Наваждение

      Зое не нравились беспорядок и захламлённость. Подобно брату, к вещам она относилась весьма холодно, понимая их ценность в результатах использования, а не регалиях от обладания. У всего должно быть своё место, а если пространство не может чего-то вместить, то это проблема не пространства, а личной разнузданности в тратах. Такой подход контрастировал с нежеланием девушки следить за своим гардеробом: она носила вышедшие из моды платья, шлёпала по лужам, оставляя на ботинках и подоле пятна, украшала шляпки вычурными лентами и цветами на собственный вкус и «забывала» отдавать одежду на глажку. Мятые воротнички старых сорочек не волновали юную госпожу, в особенности сейчас, когда она находилась в стране, где любой европейский наряд кажется диким, но вот за модой на корсеты Зоя следила с особой тщательностью — её беспокоила собственная фигура. Особенное внимание она уделяла узким бёдрам и талии, напрочь лишённой изгибов, но если юбка и объёмное нижнее бельё скрывали недостатки ног, то борьба с животом велась усиленно и непрестанно. Девушка покупала любую новинку, обещавшую затянуть талию до рекордных 40-ка сантиметров, и сильно расстраивалась, когда её измерения не совпадали с рекламой.       Коробка карандашей с глухим стуком опустилась на комод, а накрывший её сверху блокнот для набросков задел склянку духов. Та возмущённо звякнула, будто удивлённая неожиданным соседством, но Зоя проигнорировала свидетельство нарушения своих строгих идеалов — отражение в зеркале полностью владело её вниманием.       Она пробежала ладонью по спине, пытаясь понять через плотную ткань, достаточно ли сильно затянуты шнурки корсета, и расправила тонкий пояс. Тяжёлая тёмно-серая юбка подчёркивала белизну рубашкой из органзы с пышными рукавами и делала верхнюю часть тела лёгкой и воздушной. Зоя отколола шляпку, немного растрепав причёску, и уткнулась лицом в разморенные на жаре цветы. Они погибали в духоте, но будто на прощание хотели поделиться последними каплями своего великолепия, источая ароматы, которые можно уловить лишь на закате, когда солнце прекращает бороться со временем и понемногу уступает небосвод луне.       Девушка вытащила бутоны из-под лент и положила в забытый служанками стакан с водой на прикроватной тумбочке. Она не могла противиться желанию срывать красивые цветы, но предпочитала брать ответственность за смерть, в этом простом действии было нечто возвышенное и благородное, относившее её воображение к любимым романам, где рыцари умирали во имя любви, а дамы хранили верность до гроба.       Отчего-то вспомнился лепесток жасмина в усах господина Рай. Зоя хихикнула, нежно проведя пальцем по бутонам туберозы. Как пронырливый жасмин угодил в ухоженные усы? Ей нравилась эта загадка, потому что поиск ответов мог открыть целую вселенную.       Не распуская корсета. Зоя с трудом опустилась на кровать и подползла к изголовью. Плюхнувшись на бок, она подложила подушки под место, где будет располагаться грудь и подбородок, проверила мягкость, взбила рукой и неловко плюхнулась сверху, напоминая самой себе беременного варана. То ли от жары, то ли от долгой дороги, её тело никак не могло прийти в норму, и девушка вечно чувствовала слабость и сонливость. За те три дня, что подруги провели в Бенгалии, Маджун, престарелая служанка, служившая ещё матери Зои, сделала заключение — юной госпоже не хватает жара в теле. Она подсовывала хозяйке самые пряные блюда, сыпала именами портних, способных сшить богатое сари, достойное сестры господина Басу, одаривала ароматными маслами и хной. Французская же гостья, по мнению шудры, носила в себе слишком уж много жара, поэтому к Бриджитт она относился весьма холодно, отдавая ей ровно столько внимания и заботы, сколько того требуют приличия.       Сама же Бриджитт не замечала холодности прислужницы — не привыкшая к доброму обращению, она брала в свои руки заботу о собственном благополучии и бесстыдно, но в рамках, способных держать её образ благочестивым в глазах влиятельных друзей, шла напролом. Это работало и во Франции, и в России, но Индия давала настырной иностранке отпор, и мадам Колльер кипела от негодования.       