Setsuzoku

Цветы увяли. Сыплются, падают семена, Как будто слезы… Басё.

      Кодзуки не могла найти себе места, наворачивала круги в комнате и всё думала, думала. Внутри накопилось так много всего. Как на заброшенном чердаке, заставленном пыльной и ненужной мебелью, где не подобраться к чему-то маленькому и драгоценному, в чём отражался и переливался разными красками тонкий луч света.       Усталость взяла своё. Кодзуки невольно уснула глубоким и долгожданным сном, наконец мирным и сладким. Полуденное солнце выглянуло из-за облаков. Новый день. Эти два слова откликались в груди приятной лёгкостью. Силы переполняли Кодзуки, она была готова свернуть горы, а потом вернуть всё на место и повторить. Кровь бежала по венам, жизнь проносилась по каждой клеточке тела. Кодзуки скучала по этим ощущениям.       Да только Фушигуро весь день на глаза не появлялся. Сообщения читал, но не отвечал. Подкараулив, она встретила его на выходе из общежитий, предложила потренироваться и получила сухой отказ, после которого сидела на траве в одиночестве и думала, что Фушигуро вымотался после поручений и занятий. Однако весь следующий день прошёл так же.       В небе проплывали облака, тенью ложась на двор техникума, где тренировались второгодки. — Долго бездельничать будешь? — крикнула Маки, остановившись. — Вы не видели Фушигуро? — всё же спросила Кодзуки, окончательно изведя себя догадками. — Он к себе уходил, — ответил Панда, но по её взгляду понял, что в комнате его нет. — А вы поссорились или вроде того? — Не знаю, не ссорились вроде, — она пожала плечами, обхватила руками колени, а затем громко замычала и повалилась на траву.       Сдавшись, Кодзуки выдала им всё как на духу, пока Панда с Маки продолжали тренироваться, а Инумаки судил их. Весна такое прекрасное время года, всё вокруг пробуждается от зимней спячки, насекомые копошатся в траве, вся природа начинает новый цикл, наступает светлый период в жизни. В средней школе так уже было, история почти повторялась. Кодзуки вновь бегала за Фушигуро, а тот от неё ускользал, не называя причины. Невольно она начинала сомневаться в том, что ей стоит быть такой настойчивой, раз от неё держатся на расстоянии. — Так за него Сатору всё проверил, — удивилась Маки, выслушав весь наболевший рассказ Кодзуки. — В больнице ничего не нашли, вы изгнали проклятие. — Лосось, — вступил Инумаки и поднял телефон, Панда наклонился и посмотрел в экран. — Возможно, — кивнул Панда и посмотрел на Кодзуки. — Ты хоть и родом из магического клана, но только в этом году столкнулась с жизнью магов, верно? — начал Панда, а Маки бросила на него короткий взгляд. — У твоей приёмной матери есть муж или близкие друзья? — спросил он, а Кодзуки пожала плечами. — Я, кажется, поняла к чему ты, семпай, — тихо отозвалась она и села, отряхнув волосы от травы.       Маки подошла к ней и протянула руку, помогла встать. Кодзуки сдержанно улыбнулась и поправила юбку. Если решение не получается найти самой, то нужно искать людей, которые помогут. За ожиданием ответного сообщения она не заметила, как солнце легло на горизонт. Скоро отбой, а с Фушигуро они так и не пересеклись.       Кодзуки стояла у двери в небольшом кабинете, переминалась с ноги на ногу, не знала, куда себя деть. Годжо сидел в кресле и терпеливо смотрел на неё сквозь повязку. Молчание затянулось. — Что за «о-очень личный разговор»? — сдался учитель, цитируя её сообщение. — Понимаете, Годжо-сенсей, — неуверенно начала Хиёри, чувствуя, как на щеках загорается румянец. — Есть проблема, которую можете решить только вы.       Он наклонил голову вбок, а затем растянулся в улыбке. — Полагаю, решить её должна ты, а помочь с этим я, — Годжо закинул ногу на ногу и переплёл пальцы в замок, кладя руки на колено. Кодзуки сжала кулаки, кожей ощущая, как из-под чёрной ткани на неё проницательно смотрит пара небесно-голубых глаз. — Скажи, как есть. — Я боюсь всего, — пролепетала она, беспокойно зашагав из стороны в сторону. — Мне так страшно, что я с ума схожу! — выпалила Хиёри и взялась за голову. — Не знаю, куда себя деть! — Бояться — это нормально. Чего ты боишься? — Годжо говорил ровно, в противовес горячим речам. — Это из-за проклятия в больнице? — Да какие проклятия?! — возмутилась Хиёри, остановилась за диваном и вдруг перевалилась через спинку, плюхнувшись головой вниз, отчего волосы спустились к полу. — Я боюсь, что следую не за той целью. — Что ты видела в глазах проклятия? — не церемонясь, спросил Годжо. — Свою смерть.       Её ответ эхом отразился от стен. Тишину мгновения разрезали взмахи крыльев птиц за окном. Кабинет, окрашенный багровым заревом, стал местом откровения для Хиёри. Ей больше некуда было пойти, не к кому обратиться и рассказать. Она едва ли могла признаться себе, что ей нужна чья-то помощь. Годжо сохранял спокойное выражение лица, даже весёлое, ничем не обременённое. — Не так-то легко рисковать жизнью ради будущего других? — спросил Годжо, а у Хиёри глаза обожгли слёзы. Она кивнула, прикусив губу. — Это нормально, что ты ценишь свою жизнь больше чужих жизней. Может, ты выбрала недостаточно значимую цель для тебя? — Недостаточно значимую? — переспросила Хиёри. — Тебе нужна та, ради которой ты была бы готова пожертвовать всем, что у тебя есть и будет, — объяснил Годжо. — Я запуталась, — на выдохе сказала Хиёри, глядя прямо, куда-то в одну точку за ногами учителя. — Ещё кое-что волнует… у вас есть друзья? — У меня есть ученики, но почему спрашиваешь? — Годжо положил голову на ладонь, упирая руку в подлокотник кресла. — Вы же сильнейший, значит, можете пережить других. Тех, кто рядом, — говорила Хиёри, хмуря брови. — Терять кого-то очень больно, но при этом мне хочется иметь близких, несмотря на то, что я теперь маг, а маги… не привязываются. — Раньше тебя это не волновало. Это из-за Мегуми, да? — он слегка усмехнулся и покачал ногой. — Мы теряем близких людей неизбежно, кем бы мы ни были: магами или обычными людьми. В этом и есть ценность связи с кем-то. Жизнь, дружба, отношения, чувства — всё это не ценится, потому что нет осознания, что всему приходит конец. — Осознание не даёт полностью наслаждаться моментом, — Хиёри перевернулась и легла животом вниз, спустив руку к полу. — Всё вокруг меняется, когда есть о ком думать, — Годжо постучал пальцем по виску. — Привязанность может сделать слабее, а может сделать сильнее. Быть взрослым — не значит, что этот свет внутри тебя должен погаснуть. Я бы даже сказал, сделай всё, чтобы он не погас. Ты же встречала взрослых магов? В их глазах больше нет того огонька, который есть у студентов.       Хиёри слабо улыбнулась уголком губ и перевернулась на спину, закрыв лицо в изгибе локтя. — Что для вас значит быть взрослым? — тихо спросила Хиёри и одним глазом посмотрела на Годжо. Он лениво потянулся и повернул голову к окну. — Брать ответственность за прошлое и будущее, — ответил Сатору.       