Если ты плоть от плоти от Слова,
Я же кровь от крови Огня.
— У меня всё-таки что-то получалось? — пробормотала Астра, потирая ноющую грудь. Раньше она, сказать по правде, была уверена, что её ежедневные попытки очистить сознание перед сном были не более чем бесцельным баловством и способом поскорее заснуть. Но как, если не окклюменцией, объяснить те слова старика про «закрытый разум»? Да и тот факт, что первый за многие месяцы сон ей приснился только тогда, когда она так устала, что забыла об упражнении, тоже о чём-то да говорил. Что ж, она может управлять своим обучением, и, если что, у неё всегда будет возможность сбежать от новоявленного наставника. Это хорошо. Правда, слова старика о силе, получаемой на закате, несколько настораживали. К тому же непонятно было, как быть зимой, когда все ложатся после заката, а встают до рассвета. Астра не была уверена, что даже самый громкий будильник сможет вытащить её из навеянного сна. Но сама возможность обучения у давно мёртвого героя, вошедшего в легенды, потрясала. Теперь девочка готова была признать, что отсутствие письменных записей и исключительно изустный способ передачи знаний, принятый у друидов, — это не такая уж проблема. Да, тут была масса своих недостатков, но вот обучаться у реального человека было гораздо перспективнее, чем по книгам. И Астра готова была это признать, несмотря на всю свою любовь к печатному слову. Покачав головой, девочка вздохнула. К этому жизнь её не готовила совершенно. Сознание и мировоззрение, уже искорёженные самим фактом существования магии и богов, со скрипом принимали новую грань волшебного мира — бытие после смерти. Пусть в виде странного призрака, являющегося ей во снах, но всё же! И мало того, что призрака, так ещё и героя из легенд о Кухулине! Все молнии Тараниса, это было слишком! Не могло оно быть так! Но было. Всё, что Астра знала о первобытности, все рассуждения о магическом сознании, о первых зародышах религии в виде тотемизма, аниматизма, фетишизма, анимизма и прочих «измов» — всё оказалось реальностью. Причём вовсе не такой, как представляли её учёные. Ведь потусторонние силы действительно существовали, а не были придуманы первыми людьми в попытке рефлексии окружающего мира, полного опасностей и смертей. Это здорово клинило мозги и подтачивало рациональную картину мира. С другой стороны, Астра ведь уже сделала первый шаг от этого, когда получила иное зрение, и второй — когда занялась гаданием. Теперь магическое сознание действительно оказывалось ближе, а интуиция постепенно заменяла разум. Это пугало, и девочка совершенно не понимала, что делать — сопротивляться или подчиниться неумолимо накатывающим изменениям? Ещё раз потерев грудь, она поморщилась. Пальцы и ладони уже почти перестали зудеть, а вот тянущая боль под рёбрами и не думала затихать. — Чёрт возьми, — только и протянула Астра, догадавшись посмотреть не на тело, а на энергетику. Голубые молнии почти погасли, оставив на своём месте лишь тоненькую электрическую дугу, замкнутую вокруг ядра. Но поразило Эванс не это. Раньше серая, теперь одна из граней её дара пылала нестерпимо ярким изумрудным пламенем, полностью совпадающим с цветом глаз девочки. Эстетическое чувство Астры тут же попыталось возмутиться, сочетание оранжево-жёлтого шарика дара, одна из сторон которого стала изумрудной, с голубым цветом электрической дуги поверх ей не нравилось. Но это было совершенно неважным на фоне нового открытия. Изумрудное пламя пахло смертью. Это не было запахом в привычном его понимании. Но именно этот запах Астра почувствовала много лет назад, когда в неё врезался луч Авады.***
