В младшей школе. Я видела, как ты проходил мимо, когда мои одноклассники поймали птичку и издевались над ней, — она неодобрительно покачала головой и повернулась к нему. — Ты тогда подрался из-за синицы? — А ты тогда плакала из-за синицы, — беззлобно парировал Фушигуро, когда в сознании всплыла туманная картинка из прошлого. — Ну, конечно! — воскликнула Кодзуки. — Они же беззащитные малыши. Перед воротами саммон они чуть поклонились, как полагается при входе на священную территории. На камнях в павильоне для омовения рук стояла статуя дракона с раскрытой пастью и длинными усами. Фушигуро помог Кодзуки поджечь палочку ладана, и грустный, томящий запах поднялся в воздухе рядом с ними. — Давай тоже, — предложила Кодзуки. — Надо думать о чём-то светлом и хорошем, — она посмотрела в его строгие и серьёзные глаза. — Слушай, религия — это не значит верить, это значит следовать. — Ты сейчас оскорбила всех, кто пришёл сюда верить, — сказал Фушигуро, но свою палочку всё же зажёг спичкой. — Буддисты — толерантные, Будда — наставник и учитель, а не божество, — объяснила Кодзуки и надула губы. — Значит, во что-то ты всё же веришь, — подметил он. — Я бы поспорила с тобой, но мне аргументов не хватит, — хихикнула она. Фушигуро тихо хмыкнул и отвернулся, когда уголки губ невольно поползли вверх. У него на самом деле было как минимум с десяток подтверждений тому, что буддизм — религия, а не обычное учение. Но раз Кодзуки от этого спокойнее, он подыграет. Лучше бродить у храма в молчании, чем слушать расплывчатые речи гадалок, у которых за душой ничего нет. У колокола Кодзуки задержалась, поклонилась, достала монетку из кармана сарафана и кинула в ящик напротив. За толстый канат дёрнули, колокол прозвенел дважды. Сложив ладони у груди, Кодзуки стояла с закрытыми глазами. Фушигуро смотрел на её умиротворённое лицо, если бы верил, быть может, тоже помолился. Да и буддизм связан с загробной жизнью. Потому Фушигуро знал, о ком молится Кодзуки, а о своих ему вспоминать не хотелось, не сейчас. — Там, кстати, ещё можно купить предсказания, — по дороге к выходу сказала Кодзуки, равняясь с Фушигуро. — Хватит на сегодня духовности, — проворчал он не то от лёгкой усталости за вечер, не то от раздражения после похода в «лавку чудес». — Согласна, — она подставила лицо ветерку, что пах дождём. До техникума доехать они не успеют. — Давай зайдём куда-нибудь, ужасно хочу есть. Чур я угощаю. Что хочешь? — Сама и выбирай. Небо заволокли тучи, дождь начался раньше, чем ожидалось. Стоило им пересечь ворота храма, как первые капли попадали на землю, а за ними и начался ливень, резко похолодало. Кодзуки расхохоталась одновременно от обречённости и радости, что всё сложилось наихудшим образом. Выбирать не пришлось, они забежали в первое попавшееся кафе. И какая удача — у окна был свободный столик. Смеясь, Кодзуки смотрела, как с чёлки Фушигуро стекают капли, и протягивала ему салфетку. Мимо пробегали люди, прячась под зонтами и сумками. Продрогнув, Кодзуки грела розовые пальцы о чашку горячего зелёного чая, пока Фушигуро изучал меню. Они сидели, пока дождь барабанил по козырькам, вывескам и листьям, пока ручейки бежали по тротуарам. На любые вопросы Кодзуки у Фушигуро всегда был ответ, да такой заумный и в то же время понятный, что она всё слушала с неприкрытым восхищением, наблюдала, как он соединял кончики пальцев, пока рассказывал что-то, и как задумчиво касался подбородка, пока говорила Кодзуки. — У меня ещё вопрос есть, — она обвела пальцем край кружки. — Смотри. Я могу сама исцелять себя. Мне интересно, насколько это действенно. То есть… — Кодзуки подвела указательный палец к виску. — Я переживу выстрел из пистолета? — Если в сердце, то в последнюю секунду твой мозг сможет активировать технику, — всерьёз рассуждал Фушигуро. — А если прямо в мозг? — она направила палец на его лоб. — Минимальные шансы успеть, — он опустил её руку, — но если укрепить голову проклятой энергией, то в теории получится выжить. — Жуть, — Кодзуки хмыкнула, — проверять не хочется, — она надула губы, посмотрела в окно, а затем вновь на Фушигуро. — Устал, да? — А ты ещё куда-то хотела? — Тут книжный недалеко, — кивнула Кодзуки, хотя её «недалеко» было понятием растяжимым. — Можем в другой раз сходить, — предложил Фушигуро, проверяя время на телефоне. — Приму это за приглашение, — она взглянула на него нежно и тут же отвернулась к окну, когда встретилась с ним глазами. Счёт оплатил Фушигуро, без слов и объяснений, пока Кодзуки рылась в сумке в поисках кошелька. На все её просьбы вернуть он сдержанно отказался. Пришла пора вливаться в прежний ритм тренировок и обучения. Заранее извинившись за боль перед Фушигуро, Кодзуки порезала руки, перебинтовала, заодно переслушала с десяток ободряющих песен. Нужно возвращать форму; бежать не от невзгод, а чтобы стать сильнее при встрече с ними. С утра тест, сданный собственными усилиями, а перед обедом марафон, чтобы разогреть тело и найти разгадку к технике, если получится. Если не получится, то лишним не будет. С соревнований в средней школе у Хиёри остались медали и кубки, которые теперь пылились где-то в доме Генкоку. И все они — признание, что Хиёри лучшая среди сверстниц в развитии скорости на короткой дистанции. Есть и минус, существенный. Финишную черту пересекаешь один, а остальные смотрят в спину. Если быть сильнейшим равно одиноким, то Хиёри станет сильнейшей для того, чтобы стоять рядом, а не позади или впереди. — И-и… Кодзуки Хиёри