Сегодня утром всё шло особенно гадко — вчера за ужином Бриджитт объелась бурфи (1), поэтому всё утро чувствовала лёгкую тошноту, троекратно усиленную жарой. Девушка готовилась к поездке, не без труда оставив в России шубку из песца, подаренную Урусовыми, и целую гору дорогих шерстяных подъюбников, но от индийской жары не было спасения в припасённых блузах из шёлка и соломенных шляпах с широкими полями. Бриджитт чрезмерно страдала и не могла перестать ощущать себя потной крысой, которую засунули в тугую обёртку польской колбасы, которой их кормили по пути в Петербург. Всё чесалось, кололось, пахло, намокало; девушка физически ощущала, как с каждой каплей пота из неё выходят красота и очарование, столь необходимые во время разведки на новом месте. Когда Зоя предложила ей выйти немного порисовать, потому что обед подадут позже обычного, Бриджитт, едва поборовшая изжогу молочным дахи (2), решила отказаться и отлежаться в гостевой спальне, но подруга привела достаточно вескую причину спуститься в сад — какой-то господин, чёрт разберёт эти их индийские имена, приедет навестить Вихана.       Он опоздал, и Бриджитт в расстройстве из-за сорванного знакомства и злая от ощущения зуда взмокшей под панталонами кожи спряталась в доме. Она уже отстегнула чулки и сняла верхнее платье, когда ветер с порывом горячего воздуха втолкнул к ней в комнату звуки мужского смеха. Бриджитт выругалась и схватила платье, но пара секунд размышлений откинула идею спуститься назад — она слишком растрепанная и мокрая, а всей красоты мира не хватит, чтобы покорить новую вершину в потной рубашке. Она бросила платье на пол и начала сосредоточенно распускать корсет — сегодняшний день выжал из неё все соки, не оставив сил на разведку. Это временно. Она приведёт себя в порядок, найдёт ошибки, придумае способы борьбы с жарой, а завтра снова наступит утро, а за ним ещё и ещё… И так ровно столько, сколько потребуется. Корсет с хрустом опустился в кресло.       До её окна долетали отдельные фразы смуглого джентльмена, говорившего то на бенгальском, то по-английски фактически без акцента. Напористость прилежного ученика и чёткое проговаривание слов выдавало в нём не носителя языка, но обращение со словами было бережное и элегантное. Бриджитт шёпотом повторила за ним слово «mistress»(3) и удовлетворённо кивнула — он нравился ей.       Она стянула корсет, рубашку и ненавистные панталоны и укуталась в халат, стараясь не шуметь, чтобы беспрепятственно услышать всё, что сможет разобрать. Они говорили про кота, потом про картины, не забыли обсудить и саму Бриджитт, но Зоя коснулась лишь сухих фактов, а индиец понизил голос, так что девушка не разобрала его слов. Ей не понравилось, что он стал говорить тише, потому что это значило одно из двух — она либо ему понравилась, либо наоборот, а учитывая его готовность обсуждать зубы занудной учительницы из пансиона с большей горячностью, чем её излюбленную персону, верно скорее второе. Её не беспокоила эта маленькая деталь — мужчины умеют показывать шипы до первого убаюкивания, от нежности они плавятся, как ириски на солнце.       Мадам Колльер села на пуфик у туалетного столика и принялась распускать причёску. Балкончик, соединяющий их с Зоей спальни, скрыл вид на сад, но уголок с прудом, где стояли мольберты, просматривался хорошо. Под звон шпилек, ударявшихся о дно серебряной чаши, Бриджитт неотрывно смотрела на спину гостя. Его манера держать себя не была развязной, он не был похож на дикаря, говорил на человеческом языке и даже выглядел опрятно. Даже не видя его лица, девушка была уверена в привлекательности смуглого господина — у человека, который может позволить себе редингот (4) из хлопка, просто не может быть недостатков. Эта цель её вполне устраивала.       Гость склонился к Зое и что-то прошептал; княжна захихикала, скрывая улыбку ладонью. Жест, в который она не вкладывала кокетливости, вышел совершенно очаровательным, будто бы детским и игривым. Подруга никогда не была проблемой, в её арсенале были лишь свежесть юности и очарование неуверенности в своей красоте, что давало ей свободу в общении из-за неспособности воспринимать мужчин, как потенциальных воздыхателей. Это была роскошь, которую недооценивала Зоя, поэтому список её поклонников был не слишком, но всё же длиннее, чем она могла предположить.       