Вечера Астра ждала с нетерпением и легла спать необычайно для себя рано — без пятнадцати восемь, как раз на закате. Катбад уже ждал её, восседая — иначе и не скажешь — на валуне, незнамо как появившемся на одной из возвышенностей туманной равнины. — Привет тебе, девица, — поприветствовал он Астру, стоило ей появиться. — Ныне я снидоша до тебе, дабы научити тя премудрости жрицы великого Тараниса. Обаче рцы ми, почто пришедшая еси? Чему хощеши учитися от мене? Смысл слов старика не сразу достигал разума девочки, да и язык звучал до того незнакомо, что впору было удивляться тому, что они вообще друг друга понимают. Почему-то вчера такой проблемы у неё не возникало, язык наставника звучал явно на старый лад, но воспринимался легко. Теперь же через незнакомые языковые конструкции приходилось буквально продираться. — Дар Тараниса почти погас во мне. Отчего так? — Почему-то спрашивать про другие изменения в даре девочка не решилась. — Не малодушествуй, — строго заметил Катбад. — Его мощь вернется, аще ты Его преславную волю твориши. «Знать бы ещё, в чём она заключается», — мрачно подумала Астра. Впрочем, у неё были и другие темы для разговора. — У меня есть вопрос, — кинула она пробный шар. — Один человек предложил удочерить меня, но для этого мне придётся отказать от имени моего отца. При этом я с полутора лет ношу фамилию моей матери, потому что меня взяла под опеку семья тёти. И эта фамилия совпадает с фамилией человека, который хочет меня удочерить. С одной стороны, я не слишком любила отца, да и удочерение будет мне выгодно. С другой, интуиция подсказывает, что порывать с родной кровью — последнее дело. Но мне обещали, что я откажусь только от имени, не от крови. Что вы думаете об этой ситуации? Мгновение они молчали, уставившись друг другу в глаза. Астра не знала, о чём думал старик — то ли пытался разобраться в современной лексике, то ли раздумывал, стоит ли вообще отвечать. Полуслепые глаза не давали ответа, а теней и аур во сне она не видела. Возможно, потому что всё вокруг и так было тенью? — Аще бых проречение изрек, — тяжело отозвался Катбад, но вдруг коротко улыбнулся: — обаче сама зриши, како каждое твое изволение скончается. — Не так далеко, как хотелось бы, — поморщилась Астра. — Ладно. Что тогда мне нужно сказать, чтобы обряд прошёл именно так, как я хочу? — Слово должно исходити от сердца, аще ли ни, несть в немь никоеяже силы. Уразумееши в свою пору. Девочка только кивнула молча. Почему-то она чего-то такого и ожидала. — А ты занятна, отроковица, — внезапно выбил её из размышлений голос старика. — Року сущу, мнози твои погодни хотяху научатися мечному сечению али владению молниею небесною. — Я и так умею вызывать молнию, — хмуро пожала плечами Астра в ответ. — А меч как оружие несколько устарел. В нескольких словах она описала положение, которое маги занимали в современном мире, погрузив собеседника в глубокое раздумье. — И в думу не входило, яко может тако быти. Аще ли, то и аз тя научу, девице, хитростем с рунами. Се мудрость во веки имаши приносити. Астра кивнула. Против этой науки она не возражала — руны её интересовали, особенно защитные. Весь её опыт показывал, что убить — много ума не нужно. А вот обезвредить без вреда для здоровья или защититься иначе, кроме как с помощью профилактического убийства, девочка пока не могла. У современных волшебников, как она помнила, большинство боевых заклинаний как раз строились на нелетальном вреде. Волдеморт, быть может, именно потому и стал пугалом, что убивающими заклинаниями разбрасывался и шантажу предпочитал устранение. Астра в чём-то поддерживала такой подход — если на тебя напали, нет никаких шансов, что нападение не повторится, если ты благородно оставишь врага в живых. В следующий раз он будет действовать эффективнее, только и всего. Сама девочка этот подход использовала, потому что до сих пор сталкивалась только с теми, кто был значительно сильнее её. А с такими врагами можно справиться только одним способом — убить как можно быстрее, без сомнений и колебаний. Но вот что делать, если никак нельзя убивать соперника? Например, если соперник — противная одноклассница? В последний раз Астра