Вышла она из его кабинета с ворохом новых мыслей, с клубком, который нужно было распутать. Кодзуки брела по коридорам техникума, а в воспоминаниях проносился топот туфель, смех и шёпот одноклассников. Она тряхнула головой и сжала кулаки. Нужно оставить минувшие дни в покое. Никаких сомнений.       В пустом кабинете за одной из трёх парт сидел Фушигуро и читал книгу. Телефон завибрировал, на экране показалось ещё одно сообщение от Кодзуки. Хорошо ли он поступал с ней? Конечно, Годжо сказал, что причин для переживания нет, никакой ошибки со стороны Мегуми не было, они справились с заданием так, как и должны были. А Фушигуро не верил, потому что наставник положил руку ему на плечо, наклонился и попросил: «Впредь будь внимательнее».       Раз нужно быть ещё внимательнее, то ошибка там всё же была, а вину Фушигуро брал на себя. Он же старше, опытнее, сильнее. Должен был проверить всё сразу или хотя бы раньше заметить, что что-то не так. Фушигуро сжал книгу, смяв страницы, и тяжело выдохнул. В коридоре послышались шаги. Дверь кабинета громко открылась. Это случилось. Вечно прятаться не получится, тем более, когда они живут и учатся в одном техникуме. — Как нашла меня? — спросил Фушигуро, голос прозвучал слишком спокойно. — Ты шутишь?! — Кодзуки ударила ладонями о соседнюю парту и указала в окно. — Я воспользовалась глазами! Тебя с улицы видно. — А-а, — он смерил ленивым взглядом отодвинутую сквозняком занавеску. — А-а?! — вспыхнула Кодзуки. — Ты меня что, избегать вздумал? — Нет, — монотонно ответил Фушигуро. — Не беси меня, — процедила она, наклонилась и попыталась заглянуть ему в глаза. — Что-то не так — скажи, я не хочу гадать, что у тебя в голове. — Всё нормально, — Фушигуро сохранял невозмутимость, даже равнодушным пытался быть. — Тебе в это лезть необязательно.       Кодзуки прищурилась и, помолчав, тихо начала: — Если не хочешь общаться, то… — Не хочу, — отрезал Фушигуро и отложил книгу, приподнял голову, заглядывая ей в глаза, ярко-голубые, как безоблачное летнее небо.       Её передёрнуло, как в самый первый раз, когда он был так близко и смотрел на неё. Она на мгновение забыла, как дышать, пока смотрела то на его ресницы, то на глубокую радужку. Глаза ведь зеркало души, верно? Кодзуки только научилась различать в них хоть что-то и опять не могла понять, что значит та эмоция на самом дне его глаз. — Уходи, — попросил он.       Небо заволокли тучи, Токио погряз в дождях, верхушки пагод тонули в тумане. Капли барабанили по листве, мелодия разносилась по комнате из приоткрытого окна. Солнце выходило всё реже, пряталось за густыми и непроглядными облаками. Фушигуро задвинул плотную штору, оставив лишь небольшую щель для дневного света. Он поступает неправильно, закрываясь здесь, от неё. Снова томит в молчании, недоговаривает. Он не собирался давать обещаний, извиняться. Перед глазами то и дело видел одну и ту же картину, как умирает напарник, не чужой человек. Как Кодзуки смотрит стеклянным взглядом, как её всегда румяное лицо бледнеет. Изо дня в день, из ночи в ночь видел. И другие умирали, и другие уходили. Кодзуки однажды уже исчезала. Родная мама оставила её, а если оставит и Фушигуро? Она будет ходить в храм и молиться за него тоже?       Она просила не закрываться, говорила, что одному сложнее. Делала всё, чтобы он почаще вылезал из скорлупы, возвращала его в настоящее, когда и дождь можно обожать больше, чем солнце, когда можно звонко смеяться в лицо ненастьям, назло им. Когда щебечут синицы в кустах, в конце концов. Она так же щебетала с остальными, жила, жила и снова жила. И заставляла жить его. А он отвечал тем, что опять оставлял без внимания её сообщения. — Хочешь сходить куда-нибудь? — спросила Кодзуки, придя в мужское общежитие.       Она не улыбалась, переживала за него, потому что теперь знала, каково это бояться за кого-то больше, чем за самого себя. Одно дело жертвовать своей жизнью, другое дело — чужой. У них у обоих есть будущее, которое нужно прожить. И есть угроза, готовая это будущее забрать. В любой момент. Чем глубже человек прорастает внутри, тем больнее его вырывать. Тем больше будет пустота, которую ничем не заполнить. Ни молитвой, ни воспоминаниями, ни фотографиями, ни другими людьми. Потому что с человеком неизбежно уйдёт его части внутри другого человека. Горечь утраты — самое пожирающее чувство, что притягивает вину и скорбь. — Нет, — бесцветно ответил он. — Хочешь один побыть?       Фушигуро кивнул и закрыл за собой дверь, скрывшись от её глаз, сожалеющих и печальных. Он не хотел отплачивать именно так, а сам ничего не мог поделать с тем, что отстранялся, ограждался. Её боль — всегда короткая — неминуемо напоминала о том, что всё ещё есть он, она, проклятие и ком в груди. — Неужели решил попросить у меня совет? — улыбался Годжо, пьющий чай в одиночестве. — Как видите, — Мегуми опёрся на стену, сложив на груди руки.       На улице лил дождь, двор серый. А Мегуми в глазах наставника снова щенок, забившийся в угол. — Ты не узнаешь, правильно ли поступаешь, пока не увидишь итог, — сказал Годжо, ставя чашку на стол. — Итога нет, — проворчал Мегуми, не желая встречаться со взглядом учителя, чьи очки сползли на носу. — А как хочешь поступить сам? — Годжо смотрел на него, точно испытывал.       Мегуми вздохнул тяжело, его губы дёрнулись заметно едва. — Поэтому я и пришёл, — признался он.       Запутался. И оба решения казались одинаково правильными и неправильными. — Если случится худшее, о чём ты будешь жалеть сильнее всего? — Годжо поднял указательный палец, продолжая улыбаться непринуждённо. — А, Мегуми? — протянул он лукаво, зная, что струны души подопечного напряжены и дрожат. — Чаще всего люди жалеют об упущенных возможностях. И ушедшем времени.       Привязываться нельзя, но это неизбежно. Фушигуро подошёл к столу в своей комнате, открыл ежедневник с расписанием, на одной из страниц был столбик из пустых треугольников. Он начертил ещё один снизу и отбросил карандаш, захлопнув блокнот. И как ему за такое вину заглаживать?       Для Кодзуки дни тянулись уныло и медленно. Занятия, теория, тренировки, на которых она сидела на ступенях или носила воду. Манга про любовный треугольник стала ещё отвратнее. Как так выходит, что у одну девочку влюблены сразу двое, а в Кодзуки никто и никогда? От этих мыслей у неё сводило живот. Не бывает у магов такого.       Весь вечер долгожданного выходного Кодзуки была настроена посвятить уборке, даже в лучших традициях волосы белой косынкой убрала. Она стояла, уперев руки в бока, и не понимала, с чего начать. Той ночью Фушигуро более-менее привёл комнату в порядок, хотя кое-где последствия потерянного телефона ещё оставались. Никак не хватало смелости и решимости, чтобы взять и в один день всё прибрать. И почему магов не могут побаловать бесплатной уборкой? Рискуешь жизнью — рискуй и пола мыть. Как же несправедлив мир.       