игры

      У Нацу не было никаких романтических — и сексуальных — отношений до Грея, соответственно и понятия, как в них вести себя, тоже. Он не знал, когда «переключение» с соперника на парня было бы уместным, стоит ли предупреждать об этом самого Грея, или лезть целоваться спустя минуту после привычных драк и придирок было нормой? Хотя их отношения с Греем объективно вряд ли вообще можно называть нормой с любой стороны, поэтому даже странное, неподдающееся общественной логике поведение будет чем-то естественным, не так ли?       Из-за этого он с распаляющимся изнутри предвкушением крадется к парню сзади, пока тот что-то читает на очередном длиннющем чеке продуктов с магазина, в который они с Драгнилом отправились, чтоб купить что-то на «перекусить». Пока созидатель не начал тираду о том, что они транжиры (на что Нацу бы непременно ответил, что «живем один раз», «еда неотъемлемая часть жизни», и, конечно же, своё фирменное, срабатывающее каждый раз: «а ты против отправиться на дополнительное задание вдвоем, чтоб компенсировать затраты?»), Нацу кусает его в участок, между шеей и плечом, на котором, каждый раз роняя туда взгляд, так жаждет оставить какой-нибудь сильно яркий след, из-за чего Грей, стесняясь, следил бы за своей одеждой в гильдии. И убийца драконов правда не знает, чего бы он хотел сильнее — наблюдать за сильно смущенным вопросами от согильдийцев созидателем, прикрывающим засос, который он не заметит из-за проворности Драгнила, или за созидателем, замазывающим с причитаниями и возмущениями так усердно красные следы каким-то совсем не подходящим его тону кожи кремом?       Зубы кусают совсем аккуратно и даже робко, стесненно — Нацу знает, что Грею остро, тем не менее Фуллбастер дергается и мгновенно оборачивается, нахмуренный и разозленный, как ужаленный, и Нацу едва сдерживается от того, чтоб закатить глаза — сейчас польются претензии, хотя убийца драконов старался лишь поддразнить.       — Нацу, я тебе их вырву когда-нибудь! — накрыв место укуса ладонью, угрожал впустую пресловутым клыкам созидатель.       Драгнил, намеревающийся дразнить Грея лишь для прелюдий, уже, кажется, забыл об этом, услышав препирания созидателя. Словно по команде сработал механизм, гласивший, что лучшая защита — нападение, но по какой-то причине Нацу не бросился на Грея с кулаками, а просто продолжил огрызаться, получая, может, особенное удовольствие от споров с ним.       — Грей, я понимаю, что ты невольно стал слишком уязвим ко мне, но реагировать так — уже актерство! — Нацу улыбается почти до ушей, когда Грей пораженно уставляется на него, готовый врезать убийце драконов. Но тот действует изощреннее и, приговаривая «выдумываю, значит?!», тянется руками к чужим волосам, желая в них вцепиться, царапая кожу головы своими ногтями, которые, конечно, не сравнятся даже с клыками Венди, но были явно более страшной угрозой, чем сами зубы Грея. Нацу удается отвернуться раз, второй от пальцев парня, но Фуллбастер шутить не собирался, поэтому, наступив на ногу драконоубийце, застал его врасплох и вцепился в чужие волосы мертвой хваткой.       Потянул, словно предугадывая намерение Нацу укусить Грея в шею в этот раз всерьез, как месть за подлый удар ногой, и скривился от напряжения, пока пытался перехватить одной свободной рукой щупающие и щиплющие, юркие и шустрые руки Нацу, которые вот-вот заставят созидателя сдаться, рассмеяться от щекотки или испугаться неожиданного, хитрого щипка. Но тактика Грея была заранее обречена на провал, а хватка его расслабилась мигом, стоило Нацу подогреть свою ладонь сильнее положенного под чужой футболкой. И созидатель был на грани того, чтоб ответить тем же — уколоть Нацу острой ледышкой-сосулькой, которая могла бы посоревноваться с чужими клыками, но не успел.       Убийца драконов, у которого во рту, должно быть, магниты, притягивающиеся к шее Грея со сверхъестественной мощью, буквально за секунду примкнул к ней, перепугав Фуллбастера, принявшегося (безуспешно) отпихивать убийцу драконов от себя. Его руки соскользнули с плеч убийцы драконов, так и не оттолкнув его, теперь перебрались на спину в наивной надежде схватить Нацу в жестком, грубом объятии. А сам Грей весь напрягся: Нацу услышал над своим ухом воздух, резко втянутый сквозь зубы, а на задней стороне собственной шеи и спине почувствовал, как сжались на смуглой коже мгновенно охладевшие ладони, неопределившиеся — обжечь холодом, уколоть какой-нибудь ледяной фигуркой или просто-напросто поцарапать.       