Необратимость последствий

      Дюверье является в участок в привычном ему состоянии бешенства. Бывшая жена в очередной раз отказала во встрече для решения некоторых личных вопросов, и он с самого утра готов был всех убивать. Уж капитан-то нашел бы способ совершить преступление и не попасться в лапы правосудия.       После омерзительной ссоры в прозекторской Лука заперся в своем кабинете и занялся бумажной работой, проигнорировав наставления коллег взять небольшую передышку и как следует отдохнуть, пока команда возится с добытыми уликами и составляет список людей, которых следует опросить в первую очередь. Мысли капитана лихорадочно метались от отвратительного Морроу обратно к работе, так что к официальному концу рабочего дня Лука чувствовал себя совершенно разбитым. Облаяв всех членов своей команды вместе и по отдельности, нарычав на тех, кому не посчастливилось сидеть рядом с его отделенным от общего зала кабинетом, натурально сцепившись с секретарем заместителя шерифа по поводу курения на рабочем месте, капитан хотел было приподнять белый флаг и сдаться, но позволить себе эту слабость так и не решился.       Однако отсутствие жизненной энергии не помешало ему позвонить на домашний телефон бывшей жены и словестно схлестнуться с бывшим лучшим другом, считающим теперь себя хозяином дома, выстроенного Дюверье с учетом собственных нужд. После того, как детектив положил трубку, он почему-то снова подумал о Грегори и том, что весь вылизанный образ молодого помощника коронера идеально вписался бы в антураж бежевой гостиной, стены которой были выкрашены Лукой лично, что только добавило ненависти не только к жилищу, но и к новоиспеченному коллеге лично.       — Что у нас?       Роберт равнодушно следит за тем, как Лука седлает стул в своем кабинете, демонстрируя полную незаинтересованность в делах. Рабочий стол завален сводками и отчетами, неразобранной корреспонденцией, грязными чашками и стаканчиками из-под йогурта, доверху забитыми окурками. У капитана не было порядка нигде: ни в работе, ни дома, ни в голове, что сказывалось на уровне его жизни и восприятии действительности вокруг. Мосс проработал с Дюверье в паре шесть лет, и это давало ему определенные поблажки в общении со звероподобным шефом, наделяя правом делать ему замечания и иногда говорить все, что приходит в голову, не боясь получить по шее. Вот только ни одна воспитательная мера на Луку не действовала ни тогда, когда он был полон жизни, ни сейчас. Тем более сейчас.       Поэтому Роберт не критикует и не отчитывает. Ничего не спрашивает и ничем не интересуется. А просто прочищает горло и говорит:       — Ульрих выяснил, где жила, работала и с кем встречалась жертва.       — И почему тогда мы здесь, а не на выезде?       — Ждем отчет трасологов.       — Это можно делать одновременно с допросами, Бобби!       — Ты не с той ноги встал сегодня или что?       — Не твое дело! Поехали.       По дороге Мосс сообщает, что едут они допрашивать парня Алисы, как ближайшего доступного близкого, ведь оба родителя девушки скончались. Лука слушает сухой и скупой доклад о личности бойфренда жертвы молча, стараясь думать о деле, но мысли неизменно приводят его к сизой от холодного освещения прозекторской и сказочного цвета глазам, взгляд которых пронзает острее, чем молния. Дальше следует монолог лейтенанта о том, что работала мисс Вагнер в одном из самых успешных в городе модельных агентств, в систему больше не попадала и жизнь вела среднестатистическую для модели, что легко прослеживается по лентам ее соцсетей. Дюверье кивает на каждое слово, как китайский болванчик, и не дает ни единого комментария, потому что сказать ему решительно нечего. На языке горечью оседает вкус наспех выкуренной сигареты, а желудок скручивает спазм, напоминая о нездоровой привычке забывать принимать пищу в принципе или поглощать изредка всякую дрянь. День обещает быть невыносимым.       Квартира, где проживала пара, встречает детективов стойким ароматом перегара и сигаретной вонью. Парень, открывший дверь, сам больше похож на труп, чем на живого человека.       — Проходите, — бесцветно произносит молодой человек, жестом указывая полицейским направление движения.       Детективы проходят в гостиную, просторную и светлую. Журнальный столик завален окурками и пустыми пивными бутылками, одна из которых упала до окончательного опустошения, залив кремовый ковер с пушистым высоким ворсом остатками пива, что придает беспорядку особенный «шарм». Однако свалка в зоне отдыха — единственное несовершенство этого места. В квартире в остальном чисто и уютно.       — Топлю горе. Прошу прощения за беспорядок, — едва ворочая языком, сообщает парень.       — Николас Бергер, верно?       — Да. Присаживайтесь.       Роберт неуклюже валится на диван, Лука же остается стоять за его спиной. Насидеться он еще успеет.       — Как долго вы встречались с Алисой? — спрашивает капитан.       — Еще со школы. В прошлом месяце я сделал ей предложение, весной мы планировали сыграть свадьбу. Ничего сверх… только самые близкие. К чему торжество на миллион персон, если мы… ох, господи…       Тихий и безэмоциональный голос молодого мужчины злит Дюверье почему-то еще больше, его срыв на скулеж и растирание покрасневших глаз — неимоверно раздражает. Он давно уже перестал испытывать сочувствие к жертвам и их родственникам. Это было в корне неправильно, даже вызывающе, особенно для полицейского, априори заинтересованного в помощи людям, но капитан ничего не мог с собой поделать. В его новом мире нет места для жалости. Даже к самому себе.       — Значит, проблем в отношениях у вас не наблюдалось?       — Да какие проблемы, о чем вы? Мы были счастливы! А теперь… теперь ее нет.       Бергер начинает плакать. Горько, откровенно, прерываясь на надсадный кашель и сбивчивые извинения. Дюверье кривится, не в силах бороться с собой. Привлекательный мужчина, обладающий внешностью типичного брутального детектива из среднестатистического скандинавского сериала, поднимает внутри капитана ошеломительную волну отвращения.       — Когда вы виделись в последний раз?       — Где-то за день до ее убийства. Утром… — слегка придя в себя и высморкавшись, отвечает Николас. — Она была на работе, там какой-то очень важный проект сейчас. Алиса часто пропадала на съемках, была востребованной моделью. Она позвонила мне вечером и сказала, что домой сегодня не вернется: не все локации сняли. Если было много работы, то она оставалась ночевать в студии. Там есть места для отдыха. Не волновался я до вчерашнего вечера. Но потом понял, что она не выходит на связь, и стал обзванивать ее подруг в первую очередь. Потом позвонил хозяину модельного агентства. Он удивился и сказал, что Алиса не работала в тот день, о котором я спрашивал.       — И вы не обратились в полицию?       — Обратился. Мне сказали, что примут заявление, когда пройдут сутки. По сути, сутки еще не прошли на тот момент, потому что я разговаривал с ней около девяти вечера, а в полицию обратился примерно в шесть. Я думал, что пережду ночь и снова отправлюсь в участок. Но необходимость в этом отпала: ко мне пришли ваши коллеги и сообщили новость.       Николас тяжело вздыхает и оглядывает шеренгу пустых бутылок. Следом тянется к сигаретам. Лука выжидает, пока тонкая струйка дыма не начинает подниматься к потолку, после чего обреченно продолжает:       — У вашей девушки были враги?       — Модельный бизнес — это ад, капитан. Там каждый каждому волк, а не друг. У нее не было открытых конфликтов, так как директор агентства склок между своими людьми не допускает и сразу указывает на дверь, но то, что многие ей завидовали, — это факт.       — Она хорошо зарабатывала?       — О, да. Много ездила по миру, работала не только как фотомодель, но и на подиум изредка выходила. Иногда мне было стыдно, что она зарабатывает больше меня, но Алиса никогда деньгами не попрекала. У нас… все было общее, и бюджет — тоже. Хотя для американского общества такое не свойственно.       — Откуда вы?       — Из Дании. Так совпало… Это была судьба, понимаете? Мои родители переехали сюда, когда мне было восемь. Я не знал языка, не понимал, почему мы покинули дом, злился на всех из-за того, что лишился привычной жизни, друзей и собаки, которую мы не смогли взять с собой. Я тосковал и не находил себе места… а когда пришел через год специальной подготовки в школу… увидел ее. За первой партой. Такую… ледяную фею. Я полюбил ее с первой секунды! А потом узнал, что ее дедушка родился и вырос в Копенгагене… Я никогда в такие вещи не верил, но…       — Где вы трудитесь? — прерывает пылкую речь Лука, страшась того, до какой истерики воспоминания смогут довести Николаса.       — В «Paramount».       — Ух ты! И при этом она все равно зарабатывала больше вас? — удивленно восклицает Роберт.       — Я простой техник. Не жалуюсь на зарплату, но Алиса приносила в семейный бюджет больше средств. Это факт.       — Киноиндустрия тоже серьезная тема, да? — обращается Лука к напарнику.       — Да, капитан. Не могу поспорить. Что именно входит в ваши обязанности на студии, мистер Бергер? — заинтересованно спрашивает Мосс.       — Выставляю свет на съемочных площадках, отвечаю за съемки на открытых территориях. У меня много работы обычно. Киностудия выпускает до шести фильмов в год.       — Да, мы все ходим в кино… Нам нужны контакты тех, с кем вы общались, когда искали ее. И вообще друзей Алисы. Их у нее было много?       — Нет, только две подруги, которым я и звонил, и еще брат. Но он сейчас в Осло.       — В Осло?       — Он тоже модель, работает там по контракту. Я даже пока не стал ему звонить, иначе он сорвет съемки и примчится сюда. Они были близки.       Дюверье размышляет, стоит ли вгонять парня в состояние еще большей депрессии, сообщая ему неприятные новости о поведении его девушки перед смертью. Спросить о наличии других партнеров он обязан: свадьба и так называемая любовь обычно многих не останавливают. Его жену ведь не остановило кольцо на пальце.       — Мистер Бергер, мне неприятно сообщать это, но ваша девушка перед смертью имела половой контакт с мужчиной. Вы не знаете случайно, был ли в ее жизни еще кто-то, кроме вас?       Парень ошеломлен. Подделать такую реакцию невозможно. Дюверье не был психологом, но умел читать людей и отличать малейшие изменения их настроения. Это здорово помогало в работе с подозреваемыми, на допросах, да и в обычной жизни. Внезапно он понимает, что единственный, кого ему не удалось прочитать, — это Грегори. Отмахиваясь от навязчивых мыслей, Лука продолжает наблюдение за Николасом, готовясь тут же вычислить ложь, если она появится.       — Я… этого не может быть! Мы же так друг друга любили!       — Тем не менее, это установленный факт. Значит, о наличии другого партнера вам ничего не известно?       — Нет. Я… я никогда не следил за ней и не проверял ее расписание. Если Алиса говорила, что работает, то… значит, так и было. Я доверял ей, — обреченно шепчет мужчина, ненадолго выключаясь из диалога, уйдя в себя.       — Мы пришлем к вам криминалистов, мистер Бергер. У нас есть ордер на обследование личных вещей Алисы. Ноутбука и прочего. Мне искренне жаль, что ее больше нет. Вам нечего добавить к нашей беседе?       Молодой мужчина совсем сникает. Дюверье знает, что потерять близкого человека и узнать о нем неприятную правду — больнее вдвойне. Здесь ничем нельзя помочь. Но сейчас на карту поставлено расследование убийства девушки, и парень должен собраться с силами и рассказать все, что знает. Для этого капитану придется засунуть свое презрение к ситуации подальше и максимально мягко попытаться донести до Бергера, что его помощь крайне необходима следствию.       — Послушайте… я понимаю, что вам трудно сейчас. Но ваша вовлеченность в процесс поможет нам быстрее раскрыть это дело. Любая, даже незначительная, на ваш взгляд, деталь может оказаться весомой. Вспомните все, что происходило с вашей девушкой в последнее время. Не было никаких странностей?       Николас задумывается. Прикусывает губу, мечется взглядом по комнате, нервно теребит пальцы. Следом замирает на мгновение и одаривает детективов холодным взглядом.       — Было… кое-что странное, если честно.       Роберт подается вперед, приготавливая чистую страницу блокнота, чтобы вести записи. Дюверье все-таки садится в кресло, показывая Бергеру, что их диалог больше походит на обычную беседу, чем на допрос. Если парень расслабится, они смогут получить больше полезной информации.       — Она стала много зависать в интернете. Раньше за ней такого не наблюдалось. Ну, то есть она могла весь вечер напролет сидеть за ноутбуком и переписываться с кем-то. Когда я спросил, чем именно она занимается, то Алиса просто ответила, что общается с моделями из других агентств. Я видел специализированные форумы, где они обсуждают контракты, фотографов, условия съемок и прочее. Я совершенно не придал этому значение, ведь это часть ее работы. Это важно?       — Очень важно, мистер Бергер! Вы молодец, что вспомнили это. Что-то еще?       — Пожалуй, нет. Во всем остальном она была такой же, как и всегда.       Лука встает, показывая, что опрос окончен. Роберт объясняет Николасу, что именно в его доме будут делать криминалисты, когда придут, и о чем следует с ними говорить. Дюверье пишет сообщение Ульриху — детективу, отвечающему за технические стороны расследований, что ноутбук жертвы следует осмотреть в первоочередном порядке.       