Кодзуки смотрела на беспорядок, наклонив голову вбок, и не верила, что это всё её рук дело. Будто не она здесь жила, а черти с утра до ночи пировали. За этот год она точно станет взрослее. — Войдите! — крикнула она, когда в дверь постучали.       Фушигуро замер в проходе, глядя на то, как Кодзуки стоит с закрытыми глазами и сжимает поднятый кулак. Она ойкнула и сменила позу на более непринуждённую. — Это ты так прибираешься? — хмуро отозвался Фушигуро и прошёл в комнату, обошёл Кодзуки. Он отодвинул окно, чтобы проветрить. — Не лезь, — передразнила Кодзуки, гордо задрав нос, — сама справлюсь, — она с серьёзным лицом закатала рукава широкой, бесформенной кофты. Фушигуро поднял бровь, глядя на неё, и сел на стул. — А если у меня тут бельё грязное валяется? Или лифчик под кроватью?! — В прошлый раз тебя это мало заботило, — Фушигуро положил локоть на стол. — А ты… — она осеклась вдруг и отвернулась, делая вид, что занята чем-то. Пришёл сам после того, как сам одарил холодом. Кодзуки бы подумала ответить тем же, да холода в ней ровно столько, сколько снега в Африке. Оккоцу, наверняка, вернётся оттуда с с таким загаром, что его никто в лицо не узнает. — Ты обдумал всё, что хотел? — Да.       Кодзуки поняла, что уходить он не собирается. А мог просто сказать, что хочет время вместе провести. Смирившись, она начала со шкафа, где кое-как была развешана одежда, какая-то даже свисала с плечиков и норовила вот-вот упасть.       Фушигуро посмотрел в спину Кодзуки, а затем обвёл взглядом пару томов манги и три книги на столе. Он никогда не понимал, как ей хватает времени в сутках, чтобы всё успевать. Она и лёгкой атлетикой занималась в средней школе, и на переменах количеству её энергии стоило только позавидовать, а ведь ещё нужно было поспорить с ним, Фушигуро, о взглядах на жизнь. В этом расписании ещё был просмотр аниме, прогулки с друзьями и чтение книг.       Потом Фушигуро увидел, как Кодзуки борется с вешалкой, а последняя выигрывает, и понял, что в это расписание никогда не входила рутина и быт. Он вздохнул и взял тот самый сборник трёхстиший. — Ой! — вдруг Кодзуки оставила вешалку и протянула руку к нему. — Не открывай. — Почему? — Фушигуро сначала помедлил, а потом всё же заглянул в книгу. — Думала, ты мне её подарил, — робко сказала она и опустила глаза. — Подарил, — не стал отрицать он. — Так что я исписала там всё пометками, — смущённо пролепетала Кодзуки, всё краснея и краснея. Фушигуро всё же открыл его, пролистал пару страниц и остановился, заметив следы карандаша. — Не читай!       Она спохватилась в последний момент, книгу выхватывать не стала, а Фушигуро притих, замолчал. Одна строчка была выделена: «Нет любви без разлуки». Кодзуки была готова провалиться под землю, похоронить себя где-нибудь под вишней, лишь бы не видеть реакции Фушигуро. Она сама не знала, что на самом деле чувствует к нему теперь. Всё стало сложным. Все её признания в средней школе сейчас ей казались такими наивными и неуместными. Прошлое нужно было оставить в прошлом, там ему самое место. — Я понял, извини, — он захлопнул книгу и вернул на место с каменным выражением лица. — Это ты смутился?! — вспыхнула Кодзуки, а затем вздохнула и отвернулась к шкафу. — Завтра можем навестить сестру, — Фушигуро прилёг на стол.       И пока одна возилась со шваброй, второй наблюдал за потугами с дрожащим коленом. Вскоре терпение Фушигуро лопнуло. Либо Кодзуки издевается над ним, либо на самом деле не умеет мыть пол и поэтому возит туда-сюда налипшие волосы с пылью. Такое нарочно не вытворить. Фушигуро подошёл, ухватился за швабру рядом с её руками, вызвав удивлённый взгляд. — Ты как в школе дежурила? — возмутился он и повёл её за собой. — В углах тоже надо мыть, — отчитывал Фушигуро, пока Кодзуки смущённо смотрела на его руки. Крепкие. Больше, чем у неё. — Я в школе цветы поливала и стулья поднимала, — робко ответила она и прикусила губу, не в силах унять колотящееся в груди сердце. Об уборке думать надо, а не о длине ладоней. — Всё так плохо? — Нет, — уже тише произнёс Фушигуро. — Не разноси грязь по комнате, а собирай, — он отпустил швабру и отошёл, давая Кодзуки возможность продолжить самой.       Еле-еле управившись с уборкой, Кодзуки вытерла лоб предплечьем и довольно посмотрела на проделанную работу: комната сверкает, всё лежит на своих местах, чистое постельное идеально заправлено. Радости не было предела. Фушигуро стоял рядом, убрав руки в карманы, и удовлетворённо наблюдал за воцарившимся порядком. — Фушигуро-кун, — тихонько пролепетала Кодзуки и заправила прядь за румяное ухо, — спасибо за помощь.       Он в ответ кивнул, хмыкнув. Она улыбнулась, теребя косынку у груди. Фушигуро потратил на неё время, когда мог заняться чем-то более полезным. Зато Кодзуки теперь научилась мыть пол. Выходит, помирились? Хотя и не ссорились…       Солнце показалось из-за горизонта; на деревянный пол ступили босыми ногами, в отражении зеркала показалась растрёпанная макушка, гирлянда над кроватью загорелась, тонкие пальцы провели по обложке книги. Кодзуки подняла руки, потянулась. Умывшись, она хотела поскорее увидеть Фушигуро и узнать, когда предстоит долгожданная встреча с Цумики. — Доброе утро! — воодушевлённо воскликнула Кодзуки, открыв дверь.       Сонный Фушигуро стоял с чашкой кофе, без футболки, в одних штанах, из которых выглядывала резинка нижнего белья. Он смотрел, не моргая, пока лицо Кодзуки краснело вместе с ушами. Она пролепетала что-то невнятное и выскочила, захлопнув дверь. — Ты… — выходя и попутно натягивая кофту, раздражённо начал Фушигуро. — Буду стучать, — кивнула Кодзуки, глядя в пол. — Так обрадовалась, что Цумики увижу. Обо всём забыла, извини, — она чуть улыбнулась, сжимая край пижамной рубашки. — После обеда. У меня задание, у тебя занятие, — бросил он и вернулся в комнату.       Кодзуки кусала губы, а сердце её никак не успокаивалось. Она положила ладонь на грудь, почти не дыша, и под нос себе прошептала: — Он всегда был таким… красивым?       После завтрака ждали занятия, самые обычные, как те, что были в школе для не-магов. Теория, теория и ещё раз теория. Никакой практики, пока Кодзуки не восстановится. Годжо, сказавший об ответственности, поставил Идзити на роль учителя и убежал. Кодзуки качалась на стуле, слушая инструктаж помощника. Генкоку всё-таки о многом не поведала ей. Пробелы в знаниях заполнял Идзити, отвечал на все вопросы, сдержанно улыбался шуткам, которые проскакивали у студентки. — А вам нравится работа помощника? — вдруг спросила Кодзуки. — Ой! Ай! — она резко схватилась за парту, чуть не упав со стула. — Осторожнее, — нервно попросил Идзити и, вздохнув, положил мел на стол. — Помощники — связывающее звено между Верхушкой магов и исполнительными магами. Я хорошо справляюсь с организацией работы, поэтому мне это подходит. — Это не прямой ответ на мой вопрос, — протянула Кодзуки и развалилась на парте. — Вообще, звучит довольно скучно, — она улыбнулась. — Но вы крутой, если вас такая скукотища не пугает. Ну, правда! Это надо постоянно думать, всем звонить, решать всё за всех, — не без восхищения говорила Кодзуки. — Сужу по себе, я бы не смогла столько всего в голове держать и раскладывать по полочкам. Вам вообще нормально, что вас оставили меня учить? Это как-то не для ваших способностей получается.       