Сломанная

— Чимин-и! – сладко тянет девушка, грациозно присаживаясь на жесткую скамейку столовой, рядом с опешившим шатеном. – Ты уже выбрал с кем пойдешь на осенний бал? От этого голоса резко захотелось повеситься на собственном галстуке, но вместо этого он устало опустил на тарелку прихваченную булку и повернулся к источнику звука. — Хеджин, я уже сказал тебе. Что не собираюсь на этот чертов бал! Я сказал тебе это вчера на математике, позавчера на истории и даже в прошлую среду на английском. Как еще тебе это объяснить? — Ну, почему, — картинно надула губки Хеджин. – Ты так хорошо танцуешь, я бы многое отдала, чтобы станцевать с тобой… Она наклонилась слишком близко к его уху, надеясь на интимность момента, но от сильного запаха безусловно неприлично дорогих духов ему стало дурно. Пак молча встал, откидывая вилку, и вышел прочь из столовой, не обращая внимание, на то, что звук получился слишком громким и сейчас половина взглядов старшеклассников была обращена на него. — Ну почему ты такая тупая и настырная… — лениво протянул парень, сидевший напротив Чимина. — А почему такую шавку как ты, Юнги, все еще держат с нормальными людьми? – ухмыльнулась девушка, подхватывая с тарелки ушедшего парня виноградинку. – Пока, Тэтэ! Юнги сделал вид, что ему все равно, продолжая с легкой ухмылкой попивать свой кофе, но как только девушка покинула стол, на запястье легла рука Тэхена и только тогда парень заметил, как побелели костяшки пальцев. — Юнги, ты сейчас раздавишь ее, – бархатный голос Кима действовал на всех успокаивающе, ровно до тех пор, пока юноша не начинал нести какую-то несусветную чушь. — Я эту суку когда-нибудь раздавлю. Мин Юнги был стипендиатом. Он поступил сюда по приглашению администрации: феноменальные знания в математике, отличные результаты в баскетболе, маниакальное увлечение музыкой во всех ее проявлениях и дикое желание сбежать с того дна в Тэгу, на котором он родился. До поступления в школу он многие вещи видел только на рекламных плакатах и в интернете, а для большинства учащихся они были обыденностью. Бледный до серости, как талый мартовский снег, с надменным прищуром, острыми плечами и не менее острым языком, он был ребенком улиц своего не самого благополучного района. Его родители не могли себе позволить курорты на каждые каникулы, да они себе отпуск не могли даже позволить, не могли позволить себе брендовые вещи стоимостью в половину их квартиры в Тэгу, но они четко вдолбили в головы детей, что у них есть шанс. И что если к чему-то стремиться, то это обязательно получится. А еще они вложили ему в голову дикую, граничащую с паранойей, гордость, с легкой примесью гордыни. — Остынь, она не стоит этого, — наконец оторвался от еды Чонгук. – Ты же знаешь, скажи ты ей хоть слово не так, она побежит в администрацию и тебе опять прилетит выговор. Взаимная неприязнь у Мин Юнги с Ли Хеджин появилась при первой встрече на сборе перед началом учебного года, они были ровесниками и шуткой дьявола попали в один класс. Она, очарованная загадочной отстраненностью и цепким взглядом парня, крутилась вокруг него и пыталась залезть в трусы ровно до тех пор, пока не узнала, что он здесь по стипендии. Недюжий интерес резко сменился диким отвращением, а уж за его едкие комментарии она готова была каждый раз вцепиться парню в глотку своими наманикюренными пальчиками. Дьявол продолжал испытывать терпение парня, когда эта сучка еще и прошла отбор в группу поддержки баскетбольной команды. Их встречи стали частыми. Но вопреки законам школьных мелодрам, ненависть не обернулась первой любовью, она переросла в войну. Потом она начала обхаживать Джина, ведь его мать как раз была номинирована на престижную мировую премию. В начале прошлого года был Тэхен, во всех новостях тогда писали, что корейское архитектурное бюро выиграло тендер на проектирование нового инновационного технопарка в Дубаи, где местные шейхи собирались открыть мини-версию силиконовой долины, и вот сейчас дошла очередь до Чимина – летом его отец стал заместителем генерального прокурора страны. Девушка явно не мелочилась в своих амбициях, младшая дочь известного дипломата, всю жизнь в роскоши и по протоколу, видимо еще в раннем детстве она получила установку от родителей об удачном замужестве и в их элитный зоопарк приехала именно за этим. Надо отметить, что красотой она не была обделена – ладная для подростка фигурка, миловидное личико, густые тяжелые темные волосы, всегда уложенные по последней моде, если б не скверный характер, то она явно бы пользовалась популярностью. Юнги устало потер виски и поднялся со своего места, надо было найти этот мини-ураган по имени Пак Чимин, пока он не разнес что-нибудь в приступе