Вечером выезжаю! Твой Мишка

Путь до квартиры проходит в тумане и раздумьях. Андрей правда понятия не имеет что это такое сейчас было. Ничего не поддавалось логическому объяснению. Ему казалось будто бы Миха вот сейчас, вот уже-уже… Но тот вдруг резко встал и сменил тему. За Катьку зачем-то спросил. Какого хрена? Андрею уже казалось, что и не пьяный он вовсе, по крайней мере на фоне Мишки, хотя в голове и было мутно, возможно виной тому совсем не водка. Андрей заходит в квартиру в совершенно расхристаных чувствах. Взбудораженный не случившимся поцелуем, запутанный собственными мыслями и Мишиным поведением. Иногда ему кажется, будто тот все понимает и даже больше, чем сам Князев, а иногда строит из себя такого дурачка, что вообще хер знает че там в башке этой. Пиздец. В творческом потоке спокойно в головах друг друга копаются, а тут. Андрей, чтобы не думать об этом, занимает себя какими-то бытовыми мыслями: надо диван постелить и белье из ванной снять, свернуть аккуратно, зубы перед сном почистить, не забыть, а еще выпить надо. Да, выпить было бы не плохо. Миха плюхается в коридоре прямо на пол, оказываясь в натекшей с ботинок луже. — А это, расстроился? — принимается развязать свои берцы и долго колупается со шнурками негнущимися пальцами. — Ну, что Катька кинула? — никак его эта тема не может отпустить. И этот тупой вопрос только раздражение у Князя вызывает. — Да чего ты с Катькой этой заладил? — хмурится Андрей, сводя брови, — Замутить с ней хочешь? Вперед. Мне похер на нее вообще. Андрей и сам не понимает почему вдруг злиться начал. Точнее понимает, но не хочет в этом признаваться даже самому себе. Что сердится он не на Мишку и его вопросы, а на самом деле на несостоявшийся поцелуй. Только признавать такое — это уже полнейший пиздец какой-то. — Ты че, Андрюх? — Миха так и сидя на полу, просто поднимает голову на Андрея, глупо открыв рот и хлопая глазами. Один снятый ботинок валяется рядом, второй — полуразвязанный все еще у Михи на ноге. — Нахуя мне твоя Катька? Я ж, это, за тебя переживаю, — он задумчиво чешет затылок, хмурится. Наконец стаскивает с себя обувь, и, медленно, по стеночке, поднимается. Андрей дает себе мысленную пощечину. Че это, блять, было, Андрюх? Че ты на него за обычные вопросы наезжаешь, а? Не должен он тебе нихуя. Это ты сам все придумал себе. Глупости какие. — Выпьем пойдем еще, — Миха мимоходом хлопает Андрея по плечу, теряя равновесие почти прижимает его собой к стене, но тут же отваливает. — Согреемся, ёмаё, — Миха, путаясь в ногах, идет в комнату, на ходу стаскивает свитер и кидает его на пол, — Мокрое все, блять, ух, — трет себя по покрытым мурашками предплечьям. — Там где-то одеяло было? Андрей идет за Михой следом в комнату и поднимает свитер, закидывая тот на батарею. Следом и свой снимает, туда же весит. — Одеяло, ага, сек, — как-то нарочито буднично говорит Князев, пытаясь вернуться на прежнюю волну веселья и непринужденности. И че его так дернуло по-дурацки? Открывает шкаф, достает одеяло. Оно, кстати, только одно имеется. Ну в целом и понятно - на хате то для свиданий. — Держи, — протягивает Мишке. Сам бы его в него завернул, да чет тушуется, — Жопу подними. Стелит простынь под ним, что на краю дивана лежала, и на скору руку подушки в наволочки засовывает. Щас лучше сделать, потом вообще лень будет. — Ниче тебя в армейке натренировали, — Миха, снявший и футболку — такую же мокрую насквозь как и свитер, уже накинул на плечи одеяло, и завернувшись в него, лениво наблюдает за тем, как Андрей мечется по комнате, делая всю бытовуху. — Я это… — криво как-то говорит Андрей, разливая водку в стаканы, — Нормально на самом деле по Катьке. Не расстраиваюсь. Оно к лучшему так то. Андрей бросает быстрый взгляд на Мишу, слабо улыбаясь, и опрокидывает четверть стакана в себя залпом. — Чет ты то ли протрезвел, то ли грустный, — Миха придвигается ближе так, что бедро прижимается к бедру — не нарочно, просто хочется сесть как-то поуютнее, потеплее, отпивает из своего стакана, уже не выебываясь, морщится от горького привкуса на языке. — Точно к