Необратимость последствий

      В морге непривычно шумно. Обычно в местах, где балом правят мертвые, всегда стоит оглушающая тишина, но только не сейчас. Дюверье открывает дверь нужной прозекторской и тонет в какофонии звуков симфонического оркестра, играющего рок. Грегори сидит за небольшим письменным столом в углу помещения, довольно ярко освещенным расположенной прямо над ним лампой, и заполняет какие-то бланки, а Кайл сосредоточенно зашивает труп девушки. Световое пятно, центром которого является помощник коронера, притягивает к себе все внимание, тогда как остальная часть комнаты тонет в сизом полумраке, но капитану кажется, что дело не только в свете. Прогнав от себя непрошеные и неуместные мысли, Лука выключает истошно надрывающуюся колонку, даже не пытаясь перекричать музыку. Только после этого судмедэксперты замечают, что их уединение нарушено.       Помещение маленькое, а низкий потолок лишь добавляет неприятных ощущений. Дюверье чувствует себя запертым в коробке, пропитанной смрадом от полуразложившихся тел и средств дезинфекции, всякий раз, стоит ему переступить порог этой прозекторской или любой другой, но сейчас ему почему-то даже есть, чем дышать. Наблюдение странно само по себе, и Лука решает не акцентировать на нем внимание. Пока. Коротко взглянув в сторону Морроу, капитан решается, наконец, нарушить созданную им тишину:       — Совсем озверели? Без музыкального сопровождения работа не спорится?       — Правилами не запрещено, капитан. И пока вы в моем морге, то извольте соблюдать мои правила, — сухо отвечает судмедэксперт, оторвавшись от записей.       Морроу покидает насиженное место, подходит к Гинзбергу и телу, берет небольшой планшет, лежащий у изголовья стола для вскрытия. Роберт при виде гаджета закатывает глаза и демонстративно стучит пальцем по своему блокноту.       — Предварительный отчет уже в «облаке», но так и быть, расскажу все лично, — игнорируя хамский жест, произносит Грегори. — И, кстати, вызовите сюда своих людей. Мы собрали и промаркировали все улики с тела сами.       Он указывает на рабочий стол, где громоздкой кучей сложены пакеты с уликами. Мосс тут же начинает набирать сообщение Патрику.       Дюверье рассматривает тело, над которым продолжает работу Гинзберг. Тщательно вымытые волосы свешиваются с края стола и кажутся на несколько тонов темнее, синее вытянутое лицо жертвы вызывает ужас, но все же даже отпечаток смерти, оставленный на нем, не может скрыть черты, бывшие при жизни девушки очень привлекательными. Убитая обладала средним ростом и хрупкой, точеной фигуркой, аккуратной правильной формы грудью, ярко выделенной талией. Лука задерживает взгляд на острых выступах торчащих подвздошных костей, а следом все же морщится от брезгливости, наблюдая ровный разрез на синюшней коже, уродующий сногсшибательное тело от ключиц до самого паха. Кайл успел зашить его только наполовину.       — Время смерти? — деловито интересуется Лука, стараясь не смотреть на судмедэкспертов, особенно на Морроу, исследуя воображаемый узор на белоснежном кафеле, покрывающем пол прозекторской.       — Час-два после полудня.       — Причина?       — Остановка сердца вследствие обескровливания тела.       — Поэтому у нее такое лицо?       — Да, это результат сердечного приступа. Смерть была довольно долгой и мучительной. И приступ, скорее всего, был длительным, — спокойно отвечает Грегори, натягивая на руки перчатки.       — Подробности?       — Кровь из нее выкачивали. То есть не просто вспороли вены и ждали, пока все вытечет наружу. Скорее всего, в тело были воткнуты тончайшие трубки с иглами, наподобие «бабочек», которыми берут кровь из тонких вен, например, на тыльной стороне ладони, — Грегори проводит пальцем по своей руке, наглядно демонстрируя место, — и присоединен поршень, который равномерно выкачивал жидкость под давлением. Медленно, но верно. Умирала она примерно шесть часов. Вот здесь, — Морроу указывает на крохотные отверстия по всему телу в местах расположения крупных вен, едва касаясь кожи девушки пальцами, — следы от проколов.       — Значит, убийца привез ее к себе утром?       — С вероятностью восемьдесят процентов. Для извлечения органов ему понадобилось еще какое-то время, чтобы прошло трупное окоченение, то есть примерно три-четыре часа, — кивает Грегори и отходит от стола, чтобы дать молчаливому Кайлу подобраться к средней части тела.       — Органы ее?       — Судя по экспресс-анализу на ДНК — да. Плюс внутри нее именно этих запчастей и не хватает. Всего изъято шесть органов: матка, оба легких, желудок, печень и селезенка. Я передал их в нашу лабораторию для изъятия тканей для дополнительных анализов, но могу уже сейчас сказать, что визуально они были в полном порядке, следовательно, наша жертва фактически была совершенно здорова.       — Работал профессионал?       — Я бы не сказал… Органы скорее вырваны, чем удалены правильно, зашита она была тоже неаккуратно.       — Ее еще и зашили?!       — Преступник пытался обставить все так, чтобы тело напоминало труп после вскрытия. Y-образный надрез, и все такое прочее. Но вот шить он, конечно, не умеет.       — Но познания анатомии у него имеются?       Грегори сочувственно смотрит на капитана, скрестив руки на груди. Как будто тот сказал какую-то невероятную глупость. Спущенная с носа на подбородок маска уродует четкую линию челюсти, что Дюверье находит почему-то неуместным. Помощник коронера не уступает капитану в росте, не выглядит хрупким или изнеженным, но его утонченное лицо с изысканного оттенка кожей все равно выдает в нем существо, требующее к себе особого отношения. Капитан совершенно не собирается заострять на этом внимание, но у него не получается смотреть никуда, кроме впившихся в щеки тесемок маски, безжалостно ранящих атласное полотно.       — Лука, не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы вырвать из трупа органы. К тому же, если наш убийца озаботился преподнести нам тело в таком экстравагантном виде, то очевидно, что с мозгами у него все нормально. Я не уверен, что человек, который сделал это, — вменяемый, но не глупый однозначно.       — Что еще?       — За несколько часов до смерти у жертвы был половой контакт, добровольный и защищенный. Никаких посторонних ДНК на теле не обнаружено, более того — девушка абсолютно чистая. Признаться честно: мы привели в порядок ей перед вскрытием только ступни и волосы. Прежде, чем засунуть тело в латекс, убийца тщательно ее вымыл. Волос на теле, как вы можете заметить, у нее нет, под ногтями все чисто. Слизистая рта не повреждена. Еще не готова токсикология, но я практически уверен, что ее чем-то накачали, чтобы не сопротивлялась. Следов борьбы на теле нет. Вряд ли бы она добровольно позволила истыкать себя трубками и выкачать всю кровь.       — Она очень ухоженная… — бормочет Лука, рассматривая аккуратные ногти на руках и ногах, полное отсутствие волосяного покрова и неповрежденную начавшимся разложением кожу.       — Да, мы заметили. Судя по отпечаткам пальцев, наша барышня привлекалась. Но не за услуги интимного характера. Так что ухоженность может говорить о другом роде деятельности.       — Так мы установили личность?! — взрывается капитан.       — Угу. Алиса Вагнер, двадцать четыре года. В базу попала по малолетству: украла тушь для ресниц в косметическом магазине.       Роберт не может сдержать неуместный смешок, за что получает полный бешенства взгляд начальника. Лейтенант извиняется, прикрывшись блокнотом для записей, как щитом, и напускает на лицо максимально серьезное выражение. Лука неодобрительно качает головой, но радуется тому, что хоть что-то может отвлечь его от изучения повадок Грегори Морроу. Безусловно, его новой головной боли.       — Досье есть?       Грегори протягивает Дюверье планшет. В личном деле девушки нет совершенно ничего интересного. Фотография в карточке старая, но с нее на Луку смотрит ослепительно прекрасная блондинка с темно-серыми глазами, явная носительница скандинавских кровей. Он бы обратил внимание на такую штучку всенепременно, неважно, где бы они встретились. Но судьба свела их в грязном тупике посреди отбросов, и девушка ни на один знак внимания уже не ответила бы. Какая ирония.       — Бобби, попроси Ульриха накопать на нее сведения. Нам нужно как можно быстрее связаться с ее семьей.       Роберт выходит из прозекторской. Гинзберг заканчивает работу с телом и устало потягивается. Лука — лишний в обители тишины и первородной скорби, особенно рядом с двумя судмедэкспертами, но упрямо делает вид, что ни одна мелочь по жизни его не задевает. Для убедительности капитан даже слегка приподнимает подбородок, надеясь показаться немного выше. И физически, и духовно. При желании и должном упорстве он бы даже потолок смог подпереть макушкой.       — Грег, пора сворачиваться. Мы тут и так задержались. Нужно бы домой, — медленно проговаривая каждое слово, произносит Кайл, стянув с лица маску и сняв одноразовую шапочку. Иссиня-черная рваная челка тут же падает на лоб, и Гинзберг сдувает ее с глаза в сторону.       — Иди, переодевайся, я закончу с ней и присоединюсь. Ключи в кармане пиджака, — бросает ему Морроу и освобождает, наконец, лицо от ненавистной Луки сбруи.       Кайл послушно и смиренно кивает и выходит за дверь, что капитану кажется вопиюще странным. Он чувствует себя неуютно в обществе нового коллеги, вызывающем в нем смесь интереса и неподдельной ничем не обоснованной ненависти, но необходимость завершить разговор давит на плечи, приваривая к месту. Дюверье бы мог плюнуть на формальности и уйти, но что-то мешает. Грегори собирает в бокс использованные инструменты для последующей обработки, складывает отдельно то, что им с Кайлом не пригодилось на сегодняшнем вскрытии, подготавливает мешок для трупа. Движется по прозекторской с грацией дикой кошки, вынуждая капитана неотрывно следить за каждым его шагом, поворотом головы, взмахом руки и взлетом длинных пушистых ресниц оттенка жженой карамели. Даже за каждым его вздохом, едва слышным, но уловимым в отупляющей тишине утонувшего в мечущихся тенях помещения.       — Есть какие-то мысли? — хрипло спрашивает Лука и тут же кашляет, чтобы скрыть сквозящую в голосе нервозность.       — А с чего вдруг ты интересуешься моим мнением? Ты ж меня за человека-то не считаешь. А вообще-то мы с тобой тут на равных, — поджимая губы, отвечает Морроу.       — Давай сейчас не будем об этом.       Грегори осторожно перемещает тело в мешок. Дюверье с удивлением отмечает, что в его движениях нет грубости и резкости. Помощник коронера обращается с девушкой так, как будто она все еще жива. Как будто она — самое дорогое, что у него есть.       — Если смотреть с точки зрения профайлинга, то наш убийца однозначно мужчина, — не отвлекаясь от работы, произносит Морроу. — Женщины редко трогают детородные органы себе подобных, если решаются на расчлененку. Это такая солидарность или что-то типа того. Женщина скорее изуродовала бы лицо. Жертва была красивой, а это, согласись, многих дам бесит. Возраст до сорока однозначно. Скорее всего, занят не интеллектуальным трудом, но и не работяга.       — Творческая профессия?       — Вовсе не обязательно. Он может быть кинокритиком или ресторатором, среднестатистическим менеджером, организатором вечеринок. Или, напротив, такой красивой картинкой, я имею в виду трупную инсталляцию, он мог специально отвлечь наше внимание, чтобы расследование свернуло не туда. Этот человек умен и хитер, он мог просчитать все наши действия на несколько шагов вперед.       — То есть ты исключаешь, что он может быть врачом? Или кем-то из смежной профессии?       — Вряд ли. Ставлю сотку, что это не врач.       Морроу улыбается: открыто, саблезубо, искренне и совершенно беззлобно. Улыбка преображает лицо, делает его более милым, упрощает все черты, стирает остроту и надменность линий. Даже угловатая челюсть становится более округлой на вид. Отдельным кошмаром для Дюверье оборачиваются две крохотные ямочки, игриво проткнувшие щеки. Всего чуть-чуть, слегка, как будто мимолетно задев, боясь испортить созданное природой идеально гладкое безволосое полотно.       — Я не участвую в спорах, док, — выдавливает из себя капитан, шумно сглотнув подступившую к горлу желчь.       — Жаль. Было бы весело, — невозмутимо парирует ему Морроу и возвращается к работе.       Тело отправляется в холодильник. Грегори снимает шапочку, фартук, халат. Помещает использованную амуницию еще в один контейнер для утилизации и, хрустнув позвоночником, направляется к выходу, едва взглянув на застывшего посреди прозекторской капитана. Теперь перед Лукой предстает фигура Морроу, все особенности которой под убогой рабочей формой было не разглядеть.       Помощник коронера действительно оказывается широкоплечим, стройным, подтянутым и рельефным. Торс упакован в футболку, выгодно подчеркивающую завидные мышцы рук и плеч, фактурный живот и налитую грудь. Удобные джоггеры на резинке оформляют в четкий контур натренированные ноги, ярко выделяя икроножные мышцы и легкую вогнутость внутренней поверхности бедер. При всей атлетичности Грегори все же смотрится изящным лебедем рядом с громоздким и неповоротливым Лукой, и осознание этого заставляет мозг капитана работать в неправильном направлении. Снова. Неконтролируемая волна паники и презрения угрожает вырваться наружу.       — Если это все, капитан, то прошу вас на выход. Мы с Кайлом действительно устали, ведь отработали двойную смену. Мне бы не хотелось заставлять его ждать меня и злиться, — устало произносит Грегори, перевязывая растрепавшиеся волосы теперь уже в высокий пучок. Прядям на затылке не хватает для этой нехитрой прически длины, так что половина волос, кажущихся в таком освещении темно-медными, остается несобранной, красиво обрамляя шею и плечи.       Дюверье фыркает: у Гинзберга не было друзей. Он никогда и никого к себе не подпускал ближе, чем на ширину прозекторского стола. Кайл был возмутительно красив: брюнет с голубыми глазами, высокий, стройный, слегка манерный. Да, он был недостижимой мечтой для многих, но никогда не был замечен даже в легком флирте с коллегами, что уж говорить о вещах более серьезных и приземленных. Ходили слухи, что Гинзберг уже долгое время живет с женщиной гораздо старше и богаче себя, а на работу ходит исключительно для удовольствия ментального плана, но ни одного подтверждения этому так и не случилось. Лука не знал, завидовать ли ему Кайлу или восхищаться им, так что выбрал тактику избегания, как самую эффективную и приносящую определенный профит. Но сейчас он осознает, что отсутствие знаний о настоящей личной жизни судмедэксперта играет против него.       — Вы давно знакомы?       — С Кайлом? Давно. Но какое это имеет отношение к делу, капитан?       Морроу внимательно и без подтекста разглядывает лицо Луки. Зеленовато-кофейный взгляд кажется мягким и излучающим какое-то особенное тепло, что вводит капитана в ступор. Он старается не растерять под таким пристальным наблюдением за собой всю напускную невозмутимость, но почему-то ему становится крайне неловко. Ему! Огромному, как медведь; бешеному, как адская собака из заурядного литературного произведения; неподкупному; неподвластному искушению!       — Никакого. Просто Кайл очень неконтактный, а с тобой расцвел на глазах, — цедит Лука, махнув в воздухе рукой.       — Я хорошо влияю на людей.       — Серьезно? — нервно смеется Дюверье. — Если каждые новые взаимоотношения ты начинаешь с хамства и демонстрации своей власти, то я очень в этом сомневаюсь.       — А я разве просил у тебя критики своих поступков, капитан? Я всего лишь ответил тебе, почему Гинзберг чувствует себя рядом со мной комфортно. Тебе бы тоже не помешало проявить немного силы и воли в общении с подчиненными: может быть, тогда они не садились бы тебе на шею.       Дюверье демонстративно встает в дверном проеме, не давая коронеру выйти из прозекторской. Грегори беспристрастно таращится в глаза обнаглевшего капитана, отставив одну ногу в сторону и скрестив руки на груди. У Луки начинает кружиться голова.       — Ты что имеешь в виду?       — Только то, что у вашей смены в целом и твоей команды в частности низкие показатели раскрываемости. Твои люди не особо-то и стремятся закрывать текущие дела, зато с удовольствием хватаются за новые. Повышения тебе таким образом уж точно не заслужить.       — Это тебе твой бойфренд подсказал? — шипя от бешенства, выдает Лука, приближая раскрасневшееся лицо к невозмутимому лицу напротив.       Капитан очень зол. Он призывал своих людей не использовать связи Морроу, чтобы оказывать давление на следствие и подстегивать новые слухи, но сам сейчас именно этим и занимается. Со вкусом. Ему вообще не должно быть до этого дела. Но в таком состоянии убеждать себя в чем-то бессмысленно, пытаться договориться — тоже, остудить пыл — тем более.       — Прежде, чем подать документы на перевод в Лос-Анджелес, я изучил структуру и положение дел в управлении и в каждом отдельно взятом участке. Решающим фактором прихода на работу сюда стало то, что именно в этот морг свозят самые странные и интересные трупы, если в других участках не хватает ресурсов для работы с ними. Я, знаешь ли, люблю сложные загадки. После я просто посмотрел на доску с незакрытыми делами и фамилиями тех, кто их ведет. Все само встало на свое место. И если ты еще раз что-то скажешь про меня и Эрика, поверь, я найду способ, как превратить твою жизнь в ад, господин детектив. И мне даже не нужно будет прибегать к чьей-то помощи.       Грегори резко отталкивает капитана от двери и уходит. Дюверье тупо смотрит ему в спину, не понимая, выиграл он сейчас или все же проиграл. Раздражение на Морроу расползается по всему его телу еще сильнее. Неожиданная физическая сила судмедэксперта ставит в очередной тупик.       Лука думает, что его взаимная с миром вокруг ненависть сегодня, наконец, достигла своего предела. Он оставляет кулек с лечебными конфетами на столе. Лучше сдохнуть от насморка, чем принять от этого придурка еще хоть что-то.