выходит на пятый круг! — Ты лучший, Панда-семпай! — крикнула она, оценивая его стремление подыграть ей. — Откуда прилив энергии? — поинтересовался подошедший Фушигуро. — В сильном теле крепкий дух! — воскликнула Кодзуки, замедлившись рядом с ним. — В здоровом теле здоровый дух, — поправил он. — Да плевать! — отмахнулась она. Полуденное солнце ласково грело, Панда ушёл, Кодзуки бежала трусцой, а Фушигуро, сидевший на траве, вскоре лёг и закрыл лицо книгой. Когда Кодзуки окончательно выдохлась, она повалилась на живот рядом с ним. К её удивлению Фушигуро читал что-то про психологию, про невербальные знаки. Кодзуки аккуратно приподняла книгу, увидела его дремлющее лицо и умилённо вернула книгу обратно. Она невольно помотала ногами, заглядевшись на его ладони, лежащие на груди, вздымавшейся от размеренного дыхания. Длинные тонкие пальцы, аккуратно подстриженные ногти. Такие мелочи, а в них был весь Фушигуро — педант и ворчун. Прикусив губу, Кодзуки провела кончиками пальцем по вене на тыльной стороне его ладони и едва не пискнула от восторга. Когда она ушла, Фушигуро положил руку на книгу, чувствуя, как кончики ушей горят. Он же собирался позвать Кодзуки на обед. В отражении зеркала показались огни гирлянды, жёлтых лампочек бликовали на фотографиях на доске с красной нитью. Кодзуки натянула майку и приоткрыла окно. Почти месяц прошёл, а к разгадке проклятия они так и не приблизились. Взрослые многого недоговаривали, плели собственную паутину интриг за их спинами. Кодзуки почти начала подозревать директора и Годжо в том, что они тоже как-то причастны, но пара разговоров развеяли сомнения. Директор и Годжо — единственные взрослые, которым Кодзуки могла доверять. Чем дольше они жили так, что любой ушиб приходится на двоих, тем сильнее привыкали к тому, что боль так или иначе напоминает о втором человеке. Одно правило ввёл Фушигуро — не просить прощения за боль. Второе правило ввела Кодзуки — рассказывать, если что-то пошло не так на поручении. То, что новых сложных совместных заданий не было, давало передохнуть и сосредоточиться на поисках ответов. Походы в библиотеку не дали ровным счётом ничего. Ни один подобный случай не описан в литературе техникума. Близился сезон дождей, потому тренировки на улице участились, чтобы потом не слишком сетовать на плохую погоду, ютясь в зале. Кодзуки встала со ступенек, когда подошёл Фушигуро и с недоверием взглянул на Маки, которая явно что-то затевала. Второгодки вели себя сегодня подозрительно тихо, разве что для Инумаки такое поведение было в порядке вещей. Кодзуки как-то спросила остальных, как смеётся Лосось-семпай, ей ответили, что довольно тихо и почти беззвучно, в редких исключениях можно услышать драгоценный и по-настоящему весёлый смешок. — Готовы? — спросила Маки, покрутила деревянную палку и остановила ту на плече. — К чему именно? — уточнил Фушигуро, замечая подвох. — Раз уж мы чувствуем боль друг друга, а когда это кончится — неизвестно, то семпаи предложили тренировку, — начала Кодзуки и вздохнула, понимая, что доступные объяснения за гранью её навыков. — Вы можете преодолеть свою боль в сражении, что насчёт чужой? — Маки усмехнулась глазами, видя понимание и одобрение Фушигуро. — А раз Кодзуки слишком хорошо умеет притуплять боль техникой, то Инумаки будет её противником на сегодня. — А ты, вероятно, моим, — Фушигуро вздохнул, принимая правила игры. — Моё сердце разбито, — в шутку обронила Кодзуки. Ещё недавно она восхищалась силой Инумаки, а сегодня его слова будут делать больно уже ей. Говорят, слово пуще стрелы разит. И Тоге олицетворение этого. — Ла-адно, — протянула Кодзуки, поднимая руки и разминая плечи. — Вверяю себя тебе, Инумаки-семпай, — она вприпрыжку спустилась по ступенькам и широко шагнула на поле. — Но не обещаю, что будет легко. Панда вызвался вести счёт между второгодками и первогодками, чтобы поднять дух соперничества. Кодзуки убрала бинт с ладони и через плечо взглянула на Фушигуро и Маки. Они приготовились. Капли крови взмыли вверх, Маки замахнулась шестом, тренировка началась. Новая проблема обнаружена сразу — только Фушигуро пропускает удар, как Кодзуки теряет контроль крови вне тела. И главная цель сей затеи — привыкнуть к этому. Маки крепко попала Фушигуро в живот. Кодзуки не успела среагировать, и Инумаки с лёгкостью повалил её на спину, да так резко и сильно, что боль прошлась по всему позвоночнику. Кодзуки замычала и перевалилась на живот, встала на корточки. — Соберись уже! — неожиданно и весьма раздражённо рявкнул Фушигуро. — Я?! — опешив, возмутилась Кодзуки. — Это твоя вина! — Не отвлекайтесь! — крикнула Маки и удобнее перехватила палку для очередной атаки. Шатаясь, Кодзуки поднялась и посмотрела на Инумаки, тот принял стойку, чуть согнув колени. Лучше бы Генкоку отдала её в секцию единоборств, а не лёгкой атлетики. Придётся в считанные сроки навёрстывать и догонять остальных. По рёбрам прилетело сильно, Кодзуки замерла на мгновение, ожидая чужую боль. Нет. Фушигуро не дал её ошибке сбить его ритм. Усмехнувшись, Кодзуки ободрилась, выпрямилась и в последний момент успела отклонить голову от кулака Инумаки. Фушигуро пропустил удар, упал, проехавшись по траве. Кодзуки болезненно пискнула и округлила глаза, замечая, что Инумаки слишком близко. Она увернулась, выпустила кровь, чтобы сохранить дистанцию между ними. Инумаки зашёл со спины, его шёпот неожиданно донёсся до ушей. Кодзуки замычала и упала на колени, подавляя действие его техники