Сладкая Агония

      Он стоял напротив ее кровати, возвышаясь над ней неприступной скалой, жадно пожирая взглядом каждый изгиб ее тела.       Ему было мало. Мало ее красоты, изящества, хотелось больше. Хотелось окунуться в нее всю без остатка, опуститься в пучину страсти и забыть об о всем на свете. Хотелось дотронуться до ее нежной кожи, почувствовать бархат ее тела, провести рукой вдоль ее нежных изгибов, чтобы подмять под себя и покорить.       Когда он успел так сильно возжелать ее? Купился сам на свой обман, на свою провокацию. Планировал играть с ней, манипулировать в привычной ему манере общения, подавить ее волю.       Но вот она лежит перед ним, почти нагая, разгоряченная от его присутствия и взгляда, желающая того же. И кто теперь подавляет чью волю?       Ему казалось, что он пал рабом ее красоты еще в тот момент, когда повстречал ее в оазисе, который судьбоносно свел их вместе.       Он вспомнил их первую встречу.       Одиннадцать лет назад. Гермополь. Ее дом.       Он пребывал в привычной ему меланхоличной задумчивости, наблюдая за звездами в тот момент, когда почувствовал невероятно яркую вспышку ярости, поток энергии, который так похож на его собственный. Тонкие алые нити прорезали пространство и позволили ему увидеть это… То, от чего он пришел в ярость. Наглый, жалкий щенок посмел тронуть то, что принадлежит ему, великому Сету, и пусть он пока не собирался забирать свой долг, но он никогда не позволит случится чему-то плохому с той, кто принадлежит ему.       Переместиться к ней не составило труда, их энергетика была на одном уровне, и он чувствовал ее нутром.       Он думал, что девочка в опасности, что он сделает еще одно очередное одолжение и поможет ей, так уж и быть, потом все равно сочтутся. Но он понял, как ошибся, когда увидел, что именно происходило на его глазах.       Он чувствовал ярость Эвы и знал, что происходит что-то очень страшное для нее, но когда увидел воочию, глаза его загорелись алым пламенем. Та первобытная звериная ярость, что казалось, давно угасла под тяжестью прожитых лет, проявила свою суть, вырвавшись наружу, неиссякаемым потоком поражая все вокруг.       «Убить, уничтожить, истребить, заставить страдать, обречь на вечные муки.»       Эти мысли крутились в голове Сета.       Он был в ярости. Когда он посмотрел в эти глаза, когда увидел этот затравленнный взгляд, то, в каких условиях она живет, то, что она терпит…       Казалось, что-то дрогнуло внутри.       Какая-то неизведанная часть его души страдала вместе с ней, он не мог вынести даже мысли, что она терпит подобное отношение.       А разве у нее был выбор? Что может сделать двенадцатилетняя девочка против взрослого мужчины…       Но ей и не надо было ничего делать, он сделает все сам.       Пресечет на корню любые попытки навредить ей, убьет каждого, кто посмеет тронуть ее, уничтожить в зародыше идею как-либо навредить ей, изведет всех ее обидчиков.       Он видел смятение девочки, видел, как она не может понять, кто перед ней.       Не желая забивать голову ребенка, и без того отравленную злобой внешнего мира, он сказал ей убегать. Пусть бежит как можно дальше.       Он присмотрит за ней… А пока…       Он посмотрел на тело, которое лежало у его ног. Ему стало противно, что он в принципе докоснулся до него, но это не конец, это только начало…       Он выбил Ка из него, и он умер, но это не значило конец его страданий, уж Сет позаботиться об этом.       Властной рукой, прощупав душу мерзавца в пространстве, он одним сильным толчком отправил безвозвратно его в Дуат. Одному только Ра известно, на какие муки обрек его Сет, прокляв все нутро грешника.       Сет умел жестоко наказывать, он был искусен в пытках, ему нравились предсмертные крики и агония, нравились их страдания, нравилось дарить их лично своим врагам.       Он мог убить одним взглядом, выбить Ка из человека одной волей, но он так не делал.       Ему нравилось отбирать жизнь лично, своими руками, смотреть в глаза, когда жизнь угасает, ему нравилось доставлять нескончаемые, нестерпимые муки его врагам.       