Нацу услышал, как сердце Грея забилось, словно неугомонное, в страхе, которому, казалось, места нет и не может быть между ними — даже инстинктивного. Он сдерживается от улыбки из-за своей коварной, искусной уловки, на которую купился Грей, и прилегает к его шее. К удивлению созидателя, который, должно быть, от ожидания весь встрепенулся, а сердце его замерло и отказало биться вовсе, Нацу припадает лишь своими сухими, ласковыми губами к шее, целуя осторожно, мягко, разбив вдребезги все опасения Грея, до того считающего секунды до очередного подлого и, как бы ни хотелось не признавать, больного укуса острых драконьих клыков.       Грей выдыхает так, будто до этого не дышал, наверное, с вечность, а Нацу жалеет, что на нем сейчас, как обычно, жилетка — он бы хотел ощутить вспотевшие ладони созидателя на собственной спине или, хотя бы, как Грей за него цепляется. И Фуллбастер действительно делает нечто похожее: начав хихикать с того, как Нацу обвел его вокруг пальца и заставил поверить, что укусит, он стискивает ткань на спине парня, вновь хватаясь за него жадно, чтоб, уже на этот раз, не свалиться со смеху.       Нацу тоже хотел бы посмеяться с ним — когда созидатель хотя бы усмехался, у Драгнила уже проступала улыбка на лице, но сейчас он так не хотел отпустить этот момент, так жаждал продлить его, услышать, может, опять, как сердце Грея заходится в бешеном ритме, как царапает его или ругается, злясь и возмущаясь. Вместо этого слышит, как смех Грея затихает быстро, созидатель замолкает и замирает, чувствуя, что Нацу примкнул губами к шее еще раз, на этот раз целуя всерьез, более жадно и пылко, что теперь точно оставит след и дай бог не от зубов, ведь убийца драконов, не удержавшись, прикусил кожу едва ощутимо. Грей все еще не движется, словно оцепенел, и Нацу надеялся, что причиной тому было такое же волнение, которое бурлило и в Драгниле.       Хоть он и вел себя уверенно, игриво и, в общем-то, ведуще, внутренне был сбит с толку и переполнен сомнениями — можно ли так, правильно ли, хорошо ли? И на всё это, по его мнению, должен был ответить Грей, который на самом деле был в таком же смятении, что и Нацу. Они начали встречаться не так давно, может, месяцев пять назад, и, хоть стали проводить все больше времени в совместном быту, ночуя у Грея, полностью привыкнуть друг к другу не успели. Конечно, Нацу давно знает Грея, а Грей — Нацу, привыкнуть к присутствию и близкому контакту им пришлось еще со времен детских драк, но трогать друг друга не для того, чтоб причинить боль, — было страшно! Именно страшно, потому что, каким бы популярным среди девушек Грей ни был, он, как и Нацу, совершенно не имел никакого опыта, и ошибиться, сделать что-то не так было проще простого. Но обоим приходилось вслепую исследовать то, что нравится им самим и друг другу, потому что страху и волнению было свойственно пропадать без следа, стоило им остаться с самими собой. Нацу казалось, что ему всё нипочем, что в следующий раз, как только представится возможность, он исполнит всё, что приходит на ум, когда нельзя. И Грея, в свою очередь, тянуло к Нацу, как бы он ни боялся лишний раз оплошать. И даже случаи, где созидатель тупил из-за своей неловкости (эти ошибки, которые ощущалось в разы острее перед тем, кого с детства считал соперником), не останавливали его от попыток сводить свое смущение к минимуму и отвечать — и, желательно, совершать тоже — Нацу на ласки.       Но удавалось это лишь мелкими шажками, к примеру, как сейчас, когда Фуллбастер подыгрывал Нацу в его ни с того ни с сего начавшейся игре, стискивая убийцу драконов в более тесном объятии, почти так же ненасытно, как поцелуи от Нацу на шее, прижимая к себе. Из-за ощущения этой взаимной требовательности на себе Драгнил чуть ли не заурчал, как кот, и не мог больше мучить шею Грея, которая, хоть и была такой уязвимой и щекотливой зоной, все-таки не такой искушающей, как его губы. Их Нацу кусать боялся после того, как однажды случайно прокусил до крови. Грей тогда распалился, рассердился, а убийца драконов, чувствуя вину, помог её обработать дезинфицирующим средством, вот только к своему же удивлению немногим позже обнаружил, что созидатель перенял эту привычку кусать губы.       