своей. Боль стихла, дыхание нарушилось, со лба капнул пот. Фушигуро сам с трудом держался, хмурился только. — Эй, а полегче нельзя?! — возмутилась Кодзуки, сжимая траву. — Проклятие тоже будешь молить о пощаде? — крикнула ей в ответ Маки. Кодзуки недовольно цыкнула и поднялась на ноги. Конечно, не будет. «Тут в манге такой поворот сюжетный!» — писала Кодзуки на следующий день после обеда. «Даже ты оценишь», — она хихикнула. «Позже расскажешь», — ответил Фушигуро. — «Ухожу на задание с выпускником из Киото». Кодзуки надула губы, глядя в экран, и отправила: «Пиши, если что. А то я переживаю или вроде того». «Или вроде того?» — переспросил он. — «Всё будет нормально». «Всё будет нормально», — повторяла Кодзуки самой себе, когда сидела вечером на кровати и сжимала футболку на груди. Она успела только вернуться в комнату и переодеться, как тело пробила боль вместе с дрожью. Болит, не проходит, всё сильнее и сильнее. Когда толчок пришёлся в спину, Кодзуки будто ледяной водой окатили. Всё вдруг прекратилось, быстро и неестественно. Сообщения остались непрочитанными, Годжо на звонок не ответил. На улице была глубокая ночь, а Кодзуки не могла сомкнуть глаз. Но усталость победила. На часах утро, за окном поют птицы. Вырвавшись из мучительной дрёмы, Кодзуки тут же схватила телефон. Ситуация с ночи не изменилась. Экран поплыл сквозь пелену слёз. Крупные капли упали на одеяло, оставили мокрые круги. Все молчат, томят в неведении. Потому сердце бьётся больно, стучит пульсом по ушам. Кодзуки обнимала себя за колени, покачивалась взад-вперёд и утешала словами, которые ей сказал Фушигуро. Всё же будет нормально? «Он в мед. крыле», — к полудню написал Годжо. — «Только что проснулся. Говорит, чтобы ты не приходила, но можешь прийти», — гласило второе сообщение учителя, который следом отправил подмигивающий смайлик. Чтобы она не приходила? Кодзуки стояла возле автоматов с напитками и смотрела в экран, не веря, что происходящее с ней — реальность. Фушигуро не хочет её видеть. Что это вообще должно значить? Кодзуки сжала телефон и едва не кинула его в асфальт, но громкий стук упавшей банки в автомате отрезвил и привёл в себя. Вечно Фушигуро всё усложняет, прям как эти заумные взрослые. Кому только он помочь этим пытается? Кодзуки давно поняла, у него есть два типа: «Не лезь в это». Один, когда ей на самом деле не стоит лезть. И второй, когда он хочет оградиться от других. К сожалению, она их не различала, потому без стука и предупреждения ворвалась в больничную комнату. Сидевший на кровати, Фушигуро медленно отвернулся от окна и недовольно цыкнул. Кодзуки помялась у двери, а затем подошла и протянула ему банку кофе. — Не знала, что ещё тебе нравится, так что взяла это, — тихо пролепетала она. — Я вроде сказал, чтобы ты не приходила, — холодно отозвался Фушигуро, а от его тона внутри всё сжалось. Кодзуки не нашла, что ответить на это, и просто кивнула. Помедлив, он вздохнул и взял банку. — Если не хочешь видеть меня, я уйду, — она беспокойно положила ладонь на локоть, закрываясь, — но я хочу убедиться, что с тобой всё в порядке. — Я жив, этого достаточно, — сухо сказал Фушигуро, а руки его сжали одеяло так сильно, что костяшки побелели. — Что-то случилось, да? — Кодзуки нервничала перед ним, не зная, куда себя деть. — Я не стала у других спрашивать. Фушигуро молчал, снова не прогонял её, пускай выглядел насупленным и угрюмым. Она расценила это как немое приглашение остаться. Матрас промялся на самом краю, постельное зашуршало, банку кофе поставили на тумбу. И тишина. Кодзуки старалась не издавать лишних звуков, только пальцами теребила и без того помятую ткань юбки. — Он умер, спасая меня. Его низкий голос разрезал молчание. Кодзуки вздрогнула и медленно повернулась. Фушигуро хмурился, стиснув зубы. Перед лицом смерти все равны. Для её лап жестоких не важны такие вещи как доброта, справедливость, статус или сила. Смерть приходит за всеми, а магам дышит в спину постоянно. Её не боятся разве что истинно глупые, больные и самоубийцы. А в последнее мгновение, вечное, её боятся все до единого. Никто не умирает без сожалений. И мало кто живёт без них. — Мне… мне жаль, — прошептала Кодзуки и положила ладонь на его руку, он её убрал тут же, словно обжёгся. — Тебе не нужно закрываться от других, потому что это случилось. — Да что ты… — Я понимаю, что это больно, — перебила она и сжала одеяло. — Он умер не для того, чтобы ты наказывал себя одиночеством. — Я не могу, — выдохнул Фушигуро, и губы его дрогнули. — Когда кто-то рядом, то справляться легче, — Кодзуки попыталась улыбнуться. Он опустил голову, и его лицо робко обхватили ласковые руки. Фушигуро взял её запястья, убрал, отталкивая от себя. Он запутался, потерялся в поисках лучшего решения, которого не могло существовать. А голубые глаза смотрели так, будто говорили: «Ты больше не один». Она придёт, хочет он этого на самом деле или нет, из-под земли достанет, если подумает, что ему это нужно. Руки Фушигуро обессиленно упали на кровать. Так сложились обстоятельства, такой путь они оба выбрали. Взмахнув крыльями чёрными, птица с ветви взлетела и обронила перо. Фушигуро вернулся к себе в комнату. Ему снова нужно восстанавливаться, а телефон без конца вибрирует от сообщений. «Что хочешь?» — писала Кодзуки, — «Я на задании, могу прихватить тебе чего-нибудь. Рамен, фунчозу? Удон?» Он не знал, чего хотел. Вероятно, спросить, почему она на задании успевает писать ему. Всё обошлось, боль была не сильнее двух