Unholy

      И я снова осталась одна.       В общем-то, Руслан многому успел меня научить. В особенности тому, что мама не права. Нельзя терпеть, нельзя молчать.«Жизнь не жалеет никого. И даже людей, которые пытаются тебя сломать. Так что не обижайся на них. Лучше научись защищаться».       И я защищалась как могла. Как новорожденный олененок делает свои первые шаги на дрожащих ногах, так и я дрожащим голосом защищала себя перед обидчиками. Но годы идут. И дрожь сменяется рыком. И в какой-то момент ты осознаешь, что рык стал привычным для тебя. Ты все также один, но теперь уже не потому, что ты изгой, а потому что всех отпугивает твоя агрессия. Отсюда и драки, и разбирательства в кабинете директора. Сидишь, разглядываешь портрет президента с разбитым носом и полным крови ртом.       К лету 2012 родители, наконец, решились на операцию, когда стало ясно, что мое зрение стремительно падает.       Я спокойно легла на операционный стол. Но я и не догадывалась насколько болезненным окажется это вмешательство. В глаза бьет яркий свет, чувствуется каждый надрез в склере, ощущается нестерпимая боль, когда внутрь вводятся лоскуты. «Главное не плачь, поняла меня? И без этого кровь мешает». У стола стоят студенты, у кого-то сдают нервы, кто-то падает в обморок. Один из них держит меня за руку на протяжении всей операции. Я лежу, не решаясь даже пискнуть от боли, мертвой хваткой вцепившись пальцами в стол.       Наконец, операция заканчивается. Юноша, поддерживавший меня на протяжении последнего часа, берет меня на руки и доносит до постели. - Я обязательно зайду к тебе завтра, договорились?       И он действительно приходит на следующий день с плюшевым медвежонком в руках справиться о моем самочувствии.       Мои глаза перевязаны, и хотя мне запретили плакать, слезинки все-таки скатываются по щекам, когда мне вдруг приходит в голову, что сейчас совершенно незнакомый мне парень сидит у моей кровати, искренне сопереживает. А где же мой отец?       Он позвонит маме в очередной раз вдрызг пьяный буквально через несколько дней. - Ну что, можешь идти, забирать алименты. - Ты только за этим звонишь? - А что еще? Вам же от меня только деньги нужны! А это вообще не моя дочь. Ты думаешь я не знаю? Ни одного мужика мимо себя не пропустила. Нашла дурачка, последние деньги с меня стрясла, мразь! И эта сука точно не моя… - А знаешь где твой ребенок сейчас? Она в больнице. После операции. - Да мне абсолютно похер, понимаешь? – он бросает трубку. И мама еще долго будет нервничать. И все равно любить. Не смотря ни на что. Хотя… можно ли это назвать любовью?       К этому моменту у мамы на работе и начинаются проблемы.       Мамин начальник был хорошим уважаемым в городе человеком. Он был добр к маме, ко мне. И даже когда обстоятельства сложились таким образом, что он больше не мог выплачивать маме зарплату, он долгое время давал нам деньги из своего кармана. Я очень много времени проводила у мамы на работе, и он всегда встречал меня с радостью, называл не иначе как дочкой и покупал бесконечное количество сладостей. Но тяжелая болезнь сломила его, он перестал узнавать людей, большую часть оставшихся ему дней он провел в больнице, где мы его и навещали. Домой мы всегда возвращались пешком, идя вдоль пыльной, тянущейся к горизонту, дороги, окруженной высокими елями. Мое внимание всегда привлекало одно большое здание необычной и, как по мне, дурацкой формы. И в самый последний раз я все также топала за мамой в своих розовых ботиночках, поправляя периодически свои покосившиеся очки, и внимательно рассматривала окна этого здания. - Мам, а что это? - Не знаю, гостиница вроде. Она грустила; я снова, уже в третий раз, почувствовала запах приближающейся смерти.       После смерти начальника, ему на смену приходят другие, один за другим. А зарплаты всё нет и нет. А мама всё ходит на работу. Годами. И всё чаще и громче скандалы в доме. А я всё острее ощущаю пустоту и собственную никчемность.       Я подросток. У меня сложный период в школе, экзамены. Этим родители пытаются объяснить себе мое поведение. Прогулы в школе, попытки спрятаться от мира в стенах очередной заброшки, чувство страха, которым никак не насытиться, совершая очередную угрожающую твоей жизни глупость, драки с заведомо более сильным оппонентом. Но самоповреждения, голоса в голове и ночные кошмары, не прекращающиеся даже после пробуждения, не объяснить особенным возрастом.       По ночам все та же черная фигура стоит у моей кровати, говорит со мной бархатистым голосом, прикасается ко мне, а под утро, обратившись в темную дымку, селится внутри меня, где-то в груди, сжавшись комочком, словно котенок.       Закрадывается мысль. Может быть мне просто нужна квалифицированная помощь?