ярости. — Оставь его, ему надо самому с ней разобраться, – попытался удержать его за рукав Тэ. Но парень лишь нервно выдернул руку и пошел к выходу. Он нашел Пака в курилке под трибунами стадиона, тот сидел на старом кофре от какого-то оборудования и подергивал ногой. Пачка сигарет лежала рядом нетронутой – следующим уроком у Чимина история, а отец неплохо общается с преподавателем, не хватало только в довесок к «прекрасному» началу дня к обеду получить выговор за неподобающее поведение. — Какой смысл сидеть в курилке и не курить? – усмехнулся Юнги, на ходу прикуривая свой любимый крепкий Мальборо. Синеватые клубы дымы потянулись к импровизированному потолку и юрко ускользнули в щели между ступенями трибуны, как и ускользали все слова, когда Мин увидел друга, не крушащего все на своем пути, а сжавшегося в комочек нервов. Чимин глубоко вдохнул знакомый сладковатый аромат свежезаженной сигареты словно успокаиваясь. — Первая затяжка – это как первый поцелуй, если чувствуешь сладость оторваться уже невозможно, а если чувствуешь горечь, то лучше сразу бросать, – вспомнилась пьяная шуточка Юнги, когда они только начали общаться. Чимин усмехнулся, курить он начал примерно тогда же, лелея в душе эту фразу, надеясь когда-нибудь проверить. — Хэй, — подошел Мин уже ближе и слегка тронул за плечо, будто проверяя слышит ли вообще его друг. — Позавчера звонил отец, — вернулся в реальность парень. – Я не знаю, откуда он узнал, но он настоятельно рекомендовал мне присмотреться к Хеджин. Вновь вздохнув, он зарылся пальцами в свои волосы, и, кажется, готов был всхлипнуть. Юнги уже увереннее положил руку на плечо, ободряюще сжимая. Он знал, как на Чимина влияет его отец, как тот боится разочаровать родителя и одновременно хочет, чтобы его собственное мнение наконец-то признали. Он был таким глупым и жалким в своих попытках «усидеть на двух стульях», хорошо выглядеть для семьи и быть самим собой. Мин хорошо помнит, как в одну из первых встреч спросил у парня, не противно ли ему смотреть на себя в зеркало, настолько жалким он ему казался, несмотря на горделивую осанку, идеальную репутацию и насмешливый взгляд на мир. И только потом после череды драк, перепалок и даже попоек понял – противно, до тошноты противно. Он видел, как трясутся руки Пака, когда он видит на экране телефона имя отца, то ли он гнева, то ли от страха, он каждый раз до треска сжимает трубку, прежде чем ответить на звонок. Как он тускнеет, о чем бы этот разговор ни был, как эта врожденная связь каждый раз отравляет его, заставляет ломать себя изнутри, наступать на горло своей гордости, и как меркнет озорной огонек в теплых глазах. — А ты? – выдохнул очередную порцию дыма блондин. — А что я? – грустно усмехнулся Чимин и протянул руку, забирая из пальцев парня сигарету, немного задержав пальцы на ладони Юнги, словно оценивая стоит или нет так рисковать своей репутацией. — Пытался перевести тему, отбалтывался большой загрузкой, но ты же знаешь … Конечно он знает, что у того духу не хватит послать отца с его замашками феодала, знает, что как бы дерзко не вел себя Пак с другими, перед своим отцом он становится просто жалкой бесхребетной тенью самого себя. Не найдя слов, Мин лишь снова сильнее сжал плечо друга, и Чимина словно током пробило – даже Юнги уже не находит слов, чтоб прокомментировать тот кошмар, в который он себя сам загоняет, в тот момент он почувствовал себя настолько жалким, что слезы навернулись на глаза, ему даже показалось что он чувствует физическое отвращение и презрение, идущие от парня рядом, волнами окатывающее его и рассыпающее мурашки по коже. Закусив губу, он чуть трясущейся рукой поднял сигарету и, так и не затянувшись, отправил ее щелчком в импровизированную урну, сделанную прошлым выпуском из большущей старой кастрюли, украденной в столовой. — Пойдем, — убрал он прохладную ладонь со своего плеча – у тебя литература. От этих слов блондин поморщился, сжимая в кулак ладонь, еще недавно лежавшую на чужом плече. Литература значит одно – полтора часа в одном классе с гадкой сучкой. Джин даже не заметил, как редакция опустела, а потемневший город за окном, дождавшись прохлады, радостно зажег фонари. Слишком много работы в последнее время, видимо у школьников и студентов начались каникулы и наконец нашлось время на всяческую писанину, которую он уже пачками выкидывал в макулатуру. За последнее время он отчитал не менее пяти десятков разного объема романов, повестей и рассказов, но стоящего не было ни одного. Завтра еще и отчет по молодым авторам надо было предоставить, черт бы побрал его амбиции, когда он согласился возглавить программу поиска молодых авторов в редакции, хотя там и выбора-то особо не