ушибов. Однако отказаться от её предложения нельзя, она всё равно придёт навестить его. Фушигуро даже не думал, что не ответить на сообщения будет ошибкой. Осознал, когда Кодзуки стояла на пороге столовой с двумя пакетами. С тихим ужасом Фушигуро смотрел, как она ставит пакеты на стол, и не представлял, куда и в кого должно столько влезть. Если удон они ещё разделят на двоих, то как быть со всем остальным? Ещё и потратилась на него больше, чем обычно на саму себя тратит. Фушигуро не понимал, что именно его злит, но что-то отчаянно царапается в груди. — Ты решила всё сразу принести? — раздражённо спросил он. — Я ничего не просил. — Не благодари, — она улыбнулась и завела руки за спину. — Где ты услышала «спасибо»? — Фушигуро повысил голос. — О, Сэй-Сёнагон! — Кодзуки нарочно перевела тему, заметив на столе книгу. — Не бойся, трогать не буду, — заверила она. — Ты выбрал самое скучное в мире издание. Потом покажу своё, тебе точно понравится. — Как обложка влияет на содержание? — он смирился со своей участью и вздохнул. — Не знаю, читать приятнее? — Кодзуки задумчиво посмотрела на него. — Ладно, я пойду, не буду мешать отдыхать… — Погоди, — Фушигуро остановил её, сложив руки на груди, — ты меня оставишь наедине с этим? — Ой, а тебе понадобится помощь? — она похлопала ресницами. — Хотя да, я, кажется, перестаралась. — «Кажется?» — переспросил он, и на виске прорезалось раздражение. — Ну-ну, не злись, — Кодзуки прыснула от смеха и достала телефон, садясь напротив. — Думаю, кто-нибудь из семпаев не откажется от рисовых пирожков. Разломав палочки, она радостно протянула: «Итадакимас», — и приступила к еде. Правду говорят, что лапша вкуснее, когда есть с кем её разделить. Они ели в тишине, но коленка Кодзуки всё дрожала. Её беспокойство лезло наружу, просачивалось и умоляло заметить. Она будто закрывала на это глаза и сейчас изредка клала ладонь на бедро, пытаясь унять бесконтрольную дрожь. За уборкой стола Фушигуро решил, что стоит всё же поблагодарить ленивым, но разговором. Ему и самому нужно было перестать крутить в голове одни и те же мысли, как на повторе. Кодзуки призналась, что сладкое на самом деле не очень-то любит, разве что поки с белым шоколадом ей нравятся. Казалось бы, сущая мелочь, а Фушигуро не понимал, как они общались всю среднюю школу и так мало знали друг о друге. А потом вспоминал, как вёл себя с ней. Сам ничего рассказывать не хотел и у неё не интересовался. До последнего упрямился и считал, что какая-то девчонка и спортсменка из обеспеченной семьи учит его жизни. Книги ведь не по обложке судят, а он судил. Как она однажды сказала: «Я добиваюсь всего, чего хочу. Любимыми честными способами». С ней иначе было нельзя: Кодзуки либо ненавидишь, либо любишь. Нет варианта остаться равнодушным. Вот Фушигуро и раздражался, когда она лезла к нему с непрошеным мнением, а сам порой присматривал из интереса. Куда приведёт Кодзуки обострённое миролюбие?***
Когда они возвращались в техникум, ливень барабанил по крыше чёрного авто. Все трое молчали. Идзити попытался узнать, что случилось, но Фушигуро дал ему понять, что сейчас не время, потому что Кодзуки сидела с ним на заднем сидении и тряслась, обнимая себя за плечи. И как всё могло прийти к этому? Тот день начался непримечательно, Кодзуки надевала форму и слегка волновалась о предстоящем задании. Казалось, она полагалась на Фушигуро больше, чем на саму себя. И всё равно на душе её неспокойно. Не любила она это предчувствие, знала, что оно до добра не доводит. Это чувство работало чересчур исправно, как самые точные в мире часы. Кодзуки долго мирилась с ним, пыталась находить какое-то объяснение, чтобы успокоить себя, а затем осознала, что лучше довериться. Прихватив нож со стола, Кодзуки вдруг посмотрела на книгу, а губы сами вытянулись в улыбке. Порой ей казалось, что литература — одно из немногих, в чём они сходились с Фушигуро. Она взяла в руки сборник Иссы Кобаяши, который Фушигуро дал ей в их последнюю встречу на мосту. Как и тогда, Кодзуки провела кончиками пальцев по потрёпанной обложке. Учитывая, как Фушигуро бережно относился к вещам, можно было сделать вывод, что книга любима и потому зачитана. Оставался вопрос, кем именно: Цумики или Мегуми? Кодзуки пролистала страницы. Фушигуро сказал, что его любимый хайку первый на пятой странице, она запомнила.«В мире людей Даже луна почему-то кажется Немного хворой».
Она в тот момент горько усмехнулась, потому что не понимала, назвал это Фушигуро любимым, потому что ему правда нравилось или потому что поддержать хотел. Он ведь поэзию, не сказать, что много читал, скорее открывал её, когда что-то более серьёзное заставляло скучать даже его. Однако мог продолжить любимый хайку Кодзуки:«Печальный мир! Даже когда расцветают вишни… Даже тогда…»