лучшему? — спрашивает и ласково тычет лохматой башкой Андрею в плечо. — Пей давай еще. — Конечно! — плечами жмет, на пару секунд взгляд на бледных ключицах задерживая. — Не о том мне сейчас думать надо, не о Катьке. Так что да, нормас все. А о чем, Андрюш, думать собрался? О чем? Уж не о прижатом ли к тебе бедре, от которого такая волна по всему телу пробежала. Надо выпить, да, пить надо. А то че то реально какая-то трезвость в голове дурацкая. Надо мысли все выкинуть к чертовой матери. Осушает стакан до дна, колбасой закусывает, еще наливает, с Мишей чокается и снова пьет. Пальцы эти, блять, красивые на стакане напротив.. Так хорошо бы смотрелись на моем колене.. — Сам то, Мишка, — стреляет вдруг в него игривыми глазами, — Чего с девчонками как у тебя? А то в письме съехал с темы, а я думаю ты лукавишь. Все еще настаиваю, что у тебя мордашка симпатичная. Андрей подмигнул Мише и выпил еще. По венам побежало тепло и тело начало по-тихоньку согреваться. — Да отстань, — Миха тут же надулся, плотнее кутаясь в одеяло, — Сам такой, — отзывается, будто “симпатичная мордашка” — это оскорбление, и, не жалея, тычет Андрея локтем в бок, а потом осушает свой стакан. Андрей смеется, хихикает с Мишиной реакции на разговоры о девчонках. Вечно он так, отнекивается. Андрею пофиг так то обычно. Но сейчас почему-то важно услышать, что нет никого. У Миши щеки розовеют, а взгляд слегка мутнеет, и он, видимо согревшись, скидывает одеяло с плеч. Андрей как-то совсем не готов к этому. Пялится неприкрыто взглядом голодным. Ну что ты вот делаешь, блять?.. — Ну ладно, — после паузы и еще одной порции водки неохотно говорит Миха. — Была одна, только не до того мне. Музыку… надо писать… Миха вдруг в поисках опоры жмется ближе, обниматься лезет. Выше него вообще-то, ощутимо так на плечо наваливается. Верзила, блять. Горячий такой, что у Князева мурашки по коже бегут и в волосах теряются. Пиздец. Алкоголь голову кружит и Андрей уже не может носом дышать, рот приоткрывает и как-то загнанно воздух тянет. — Концерты… — а потом Миша ровно добавляет, как припечатывает: — Ты, — как будто это что-то Андрею фундаментально должно объяснить. Андрей моргает. — Я?.. — непонимающе тупо переспрашивает. Это ты, блять, сейчас меня в противовес девчонкам поставил? Типа есть девчонки на одной чаше весов, а на второй музыка и… я? Андрей сглатывает шумно и голову поворачивает, изучающе смотря на Мишу. Неужели, блять, мне все это не кажется? — Ну, ты, — энергично кивает Миха, недовольно сводя брови и поджимая губы — Понимаешь… — начинает Миха, развернув Андрея лицом к себе и пальцами жестко ухватив за плечо, — Нахера мне с девками мутить, если я лучше с тобой, ну, это, время проведу? — Миха, увлекаясь объяснениями, делает взмах второй рукой, чуть не уронив уже почти пустую бутылку, но та чудом выдерживает и не падает с табуретки, — Я ж, правда, скучал, — добавляет как-то растерянно в конце, — Вот. Андрей смотрит на Миху и понимает, что всё — это последняя капелька. Нет сил больше терпеть и обманывать себя, строить что-то, и усердно делать вид, что все эти телодвижения никак его не трогают. И пусть потом Миха сам пред судом — каким, нахуй, судом? — объясняется что, зачем, да почему так произошло. Потому что вот этого вот всего уже слишком для Князева. Все. Край. Баста. Потому что Миха цепляется так крепко, и дыхание его на коже такое горячее, и ключицы эти, сука, грешные. Да и весь Миха в принципе с головы до ног — какой-то один сплошной, нескончаемый грех. И че с этим делать не понятно. Смотрит еще так… доверчиво, выжидающе. Ах ты ж… Хули вцепился то так, боишься, что сбегу? Да сам смотри не трухани. Тебе нужно чтобы я сделал этот шаг? Сука, ну держи! Андрей делает короткий вздох. В глазах мелькает огонь, упрямство, демоны, решимость. Ему даже вперед не надо подаваться, Миха и так здесь. Он резко сокращает оставшиеся сантиметры между ними и впечатывается своими губами в губы Миши. — Блять, — успевает удивлённо выдохнуть Миха. Все окружающие звуки вдруг отключились и в голове остался лишь тихий монотонный свист. Пиздец.