Наваждение

      Вихан Басу был измотан. Роль одного из главных мужчин в матриархальной семье, определяющей ход развития целой страны, лишь звучала почётно, но на деле забирала больше, чем могла предложить. Видия, глава рода и, казалось, всей Бенгалии, полагалась на племянника больше, чем на любого человека из дюжины, поскольку знала, что его преданность семье и долгу бесприкословна. Она сама посадила в его голове это семечко, сама поливала, сама подкармливала, а значит, плоды собирать тоже ей.       Как и в голове, в кабинете Вихана не было места для лишней праздности — тёмно-шоколадного оттенка дерево господствовало в отделке и скудном наборе мебели, который составляли рабочий гарнитур, книжные шкафы да пара диванчиков. Ярко выделялись лишь этнические ковры и фотографии, коих особенно много позади кресла молодого господина. Его отчиму нравилось фотоискусство, поэтому после его смерти осталась целая коллекция семейной хроники Басу-Урусовых. На фото не хватало лишь родного отца Вихана, Аджитта Басу, погибшего много лет назад. Ситуацию спасал портрет, выделявшийся не только центральным положением на стене, но и красками, которые не могли передать чёрно-белые карточки.       Неукротимый, как и его имя*, Аджитт Басу, которого многие несведущие поначалу могли посчитать Дубеем, даже на портрете выглядел, словно свирепый бык, поднимающий на рога целые поселения. Его длинная коса с вплетёнными медными цепями, ямочка на левой щеке и ореховые, будто золотые, зрачки лишь навевали идею о мягкости и водили за нос каждого нового зрителя полотна — их обладатель всегда знал, чего хотел, и брал это без разрешения. Чужое мнение интересовало его всего раз — мартовской ночью 1862 года продрогший в Петербургской оттепели старший Басу отчаянно пробрался по водостоку на второй этаж особняка Урусовых и сделал предложение Елене, мирно читавшей газету в постели. Сложно представить, что побудило её согласиться. Горячая ладонь, так нежно скользнувшая по свободной от корсета груди? Воспоминания о первом поцелуе после Рождественского бала? Обещание исполнения всех желаний?       Сам Вихан и характером, и внешностью был похож скорее на мать: вдумчивая и спокойная Елена передала сыну не только тёмно-серые глаза и мягкие черты лица, так славно вписывающиеся в этническую яркость Аджитта, но и все прелести своего консервативного воспитания. Мужчину редко сравнивали с отцом — как и любой Басу, он был ценен не фактом своей схожести с предками, а самим своим существованием, тогда как менее родовитые семьи дюжины терялись за своим именем. Вихан это понимал и не стремился занять место сильного и независимого отца, ведь даже будь у него такая возможность, его собственная память едва ли была способна воссоздать хотя бы эскиз нужного образа.       Вихан попросту не помнил Аджитта — мальчику было всего три года, когда тот умер, зато Камал, который отметил двенадцатилетие в год гибели Аджитта, до сих пор иногда ловил себя на мысли, что хочет быть, как старший Брат Видии, когда вырастет. Даже сейчас господин Рай испытывал непонятное ему самому благоговение перед фигурой старшего Басу. Проиграв очередную партию в гляделки с портретом, Камал опустился на стул напротив рабочего стола друга и, облокотившись на жёсткую спинку, без обиняков спросил:       — И когда ты выдашь её замуж?       Служанка, принесшая господам чай, вздрогнула и чуть не пролила напитки — она была наслышана о скверном прошлом господина Рай, поэтому слово «замужество», так легко выпорхнувшее из его губ, напугало её.       Заметив смущение шудры, Вихан, махнув в сторону двери, с улыбкой спросил:       — Кого? Вот эту бездельницу? Забирай, Манджа вечно жалуется, что девчонка ничего не делает да в облаках летает.       Камал непонимающе проводил взглядом шудру:       — Что? Нет! Да зачем мне? У самого полон дом таких ротозеек. Я про Зою.       — Вы только встретились, а ты уже стремишься вершить судьбы, о злобный демон любви? И за кого ты предлагаешь её выдать? — Вихан искренне веселился от растерянности Камала.       — Ну раз на то пошло, — господин Рай начал улавливать иронию друга и решил подыграть, — есть тут один достойный человек с соседней улицы. Богатый, невероятно сильный, красивый, образованный! Правда вдовец, есть двое прекрасных детишек, но девочки очень послушные и покладистые! Чем не супруг нашей княжне?       — Понятно, заношу тебя в список претендентов.       Камал отпил охлаждённый напиток из чашки и постучал пальцем по столу, что означало категорическое согласие. Разумеется, согласен он не был. Его первый брак был вынужденным кошмаром, который терзал обоих супругов, поэтому все друзья господина Рай знали, что желание жениться в его устах — всего лишь шутка, воплощения которой они всё же надеялись дождаться.       Улыбнувшись, скрытый романтик из рода Басу ответил:       — Будь у нас была такая опция, бабушка давно бы решила этот вопрос. Нашла бы ей какого-нибудь графа за те полтора года, что Зоя провела в Петербурге. Думаешь, её сиятельство позволили бы выдать свою кровиночку за варвара вроде тебя или Дорана?       — Так что же?       — Потом. Не уверен, что я смогу найти правильные слова сейчас.       Камал удивился, но кивнул — чужие тайны не интересовали его, если не были инструментом достижения блага, хотя сам он не был чист душой. Всего пять лет назад, манипулируя постыдным секретом, господин Рай выторговал своей сестре и подопечной свободу от возможного замужества. Носить за собой чужие тайны слишком тяжело, поэтому Камал испытал облегчение — он не был уверен, что его душа способна, подобно шкафу, вместить в себя очередной скелет.        — Кстати о бабушке, Зоя привезла с собой фотографии для моей коллекции. Много пейзажей и каких-то детей. Хочешь взглянуть?       — Спрашиваешь!       На фотографиях из увесистого конверта действительно было много детей. Камала особенно поразили мальчики в платьях и миниатюрные собаки с бриллиантовыми ошейниками. Вихан периодически перечислял худощавых дядюшек в странных приплюснутых шляпах, называл фонтаны и сады и долго пытался выговорить имя бабушки — строгой княгини в кресле у камина, с сонным лицом читающей журнал. Камал ни за что не позволил бы Деви или Амрите прокатиться на лошади в опасном седле, которое мастерски освоили чьи-то кузины с фотографий охоты. Разумеется, господину Рай, как человеку образованному, было известно, что женщины колонизаторов вынуждены иначе передвигаться на лошади, но то, что он увидел, не оставляло никаких сомнений в приверженности белых к мазохизму.       Когда незнакомцы наконец закончились, Вихан указал на карточку в самом конце:       — Зоя. Тётушка с кузиной практически против воли затащили её в ателье ради памятных фото, но сестре ничего не понравилось, поэтому карточка всего одна. Ума не приложу, почему женщинам, особенно красивым, так нравится себя отвергать.       Камал кивнул — в маленькой диадеме, смахивающей на ободок, и светлом платье, открывающем плечи и ключицы, княжна действительно была красива. Привлекала не нежная кожа или тонкий стан, господин Рай любовался огоньками ярости в глазах, которые делали лицо столь решительным. Девушка то ли злилась на кого-то за кадром, то ли отвергала саму ситуацию, это завораживало! Камал отчаянно любил женщин, не стесняющихся негативных эмоций. В праведной злости столько огня…       Он наклонился вперёд, скрывая под столом карточку. Строгий вид госпожи Урусовой определённо бросал ему вызов.       — Почему ты никогда не звал нас в Россию? — сторонний вопрос, заданный по теме, даст ему ещё пару мгновений наедине с фотографией.       — В Россию?       — Мы были во Франции, Бельгии, Италии, Нидерландах, у дикарей этих в Британии, даже в Америку порывались перед моей женитьбой, но никогда не были в России. Тут сколько? Пара недель пути?       — А зачем тебе Россия? Там холодно, невкусно и полно медведей.       — А что медведи? Я и сам, как гималайский мишка, — уложу, кого угодно.       Перемешав фотографии, чтобы скрыть следы своего бурного и так озадачившего его самого преступления, Камал передал другу конверт:       — Ты сам там был?       — Был совсем ребёнком. Помню только, что эти их штаны парадные жали, да что от бабушки вечно пахло, как на въезде в Варанаси**. Она столько курила втихую, а все делали вид, что не замечают. Какая-то странная игра.       — Спроси моих девочек, они знают множество игр ещё более диких.       — Как у них дела?       — Вышли на тропу войны. У Илы началась противная детская стадия, когда теряешь веру в отцовский авторитет. Сегодня вот заявила, мол «папа, ты дурак», а я не дурак, я… Я папа! Ей всего 3, а она уже меня ненавидит. Васанта вообще забыла, что я существую, вечно со своей няней, либо Амритой, всё секреты какие-то. Со мной общается только по крайней нужде; обо всём своё мнение имеет, лишь бы оно с моим не совпало! Понимаю, она Рай и, если всё сложится правильно, ещё и моя наследница, так что твёрдый характер необходим, но я её стареющий отец, со мной надо мягче. Нельзя быть такой строгой с человеком, на чьи руки ты написала в первую минуту вашего знакомства.       — Не прибедняйся, старик, и благодари Матерь, что у твоих целых пять лет разницы, а не пара минут, как у девочек Видии, иначе ты бы уже был седым от страха из-за их совместных проделок. Я до сих пор жду от Сары и Радхи подвохов и пользуюсь правилом «Послушай женщин Басу и раздели на два».       — Кстати, что говорит о ситуации Видия? Когда мы будем что-то решать насчёт лорда и его предложения о женитьбе? Или она опять скрытничает, так что даже нечего на два делить?       — Молчит, но что-то явно замышляет. Попросила меня отправить оценщика в банк и начинать подготавливать даури*** Радхи и Сарасвати. Я начинаю думать, что она собирается выдать кого-то из девочек за англичанина. Бессмыслица какая-то! Я был против и тогда, в первый раз, что уж говорить о женитьбе сейчас, когда ситуация круто изменилась?       — Ты был против от собственного предубеждения, сам же помнишь, идея отправить к нему шпионку всем в Дюжине, включая тебя, очень нравилась.       — Да, но не одну из наших девушек! Он будет пытаться её переделывать под себя, сломает волю, лишит семьи, культуры и корней. Если у той же Радхи будут дети от де Клера, их отвергнут сразу обе стороны. Это попросту бесчеловечно!       — Но наши предки приняли женитьбу твоих родителей, тебя как равного считают, а отчима все просто обожали. Чем же это отличается? Все будут понимать, что к чему.       — Это другое, у моих родителей… У них любовь была, понимаешь? Язык любви общемировой, мы хоть и читаем её по-разному, но понимаем-то все одно. И я, и Зоя — всё плоды любви, а эти дети — лишь следы порока и предательства, которое, как я надеюсь, мы сами не забудем и не простим себе.       Камала беспокоило чувство вины, всё плотнее охватывающее его друга. Вихан выступал против убийства англичан и не хотел отправлять девушку из Дюжины шпионить по одной простой причине — это бесчестно. Его не интересовала выгода, воинственные планы о свержении власти англичан, лишь честь, достоинство и бескорыстие. Способность друга к столь великому подвигу — милосердию на обугленных кусках собственного будущего восхищала господина Рай, но его идей он не разделял. Родители Камала были убиты англичанами, так что в молодости от оголтелой мести его останавливала лишь маленькая сестра, сиротская доля которой была незавидна без его участия. Сейчас жаждущий крови зверь дремал в груди главы рода Рай, но буквально одна алая капля на кончике ножа могла пробудить его от долгой спячки.       — Ты большой философ, не пробовал пойти в Тхакуры?       Вихан улыбнулся:       — Пробовал, да не взяли. Говорят, больно красив.       Хохот Камала разнёсся по коридору. Зоя вздрогнула и чуть не выронила из подмышки коробку карандашей. Кабинет брата был всего в паре комнат от её спальни, так что девушка, отчего-то растерявшая желание рисовать, могла с лёгкостью подслушать его разговор с гостем, пока идёт к себе. Но ей не хотелось. Разумеется, любопытство сжирало, но образ галантного подтянутого мужчины, почему-то проявившего к ней интерес после пяти лет абсолютного забвения, был кусочком льда, ненадолго остудившим бурлящее варево её мыслей. Конечно, скоро беспокойство и заботы растопят и выпарят воспоминание об этой встрече, но сейчас княжне не хотелось рушить его и подправлять дополнительными чертами. Ведь кто знает, о чём между собой говорят мужчины? Сноски:       * Аджитт — неукротимый.       ** Варанаси — священный город, где хоронят и сжигают мертвецов, из-за чего в той местности весьма специфическая атмосфера и запахи.       *** Даури — приданное в Индии.