Видимо, не зря говорят, что больные одной болезнью симпатизируют друг другу. И они болели вместе. Тем, что многим не могли поделиться. Хотела бы Кодзуки облегчить ношу Фушигуро, да тот едва ли давал ей возможность быть по-настоящему рядом с ним. Чего стоили десятки прочитанных сообщений, оставленных без ответа в своё время. Она уже начинала опускать руки, как неожиданно Фушигуро стал оставаться после занятий, чтобы Кодзуки могла прийти и поговорить с ним обо всём на свете. Ей нравилось, когда он с совершенно ровным лицом объяснял ей какие-нибудь заумные вещи, которые для чего-то хранились в его голове. Кодзуки только коснулась дверной ручки и приготовилась выходить, как осознала, что в очередной раз потеряла где-то телефон. Она была готова проклясть саму себя, лишь бы этого не происходило с ней каждый день. Одеяло осталось лежать на полу, из небольшого шкафа упало несколько вешалок с одеждой, на столе творился сущий кошмар — ручки и карандаши составляли нечто, что в иной ситуации Кодзуки назвала бы композицией, но сейчас посчитала настоящей бедой. Телефона-то нигде не было. — Фушигуро-кун! — громко протянула она, заходя в коридор мужского общежития. Фушигуро вышел сразу. А кто такие крики не услышит? — Что? — невозмутимо спросил он, застёгивая пуговицу на пиджаке. — Позвони, пожалуйста, я телефон потеряла, — неловко попросила Кодзуки и пошла обратно. Фушигуро остановился в дверном проёме, держа телефон, и с непередаваемым выражением лица смотрел на беспорядок. Кодзуки заметила его потрясение и была готова поклясться, что внутри Фушигуро что-то сломалось при виде её комнаты. Она вытащила звонящий телефон из наволочки подушки, не представляя, как он там оказался. Под его пристальным взглядом стыд Кодзуки вылез наружу. — Ну, чего? — смутилась она. — Беспорядок? А у тебя нет? — Нет, — с лёгким раздражением ответил Фушигуро. — Не верю, — Кодзуки сложила руки на груди и вскинула нос, отвернувшись. Фушигуро не то подумал, что его на слабо взяли, не то сам захотел заставить Кодзуки сгореть от стыда ещё сильнее. Её щёки рдели сильнее с каждым убранным сантиметром. Она чуть заглянула в его комнату и, не заходя, осматривала всё. Вещи расставлены по своим местам, нет ничего лишнего, даже скучно, но действительно аккуратно, отрицать глупо. — Сразу видно воспитание Цумики, — всё же улыбнулась Кодзуки и повернулась к нему. — А тебя в лесу воспитывали? — не без иронии спросил он и закрыл дверь. — Генкоку ненавидит быт, — объяснила она, надув губы. — Слуги всё делали, у меня времени не хватало, я же то в школе была, то на тренировках. — Тебе нужна помощь? — легко предложил Фушигуро. — Нет, ты пристыдил, теперь сама разберусь, — вздохнула она и сгорбилась под тяжестью ожидаемой рутины. — Так и представляю, как ты меня учишь посуду мыть, — Кодзуки хмыкнула. — Я серьёзно. Нет ничего плохого в том, что ты не умеешь, — спокойно сказал он. Она выпрямилась и робко улыбнулась. А ещё недавно Фушигуро смотрел на её комнату так, словно там только пожар поможет. Идзити написал им, что задание будет глубокой ночью, поэтому им стоит отдохнуть. Так и ужинали Кодзуки и Фушигуро в столовой, пока второгодки были на поручениях. Кодзуки морщила нос от резкого запаха чёрного кофе, который спокойно пил Фушигуро. Она была уверена, что не уснёт и без таких мер, всё же режим её сна оставлял желать лучшего ещё со времён средней школы. Интересные аниме часто не отпускали её внимание до четырёх утра. А когда Кодзуки открыла в себе новый навык — восполнять недостаток сна и сил через восстановление кровью и проклятой энергией, то и вовсе перестала следить за сном. Хотя пользовалась этим довольно редко, потому что не понимала, где границы собственной техники. Когда часы пробили полночь, над госпиталем опустилась завеса. Идзити дал краткую информацию, Фушигуро заверил, что со всем ознакомился и сам введёт Кодзуки в курс дела. Она и не против, помощника всё равно не так интересно слушать, даже несмотря на уважение к нему. Крыло, где лежали больные с онкологией, закрыли утром, тогда же поступило первое сообщение в министерство. К ночи пациентов перевели, дав магам возможность изгнать проклятие. Окна дрожали от всепоглощающей ауры, она же стекала по лестнице, когда Фушигуро и Кодзуки поднимались на нужный этаж. Цокая когтями, гончие бежали впереди. Закатывая рукава, Кодзуки дышала глубоко, чтобы унять страх. Опасность серьёзная, но раз Годжо-сенсей сам не пошёл, то угроза не смертельная. Вероятно. — Точно всех пациентов вывели? — спросила Кодзуки, проходя ещё один лестничный пролёт. — Должны были, — кивнул Фушигуро, — но по спискам двое отсутствуют. — Раньше сказать не мог?! — возмутилась она и ускорилась. Фушигуро цыкнул и побежал за ней. В коридор гончие вырвались первыми, похватали клыками мелкие проклятия в виде изуродованных мышей. Потолочные лампы светили через одну, поскрипывали. Страх только усиливался, Фушигуро сжал плечо Кодзуки, останавливая ту от необдуманных решений. По данным потерянные пациенты смертельно больные. Это не даёт магам права не спасать их, но бросаться вперёд без единой здравой мысли в голове — чревато самим угодить в лапы в смерти. — Ты спокойнее не можешь? — почти начал ругаться Фушигуро. — А если…? — Кодзуки встретила его строгий взгляд, притихла и размотала бинты. Гончие расчищали им путь и принюхивались, махая хвостами. Пока вдруг не притихли, шаги прекратились — из палаты в конце коридора вывалось проклятие. Высокое, тонкое и худое, с ободранной тряпкой на предполагаемых бёдрах. Всё его синее тело усыпано язвами и редкими седыми волосами, из головы торчат два обломанных рога. Глаз нет, в руках тяжёлая цепь, что волочится по полу. Свет мигнул. Цепь разбила окно, осколки вылетели наружу. Кодзуки вздрогнула и согнула пальцы, но кровь не выпустила. Проклятие сильное. Гончие лаяли, рычали, скалили клыки, но напасть не решались. А когда цепь с глухим свистом закрутилась, шикигами заскулили и отступили. Фушигуро сжал зубы, обдумывая, как поступить. Он почти сложил руки, как Кодзуки развернулась на пятках, и ржавая цепь пролетела перед глазами. Капли крови взмыли в воздух и тут же упали, Кодзуки вскрикнула — цепь