И ладно бы, если бы он, в честь небольшой мести, кусал Нацу, так нет, он начал кусать себя. Нацу поначалу злился, что его парень, похоже, нашел очередной способ вредить самому себе, а затем смирился с его новой повадкой, ведь нашел самый эффективный способ заставлять Грея прекращать это делать — своими же губами. Так и сейчас Драгнил отвлекает брюнета от укусов поцелуем. Прислоняется своими губами к созидателю медленно, бережно, внутренне застывая от страха быть отвергнутым. Но Грей лишь улыбается сквозь поцелуй так, будто на грани от того, чтоб засмеяться — может, нервно, тем не менее, сдерживается и отвечает, перемещая свои руки на чужое лицо, гладя кожу, наконец набравшись смелости, и тем самым убеждает убийцу драконов, что все в порядке.       И Грей вправду чувствует себя в норме, сами поцелуи кажутся частью хоть и неожиданной, но предсказуемой игры, а в голове все четко и ясно, но, как оказалось, совсем ненадолго. Увлеченный губами и языком Драгнила на своих губах, он не обратил внимания, как так вовремя проницательный и расчетливый убийца драконов привел его к стенке, и только когда его лопатки сквозь рубашку, чудом не оставленную в магазине, коснулись прохладных кухонных обоев, он словно очнулся, опешив. Руки Нацу тем временем согревал его поясницу под тканью одежды, водил руками нарочито медленно, провоцирующе, касаясь позвонков от верхних к нижним, обжигая разгоряченными от магии пальцами, от чего Грей невольно подрагивал то всем телом, то бедрами вперед.       Драгнил будто балансировал между неторопливыми, совершенно невинными и осторожными ласками и набирающими обороты всё более точными, изощренными и жадными прикосновениями. Как будто пытался выжечь между ними все сомнения, страхи и неловкость, встающие на пути в самые неподходящие моменты, но даже не замечал, как вместе с тем плавил и Грея, который наивно предполагал, что эти игры не заставят его томно вздыхать между поцелуями и терять весь воздух из легких от касаний Нацу.       Но утонуть в собственных ощущениях сам убийца драконов не спешил, хоть у него тоже голова шла кругом от беспокойного перебирания его розовых прядей чужими пальцами, поэтому, оторвавшись от губ созидателя, он примкнул к его уху, кусая мочку и щекотя языком. И Грей, до того так или иначе задевающий Нацу бедрами, теперь почему-то ими пытался максимально прижаться к стенке, отдаляясь от убийцы драконов туловищем. Нацу насупился, оторопел от этой перемены и тут же взглянул ему в лицо, но Грей отчаянно отводил взгляд от темно-зеленых проницающих его, казалось, насквозь глаз. Нацу сразу же отмел вариант, что сделал что-то плохое или не так, ведь в таком случае созидатель бы уставился прямо на него, выискивая в глазах своего парня остатки либо логики, либо совести.       Однако сейчас Грей бегал глазами по кухне — то смотрел на потолок, то в окно, то куда-то вбок, да в любое место, кроме глаз озадаченного убийцы драконов перед ним. А Нацу от этого чувствует такую бурю, смешение эмоций, что едва ли не сходит с ума; растерянность, непонимание, даже какая-то обида — как это на меня можно не смотреть — всё в его голове сменяло друг друга слишком быстро до тех пор пока сам созидатель не сделал шаг навстречу своему сбитому с толку парню. Рука созидателя соскользнула на поясницу Нацу, и он притянул его к себе максимально близко, выдыхая то ли от того, что пах драконоубийцы столкнулся с его, то ли от того, что ему не удалось намекнуть Драгнилу сделать все самому. Впрочем, оставаться в сторонке и заставлять Нацу брать на себя всю ответственность тоже было слишком неправильным. Быть может, у Грея были свои фантазии, которые фантазиями и должны оставаться — во благо, возможно, репутации Грея в глазах Нацу или просто-напросто сохранения их уникальных, но почти-что-здоровых отношений, но он из раза в раз пытался вести себя так, как представлял в голове, надеясь что Драгнил «подыграет». И в этот раз, конечно, не без помощи, убийца драконов все же оправдывает эти трепетные и запретные ожидания Грея, когда замечает, что созидатель успел возбудиться.       