Кодзуки забалтывала его всем подряд, перескакивала с темы на тему, потеряв всякий интерес к теории. Она-то не замечала этого за собой. Идзити вовремя её не остановил и, кажется, не сразу понял, что обучение перешло в личное общение о работе, начальстве, коллегах. — Вы на два года младше Годжо-сенсея?! — удивилась Кодзуки, хлопнув по парте. — Извините, — она отвела взгляд и надула губы. — Думала, вы старше. — Я привык это слышать, — сдержанно сказал Идзити и, отодвинув рукав, посмотрел на часы. — Занятие закончено, но я не успел рассказать про порядок поведения в критических ситуациях, — он вынул из папки листы с материалом.       Кодзуки встала и вприпрыжку подошла к учительскому столу, протянула руку. — Это про него? — она посмотрела на помощника, дождалась подтверждения и взяла листы. — Не переживайте, я всё прочту, — заверила Кодзуки и улыбнулась. — Спасибо за урок! — она поклонилась и бодрым шагом отправилась в коридор.       Урок ей на самом деле понравился, ведь поговорить с глазу на глаз с таким другим и по-настоящему взрослым человеком удавалось не так часто. Хиёри шла обратно в комнату, держа руку на подбородке, и качала головой, которая ощутимо потяжелела после всех этих новых знаний. С критическими ситуациями она худо-бедно разберётся, а вот слова Идзити про субординацию и уважение заставили её призадуматься. Не все люди ставят под сомнения действия вышестоящих, некоторые доверяют начальству больше, чем самим себе. Хиёри лишнего говорить не стала, но упорно не понимала, как другие могут не видеть того же, что видит она? Судила Хиёри, конечно, со своей колокольни, потому что ей не нравилось, что в тройке великих кланов находится Камо и Зенин. Сила так много решает? Или это авторитет? На чём он тогда основанный? Признание, должно быть. Хиёри улыбнулась, найдя для себя подходящую цель.       В воздухе пахло пыльцой, а в вагоне пылью и солнцем. Мимо проносились здания столицы, скрученные провода на столбах. Фушигуро стоял рядом, держась за поручень, и лениво смотрел в окно. Кодзуки никак не вылезала из телефона и даже не думала браться за поручень. — Держись, — тихо попросил Фушигуро. Его полуприказ оставили без внимания.       Поезд резко затормозил, Кодзуки пошатнулась, но рука Фушигуро придержала за спину и не дала упасть. — Я же сказал, держись, — повторил он спокойным и вкрадчивым тоном, какой заставлял Кодзуки слушаться его. Иначе с ней было нельзя. — Спасибо, — она убрала телефон и подняла руку, взялась за поручень.       Ладонь Фушигуро вскоре убрал, оставив после себя тепло, которое впрочем растворилось быстро. Они стояли так близко, Кодзуки аккуратно подошла к нему ещё ближе, освободив место позади себя. Фушигуро украдкой взглянул на её румяные щёки и сглотнул.       Цумики лежала в одиночной палате. Веки закрыты, кожа бледная, дыхание совсем неслышное. Кодзуки помедлила на входе, а потом взяла себя в руки и подошла к кровати, где лежала подруга. Тёмные волосы разметались по подушке, ресницы не дрожали, на лбу был незнакомый символ. Метка? Печать? Кодзуки свела брови к переносице, сжала кулаки. Фушигуро стоял позади, не хотел видеть слёзы, если те будут.       Кодзуки не могла поверить. Перед глазами то и дело проносились воспоминания, как Цумики улыбалась, как смеялась. Картинки вспыхивали и сменялись реальностью, где прямо сейчас сестра Мегуми лежала, словно неживая. Слова встали комом в горле, грудную клетку сжало. Кодзуки поднесла руки ко рту, опустила голову, зажмурившись. Фушигуро положил ладонь на её плечо. — Можно мне наедине с ней остаться? — она посмотрела ему в глаза, сжала его запястье.       Он кивнул и покинул палату. Любопытство перевесило здравый смысл на мгновение. Фушигуро стоял и нарочно прислушивался, чтобы облачить звуки в слова. — Я позабочусь о нём, можешь не волноваться, — звучал за дверью голос Хиёри. — И о тебе позабочусь.       Он оттолкнулся от стены и отошёл. Нет, так нельзя. Это личное. Мегуми и до этого не особо-то вмешивался в дружбу сестры. Невольно только слышал их разговоры порой, когда Цумики готовила и включала громкую связь на телефоне. Мегуми оставалось только смириться с тем, что Хиёри и Нова слишком любили дурачиться и ввязывали в это сестру. Кто-то должен был веселиться, вот они и веселились.       Кодзуки вышла из палаты, растерянно глядя в пол, и всё же подняла глаза, попыталась улыбнуться. Фушигуро понимающе кивнул. Они могли возвращаться в техникум.       Однако был и разговор, который больше откладывать некуда. На лестничном пролёте в больнице Фушигуро встал на ступеньку и спросил: — Ты всё ещё хочешь быть магом? — А почему должна передумать? — Кодзуки спустилась на две ниже и повернулась к нему, увидела в его взгляде ответ. — Ну, со мной вещи и похуже случались, — она пожала плечами. — Я больше не могу убегать от проблем. Я полагаюсь на тебя, так что хочу, чтобы ты тоже мог на меня положиться. А как полагаться на того, кто бежит? — уголки её губ поднялись. — Я понял, — Фушигуро опустил голову, спрятав глаза в тени чёлки. Его губы дрогнули в тусклой улыбке. — Почти уверена, что в больнице ты придумал план быстрее меня, но не сказал, — серьёзно начала Кодзуки. Больше не до шуток, мир магов другой, и она уже его часть. Потомок великого клана, унаследовавший его технику. Кем будет Хиёри, если не воспользуется этим? Тем, кого сама же перестанет уважать. — На будущее — говори, я всё сделаю. Я пойду за тобой, неважно, куда. — Почему? — Фушигуро нахмурился в удивлении. — Потому что ты тот, кто может помочь мне, — она усмехнулась и подняла указательный палец, сложив ладонь в пистолет. — Ну, и кто ещё будет терпеть наш несносный характер, а? — Наш? — хмыкнул Фушишуро, сделал шаг, опустил её руку. — Говори за себя, — он посмотрел ей в глаза, наклоняясь. Кодзуки покрылась мурашками. — Но я согласен, — Фушигуро выпрямился и прошёл мимо неё, а у самого уши вспыхнули. Бесит. Опять.       