Оказавшись на улице, Лука первым делом закуривает. Его категорически не устраивает внезапный тремор, охвативший пальцы. Списать в очередной раз все на погоду не получится: как назло, Лос-Анджелес прогрелся к обеду до рекордных шестидесяти восьми градусов.       — Жалко парня.       — Ага.       Мосс пристально смотрит на шефа. Ему не жаль — Роберт прекрасно это видит. Они были действительно дружны с Дюверье уже очень много лет, но лейтенант впервые находит мужчину настолько безразличным к расследованию, но зацикленным на чем-то глубоко внутри себя.       — Тебе бы выходной взять, Куджо. Полноценный!       — Зачем?       — Выглядишь побитым. Простуда прошла?       — Да, как рукой сняло.       — Что там за волшебные конфеты… Надо пару килограммов прикупить и поставить в офисе, чтобы ни одна сопля в сезон простуд не проскакивала.       — Купить нельзя. Он делает их сам.       — Морроу? Сам делает конфеты?       На лице Мосса смесь удивления и озорства. Он собирается уже прокомментировать новость, но Дюверье останавливает его поднятой вверх ладонью.       — Ни слова, помнишь?       Они идут к машине, намереваясь наведаться к Алисе на работу. Ехать в пригород по всем пробкам не самая лучшая идея, но преступник все равно не предоставил им выбора, как именно проводить дни, пока на повестке дня стоит его поимка. Лука часто думал о том, что основная часть их работы заключается даже не в анализе улик и вычислении подозреваемых, а в разъездах. Бо́льшую часть рабочего дня они тратят на дорогу. Вздохнув, он заводит мотор. Машина начинает свой путь.       — Подозреваешь его?       — Не-а. Не похож на профайлерский портрет.       — Так ты все-таки вызвал его? Почему мне не сказал?       — Не вызывал. Грегори справился с этим сам.       Роберт фыркает. Новый помощник коронера бесит его с каждой секундой все сильнее. Это чувство — иррациональное и странное, неподвластное оценке и в целом довольно неподходящее жизнерадостному лейтенанту. Дело даже не в том, что Бобби отчаянно завидует тому, что Морроу пришел в их участок по протекции высокого начальства, а в нем самом. Лейтенант не любил самовлюбленных хамов, считающих, что им по жизни все что-то должны. Одни мысли о том, как Грегори общался с ними на месте преступления и в прозекторской, заставляют Роберта проникаться все большей антипатией к новому коллеге.       — И что наше светило насочинял?       — Предполагаемый преступник — мужчина. До сорока, скорее работник интеллектуальной сферы, чем работяга. Морроу выразился более конкретно, но я с ним не согласен. Парень нашей жертвы из работяг, хоть и трудится в творческой сфере, что Грегори считает допустимым при описании портрета убийцы.       — Слушай, ну, это не лишено логики. Николас работает на киностудии. Со светом. Замутить такую инсталляцию для него раз плюнуть! Может, он обладатель высокого художественного вкуса.       — А мотив? Сам посуди, он все это время считал, что у них с Алисой нет проблем. Новость о том, что она с кем-то спала перед смертью, выбила его из колеи.       — А, может, он заранее узнал. А сейчас очень хорошо сыграл роль побитой собаки. Он узнал, что барышня изменяла ему, и решил вопрос радикально.       — А зачем вырезать органы? Обычно преступники, которые действуют импульсивно под воздействием аффекта, не занимаются детальной проработкой убийства. Они или режут, или душат в приступе злости. А у нас типичное продуманное преступление. К нему готовились, понимаешь? Почему мы не спросили у него про алиби?       — Вот черт! Как-то вылетело из головы… Семейная жизнь меня доконает, кэп, отвечаю… Я…       — А я объясню тебе почему. Весь его внешний вид, состояние гостиной при остальном порядке говорят нам о том, что человек в полнейшем шоке. Мы сами поддались влиянию его настроения. Поэтому напрочь забыли спросить о самом главном. Я позвоню Хантеру, пусть прокуратура запросит информацию о его перемещениях у работодателя. Если в нужный нам временной диапазон парень был на работе, то эту ветку расследования можно закрывать.       Роберт устало кивает. У них впереди еще уйма работы. Нужно где-то найти силы на все. У Дюверье же сил не остается вовсе. Он хочет в отпуск, который не позволял себе уже несколько лет. А еще почему-то хочет конфет. Но чтобы в них ни в коем случае не было ни меда, ни имбиря.