обвила её, схватила и подняла над проклятием. Даже не дрогнув от боли, Фушигуро только собрался призвать ещё шикигами, как глаз проклятия открылся. Последнее, что видела Кодзуки — жёлтый свет. Последнее, что слышала — крик Фушигуро. Поздно. Её глаза закатились. Тук — переполнилось водой шиши-одоши и ударилась о камень. Холод ворвался в сердце, прошёлся по каждой клеточке тела, пронзил нестерпимой болью. Тук — ударили в цудзуми. Чудовищная скорбь парализовала, шум в ушах перерос в противный писк, а затем в скрип. Паника накатывала волной, новой и новой, всё больше и больше. Перед глазами проносились вспышки, миллионы и миллиарды событий, смертей, мучений и страданий. Люди один за другим боялись, тряслись. Плакали. Умирали. Тук. Тук. Тук. Бежали в деревянных сандалиях. Тук. Тук. Тук. Без конца стучали в барабан. Немой крик застрял в горле, голова разрывалась на части. Чужие сожаления истязали. Чужие чувства, эмоции. Наполняли до краю, калечили, ломали. Ломали. Душа рассыпалась на кусочки, раскалывалась, лопалась, трескалась, точно стекло. И всё прекратилось резко. Крепкие и тёплые руки держали Кодзуки. Гончие моментально вцепились в цепь, раскусили не сразу. Проклятие рычало утробно и размахивало остатками цепи, разрезая языки лягушек. Фушигуро держал Кодзуки в стороне, сидя на корточках, и сердце его сжималось от пустого взгляда голубых глаз, стеклянных и неживых, кукольных. Он закрыл ей обзор ладонью, пока шикигами сдерживали проклятие. Ресницы дрогнули, Кодзуки моргнула медленно, затем ещё раз и тогда посмотрела на Фушигуро, чьё лицо окрасилось всеми оттенками сожаления. Он не промедлил и всё равно не успел. Кодзуки мелко дрожала в его руках. — Не смотри ему в глаза, — тихо сказала она, а на самой лица нет, вся бледная. — Уже понял, — он кивнул и помог ей встать. — Ты в порядке? — Да, — Кодзуки пошатнулась и навалилась на стену. — Но второй такой раз не переживу, — она горько хмыкнула. Проклятие осталось безоружно, звенья цепи валялись на полу. Лампы мигали, то Фушигуро развеял всех шикигами и переплёл большие пальцы, призывая Нуэ. Кодзуки смотрела в пол, дышала судорожно, зрачки бегали. Пребывая в тумане мыслей и ощущений, она медленно наклонила голову на один бок, затем на второй. Проклятие истошно завыло, электричество заискрилось. Кодзуки наконец очнулась, сжала кулаки. Тело не слушалось, проклятая энергия тем более. Какой она маг, если стоит в стороне? Кровь вырвалась из порезов, хаотичной и небрежной верёвкой обвила проклятие. Только нить оборвалась, Нуэ подлетел сзади, когтями вцепился в голову духа и ударил током. Лампы мигнув, погасли. Кровь стала проводником и усилителем. Кодзуки сжала кулак, кровь впилась в тело проклятия, то разорвало на кусочки, разлетелось грязными пятнами по стенам. Фушигуро развеял технику, положил руку на плечо Кодзуки. Свет с треском вернулся. Кодзуки соединила дрожащие ладони у груди, закрыла глаза, выдохнула. Сердце больно отбило удар, как молотом по наковальне. — У тебя кровь, — прошептал Фушигуро не своим голосом. Кодзуки приоткрыла веки, на ладонь упала капля. — Ну и ну, — вяло отозвалась она и вытерла кровь из носа, — не знала, что ты так умеешь. — Всё нормально? — он наклонился к ней. — Ага, — Кодзуки убрала его руку, когда жалость стала ей омерзительна, — вроде, — она чуть кивнула и подняла голову. На улицу они выходили в молчании, ночь встречала холодом, редкий дождь капал. Кодзуки пребывала где-то не здесь, когда её усаживали в машину. В техникум возвращались преимущественно в тишине. Проклятие не такое уж сильное, двух магов хватило, пациентов нашли без сознания. Идзити ободрил, что все живы, и собирался было включить радио, как Фушигуро похлопал его двумя пальцами, остановив. Кодзуки смотрела в одну точку и не моргала. Сейчас не до музыки. Хотел бы знать Фушигуро, что было в глазах проклятия, но спрашивать не решался, и без того ясно — что-то страшное. В техникуме Кодзуки немного ожила, даже бодро шла к своей комнате, и Фушигуро за ней, чтобы убедиться, что она точно ляжет спать, и с ней всё в порядке. Недоговаривать было их общей чертой. И Фушигуро, к счастью или сожалению, принял это к сведению ещё в прошлом году. Открыв дверь, Кодзуки едва не рухнула на колени. Она беспорядок так и не соизволила убрать за весь день. Фушигуро хотел что-то сказать нравоучительное, но картина перед глазами обо всём говорила сама. — Можешь поспать в моей сегодня, — предложил Фушигуро, а голос его звучал так, будто он изо всех сил сдерживал раздражение. Это-то научит её держать вещи в порядке? — Так есть же ещё пустые комнаты, — Кодзуки посмотрела ему в глаза с надеждой, что в этом нет необходимости. И как ей пустить мальчика к себе в комнату? А если у неё тут что-то личное валяется после поисков телефона. Она была бы в ужасе прямо сейчас, если бы сильная усталость после задания не давила на плечи. — Там из постельного только матрас, и ключ надо просить у руководства. Все уже спят, — Фушигуро прошёл в комнату и закинул одеяло на кровать. — У меня тут секретики всякие… — тихонько пролепетала Кодзуки и стеснительно надула губы. — Думаешь, я за тебя прибираться буду? — он повысил голос. Когда Кодзуки захватила пижаму и упорхнула в его комнату, Фушигуро, скрипя зубами, признал сам себе, что в таком бедствии не сможет сомкнуть глаз. Но и убираться он не стал, только разложил все вещи по местам, грязно на самом деле и не было, мусор тоже не валялся. Хотя одну генеральную уборку не мешало бы