применила телекинез, чтобы организовать травму Хотпайп. Но вот что она будет делать в магическом мире? Там, где, даже если на тебя напали, чтобы убить, в ответ нельзя кинуть Аваду или прожарить молнией до хрустящей корочки? Да и самозащита в целом не одобряется Министерством — вспомнить хотя бы позицию Амбридж. Вот именно для этого Астра упорно пыталась разобраться в способах защиты себя любимой. У древнего воина понимание защиты как раз соответствовало активной самообороне на современный манер. Вот приёмам боя у него она специально учиться не хотела. Не привлекали её навыки массового устранения маглов или волшебников. Всё это потеряло актуальность и могло пригодиться, только если Астре вздумается начать войну против всех, потому что без внимания то, что теперь считается тёмной магией, не оставило бы ни магическое, ни магловское правительство. По правде говоря, методы защиты у Катбада тоже не отличались гуманизмом и однозначно квалифицировались как запрещённые, но их пойди засеки. Так что сейчас под чутким руководством наставника Астра составляла для себя индивидуальную защитную цепочку, которую придётся нанести на тело. Самой ей было не справиться, но девочка рассчитывала на помощь мистера Эванса. Тот, кстати, постарался организовать удочерение как можно быстрее, поэтому ещё до первого сентября все нужные документы были собраны. Астра примерно представляла, как ему пришлось для этого извернуться, и не уставала поражаться. Не кровный родственник, да ещё и холостой мужчина берёт под опеку девочку-гения — как ему только это позволили? Но, видимо, профессору так хотелось получить пресловутое наследство, что он не пожалел внушительной суммы на взятки. Передача опеки в суде прошла скомкано и быстро. Астра даже понервничать толком не успела. Дурсли со смешанным чувством расставались с проблемной племянницей. С одной стороны, «ненормальные» обещали приглядывать за ребёнком. Но ни Вернон, ни Петунья так ни разу и не видели ни одного признака присутствия рядом посторонних волшебников. А вот опасность племянницы они прекрасно себе представляли, та к тому же была рядом и могла вполне ощутимо навредить. Пожалуй, основным чувством, которое испытывали дядюшка с тётушкой, было облегчение. О кровных узах они совершенно не задумывались и, кажется, даже убедили себя в том, что профессор — дальний родственник Петуньи. Разумеется, девочке будет с ним лучше! Так соседям и сказали. Помахав ручкой дядюшке и тётушке — Дадли провожать кузину так и не вышел — Астра забралась в роскошный автомобиль мистера Эванса. С этого дня она перестала быть сиротой, и ощущения этот факт у неё вызывал двойственные. Было… странно. Она уже так свыклась с мыслью, что проживёт с Дурслями до Хогвартса, что менять что-то было страшно от возникшей перед ней неопределённости. С другой стороны, и капли дождя, и мерный стук мотора, и деревья по сторонам дороги — всё шелестело и звучало, весь мир ласково кивал Астре: «Ты выбрала правильно». Именно поэтому, пусть девочка понятия не имела, чем кончится сегодняшний день, она была спокойна как камень. Машина летела по бесконечной трассе, и Астре казалось, что мимо проносятся пласты вероятностей, всё дальше уносясь от здесь и сейчас — единственной реальности, что действительно существовала. За спиной оставались рамки семи книг о Мальчике-который-выжил, потому что ничто уже не будет так, как предначертано, уж это девочка видела так же явственно, как бегущие по стеклу капли дождя. Впереди была полная неизвестность, но страшно не было, скорее захватывало дух. Через несколько часов дорога привела Эвансов в Оксфорд. Профессору здесь принадлежали двухэтажные апартаменты на верхних этажах исторического здания, интерьеры которого были оформлены во времена повсеместного увлечения Ар нуво или стилем модерн, как его здесь называли. Этот стиль прослеживался в каждой детали обстановки — в изящных изгибах