Спустя пару дней Фушигуро сидел в кабинете, куда вскоре вошла Кодзуки, села за соседнюю парту и соединила колени, прилегла на парту. За окном стеснительно капал дождь, по стеклу бежали прозрачные змейки. Вот уж лето. Годжо, позвавший первокурсников, сам же задерживался. И как только умудряется маг с телепортацией вечно опаздывать? — Как прошло задание? — поинтересовался Фушигуро, первым начиная разговор. — Ну, — ободрилась Кодзуки. — Проклятие взяло заложника, но я-то могу напасть со спины, — она постучала пальцем по виску. — У меня тоже недавно заложника взяли, — хмуро кивнул Фушигуро. — Подлецы, — хихикнула Кодзуки, — хотя нет, от проклятий такое хотя бы ждёшь, — задумчиво протянула она.       Фушигуро собирался сказать что-то ещё, дверь снова раскрылась — Годжо соизволил показаться. Учитель встал у середины доски спиной к ним, проверил наличие мела для виду, чтобы потянуть время. Кодзуки подпёрла голову ладонью, повела по столу пальцем. Фушигуро потёр сухие ладони и шумно выдохнул. И к чему эта интрига? Опоздал, не поздоровался, ещё и молчит. — С вашим проклятием разберёмся немного позже, — веселым голосом сообщил Годжо и развернулся к ним, — сегодня уехали второгодки, а скоро уезжаем мы с вами. Вернее, ты, Хиёри, отдельно. — За границу? — она оживилась. — В Саппоро, — улыбнулся Годжо. — С Генкоку, — добил он. — Чего? — Кодзуки растеклась лужицей на парте. — Других магов нет? — Нет, — Годжо продолжал веселиться. — А мы с Мегуми поедем в Сендай.       Кодзуки что-то промычала в ответ и уткнулась в руки, пряча лицо ото всех. Фушигуро посмотрел на Годжо и отвернулся к окну. — И что у вас с лицами? — учитель дважды похлопал и упёр ладони в бока. — Устала, крови нет, — глухо протянула Кодзуки, — можно идти? — Да, отдыхай, — кивнул Годжо.       Только Кодзуки вышла, Фушигуро кожей ощутил на себе пристальный взгляд наставника. — Что сделал? — проницательно спросил Годжо. — На этот раз не моя вина, — насупившись, ответил Мегуми.       Блёклый закат лёг на город, гончие клыками разорвали проклятие, Фушигуро размял плечо и развеял технику. Не вина Кодзуки, что ему проще одному. Его вина в том, что рядом с ней он выбирает худший вариант из возможных. Фушигуро закрыл дверь авто, капли дождя стучали по листьям кустов, непослушные волосы мокли, липли ко лбу. Впереди неторопливо поднималась Кодзуки под прозрачным зонтом. Он широким шагом нагнал её. Она кое-как несла коробку, борясь с ручкой зонтика. — Давай что-то одно, — предложил помощь Фушигуро, которого одарили удивлением.       Он забрал увесистую коробку, коснувшись пальцами девичьих рук, и получил благодарный кивок. Кодзуки непривычно тихая в последнее время, и весь техникум словно опустел с отбытием второкурсников. Фушигуро продолжил подниматься, но то и дело его макушку задевал зонтик. Ненарочно, разница в росте сказывалась — Кодзуки доставала ему до кончика носа. Фушигуро с лёгким раздражением выхватил у неё зонт, чуть расправил плечи и спросил: — Что там? — Всякие мелочи для комнаты, — ответила Кодзуки, улыбнувшись, и завела руки за спину. — Пришлось заказать новую гирлянду, потому что вчера я сломала старую. Не знаю, как это вышло, — соврала она, вспоминая, как запнулась об упавшую гирлянду, зацепилась ногой, упала на пол, мысленно извиняясь перед Фушигуро за боль в коленях. Как итог — порванные провода. Хоть током не ударило. — Вешать надо было не на декоративный скотч, — спокойно сказал Фушигуро. — Так он же красивее! — горячо воскликнула Кодзуки. — И держит хуже, — заметил он. — Твоя правда, — согласилась она.       Они шли под одним зонтом, пока дождь отстукивал мелодию над головами. — Слушай, может фильм посмотрим, когда вернёмся? — предложила Кодзуки. — Что тебе нравится? Нет, стой, не говори, я угадаю, — она подняла ладонь, не дав ему и слова вставить. — Ужастики ты не уважаешь. — Если сюжет продуманный, могу посмотреть, — поправил Фушигуро и украдкой посмотрел на неё. — Только не говори, что ты их боишься. — Не-а, — усмехнулась Кодзуки, скрывая то, что на самом деле бывает вскрикивает от громких сцен в фильмах ужасов. — Я психологические триллеры люблю, чтобы прям в напряжении держало. Документалки, кстати, мне тоже нравятся, — мечтательно протянула она, не помня, когда в последний раз смотрела что-то кроме аниме, да и те теперь стали редкостью. Забот у магов полно. — О, знаю. Посмотрим что-нибудь про маньяков? — Кодзуки наклонилась, заглядывая ему в глаза. — Могу дать тебе книгу про психологию убийц, — он отвёл взгляд. — Давай, в самолёте почитаю, — она улыбнулась, выпрямилась и отвернулась. — Скучать будешь? — спросила Кодзуки и прикусила губу. А в груди затрепетало.       И тут же ухнуло. — Нет, — ровно ответил Фушигуро, — у меня есть твой номер телефона. — Бо-оже, — рассмеялась Кодзуки и покачала головой. — А я вот буду, — стих её голос, слившись с шелестом листьев.       Обнимая плюшевого зайчика, Кодзуки лежала на кровати, наблюдала за тем, как Фушигуро вешает ей новую гирлянду, и не могла не улыбаться. Поиски шамана зашли в тупик, на доске давно не появлялись новые записи. Если это на самом деле связывающая клятва, то снять её не получится. Постепенно закрадывались самые худшие мысли. Если они так и не смогут найти того, кто сотворил это с ними? Если это будет надолго и хуже… навсегда? Одна надежда — Годжо, который вряд ли оставит своих учеников в таком положении. Не оставит же?       В самолёте Хиёри смотрела в иллюминатор, оставив книгу в мягкой обложке на коленях. Лететь меньше двух часов, и вот они с Генкоку будут на острове Хоккайдо. Хотела бы Хиёри погулять там, как в детстве, когда увидела маленьких птичек, похожих на летающий цветок хлопка. Природа — удивительная. Хиёри готова каждый день восхищаться ею, поражаться и разочаровываться. — Что мне сделать, чтобы ты помогла папе? — спросила Хиёри, когда они ехали в такси.       Рядом сидела женщина с карими глазами и чёрными волосами, собранными в низкий пучок. На бледно-серой щеке был длинный шрам, добавлявший ей возраста и суровости. Таковой была Генкоку. Высокой, ледяной и молчаливой. В плаще, в перчатках и с тяжёлым, матовым взглядом, всегда злым немного. Все годы с ней Хиёри только и делала, что училась различать малейшие изменения в её лице, чтобы понимать настроение приёмной матери, ведь за сказанное невпопад слово можно получить наказание. К счастью или сожалению, все оттенки льда Хиёри выучила наизусть. И в ледяной скорлупе Фушигуро никогда не было враждебности или опасности, какую источала Генкоку.       Да, в средней школе Хиёри действительно боялась подойти к нему. Лишь потому что такого бродячего щенка легко спугнуть неудобным вопросом, но методом проб и ошибок подход был найден — тяжёлая дверь со скрипом приоткрылась, а в щёлочке показался свет. Потому Хиёри уверена, что безвыходных ситуаций не бывает. Бывает то, что не видно на первый взгляд. — Получи Второй ранг, тогда что-то проси от меня, — выдвинула условия Генкоку.       