Бриджитт бросила последнюю шпильку в чашу и взбила руками каштановые кудри. Её тёмно-карие глаза с отливом в красный, как считала она сама, не давали ей играть с эмоциями, потому что каждое неверное движение изображало на её лице образ дьяволёнка. Дьяволята нравятся мужчинам в постели, но этот этап был лишь серединой пути, на котором ей не хотелось останавливаться. Француженка улыбнулась, и прикрыла рот ладонью, слегка касаясь пальцами верхней губы. Хорошее оружие, но в случае с внешностью, которая искушала одним своим наличием, подходило лишь для сложно организованных экземпляров, способных удивлять. Она вернула лицу бесстрастное выражение и принялась лениво расчёсывать волосы.       Внизу скрипнула дверь на веранду, и слуга позвал господина. Бриджитт не знала да и не собиралась когда-нибудь знать бенгальский, но цепкий ум отчаявшейся кошки на сухом суку подсказал ей, что фамилия гостя — Рай. Индиец обернулся к дому и махнул слуге. Он был красив, очень красив. Лет тридцать пять или сорок, спокойное лицо, ухоженные усы. Француженка улыбнулась и мечтательно подперла подбородок рукой. Такое начало ей нравилось.       Её выдержки хватило ровно на пятнадцать минут с того момента, как Зоя медлительно собрала карандаши и отнесла корзину мистера Бибина на веранду. Попробовав пальцами остывшую в ванной воду, она прошла через общую для их спален туалетную комнату. Дверь распахнулась и с грохотом впечаталась в стену, оставив ручкой едва заметную вмятину на дорогих тёмно-зелёных обоях в цветочек. Бриджитт не беспокоилась о вещах, за которые не выставят счёт, поэтому все её эмоции сошлись во фразе:       — Тьфу ты!       Порча свеженькой отделки не входила в её планы, но эффект, который помог обратить на себя внимание Зои, вскинувшей разморенное дремотой лицо от подушки, был ей на руку. Сделав удивлённый вид, девушка подбоченилась и спросила на английском, который был её излюбленным способом показать расположение Зое, не переносившей французский:       — Кошечка, ты уже закончила свои картинки?       Шлёпая голыми пятками по паркету, она бесцеремонно подошла к туалетному столику и плюхнулась в кресло. Проведя пальцем по этикеткам нескольких склянок, девушка выбрала одну и обернулась к подруге, ощупывающей лицо в поисках вмятин от постельного белья:       — Можно?       — Бери.       Очаровательно улыбнувшись, Бриджитт опустила ненужный ей тюбик с эфирным маслом эвкалипта в карман и обернулась к зеркалу, делая вид, что вытаскивает из глаза соринку.       — Я слышала голоса, когда переодевалась. Приходил этот ваш индийский месье?       — Да, подошёл ко мне поболтать, пока Вихан был занят бумагами Видии.       — О, какой скандал! Не беспокойся, кошечка, я никому не скажу! — Бриджитт хихикнула вполне искреннее, понимая, что ставит подругу в затруднительное положение, которое ослабит бдительность.       — Да мы ничего такого! И вообще… И какая разница вообще? — Зоя с трудом встала с кровати и скользнула за ширму, чтобы раздеться.       — Ну-ну, не кипятись. Твои секреты — мои секреты. Он женат?       — Вдовец, есть двое детей. Можешь позвать Маджун? Не могу распустить шнуровку.       — Вдовец? Это хорошо… Очень даже хорошо! — Бриджитт направилась к двери в коридор. Семечко её надежд пустило чёрные корни.       — Хорошо, что его жена умерла? Чего же хорошего в смерти?       — В самой смерти, кошечка, проку нет, если размышлять обывательски, но ведь она всегда оставляет за собой пустоту. А что есть пустота? Пустота — это пространство, которое всегда можно чем-то заполнить. Маджун, иди сюда, Маджун!       Сноски:       1. Бурфи — индийский десерт, напоминающий помадку или узбекскую халву. Основа — сухое или сгущёное молоко.       2. Дахи — кисломолочный продукт, изготавливаемый в Индии. Напоминает йогурт.       3. Mistress — госпожа (англ.).       4. Редингот — пиджак для верховой езды.