было. Он получил премию «Прорыв года» на азиатской литературной премии со своим, скажем так, даже не лучшим романом, сам он считал «Всемирного красавчика» писаниной второго сорта, написанного для отведения души, а вот критики почему-то нашли там «сложности мироощущения в современных реалиях, трудности поиска себя в консервативном обществе и глубокий конфликт между внешней оболочкой и внутренним миром». Все эти дифирамбы заставляли Сокджина посмеиваться над старыми снобами, что сидят в жюри, и мысленно обещать себе как-нибудь еще раз знатно напиться и написать подобную бредятину. Когда он закидывал в рюкзак наушники, его взгляд упал на рукопись, которую прислали ему сегодня днем. Тяжко вздохнув он взял в руки стопку и пролистал несколько страниц вперед, наметанный глаз пробежался по строчкам – недурной язык, хорошее оформление текста. Вздохнув еще глубже, он закинул в рюкзак и рукопись, тут же отметив, насколько тяжелее тот стал. Уже дома, растянувшись на широком диване с бокалом любимого рислинга, он открыл рукопись еще раз. Это и правда было недурное чтиво. Школьная тематика – банальщина, конечно, но написано грамотно, хорошее постепенное раскрытие персонажей. Не слишком много описаний. Этот роман вкупе с визитом к Хосоку его самого отправил мысленно на много лет назад в такой же как в книге закрытый пансионат. Герои в книге были школьниками, спасибо господи, что без суперспособностей, но со странностями. Хотя, где можно встретить подростков без странностей, да и еще в такой стрессовой среде. Парень, представленный на первых страницах как «романтик не от мира сего» очень напоминал Тэхена, и Джин поставил мысленную пометку написать на днях этому чокнутому, узнать, как там его книга поживает. Сам того не замечая, он все больше погружался в эту историю, и все в этих строчках казалось дико знакомым и странно щемящим. Редактор списал это все на утренний визит к Хоби на подкаст, где пусть не вслух, но каждый много что вспомнил. Только главный вопрос, мучивший его уже давно, он задать Хосоку так и не смог. Они все отдалились во времена выпуска Джина и Намджуна, в тот год много что произошло из того, что не должно было с ними происходить. Они, будучи еще совсем детьми, окончательно запутались в своих взаимоотношениях и в том, что такое дружба, так что трещина, появившаяся между ними с признанием Хоби в чувствах к своему другу, окончательно стала пропастью после самоубийства той девушки, боже, как ее – Ли Хеджин. Джин вспомнил, как их всех отозвали с каникул, и что рождество в тот год они встречали в бесконечных допросах – группами, по одному. Он до сих пор мог поминутно рассказать свой распорядок за день до того, как Тэтэ нашел ее в полынье. Чимин был в полном шоке и ужасе, еще бы, его девушку убили прямо в школе, Тэхен будто выпал из реальности, словно опасаясь, что его слова, брошенные на вечеринке, посчитают мотивом к убийству, с ними тогда не было только Чонгука, он слег с пневмонией сразу после приезда домой в Пусан, и допрашивали его в больнице. А потом Юнги отчислили без объяснения причин, и та хрупкая иллюзия вечной дружбы и единения окончательно рухнула. Хосок в какой-то момент даже здороваться с ними перестал. - Цвет волос, говорю, у тебя странный, — ухмыльнулся парень. Сокджин улыбнулся, видимо мода его школьных лет на неимоверные цвета волос была повсеместной. Юнги в середине первого класса старшей школы что-то перемудрил с красителями и стал обладателем зеленой шевелюры, а потом долго и упорно вымывал дикий цвет по ночам в душевой, по 6 раз намыливая волосы, поклявшись больше не экспериментировать дальше блонда. Хосок красился тогда в огненно-рыжий, а когда появились мелкие, использовал остатки краски на Тэтэ, последний от результата хотел побриться налысо, еле отговорили. Чонгук вообще весь последний год, судя по фото, прощеголял с фиолетовыми волосами. Но больше всего запомнился клубничный блонд Чимина, который по сути и стал причиной их знакомства. Они тогда на правах старших устраивали отбор в баскетбольную команду, на замену выпустившимся игрокам. Последний этап представлял из себя игру в формате «четыре на четыре». И как бы мелкие их не умотали в тот день на площадке, им удалось победить, он тогда думал, что легкие выплюнет, пытаясь остановить Чонгука с его нереальной скоростью и выносливостью, у Пака казалось вообще костей и суставов нет – абсолютный контроль тела, он выдавал фантастические финты и прыжки, а Тэхен сразу продемонстрировал свою абсолютную непредсказуемость, как в жизни так и в игре. Младшие проигрывать еще не умели и не хотели учиться, поэтому дело чуть не закончилось потасовкой в раздевалке, где в главных ролях были Чимин и Юнги. Ким