С ней нельзя было договориться иначе. Это всегда сделка, не всегда равноценная. — Ты не можешь меня выдвинуть на получение? — Хиёри отвернулась к окну, с лёгкой тоской разглядывая улицы, по котором гуляла давным-давно в детстве. Хоть в Сайтаме и зима была снежной, но на Рождество и Новый год они ездили в Хоккайдо. — Моей помощи не дождёшься, — отрезала Генкоку. — У тебя у самой только Второй ранг, — заметила Хиёри. — Почему не пошла на повышение? — вдруг спросила она, повернувшись к приёмной матери. — Я видела архивные записи, в период обучения ты изгнала проклятие Особого ранга. — Мы будем говорить об этом в такси? — пресекла Генкоку, а Хиёри мельком посмотрела на водителя и вновь отвернулась к окну.       Техникум расщедрился на двухкомнатный номер в отеле. Они обе, конечно, предпочли бы находится как можно дальше друг от друга. Особенно теперь, когда напряжение возросло. Страх Хиёри улетучился всего после пары месяцев в техникуме. Она будет брыкаться, кусаться и царапаться до последнего, если Генкоку возьмётся за старое. Больше нет Хиёри, которая будет молча терпеть.       За обедом Хиёри лежала на диванчике в номере и читала книгу, которую дал Фушигуро. В мечтах пронеслась картинка, как они вдвоём поступили бы в обычную старшую школу, открыли свой литературный кружок, куда ходили бы после уроков и обсуждали прочитанное. Впрочем-то никто не мешал им заниматься тем же в перерывах между изгнанием проклятий, но то было бы тихое и безмятежное время. Школьная романтика… Хиёри покраснела и накрыла лицо книгой. Фушигуро поселился в её мыслях и никак не хотел уходить. — Я дала клятву, наполовину ограничив проклятую энергию, — наконец ответила Генкоку, отставив чашку с кофе на блюдце. Она махнула рукой в плотной перчатке, и большое раздвижное окно приоткрылось. — Чего? Так много? — удивилась Хиёри, положив книгу на грудь. — Что ты получила взамен? — Козырь против Зенин, — Генкоку перевела на неё взгляд, обжигая холодом. Хиёри нахмурилась, обхватила подбородок. — Не пытайся стать сильнее, ища лазейку в клятвах. Ты скорее лишишь себя всего, чем найдёшь здравое решение. — Я не глупая! — возразила Хиёри. — Ты безрассудная, — презрительно бросила Генкоку, — поэтому выкинь эту идею из головы.       Выкинуть на самом деле получилось, когда они выдвинулись в путь. Цель поездки, увы, не любование северным городом, а проверка проклятого амулета — пальца Сукуны. Вечером они шли по кладбищу в чаще леса, вдоль хвойных кедров по влажной от недавнего дождя тропе. Каменные плиты и статуи поросли мхом, где-то покосились. Под ногами лежал ковёр из засохших иголок и шишек. Туман сгущался, чем ближе они подходили к центру кладбища. Хиёри молча шла за Генкоку, понимая, что одна бы заплутала здесь, как в дремучем лесу, среди забытых замшелых памятников. Природа здесь не просто отстояла свои права, она их восстановила.       Солнце село, низкие фонари загорелись. Что-то не так, страх витает в воздухе. Предчувствие с каждым шагом воет всё громче. Генкоку спокойно прошла под воротами, Хиёри чуть поклонилась и нагнала её, боясь отстать. У деревянной стелы с высеченными иероглифами они остановились. Генкоку ладонью попросила постоять позади, а сама поднялась по лестнице к самому основанию столба. — Какому кретину пришло в голову оставлять артефакт здесь? — разгорячилась Генкоку, оборачиваясь к приёмной дочери. — Его нет? — неловко спросила Хиёри, наклонив голову вбок. — Нет, — цыкнула Генкоку и осмотрелась по сторонам. — Причём его забрали не вчера, — она поправила перчатку и спустила с плеча футляр с проклятым оружием. — Придётся требовать с этих подонков дополнительную плату. — А? — Хиёри растерялась, а затем обернулась.       Сумерки пали на кладбище. Из-за могильных плит повыглядывали проклятия, хватаясь омерзительными лапами за камни. Лезвие нагинаты блеснуло в свете жёлтых фонарей. Хиёри настороженно закатала рукава и убрала бинты. Много мелких — не проблема. Пропавший артефакт Особого уровня — вот настоящая беда.       Сжав рукоять ножа, Хиёри тяжело дышала и смотрела на Генкоку, державшуюся ничуть не хуже, чем в начале. Проклятия не заканчивались, брали не качеством, а количеством. Генкоку вела себя осторожно, большую часть грязной работы выполняла Хиёри по собственной инициативе. — Там человек, — сообщила Генкоку, резко обернувшись на пересечении троп, — и проклятие. Посильнее той мелочи, которая завелась здесь.       Хиёри выдохнула, сверилась с ощущениями. Аура сильная. — Особый уровень? — спросила она. — Нет, около первого, — ответила Генкоку, прокрутив нагинату.       Они быстрым шагом добрались до мужчины, над которым восседало проклятие, покрытое густой и длинной шерстью, что не видно ни глаз, ни морды. Только нос торчит, как у летучей мыши. Проклятие рыкнуло на прибывших магов, схватило мужчину. Хиёри замерла в оцепенении.       Глубокой ночью они вернулись в отель. Хиёри тут же свернула в ванную и не выдержала. Тело свело судорогой, весь ужин остался в канализации, а в сознание всё возвращались картины прошедшего вечера. Расширение территории Генкоку спасло их. Если она в здравом уме и твёрдой памяти лишила себя половины проклятой энергии, то сколько же там её было в полном объёме?       Хиёри обняла себя за колени, сидя на холодном кафеле. Голова кружится от малокровия. Мужчина погиб. Артефакт потерян.       А следующим вечером было больно, очень больно. У Фушигуро тоже всё прошло не так гладко. Он ответил только ночью, оповестил о том, что жив и ложится спать. Сейчас для них этого было достаточно. В конце концов жизнь — веский повод для радости. Генкоку второй день подряд ругалась с начальством по телефону, не скупясь на грубые и пылкие выражения. Хиёри лежала на кровати, закутавшись в одеяло, и не знала, что делать дальше. Они не герои, чтобы спасать всех. Но… была ли возможность спасти мужчину? Точно была. Почему тогда он умер?       «Хочу услышать твой голос», — написала Хиёри, положила телефон экраном вниз и закрыла лицо одеялом.       «Можешь позвонить», — довольно быстро поступил ответ Фушигуро.       Она слушала гудки и нервно сжимала простынь влажной рукой. Сердце мучительно колотилось в груди. Стало спокойнее, когда низкий голос спросил: — Что-то случилось?       Хиёри промычала невнятное согласие. — Расскажешь? — Не смогла спасти человека, — ответила она и сжала простынь сильнее. Вслух признаваться в таком было в разы тяжелее. Глаза обожгли слёзы, в горле встал ком. Хиёри накрыла рот ладонью, сдерживая всхлип. — Как себя чувствуешь? — спрашивал Фушигуро, а сам смотрел в потолок больничной палаты. — Ужасно, — горько усмехнулась Хиёри. — Ещё и пальца Сукуны нет. Так что мне придётся задержаться в Саппоро. — Ты ела? — выслушав, продолжил он. — Тошнит весь день, — призналась Кодзуки и перевернулась на спину. — Не знаю, пытаюсь найти ошибку в себе, но прихожу к одному и тому же выводу, что надо стать сильнее. — Слушай, мы хоть и маги, но всё ещё люди, — начал Фушигуро, перебирая в голове подходящие слова. Не умел он сглаживать углы, как это делала Кодзуки. Какой смысл в красивой обёртке, если вкус конфеты не меняется? — Существует человеческий фактор. Не всегда возможности человека соответствуют уровню решаемых проблем. Даже если ошибка в тебе, то нужно смотреть на совокупность всех факторов, которые привели к ней.       