затеять, когда будет выходной. В чистой комнате и голова в порядке будет. Фушигуро взглядом оценил более опрятный вид спальни и пошёл в свою за одеждой. К его удивлению Кодзуки уже крепко спала, до самого носа укутавшись в одеяло, её ресницы даже не дрогнули от скрипа двери. Уснула она и впрямь быстро. Стоило голове коснуться подушки, как сознание покинуло обессиленное тело. Однако глубокая дрёма длилась недолго, в груди зажгло, сердце быстро забилось. Кодзуки открыла глаза, и реальность вплелась в сон, оставшийся на кончиках ресниц. Воздуха стало не хватать, непривычный страх перерастал в панику, словно приближалось что-то плохое и злое. Кодзуки тут же схватила телефон, прищурилась от яркости экрана и с трудом набрала нужный контакт. Гудки сменил весёлый голос. — Годжо-сенсей… помогите, пожа… — не договорив, она уронила телефон на пол и сжала пижамную рубашку на груди. Фушигуро проснулся от громких шагов за дверью и сел одновременно с тем, как в комнату ворвался Годжо и поправил небрежно свалившиеся на носу очки. Они с секунду смотрели друг на друга, не до конца понимая, что происходит. Мегуми не хотел даже думать о том, какие мысли пронеслись в голове учителя в тот короткий момент. — А Хиёри где? — спросил Годжо. — У меня, — ответил Мегуми и нахмурился, когда учитель оттолкнулся от дверного косяка и поспешил уйти. Мегуми отбросил одеяло и поторопился за ним. Они прошли по коридору, Сатору вошёл в комнату Мегуми и включил свет в комнате. На полу лежала Кодзуки и держалась за волосы, свернувшись клубком. Её всю трясло, лица не было видно, только тихое и болезненное мычание доносилось до ушей Мегуми. Годжо бросил короткий взгляд в коридор и закрыл за собой дверь. Вскоре послышался тихий скрип кровати, тонкая щёлочка света над полом погасла. — Я её вырубил, — выйдя, легко сказал Годжо с улыбкой, набирая что-то в телефоне. — Сёко придёт, посмотрит, в чём дело. — Она точно спит? — сомневался Мегуми, складывая руки на груди. — Спит-спит, — учитель махнул ладонью и отошёл от двери. — Что-то случилось на задании? Фушигуро кивнул, прислонившись спиной к стене, и вкратце рассказал о том, что было в больнице. Годжо всё внимательно выслушал, покачал головой и был готов спрашивать дальше. Мегуми отвечал, что не знает, что Кодзуки увидела в глазах проклятия, что она смотрела в них не дольше двух секунд. Сатору подтвердил, что задание точно подходило их уровню. Некоторые проклятия нарочно сводят людей с ума, питаясь их страхом. Видимо, сегодняшнее было из их числа. Потому Фушигуро догадался, почему проклятие выбрало не его, а Кодзуки. — Думаю, она просто сильно испугалась, — подытожил Годжо, — возможно, больше не захочет быть магом. Даже взрослые уходят, когда понимают, что психика не выдерживает. — Знаю, — бесцветно откликнулся Мегуми, смотрящий в одну точку с начала разговора. — Если решит уйти, останавливать не буду. — Мне бы, конечно, не хотелось, чтобы это на неё повлияло, — задумчиво начал Годжо. — Потенциал у неё на уровне лучших магов из клана Камо. Правда, раскрыть его будет нелегко. Ладно, ложись спать, утро вечера мудренее, — он положил ему ладонь на макушку, но руку тут же оттолкнули. — Уже утро, — раздражённо бросил Мегуми. Следующий день для Кодзуки прошёл как в тумане. Она с трудом поднялась с кровати и заставила себя умыться. Иэири навестила, выслушала жалобы, сказала взять перерыв и отдохнуть. За окном светило яркое солнце уходящего апреля, а радости не было совсем. Всю забрали, оставили зияющую пустоту в груди. Так Кодзуки пролежала до вечера, закутавшись в одеяло. Она смотрела в одну точку, а телефон пару раз загорелся и погас. Сообщения Фушигуро остались непрочитанными, сам он не пришёл. Лишь глубокой ночью удалось уснуть. Тьма, пугающая и знакомая, необратимо настигла её, бросила в пучину мучительных криков и воспоминаний. Туда, где кожу рассекали до глубоких ран, задевая внутренние органы. Туда, где воздух уходил из лёгких, а его сменяла вода. Кодзуки тонула в водовороте прошлого, от которого бежала так быстро, как только могла, стирая ноги в кровь. Насмешливые лица взрослых и сверстников. Среди них был тот, чьи глаза были закрыты. Кодзуки вскочила и зажала рот ладонью, сдержав крик. Сердце с бешеной скоростью колотилось в груди и не успокаивалось, как бы она ни пыталась использовать на нём магию крови. Увиденный ужас ещё стоял перед глазами. Все картинки смешались в одну. Кодзуки выдохнула и легла обратно. Спать она больше не могла, боялась, что вновь окажется там, в том кошмаре. Ни свет ни заря, когда мир ещё не проснулся, Хиёри уже натянула широкие штаны с кофтой, перекинула через плечо пару кроссовок, держа их за шнурки, и вышла из комнаты. Всё вокруг дремало предрассветным сном, туман призраком лежал на траве. Утро дышало прохладой, Хиёри потёрла плечи, согреваясь, и остановилась на площадке, где днём обычно тренировались второгодки. Она поправила высокий хвост, шумно выдохнула и присела на старте, приготовилась. Сорвавшись с места, она побежала, постепенно набирая скорость. Ей не нужна была музыка, не нужны были мысли, ей нужно было желание ощутить свободу, словно она могла бежать так быстро, что всё останется позади. Хиёри не любила соревнования, она в детстве мечтала оказаться на сцене театра, выступать в труппе, неважно на каких ролях. Увы, не всем мечтам суждено сбыться. Ноги несли её сами, лёгкость в теле напоминала о том самом моменте, когда финишная черта остаётся позади. Хиёри раскинула руки и