вспомнил, как они с Тэтэ, будучи чуть ли не на полголовы выше обоих, растаскивали этот клубок ярости по углам. Они были похожи на сцепившихся котов, мокрые, ощетинившиеся, с диким адреналином в глазах. А началось все с комментария Мина по поводу розоватого блонда на голове у Чимина. - Цвет волос у тебя такой же, как и ты – странный, – ухмыльнулся в воспоминаниях Юнги, закидывая мокрую майку на плечо. – Ты персиковым мороженым голову красил? — Ну, уж явно не жвачкой, — прошипел в ответ Пак намекая на остатки мятной зелени в волосах парня. Вино в бокале кончилось и, загнув уголок страницы, Джин пошел за бутылкой, ожидая в книге не менее веселого продолжения. В комнате стало уже совсем темно, вывеска магазина напротив до этого освещавшего комнату погасла, значит время совсем позднее, а завтра вроде как на работу. Мысленно дав себе обещание дочитать главу и лечь отдохнуть, Джин вернулся на диван и, наливая себе вина, перевернул страницу. — Персиковым мороженым красил? Бутылка сама выскользнула из рук и по комнате мгновенно разлетелся хмельной запах разлитого алкоголя. Это не могло быть совпадением. Это просто нереально. В голове будто начал складываться пазл, стало понятно, почему некоторые описания и события кажутся уж очень знакомыми. Нервно облизав пальцы, он перелистнул на сотню страниц вперед. Летние каникулы – они тогда отдыхали у бабушки Джина, и они с Юнги ходили на рыбалку, точнее ходил он один, а друг просто спал в лодке с удочкой в руках, но в тот день они решили устроить соревнование на самый громкий крик. …И от этих воплей не только рыба шарахалась, но даже по воде шла мелкая рябь, будто озеро смеялось вместе с ними … Вот осенний бал, когда их туда не пустили и у них была своя вечеринка с запрещенкой на озере. …косяк выпал из трясущихся пальцев, когда он почувствовал на своих губах тягучий дым, и насколько близко к нему находились губы, насколько нервное дыхание у человека напротив … Еще дальше. … следователь держал их в комнате до позднего вечера, задавая по кругу одни и те же вопросы в разных вариациях… На этих строчках он немного осекся, мысль о том, что кто-то написал книгу об их школьной жизни, с трудом уживалась в мозге, но после прочитанных строк он понял, что даже если это правда, то он кажется вообще ничего не знал о своих друзьях. Резким движением он смахнул рукопись на самое начало, поднял бутылку, отпивая прямо из горла, и потянулся к блокноту для заметок. Начнем с начала – надо понять кто есть кто, и в книге, и в жизни. *** Белоснежный фарфор резал уставшие глаза будто операционный светильник, сейчас Чимину казалось, что он не антрекот режет, а проводит операцию собственному ужину. Восемь часов, проведенные в операционной за спасением одной жизни, все-таки сказались на нем. Выспаться так и не удалось, он едва не опоздал на ужин, и уже почти доехав до дома вспомнил, что не купил вина и десерт, пришлось возвращаться. Потом слишком долго курил на повороте у магазина. Долго принимал душ, стараясь смыть с себя чужую кровь и ощущение холодной, даже через хирургические перчатки, кожи. Кровотечение удалось остановить через 3 часа после того, как двери операционной закрылись, до этого момента Пак пытался опередить минутную стрелку, которая издевательски быстро бежала вперед по циферблату на стене. Пару раз ему казалось, что шансы упущены, что в любом случае последствия будут катастрофическими, но пациент при падающих показателях упорно не «уходил», и медсестры, державшие наготове набор реанимации, включая излюбленный киношниками дефибриллятор, каждый раз при падении сатурации или давления нервно дергались, но человек на операционном столе слишком цеплялся за жизнь, или Чимин слишком сильно держал его, — быстрыми отточенными решениями и движениями профессионала. После долгожданного «Зашивайте» хирургу самому хотелось упасть, но собрав волю в кулак он на подрагивающих ногах вышел в раздевалку. Это была не первая его операция, но чувствовал он себя как на экзамене. И сейчас он почти сдал его, пара дней медикаментозной комы и можно будет оценить насколько успешно. В палате Чимин сел на кресло, облокотившись на свои сцепленные руки и гипнотизировал линию кардиограммы на экранах приборов, провода которых опоясывали и без того худощавое тело, сейчас казавшееся вообще сделанным из воздуха и иллюзий. Мерзкий писк — слишком громкий, слишком медленный, слишком неживой. В дверь палаты тихонько вошла медсестра уже из утренней смены. — Доктор Пак, — от этого обращения он вздрогнул чуть сильнее, чем обычно. – Там пришли из полиции, по поводу вашего пациента. Девушка слегка кивнула в сторону кровати, где под трубками и датчиками и человека-то видно не было. — Они хотят