Кодзуки обронила тихий смешок. Фушигуро чуть улыбнулся. — Ты даже поддерживаешь заумно, — повеселев, сказала она. — Но спасибо, мне… немного легче. У тебя же тоже что-то случилось? — осторожно поинтересовалась Кодзуки.       Помедлив, Фушигуро кратко и ёмко поведал о том, что случилось в Сендае. Магический мир необратимо изменился для всех. Вернулся Король проклятий. А его сосуд — ученик старшей школы. — Он на самом деле съел палец? — хохотнула Кодзуки от отчаяния. Из всех возможных неприятностей случилась самая страшная. — Вот безумец. Что с ним теперь будет? — Казнят в любом из случаев, — Фушигуро говорил серьёзно. — Вопрос в том, когда. Могут отложить казнь, чтобы отдать ему все пальцы. — Тогда Сукуну можно будет изгнать раз и навсегда? — задумчиво протянула Кодзуки и перевернулась на бок. — Этот парень будет героем. Но какой ценой? Вряд ли он понимал, что творит. — Он абсолютно не понимал, что творит, — цыкнул Фушигуро и услышал тихий смешок.       К вечеру Хиёри выползла из комнаты, телефонные ссоры как раз закончились. Генкоку сидела за круглым столиком и нервно качала ногой, глядя в экран. Больше не нужно было называть приёмную мать — мамой. Ещё два года назад Хиёри пыталась встать на дыбы, воспротивиться всем правилам дома Кодзуки. Потому что Генкоку отчитывала её за то, что отборочные на олимпийские игры были провалены, а Хиёри кричала и не понимала, как должна была пройти, если умерла мама. Родная мама. Может и к лучшему, что со спортивной карьерой покончено.       Хиёри села напротив и подвинула к себе чашку, мельком глянув на приёмную мать. Та злее обычного, пусть и сидит с безразличным лицом. — Как неприкаянные будем шататься по городу в поисках тысячелетнего пальца, — выплюнула Генкоку, стуча ногтями по экрану. — Годы идут, а слабоумие министерства прогрессирует. — О, мы всё-таки идём гулять по Саппоро, — ободрилась Хиёри, наливая себе зелёный чай. — Сколько оптимизма. — Сколько заносчивости, — передразнила Хиёри.       Прошли дни, ряды первокурсников пополнились. Периодически доставая телефон из кармана, Фушигуро плёлся за остальными в кафе. Итадори Юджи — сосуд Сукуны, не знающий и не умеющий ничего, но желающий помочь людям умереть правильной смертью. Кугисаки Нобара — девушка, ставшая магом, чтобы сбежать из деревни в Токио. Да, она была готова всерьёз рисковать жизнью ради этого. Фушигуро пускай и не понимал, но принимал, потому что теперь с этими двумя нужно будет уживаться на одной территории. С Итадори буквально. Годжо нарочно поселил его в соседнюю комнату. Фушигуро почти смирился с тем, что его одиночество всячески пытались нарушить. — Фушигуро, у тебя есть девушка? — бесцеремонно спросила Кугисаки, отрывая того от телефона. — Нет, — ответил он, а на его виске прорезалась вена раздражения, палец замер в миллиметре от кнопки «отправить». — Тогда с кем ты там переписываешься весь вечер? — возмущении протянула Кугисаки. — С четвёртым первокурсником, — сухо сказал Фушигуро, а Годжо, сидевший рядом наклонился к нему. — О, она хочет увидеться с вами, — улыбнулся учитель, прочтя сообщения. — Так это всё же девушка? — беспечно спросил Итадори и вновь ухватился губами за трубочку.       Фушигуро заблокировал телефон, экран погас, сообщение осталось не отправленным. Либо Кодзуки не нарушала его личные границы так явно, либо он давно перестал это замечать, потому что сейчас его раздражала чуть ли не каждая попытка влезть в его пространство. По дороге в техникум Фушигуро преимущественно молчал и вполуха слушал разговоры. Кугисаки расспрашивала о том, как всё устроено внутри, Годжо рассказывал, а Итадори скорее делился собственными впечатлениями. — Йо! — послышался знакомый девичий голос, заставивший Фушигуро поднять голову.       Вот и Кодзуки. Стояла за воротами на входе и улыбалась. Любопытство свело её с ума, раз она вышла их встретить. Хоть спускаться не стала. Вероятно, намеревалась, раз сейчас вся светилась. Фушигуро коротко переглянулся с ней. Они не виделись неделю. Сложно сказать, много это или мало. Но сейчас всё её внимание будет приковано не к нему, а к новым студентам. — Кодзуки Хиёри, — она быстро поклонилась. — Итадори Юджи! — оживлённо представился тот старшеклассник, о котором Кодзуки узнала из рассказов Фушигуро. Под его нижними веками красовалась вторая пара глаз, чуть приоткрытых, кажется. Кодзуки с интересом осмотрела его, а затем перевела взгляд на девушку. — Кугисаки Нобара, — кивнула она и положила руку на бок. — Ты из Токио? — Можно сказать и так, — Кодзуки улыбнулась, — рада, что ряды девочек пополнились, — она показала палец вверх. — Да, я уж думала буду одна терпеть этих двоих, — усмехнулась Кугисаки, а в её взгляде Кодзуки заметила что-то подозрительное, странное, но не обратила на это внимания. — А ты даже не поздороваешься? — Кодзуки растерянно посмотрела на Фушигуро. — Привет, — сухо сказал он и чуть опустил голову, пряча губы за воротником.       Кодзуки нахмурилась, прищурилась, а затем завела руки за спину и встала между Итадори с Кугисаки, чтобы вместе пойти в общежитие. Фушигуро прерывать её словесный водопад не спешил, пусть и вопросы летели невпопад: про волосы, про любимые блюда, про то, что они успели посмотреть в Токио. Итадори с радостью делился всем и с не меньшим вниманием слушал, что говорила Кодзуки. В какой-то момент начали говорить только они вдвоём, потому что пошло обсуждение недавнего скандала на известной телепередаче.       Фушигуро лениво переглянулся с Кугисаки. Кажется, в тот момент они поняли друг друга без слов. Итадори с Кодзуки спелись. Чересчур быстро. — Он как с катушек слетел! — смеялась Кодзуки. — Ты видел, как он забрал микрофон у ведущего и бросил ему в лицо? — Ага, а потом ещё накинулся на парня из зала! — горячо поддерживал Итадори, держа кулаки у груди. — Думаешь, это по сценарию было? — Не знаю, не знаю. Хотя его откровенно провоцировали на драку. Все ведь понимали, что он того… — Кодзуки переменилась в лице и покрутила пальцем у виска. — Хиёри, пройдёмся, — вдруг прервал Годжо у самого входа в общежитие. — Мне нужен отчёт о Саппоро. — Генкоку передала всё Верхушке сегодня, — недоумевала Кодзуки. — Ты не Генкоку, а я не Верхушка, — улыбнулся учитель. — Идём. — Ладно, — согласилась Кодзуки и помахала остальным. — Ещё увидимся.       