На лице Драгнила появляется глупая, ироничная умхылка, а от неё у Грея чувство, что в животе всё переворачивается, а ноги в шаге от того, чтоб отказать и заставить созидателя прокатиться вдоль стенки к полу, если Нацу его, конечно, не словит. И он хочет опять отвернуться, не смотреть на Драгнила, потому что он вызывал жар не только своими разгоряченными ладонями, но и лицом, но не получается, потому что Нацу привлекает его внимание своим издевательским смешком. Драгнил улыбается шире и, похоже, действительно выжегши всю неловкость между ними и смущение из самого себя, не удерживается от того, чтоб поддразнить Грея за его стояк от парочки поцелуев:       — Уже? — глумится, подтрунивает, но рука его вопреки словам ползет по напряженному прессу созидателя вниз, к ширинке. Ему хватает пары секунд, чтоб расстегнуть пуговицу штанов, и Грей выдыхает облегченно и судорожно одновременно, жалея, что нижнее белье все еще теснит его, и вместе с тем радуясь, что Нацу его, хоть совсем частично, раздевает. Такое бывает редко, ведь созидатель зачастую ходит почти голым, но когда ему везет не потерять одежду и остаться с Нацу наедине, убийца драконов неосознанно, но воплощает в реальность еще одну из фантазий Фуллбастера, принимаясь снимать одежду с парня.       Сейчас же Драгнил вряд ли примется его раздевать, потому что его рука уже проникла в трусы, а вторая застыла на вспотевшей спине Грея, который еле-еле находил в себе силы следовать неспешному томному темпу, который задает Нацу. Он так медлителен тогда, когда стоило бы поторопиться — точно дразнит и напоминает, что это, как Грей и посчитал изначально, игра. Из-за этого Фуллбастер не выдерживает и изгибается, прислонившись к стене спиной и толкнувшись бедрами вперед навстречу чужой руке, нетерпеливо скользя членом в ней, мысленно смущаясь обилию собственного предэякулята. Впрочем, сейчас это было на руку.       Нацу опять усмехается иронично от того, как Грей нетерпеливо толкается, и в голове его даже проскальзывает мысль так и оставить руку вокруг его члена, а самому не делать ничего — созидатель, похоже, и сам справится, а Драгнилу останется наблюдать за его стыдливым и одновременно наслаждающимся выражением лица. И на секунду эта идея показалась даже слишком соблазнительной, чтоб отказаться, и может быть Нацу осуществил её, если бы сам не успел возбудиться.       Но вместо того, чтоб поймать беснующуюся в его розовых прядях руку и поместить её ближе к собственному паху или вовсе на него, Драгнил прильнул к шее созидателя — не для укуса, нет — чисто ради того, чтобы ощутить его запах. Уткнувшись в бледную, горячую кожу, Нацу вдохнул глубоко, делая это, наверное, в сотый раз за их отношения, и чувствуя, что не сможет когда-либо прекратить. Он всё еще не знал, как объяснить Грею так, чтобы он понял, почему Драгнила это так привлекает, ведь даже сам Нацу его запах четко охарактеризовать не мог. Знал только, что он принадлежит Грею и что каждый раз, когда ему удавалось ощутить его в полной мере — рядом с собой, под своими ноздрями и клыками, внутри все будто кипело, по телу пробегали мурашки, как по команде, а руки инстинктивно приближали Грея к себе еще сильнее, еще плотнее, цепляясь то ли жадно, эгоистично, то ли нуждающееся, словно чувствовать запах его было для драконоубийцы жизненно необходимым.       Грей не может не обнять его в ответ, тянет розовые пряди и, держась на краю от того, чтоб не растаять от жаркого дыхания Нацу, от его разгоряченного тела и обжигающих рук, почти что хнычет, безнадежно стонет, не зная, куда себя деть. Он чувствует, как по телу пару раз угрожающе проходит мимолетная волна предупреждающих мурашек и понимает, что, если ничего не предпримет, вот-вот кончит. А сдуться тогда, когда Нацу только-только начинал заводиться, было бы слишком удручающе.       