объявить его в розыск, у него не было при себе ни документов, ни телефона, – все еще не понимая, слышит ли ее Чимин, она сделала шаг в его сторону, и он наконец оторвался от линии чужой жизни. — Не нужно, — устало вздохнул он, потирая ладонями лицо, чуть задерживаясь на глазах, в которые будто песка насыпали. Она так и продолжала стоять, остановившись в полушаге от него, не понимая, что он имеет в виду и с кем разговаривает. — Этого пациента зовут Мин Юнги, родился 9 марта 1993 года, в Тэгу, – слова будто давались ему трудом, и он продолжал тереть глаза, словно желая смахнуть картинки, подкинутые памятью. – Номер страховки я не знаю, как и номер телефона… Медсестра кивнула и, пролепетав что-то про базу, упорхнула в коридор. Сколько он еще так просидел, зажав ладонями глаза, он не понимал, он не чувствовал времени, чувствовал только дикую тяжесть в душе и желание избавится от одной улыбки в своей голове, от глаз с хитрым разрезом, и от холодных пальцев на коже, что даже в мыслях обжигали и щекотали до самых нервов. Он не понимал, почему сидит здесь, почему не идет домой отдыхать, ведь вся ночь прошла в операционной, ведь дома его ждут, а тут он сделал все, что мог и сейчас ему самому оставалось только ждать. — Луна в третьем доме Венеры, — весело щебетала сидевшая напротив мама, отпивая вино из своего бокала, – и с людьми сейчас могут твориться странные вещи, посмотрите только на количество самоубийств. На этих словах, Чимин наконец-то оторвался от созерцания своей порции и поднял на нее обескураженный взгляд. Он, конечно, знал, что мама от скуки периодически находит себе различные увлечение типа таро, астральной психологии, и вот теперь астрологии, но списывать суицидальные мысли на положение небесных тел, которые от нас в тысячах километров. Господи, это было слишком, слышал бы ее Тэхен! — Что не так, дорогой? – улыбнулась она, делая еще глоток. – Кстати, прекрасное вино, у тебя отличный вкус. А парень перевел взгляд на бутылку и улыбнулся очередному воспоминанию, как они с Юнги отмечали его первую конференцию, тогда Мин купил это вино, кажется, на последние деньги, и они пошли на крышу какого-то склада в портовом районе, пили его прямо из горла, не различая ни букета, ни тонких нот и смотрели, как огни города отражаются в реке. Сколько лет назад это было? Пять, шесть? И казалось, что счастье вокруг можно трогать руками, а энергии хватит на то, чтобы захватить весь мир. Ужасы школы были позади, а впереди вся жизнь. —...и в девушках, – продолжила мама и приободряюще сжала ладонь его невесты. — Маааам, — протянул Чимин. — Госпожа Пак, — опустила голову девушка, заливаясь румянцем. — Не начинай, пожалуйста! – выдохнул парень, опасливо косясь на реакцию отца, разговор на эту тему всегда приводил к ссорам. — А что я не так сказала? – вопросительно наклонила голову женщина, – вы обручены с Лин Вэй уже 2 года, но мы еще не получили приглашения на торжество. — Дорогая, это их дело, в конце концов, они взрослые люди сами могут принимать решения, – неожиданно вмешался отец. От этих слов Чимин чуть не подавился вином, которое все-таки решился попробовать впервые за много лет. В воспаленном мозгу словно кардиограмма пульсировала мысль – дождался, он дождался признания отца. Руки затряслись и резко стало жарко. Кожа будто за мгновение стала липкой, он на автомате расстегнул верхнюю пуговицу белоснежной рубашки и вопреки этикету слегка закатал рукава, нервно прокручивая запонки. — Спасибо, пап, — выдохнул он, не поднимая взгляда, будто опасаясь понять, что это все галлюцинация и шутка подсознания. Парень медленно поднялся из-за стола, все так же не поднимая взгляд, вспоминая, где оставил сигареты. — Мне что-то душно, выйду на воздух. Улица встретила влажной прохладой и запахом свежескошенной травы, внизу под холмом, на котором располагался район, кипел ночной жизнью город, а здесь было тихо как в гробу. Дома вдоль улицы стояли как мавзолеи своих хозяев, где будто никто и не жил тут вовсе. А огоньки на подъездных дорожках и газонах зажигались самостоятельно, по воле неведомой силы, имитируя жизнь. Вот и сейчас, не было слышно ничего вокруг, даже цикады не стрекотали, вокруг все было будто мертвое. Руки тряслись так, что зажигалка поддалась не с первого раза. Он так долго ждал от отца этих слов, он столько всего делал для этого и стольким жертвовал, чтобы сейчас, когда это свершилось, не почувствовать совершенно ничего. Ничего из того, что должен был, ни эйфории, ни удовлетворения, только нервозность и сожаление. С каждой затяжкой до него все больше доходило, что оно того не стоило. Вся эта идеальность претила каждой клеточке организма, хотелось сорвать все эти серебряные