рассмеялась, представляя, как все смотрят на неё, восхищаются и хлопают. В тот короткий момент ей казалось, что она на самом деле может летать. Но взгляды соперниц позади всегда возвращали на землю. Она винила себя в их неудачах, считала, что без неё кто-то более достойный мог бы забирать первые места. Ей ведь даже не нравилась эта победа, но была необходима, чтобы подтвердить значимость собственного существования в глазах матери. Однако золотые медали прибавлялись, а лёд Генкоку никак не оттаивал. Завалившись на траву, Хиёри тяжело дышала и наблюдала за тем, как восходит солнце, ложится золотом на крыши техникума. Подрастеряла она форму за полгода, выносливости совсем не хватало. Веки невольно закрылись, дыхание сменилось размеренным, пульс замедлился. Только почувствовав приближение сна, Кодзуки тут же распахнула глаза и села. День предстоял длинным. Тем же вечером Кодзуки сидела в столовой и перечитывала короткую мангу, качая ногой. Зелёный чай стыл, глаза слипались, но силы ещё были. Само пройдёт, кошмары исчезнут через пару дней, всё наладится. Кодзуки успокаивала себя, а затем снова перечитывала фразу героя, чтобы уловить смысл. Фушигуро пришлось постараться, чтобы найти её. — Почему на сообщения не отвечаешь? — спросил он, садясь напротив. — Телефон в комнате, — ответила Кодзуки, не поднимая глаз. — Не пойму, почему всем так нравится романтика? — она всплеснула рукой и показала Фушигуро разворот, где девушка стояла рядом с двумя высокими парнями. — Любовный треугольник! Глупость какая. — Так зачем читаешь? — Фушигуро приподнял бровь. — Подарили на прошлое день рождения, — Кодзуки вздохнула, — только сейчас руки дошли, — она перелистнула страницу и подпёрла голову кулаком. — Второй раз читаю, а всё равно не понимаю, в чём смысл. — Прочти в третий раз, — вяло отозвался Фушигуро и отвёл взгляд. — Издеваешься, да? — Кодзуки хмыкнула и закрыла мангу. — Хочешь, дам почитать? — Ну уж нет, — он отмахнулся. — Ты спала? Прямой вопрос застиг её врасплох. — Д-Да, — попыталась соврать она, и голос её предательски дрогнул. Кодзуки прокашлялась, выпила чай залпом и поднялась, сунув мангу подмышку. — Пойду материал повторять, а то вдруг опять тест будет, — неестественно весёлым голосом сказала она. Фушигуро перехватил её запястье, заставил остановиться и отпустил. Кодзуки было возмутилась, но встретила его проницательный взгляд. Плохи дела, когда лгать совесть не позволяет — тело вранью противится. — Всё нормально, — заверила Кодзуки и улыбнулась, — не переживай. А ночью снова кошмар, и утро вновь раннее. К вечеру ноги совсем не держали, тесты сданы, новый материал дали. Вот и плелась Кодзуки по коридору, прижимая к груди стопку бумаг. Фушигуро за угол свернул, убирая руки в карманы, и пошёл к ней. Что-то не так. Весь день виделись, а Кодзуки даже разговор не попыталась начать. Фушигуро впервые понял, как тяжело быть на её месте, когда собеседник не в духе. Но Фушигуро не в духе почти всегда, то едва ли не перманентное состояние его души, а вот если Кодзуки не веселилась со всеми, кого видела, и не пыталась заговорить, то, вероятно, случилась трагедия. Фушигуро нахмурился, когда Кодзуки, витая в облаках, споткнулась об свою же ногу и уронила бумаги. Он помог ей собрать учебную литературу и протянул, получив благодарный кивок. — Что не так? — серьёзно спросил Фушигуро, глядя на неё снизу вверх. — Ты весь день рассеяна. — Не знаю, — она опустила голову, заметила на ладони след крови и сжала губы. Листы испачкала. — Всё из рук валится. — Лучше сама сознайся, — настоял он. Как-то раз Кодзуки уже попадала в похожую ситуацию, пускай сейчас Фушигуро источал лишь половину того, что ей пришлось испытать на себе в один из дней, когда она заигралась в молчанку. Что-что, а Фушигуро умел делать тон голоса, будто они на допросе. Кодзуки была уверена — работа следователя ему бы пошла. С его-то взглядом ему достаточно молчать, смотреть пристально, долго-долго, и жертва сама сдастся. К сожалению Кодзуки, это работало на неё лучше всяких колкостей. Грубые слова ей всё мимо ушей, а вот холодная строгость заставляла повиноваться. — Кошмары мучают, — прошептала Кодзуки и отвернула голову. — С того проклятия в больнице, — призналась она. — Ты все три дня не спала? — Фушигуро увидел кровь на бинтах и тихо цыкнул. — Почему не сказала? — раздражённо спросил он. — Проблемы не видела. Восстанавливалась так, техникой, — Кодзуки попыталась улыбнуться и положила руку на затылок, пряча словно. — Годжо-сенсей же может спать по два часа, вот я и… — Ты не Годжо, — напомнил Фушигуро. — У тебя инстинкт самосохранения где? — он повысил голос. — Ты поэтому и кровь не контролируешь, потому что проклятой энергии почти нет. Ты головой думать умеешь? — отчитывал он. — Если мы не до конца изгнали проклятие, то могут быть и другие такие же. — А? — Кодзуки подняла голову и удивлённо посмотрела на него. Фушигуро смерил её взглядом, как ей показалось разочарованным, и, убрав руки в карманы, прошёл мимо. Она тут же обернулась. — Ты куда? — Проверю всё ещё раз, — сухо ответил Фушигуро. — Я с тобой, — Кодзуки собиралась поравняться с ним, но его тяжёлый взгляд через плечо отбил всякое желание приближаться. — Ты уже достаточно сделала. Она осталась стоять посреди коридора, глядя ему в спину. Широкую, сильную и немного сутулую, словно на плечи давил груз ответственности. Фушигуро брал на себя ещё больше из-за её оплошности. Кодзуки прижала к груди перепачканные листы и опустила голову.