Грей вряд ли признает Нацу, что ему доставляет удовольствие быть ведомым (убийце драконов было ясно и без слов), однако он искренне не хотел оставаться единственным, получающим ласки. В конце концов это приводит к тому, что Драгнил просто не дает застать себя уязвимым, концентрируя свое и чужое на оргазме созидателя. Но Грею точно не хотелось пропустить, как Нацу так же, как и он сам, скулит от взбудораживающего наслаждения, как его руки дрожат и сам он с трудом стоит на ногах, как он сдерживается из последних сил, чтоб продлить момент, и дышит рвано и напряженно. Поэтому он хватает Нацу за плечи и меняет их местами, заставив уже убийцу драконов прислоняться к стене, и, встретившись с обескураженным взглядом Драгнила, Грей поясняет:       — Так будет честнее.       Эта фраза должна была внушить Нацу спокойствие или хотя бы убедить в благих намерениях Грея, но озорная и даже предвкушающая улыбка на губах созидателя намекала драконоубийце, что если Грей и собирался восстанавливать справедливость, то Нацу при этом может пострадать.       Хотя пострадать слишком громкое слово, потому что Грей принялся его целовать, вот только ласковые поцелуи с незаметной скоростью превратились в даже более пылкие и страстные, чем те, которыми одаривал его сам убийца драконов. И Нацу поначалу даже умудрялся сквозь них улыбаться, но рука созидателя бесцеремонно спустила его штаны, а пальцы предупреждающе погладили головку сквозь трусы.       Нацу буквально опешил — казалось, еще минуту назад все было под его контролем и он привычно «вёл», но тут Грей буквально застал его врасплох, заставляя не следовать за собой, а скорее бежать, спотыкаясь. Но Нацу умел адаптироваться, да и сопротивляться, когда рука брюнета гладит его напряженный и изнывающий член, не хотелось, учитывая, что у самого убийцы драконов так и не доходили руки помочь самому себе. Грей его целовал так чувственно, мокро и даже пьяняще, что Нацу забывал, что вообще делал до этого, что рука его все еще была вокруг члена Фуллбастера и была, вроде бы, не так далека от того, чтоб довести его. Нацу ощущал весьма непривычное чувство — его лицо почему-то горело и даже грелось от самого Грея, который, возможно, разогрелся от самого Нацу или просто от смущения.       Но язык и губы созидателя были буквально обжигающими: должно быть, спустя несколько долгих минут сплошных поцелуев они стали такими. И только у Нацу они начинали онемевать Грей отстранился, словно прочитав его мысли, и, оглядев парня оценивающе, будто бы придумывая, как бы еще заставить мурашки пробежать по телу убийцы драконов от неожиданности, зарылся лицом между шарфом и смуглой кожи шеи, чтобы беззастенчиво оставить на ней засос, зная, что за белым шарфом его никто не увидит. Нацу от прилившего (или скорее залившего с головой) возбуждения от ощущения губ, ненасытно покрывающих его кожу следами, инстинктивно схватился за лопатки парня, чтобы не свалиться.       Колени ослабли, а перед глазами буквально потемнело, когда Грей ко всему тому начал водить по его горячему, твердому члену своей поледеневшей рукой. Нацу, которому привычен жар, сейчас почему-то был особенно к нему уязвим — а Грей буквально раскалил его и поцелуями в губы, и в шею, отчего дышать было совсем трудно, но описать свои ощущения от контраста жара с холодом, который чувствовался гораздо острее на его разгоряченном члене, он бы не смог даже в отрезвленном от возбуждения состоянии. И Нацу хотел воспротивиться, хотел возникнуть «честно ли это?», потому что Грей, который, по идее, хотел, чтоб убийца драконов не довел его до оргазма, так и не дав созидателю коснуться самого Драгнила, сам затопил Нацу в ласках, да так, что парень боялся, что задрожит от последних судорог возбуждения через минуту.       Нацу выдохнул, стараясь сосредоточиться и прийти в себя, пытаясь не сдаваться эмоциям, накрывающим его от скользящей так ритмично и быстро руке на его члене, но тут он ощутил, как Грей принялся ласкать другую сторону его шеи, ту, на которой тот самый шрам, вызванный отчасти самим созидателем! Фуллбастер облизал его, и Нацу предчувствовал, что брюнет поцелует его там с нежностью, сладко и любезно, якобы — сейчас мы не деремся, злорадствовать я не буду — но тот, как ни странно, его кусает! А затем отстраняется от шеи только чтобы уставиться на Нацу, будто ожидая его реакции, с вызывающей и самодовольной улыбкой на лице.       