запонки, дорогие часы, рубашку эту чертову, что липла к взмокшей спине, сорвать. — Я думал, ты уже давно бросил все эти школьные привычки, — раздался за спиной голос отца, он нарочно презрительно выделил последние слова. Чимину оставалось только горько усмехнуться, он видимо никогда не дойдет до нужного уровня идеальности в глазах своего отца. — Не при моей работе, — попытался оправдаться парень, почувствовав внутри дрожь, как перед ударом. — Матери на сегодня достаточно вина, но вопрос твоей свадьбы и правда пора уже решить, – продолжил мужчина, опираясь на перила террасы. — Ты же сам сказал, что мы сами в состоянии принимать решения, – неожиданно даже для себя осмелел Пак-младший. — Лин Вэй хорошая девушка, она бросила ради тебя все в Шанхае, она в рот тебе смотрит, и она… — Из хорошей семьи, — затягиваясь как можно глубже, продолжает парень. — Да, — с укором соглашается отец. – Она отличная партия и влюблена в тебя как дурочка, несмотря на все твои заскоки. Если ты думаешь, что я не понимаю, почему сейчас, уже имея имя в медицинских кругах, ты продолжаешь, как какой-то зеленый интерн дежурить по ночам и брать все смены, какие подвернутся, почему по-прежнему не познакомил ее ни с одним из своих друзей… — У меня нет друзей! – повышая голос прерывает тираду Чимин. – Нет, пап, твоими стараниями, они все были не «такими» и не «теми». — Да, не теми! Знаешь сколько я сил и средств потратил, чтобы вытащить тебя из того дерьма, в которое ты залез по самые уши? Ты живешь в тепличных условиях, думая, что я к тебе жесток, а это мир жесток, и ты в своих радужных иллюзиях до сих пор этого не понимаешь. Тебе не 16, тебе больше такого не простят! Дальше слушать все это становится невыносимо и единственное решение, которое приходит в голову, уж явно не вяжется с образом здравомыслящего человека. Он просто перепрыгнул через перила прямо на идеальный ровный газон, чуть не споткнулся о ночной светильник и пошел к своей машине. — Чимин! – кричит ему отец. – Стой, мы не договорили! Становится резко все равно, на абсолютно новом уровне граничащим между – «да катись оно все» и «похер». Уже выруливая с парковочной дорожки, он увидел на террасе яростно сжимающего челюсти отца, он не знал куда поедет и зачем, но в этом доме он сегодня точно не останется. Дом подарил ему отец, точнее им, после того, как он привел Лин Вэй в дом родителей и представил как свою невесту. Это была инвестиция или способ затянуть поводок сильнее, Чимин до сих пор не понимает, он знает лишь одно. Что ему там, в окружении стекла зеркал и дизайнерских стен – до одышки душно. За те 2 года, что он там живет, он выучил распорядок всех соседей и каждую веточку на клене за окном, потому как спать нормально разучился. Он часами сидел в ванной, глядя в зеркало на свое отражение, или в кабинете перед экраном ноутбука, не понимая, что с ним не так, почему все видят в нем одно, а его собственный отец — другое. И дело даже не в привлекательной внешности, он всегда был миловидным, даже в тот момент, когда юноши обычно мутируют из нескладных мальчишек во взрослых мужчин. Тэтэ так вообще любил в свое время верещать что Чимин «просто секс во плоти». Чужие люди видели в нем человека, со своими недостатками, но человека, а отец держал его за несмышленую выставочную зверушку, успехами которой можно гордиться, а за непослушание строго наказывать. Пак, вспомнив о последнем друге, набрал на бортовом компьютере номер. Сколько они не говорили? Год? Больше? Какой сейчас месяц? Часы на панели показывали почти полночь, слегка смутившись своему внезапному порыву, он сбросил вызов. Тэхен небось спит и видит десятый сон, а он тут со своими…И Чимин осознал. Что даже не знает, что сказал бы другу. — Привет, мой отец не меняется, а я уже затрахался… — Привет, я, кажется, полное ничтожество… — Привет, мы все еще друзья? Самому стало смешно от всех вариантов, как вообще получилось, что он остался один? Он вел машину на полном автомате, даже не отдавая себе отчет в том, куда едет. Спать, вопреки почти суточному бодрствованию не хотелось, пить — тоже, хотелось курить – и он прикуривал уже четвертую сигарету подряд, когда впереди показался корпус больницы, в которой он работал. Никто даже не удивился, увидев его в коридорах, вопрос вызывал лишь внешний вид – не обычный сине-зеленый костюм в комплекте с белым халатом, а зауженные брюки и шелковая рубашка. Медсестры, и до этого строившие ему глазки при каждом удобном случае, сейчас так и вовсе сворачивали шею, чтобы оценить фигуру мужчины, обернутого в «праздничную упаковку» от именитого бренда. От этих взглядов хотелось сбежать, что он и сделал, прошмыгнув в знакомую палату напротив ресепшена. Пак убедился, что