Они шли по узкой тропинке вдоль зелёных кустов и каменных статуй, утопающих в лучах закатного солнца. Хиёри в красках пересказывала события первого дня, пока не дошла до смерти мужчины. Она тихо и тяжело сообщила о том, что человека спасти не удалось. Годжо кивнул и попросил продолжить. В следующие дни ничего не случилось, палец в самом деле оказался утерян или украден. Не было никаких следов или намёков на то, кто это мог сделать. Годжо выслушал всё с лёгкой улыбкой и не озвучил никаких подозрений. — Сенсей, у вас было такое, что вы не могли спасти кого-то? — спросила Хиёри. — Было. — Даже у вас? — удивилась она. — Сильный не тот, кто не ошибается, — с лёгкой улыбкой ответил Годжо. — Тот, кто учится на ошибках? — Хиёри горько хмыкнула и прикусила губу. — Как вы справились? — опустился её голос. Нелегко было погружаться в себя, вороша и выворачивая чувства. Ещё тяжелее было говорить о них с кем-то. Что, если у неё никогда не получится стать достаточно сильной? Что, если пробить потолок на самом деле невозможно? — Живу дальше, — просто сказал Годжо. — Если я опущу руки, то кто будет подавать пример новому поколению?       Хиёри чуть улыбнулась и тут же сжала губы. — Не хочу взрослеть, — прошептала она, остановившись. — Это больно. — Это возможность стать лучшей версией себя, — поправил Годжо и повернулся к ней. — Рано вешать нос. Всех не спасти, помнишь? — Даже если постараться? — осторожно спросила Хиёри. — Даже если постараться. — Спасибо, сенсей, — тускло улыбнулась она и поспешила откланяться.       В долгожданном покое Фушигуро включил настольную лампу, переоделся в удобную домашнюю одежду и потянулся. Тело ещё до конца не восстановилось после поездки, да и количество громких людей на квадратный метр значительно возросло. Если к Кодзуки он ещё худо-бедно привык, прибавить к ней Годжо с Итадори — уже перебор, но была ещё и Кугисаки, которая выражений не выбирала. Сил заметно поубавилось к вечеру, требовался отдых, уединение. Только Фушигуро открыл ежедневник, как в дверь постучали. Ну, конечно. Он негромко пригласил войти и поднял глаза. Кодзуки юркнула в комнату и неуклюже закрыла дверь спиной, что-то пряча сзади. — Что делаешь? — подойдя, Кодзуки заглянула в ежедневник. У вчерашней даты был нарисован треугольник. — Хотел составить расписание на неделю, — ответил Фушигуро и собрался было вернуться к делу, как ему робко протянули книгу. — Это тебе, — смущённо пролепетала Кодзуки. — Дарю в смысле. Это про заповедные зоны Хоккайдо и их обитателей. Подумала, что про животных тебе тоже будет интересно почитать, — краснела она. — А ещё фотографий много.       Фушигуро мельком посмотрел ей в глаза, взял книгу, пролистал несколько страниц и положил на стол. — Спасибо, — сухо поблагодарил он и чуть кивнул. — Предупредить не могла? — вдруг спросил он с раздражением лёгким. — О сюрпризах разве предупреждают? — Кодзуки хихикнула и присела на его кровать, расправила складки на серо-синем покрывале. — Мне ничего не надо взамен, если ты об этом. В этом же суть подарков, нет? — А мою книгу когда вернёшь? — перевёл тему Фушигуро и серьёзно посмотрел на Кодзуки, которая опустила голову и виновато надула губы. — Не успела дочитать ещё. — Я не тороплю, просто спрашиваю, — спокойно сказал он, сделал паузу, постучал карандашом по столу и положил его. — Что насчёт фильма? — Ой, — Кодзуки растерянно подняла глаза. — Я сама предложила, а теперь не уверена, что хочу. Голова кругом от всего. Ни на чём сосредоточиться не могу. — Я понял, — Фушигуро чуть кивнул и отвернулся к столу.       Надолго задерживаться Кодзуки не стала. Когда она вышла Фушигуро тяжело вздохнул и начертил ещё один треугольник в ежедневнике. Он пристал предыдущие страницы до самой первой, откуда всё началось. Фушигуро поднёс руку к губам и второй покрутил карандаш. Слишком много треугольников за последнее время. Это напрягало его. Но ведь это ещё не диагноз. Фушигуро отвлёкся и вновь открыл подаренную книгу. Спустя пару страниц он понял, почему Кодзуки выбрала именно её. Одна фотография с белой лаской, выглядывающей из сугроба, чего стоила. Видимо, по мнению Кодзуки Фушигуро должен смотреть на снимки милых зверей и расслабляться. Он и будет. Куда деваться-то? Хотя история о появлении волков на острове и их последующем вымирании показалась Фушигуро совершенно бесполезной, непрактичной, но занятной.       Утром Фушигуро подставил лицо солнечным лучам и потянулся. Умывшись, он решил прогуляться до автоматов, а вокруг тишина и покой. На небе собирались облака, но дождя сегодня не обещалось. В это время Маки бы вышла на пробежку, но второгодки до сих пор не вернулись. Фушигуро вставил монетку в автомат, услышал позади себя шаги и обернулся. — Доброе утро, — сонно пропела Кодзуки, потирая веки. Пучок на макушке почти развалился, пижама смялась. — Доброе, — отозвался Фушигуро. — Что хочешь? — Кофе, — ответила она и подняла руки, разминая плечи.       Фушигуро невольно увидел, как задралась её рубашка, как показалась белая кожа живота, и отвернулся к автомату. — Спасибо, — Кодзуки улыбнулась, забирая жестяную банку. — С молоком и сахаром, кстати, на самом деле вкуснее. Больше техникой играться не хочется, я до сих пор не понимаю, сколько у меня проклятой энергии, — она сжала кулак, чувствуя бинты, к которым нельзя привыкать. Ей нужно искать способ избавиться от них. — Ты ни разу не истощала её до конца? — спокойно спросил Фушигуро, поднимаясь. — Не-а, — Кодзуки мотнула головой и покачалась на ногах. — Но я тут одну вещь поняла. Я вроде как контролирую почти все кровеносные сосуды в теле. Поэтому проклятой энергией поддерживаю работу органов, если начинаю умирать от кровопотери. — Ты же понимаешь, что каждый раз ходишь по грани? — серьёзно заметил он. — Поэтому меня и бесит это, — замычала Кодзуки. — Я умирать не собираюсь, ни при каких обстоятельствах, а с магией совладать не могу. И какой мне Второй ранг, пока я не разберусь с этим? — она нахмурилась. — У Оккоцу-сана с поступления Особый. Странно, что у Итадори третий. Хотя у него и в голове сидит чокнутый мужик, — Кодзуки усмехнулась краем губ и стукнула пальцем по виску. — Что думаешь насчёт Итадори, кстати? — лениво поинтересовался Фушигуро. — Нашёл, кому доверять в этом вопросе. Я в людях плохо разбираюсь, сам знаешь, — она опустила голову, взяв локоть свободной рукой. — Не заметила, что Нова была в тебя влюблена. — Потому что она не была, — сказал Фушигуро, — и другом твоим не была. — А ты всегда понимаешь, когда кому-то нравишься? — лукаво спросила Кодзуки, на что он цыкнул. — Но вообще, ты прав. Попробую узнать Итадори получше. Мне тоже интересно, что он за человек.       По дороге в общежития Кодзуки предложила ему зайти к ней ненадолго, ведь потом они начнут собираться, пойдут в город с остальными — Итадори и Кугисаки хотят посмотреть Токио. Подумав, Фушигуро всё же согласился. Не могла же Кодзуки заметить его взгляд? Опять та же песня. Уберегите высшие силы от оправданий, что всё случайность, а Фушигуро не извращенец.