Убийца драконов смотрит на него ошарашенно и думает, что от его удивленного вида Грей должен хотя бы совестливо отвести взгляд, извиняюще его чмокнуть, но нет, на манипуляции он не поддается, только их провоцирует. Сейчас, к примеру, приблизился своим посерьезневшим лицом к лицу Нацу, так сильно, что парню даже не отвернуться, а потом вновь расплылся в улыбке, замечая, как убийца драконов закрывал глаза, чтоб спокойно отдышаться от пальцев, щекочущих головку. Но Грей времени передохнуть ему не давал, а настойчиво водил своей ладонью вверх-вниз, заставив Нацу ответить тем же и попробовать выиграть в этих странных, таких неуместных, но еще более возбуждающих убийцу драконов гляделках.       Драгнил тоже решил жульничать, как Грей, поэтому стал разогревать свою ладонь сильнее и сильнее, чтобы даже горячий, набухший член созидателя почувствовал. Удался ли трюк Нацу смог распознать только по изогнувшимся на секунду-другую бровям созидателя, но тот следом же ответил тем, что сжал член в холодной руке, заставив Драгнила дернуться и вздрогнуть всем телом. То, что он позволял делать Грею с собой, даже не помещалось в его голове, но, кажется, это было взаимно.       И, хоть они держались почти что наравне, Грей ощущал, что не сможет выйти победителем из этих глупых, им же придуманных «гляделок». Потому что когда Нацу несдержанно мычал или стонал от того, какое удовольствие ему приносил контраст холодной руки и бурлящего изнутри желания, возбуждения, Грею приходилось даже закрывать глаза на пару секунд, якобы, долго моргая, а не пытаясь прийти в себя от этого будоражащего, волнующего и заводящего (если не приводящего к «заглушению» вовсе) вида.       Грей ощутил опасный, подступающий жар, в ушах медленно стал появляться шум его же пульса, он понял, что, если не смухлюет сейчас, то весь его план был практически зазря. Его свободная рука, до того покоящаяся на спине Нацу, прикоснулась к его собственным губам, и до того, как убийца драконов успел что-то понять, Грей примкнул к его. Он впился в убийцу драконов так жадно, что Нацу, если бы не подоспевшая ладонь созидателя, ударился бы головой об стену. И только Драгнил подумал, что вот-вот задохнется от жгучих губ и палящего от смущения Грея, почувствовал, как он лезет к нему в рот своим языком с кубиком льда.       Убийца драконов от удивления весь замер, пораженный и на миг даже податливый, теряя все идеи, мысли и действия, которые намеревался сделать. Фуллбастер передал кубик льда Нацу в рот, а сам принялся кусать губы Драгнила с запалом, открыв глаза после поцелуя и уставившись на убийцу драконов. Нацу, чувствуя кровь во рту то ли от своей прокушенной губы, то ли от губы Грея, застыл на миг, надеясь переждать это ощущение возбужденных мурашек и наплывшего жара, но оно было не предупреждающим, а финальным — он застрясся всем телом и, заставив Грея отстать от его измученного рта, оперся головой на его плечо, несдержанно и хрипло рыкнул.       — Что, уж... — не успел договорить Грей, проваливая свою попытку поддразнить Нацу, процитировав его фразу, потому что сам, машинально схватившись за убийцу драконов и закусив уже опухшую нижнюю губу, кончил. Он ощутил жар только после, из-за этого становилось еще невыносимее, руки дрожали и он, буквально повиснув на таком же потрясенном убийце драконов, отходил от оргазма гораздо дольше обычного. И хотя Нацу уже обнял его в ответ, ощущение едва ли не огненной, по-настоящему плавящей хватки на его члене все еще фантомно отдавалось.       Нацу же только пытался поймать дыхание и, чувствуя, как Грей с точно таким же трудом пытается отдышаться, улыбается устало и легонько целует созидателя в плечо. И созидатель хочет взглянуть ему в лицо, сказать что-то, но они сваливаются на пол, потому что все еще слабые, подрагивающие ноги Драгнила не выдержали вес их обоих.       Они молчат секунду, растерявшись, а потом смеются чуть ли не на весь дом. И лишь через несколько минут Грей поворачивает голову к убийце драконов с таким серьезным лицом, что сердце Нацу, кажется, замерло, а потом забилось, как бешеное. То ли от азарта, то ли от непропорционально огромного чувства счастья, когда созидатель с шуточной претензией в голосе объявил:       — Я с тобой в гляделки больше не играю.