линий, не имеющих прямых углов, в повсеместных цветочных мотивах и реальных растениях, в удивительно гармоничной асимметрии и постоянных витражах. Они были везде — в оформлении окон, в зеркалах, в плафонах светильников, в расстекловке причудливого серванта, в невесомых перегородках, в забранных разноцветными стёклами световых окнах над дверными проёмами… Пожалуй, единственным, что нарушало общую плавность линий в квартире профессора, были книги, стройными рядами расставленные на всех подходящих и неподходящих для этого поверхностях. Астра, как завороженная, переходила из одной комнаты в другую, не в силах оторвать глаз от представшей пред ней красоты. Самой ей досталась бывшая гостевая спальня в мансарде под самой крышей, выполненная почти полностью в тёмных тонах. Мистер Эванс тут же предложил переделать интерьер под её вкус, но Астра отказалась — она и так была очарована. Огромное круглое окно во всю стену, обязательные книжные полки, заполненные лишь частично, большая кровать, изящный письменный стол, настоящий камин, витражное зеркало — всё ощущалось так по-домашнему, так подходило ей, что девочка уже начинала жалеть, что всего через несколько дней ей придётся возвращаться в интернат. Обед прошёл в уютном молчании. На стол накрывала экономка профессора, миссис Баффет, женщина средних лет. К новой жительнице дома она отнеслась настороженно, но не агрессивно, и это Астру более чем устроило. Хотя мысль о том, что кто-то всё ещё считает совершенно обычным использовать других людей в качестве прислуги, казалась ей странной. Понятно, всё дело было в наследии СССР, где стремились уравнять всех и каждого, а также гуманистической парадигме, в которой существовала современная Астре гуманитарная наука. В Англии же иерархичность общества была самым естественным и привычным делом, да и династии слуг до сих пор сохранялись. Неудивительно, учитывая данные известных Астре исследований. Согласно им, львиная доля потомков пришедших с Вильгельмом Завоевателем рыцарей по сей день удерживала ведущие места на политическом олимпе, а в любых более или менее уважаемых профессиях ремесло передавали по династической цепочке веками подряд. Когда тяжёлые напольные часы ударили семь вечера, мистер Эванс отпустил экономку и поманил Астру за собой в гостиную. Несмотря на завидное самообладание, заметно было, что он нервничает. — Я читал, для обряда не нужно никаких особенных условий, поэтому предлагаю провести всё здесь. Астра неуверенно кивнула. Ей всё-таки кое-чего не хватало. Жест, отработанный до автоматизма ещё той ночью, когда ей пришлось отбиваться от стаи изменённых волков, и в горсти накалился шар ярко-белого пламени — ровно столько, сколько позволяла сжавшаяся до неприличия сила Тараниса. Кончиками пальцев девочка направила его полёт, и он разбился голубыми языками о сложенные в камине поленья. Пламя вспыхнуло и радостно затрещало, не собираясь менять цвет со слепяще-синего на привычный оранжевый. — Начнём? Мужчина кивнул, покосившись на камин, и аккуратно положил ладони на плечи Астры. Та сразу же рефлекторно обхватила его руки, прижимаясь ладонями к запястьям. — Я, Эктор Льюис Эванс, перед лицом Господа беру тебя в дочери и нарекаю Астра Лилиан Эванс. Клянусь беречь и защищать тебя как родную дочь, не навязывать свою волю и не принимать решения за тебя. Мой дом — твой дом. Я сказал! Мужчина говорил искренне, от сердца — Астра видела это в его глазах, а потому в ответ сказала то, что чувствовала, а не то, что планировала: — Я, Астра Лилиан Эванс, нарекаю тебя, Эктор Льюис Эванс, своим отцом и отрекаюсь от имени Гарри Джеймс Поттер. Клянусь уважать тебя как отца, прислушиваться к твоей воле и быть тебе поддержкой и опорой. Твои враги — мои враги. Клянусь в этом именем твоим, Таранис! Пламя в камине на этих словах взвилось к потолку, вспыхнув нестерпимой голубой вспышкой, и опало, погрузив комнату в полумрак.