Всё-таки он Бог войны и ярости, это его нутро, от которого он не собирался отказываться.       Ему нравилось слышать крики мученников. О, что за чудесная музыка! Нравилось видеть, на что они готовы были пойти, чтобы закончить страдания.       Он умел дарить чувство безысходности и неизбежности.       А его, этого ублюдка, он будет пытать вечность, обречет на вечные муки его и весь его род.       Заставит страдать.       Бог войны и ярости был в смятении.       Прошло одиннадцать лет с их прошлой встречи, и теперь перед ним была уже не та маленькая запуганная девочка, которую мог обидеть кто угодно.              Перед ним была… Она.       Эме, его Меренсет.       Воспоминания вихрем унесли его еще на много лет назад, когда он даже не догадывался, что судьба сыграет с ним злую шутку.       — Мерен… Меренсет!? Это еще что такое? Как ты посмела?       Он не верил своим ушам.       Как эта порочная грязная женщина смела давать такое имя своей дочке? Разве она не знала на что идет? Разве не понимала, на что обрекает свое дитя?       Душа ее черна как ночь, но Сету не было до этого дела, Хаторут молвила, чего желает, и он исполнил ее волю взамен на долг, но мог бы он в тот момент подумать, что все сложится так?       — Господин, я подумала... подумала, что это имя, оно будет под стать вам.       Жалкое зрелище, отдать родную кровь взамен на похоть. Но возмутило Бога не это, а имя, которое дала девчонке ее неразумная мать.       Вторые секретные имена в Египте значили многое и давали полную власть над человеком.       Хемсет, Анетсет, Сетмирах, БасСетмет — все эти имена означали почти одно и то же . Слуги и вечные рабы Сета, отданные в уплату долга.       Но она… она, Меренсет, возлюбленная Сета? Это что то новое, такой наглости себе не позволял никто, его это разозлило, привело в ярость.       Как она смела? Какая возлюбленная? Она перепила хека? Сету нет дела до таких мелочных вещей как любовь, к чему все это, это удел смертных. Ему нужен слуга, цепная псина.       Но это имя…       Теперь, стоя перед ней, Сет ясно видел и понимал, что другого имени эта девушка носить просто не могла. Ее жизненная неиссякаемая сила в глазах, этот непокорный взгляд из под густых ресниц, эти плавные движения ее тела…       Неспроста Эва была наречена его именем, неспроста ему дерзила и говорила не то, о чем думала, сама того не зная, повторяя привычку скрывать свои намерения и чувства за колкими фразами.       Вот и Сет, в свойственной ему манере , ответил совсем не то, о чем думал.       — Эме, видят Боги, еще одно непослушание и ты жестоко за это ответишь. Знаешь что меня раздражает? Повторять дважды. Вставай.       — Тогда отвернись, мне надо одеться, — сразу добавив. — Господин.       Сет лукаво улыбнулся, но возражать не стал.       Пусть смущается, сколько влезет, все равно скоро от ее стеснения не останется и следа, он об этом позаботится.       Он видел негодование в ее глазах, но никак не ожидал, что Эва в конец осмелеет и стянет с себя полностью простынь. Он буквально потерял дар речи от этой картины.       Разгоряченная, обнаженная Эва, стоящая прямо перед ним, такая сладкая, такая красивая и такая недоступная для него… пока что недоступная.       Пока что…       Он возьмет свое, он знал.       Был уверен, по-другому быть не может, от судьбы не убежишь, как и от своего настоящего имени. Неспроста она выросла красивейшей из девушек, неспроста она будоражит все его мысли и чувства одним своим дерзким взглядом.       — Долго так стоять будешь?       — Не нравится вид?       — Когда ты успела стать такой смелой, Эва? Прячешь свои страхи за напускной уверенностью, хотя сама внутри дрожишь.       Она хотела бросить очередную колкость в его адрес, но когда увидела, что он действительно не смотрит, стушевалась и принялась быстро одеваться. Сет лишь усмехнулся.       Когда с приготовлениями было покончено, они вышли из снятого им жилья в ночной мрак, окутывающий всё на своем пути.       — Дай мне руку, милая шезмочка.       Она послушно протянула руку в ответ, заключая их кисти в объятия, позволяя ему вершить свою судьбу. Их судьбу, теперь уже общую.