в палате нет персонала, по врачебной привычке проверил все показатели на мониторах, сверил выполнение собственных назначений на планшете, который крепился к кровати. И, глубоко вздохнув, упал в кресло у окна. Ему хотелось что-то сказать, пусть он даже знал, что Юнги его не услышит, еще раз вздохнув, он расстегнул еще одну пуговицу на воротнике и закатал повыше рукава. Слова не ложились в предложения, а мыслей в голове было настолько много и все они были такими быстрыми, что язык явно не успевал за ними. Пару раз он открывал рот, пытаясь начать свой монолог, но это начинало казаться диким бредом, и усмехаясь он вновь закрывал рот. На четвертой попытке Чимину наконец удалось совладать с самим собой. — Ну привет, сволочь! *** Рассвет пришел неожиданно, в момент, когда Джин дочитывал, кажется, пятую часть рукописи. Он не сомкнул глаз в эту ночь, открывая для себя собственную юность заново. Парень сидел на полу около дивана, так было удобнее рисовать схемы и делать заметки, большая часть ночи ушла на то, чтобы сопоставить характеры персонажей с реальными прототипами. Он, например, никогда не замечал, что у него «скрипучий и очень заразительный смех». В какой-то момент в ход пошли старые школьные фото и альбомы, и сейчас весь пол его гостиной был устлан фотографиями старых друзей и заметками на желтых листах из блокнота. Как он мог быть таким наивным и не замечать всего того, о чем писал автор? Это же происходило прямо на его глазах? Почему он не знал о глубокой депрессии Чимина? Или конфликте Юнги с «элитой элит»? О проблемах Тэхена с алкоголем? Да, что уж говорить, он и о влюбленности Хосока в самого Юнги узнал только тогда, когда тот при всех признался, но до этого момента в книге он еще не дошел. В процессе расследования встал еще один немаловажный вопрос. Кто все это написал и для чего? В тексте все были описаны одинаково подробно, без углубления в чей-то конкретно характер, отношение автора к персонажам вообще не прослеживалось, он будто описывал все, что видел, со стороны, немного добавляя переживаний, но не слишком личных для идентификации восприятия. Но то, что описывалось, могли знать только непосредственные участники событий, значит это кто-то из его школьных друзей решил поностальгировать весьма экстравагантным способом. Но вставал и следующий вопрос, почему это отправили анонимно? Неужели дальше там будут описаны вещи, которые требуют такой секретности? Тогда зачем это вообще писать и отдавать в редакцию? Окончательно запутавшись в собственных мыслях, Джин четко осознал, что, как бы то ни было, один он с этим не разберется. С трудом найдя свой смартфон среди горы испорченных листов, он набрал Хоби, все-таки с ним он общался вчера, а с тем же Чонгуком почти 10 лет назад. — Алло, — ответ был почти мгновенным и Ким немного опешил. — Хоби, привет! Скажи мне, пожалуйста, — начал он, пытаясь сдержать всю ту бурю эмоций, что испытывал, – ты когда-нибудь считал мой смех скрипучим? — Что? – явно не понял вопроса Чон, он вообще был будто в прострации. — Ты считал, что у меня скрипучий, но заразительный смех? — Господи, Джин, ты трезв? – устало вздохнул Хосок. – Ты вообще время видел? Сейчас 7 утра, и я думал, что еще что-то случилось! — Ой, прости, — пришел в себя Сокджин, - Просто, ты не поверишь… — Джин, прости, я уверен, что это что-то невероятное, но Юнги пропал и сейчас мне позвонили и сказали, что он в больнице и я сейчас еду туда. Давай потом? Джин открыл было рот, чтобы выяснить, что же такого произошло с главным мизантропом этого мира, но Хоби отключился, не дожидаясь даже извинений. Он и сейчас ничего видимо про старых друзей не знает. — Надеюсь и про это время мне кто-нибудь потом книгу напишет, – вздохнул Ким и отшвырнув телефон на диван, с хрустом в пояснице и коленях поднялся с пола. Бессонная ночь не повод пропускать работу. В душе он продолжил думать о том, что прочитал, и невольно начал анализировать, правильно ли он понял все, что там написано. Мысль о том, что эта рукопись попала к нему не просто так, плотно засела в мозгу. Заторможенно он попытался вспомнить, есть ли у него номера хоть кого-нибудь из старой компании, кроме Хоби и Тэтэ, подписан ли он на них в социальных сетях и вообще, что он знает об их жизни сейчас. *** Чимин говорил всю ночь. Кажется, он столько слов непрерывно не произносил с защиты диплома. В какой-то момент он одернул себя, чувствуя горько-кислый комок слез, подкатывающий к горлу. Он высказал все — все, о чем молчал в 16, все, что не успел рассказать в 20. Легче не становилось, вроде бы и выговорился, вывернул душу наизнанку, но даже толики облегчения не пришло, потому что в ответ на любую фразу он слышал лишь писк датчиков. А ему нужно было видеть реакцию – злость, ненависть, презрение, что угодно кроме тишины и приборов. Бесполезно, еще один абсолютно бесполезный поступок, как и сотни других в его жизни. Ему отчаянно хотелось быть услышанным, потому что слова, что рвались сейчас в воспалённом бреду, он и без того знал. Он думал об этом если не каждый день, то с незавидной периодичностью точно, и сейчас слышать их со стороны, пусть и своим голосом было практически невыносимо. — Ты вообще в курсе, что я чуть руки на себя не наложил, когда ты … Когда небо уже совсем просветлело, а язык заплетался от усталости, он наконец покинул палату сонно потирая шею. На ресепшн опять дежурила Нари, удивленно распахнувшая глаза при виде доктора. Он лишь рассеяно кивнул ей, продолжая пребывать в своих мыслях. Он не заметил человека, сосредоточенно заполнявшего бумаги у стойки, и потянулся уже к карману, чтобы достать пропуск и открыть дверь в коридор для персонала, когда его окликнул знакомый голос. — Чимин? Пак Чимин? – словно надеясь, что обознался, протянул Хосок. Он развернулся практически на каблуках, думая, не слишком ли резко получилось. — Чон Хосок, – доктор попытался выдавить из себя подобие улыбки на усталом лице, а рука нервно потянулась к волосам, чтобы поправить взъерошенные в процессе исповеди волосы, и куда-то деть задрожавшие пальцы. Хоби осмотрел его с ног до головы, чуть задержавшись на расстегнутой рубашке и часах на запястье, хотя кажется он проверял наличие кольца. — Ты приходил к Юнги? – начал он без предисловий. От этого вопроса и того, каким безапелляционным тоном он был задан, хотелось сделать шаг назад, а лучше молча открыть-таки дверь в коридор и уйти. — Чимин, с какой бы целью ты ни приходил, ты должен знать, – Чон нервно сглотнул и еще раз проскользил взглядом по фигуре напротив. – Мы с Юнги живем вместе. Уже 3 года. В коридоре повисла немного напряженная тишина, нарушаемая лишь треском лампы в вендинговом автомате в зоне ожидания, хотя казалось, что это между ними искрит наэлектризованный воздух. Дурацкая сцена из дешевой драмы вызвала только нервную усмешку, Чимин видел сотни таких в сериалах, что смотрела Лин Вей перед сном. — Дождался-таки, — ухмыльнулся Пак, чуть приподнимая острый подбородок и сжимая кулак в кармане, чтобы унять дрожь в руках. От этого жеста Хоби стало не по себе, слишком уж это похоже на того старого Чимина, которого он знал, яркого, бескомпромиссного, готового сметать все на своем пути. Человека, которого, как казалось, уже нет в природе. — Пожалуйста, не начинай, — с легким оттенком вины выдохнул Хоби. – Что случилось, то случилось. На что Пак усмехнулся и достал из кармана карточку-пропуск со своей фотографией и именем. — Не переживай, я его лечащий врач. Кстати, посещения у нас с десяти и до трех. Комната ожидания прямо по коридору и направо, там неплохой кофе, – кинул он через плечо, открыв наконец спасительную дверь. – Еще увидимся. Как только электронный замок пискнул за спиной, Чимин достал трубку и набрал номер, в этот раз его мало заботило, что на улице несусветная рань и что абонент на том конце может в это время еще сладко спать. — Алло, — наконец прервал гудки низкий заспанный голос. — Привет, а ты в был в курсе, что Хосок живет вместе с Юнги? – захлебываясь от собственной нервозности затараторил парень. Вот и слова нашлись, даже выдумывать ничего не надо. Он почему-то был уверен, что уж если кто и в курсе всего произошедшего за последнее время, так это Тэхен. Он обладал удивительной способностью узнавать новости даже против своей воли. Люди шли к нему со своими проблемами всегда, не обращая внимание, что Тэтэ редко сдерживался в своей реакции. С такой особенностью вызывать в людях доверие и неконтролируемое словоблудие у него было два пути: или в священники, или в психологи. Но для роли пастора он слишком много и со слишком большим удовольствием грешил. Поэтому дорога была одна – психология, однако и тут непредсказуемость характера взяла свое, и Ким Тэхен со скрипом сдав на лицензию, уже пятый год ведет собственную практику, иногда консультируя местную клинику для душевнобольных. — Если хочешь это обсудить запишись на прием, — пробурчал Тэхен зевая. — Боюсь, что твои услуги мне не по карману. — Страхи проработаем по отдельной цене. Позвони моему ассистенту. — Тэхен! – закричал шатен в трубку, прямо чувствуя, как друг наслаждается его реакцией. – Ты знал или нет? После долгой паузы, слышно, как на том конце, человек усиленно подбирает слова. К этому моменту Пак уже добрался до парковки, и искал ключи в ставших вдруг бездонными карманах брюк. — А сам как думаешь? — Ну ты и сука, Тэтэ…— прошипел Чимин, поднимая выскользнувший ключ.