Первый грех — искушение.
Грех второй — наваждение.
Третий грех — откровение.
Грех четвёртый — влечение.
Пятый грех — совращение.
Грех шестой — соблазнение.
Седьмой грех — посвящение.
Первый грех — искушение
«Львёнок». «Драко». «Львёнок». «Меня зовут Гермиона!» Надо же, семнадцать букв и восклицательный знак. Она выводила их так медленно и тщательно. Любовно. По Тёмной метке приятными мурашками бежала щекотка, ласкала жадные вены, горячую чистую кровь в них. У Драко закружилась голова, и если бы в субботнее утро он не валялся в постели, то уже камнем рухнул бы в неё. Грейнджер касалась себя и трогала, робкими подушечками чуть шершавых пальчиков гладила шрам от Беллатрисы и тем самым призрачно нежила его, Драко. Свою родственную душу. Почему так получалось — лелеять друг друга через проклятые метки, унимать обоюдную боль — Драко перестал задаваться вопросом. Бесполезно. Ни один талмуд в Запретной секции хогвартской библиотеки ему не помог. Тема магических чисел и особенно связи душ была настолько зыбка, что сведений нашлось катастрофически мало. Заспанное лицо Малфоя расколола уничижительная усмешка: «Меня зовут Гермиона», — ну на-а-адо же. Она хоть догадывалась, что творит с ним? Мощным утренним стояком Драко потёрся о шёлковую подушку, собрался с духом и легчайшими как перышко постукиваниями по изувеченному Волдемортом предплечью отправил ответ: «Я знаю, львёнок». Низ живота тотчас пронзило сладчайшими иглами агонии. Каждое грёбаное утро он мучается. А Гре-е-ейнджер? Пусть вот тоже помучится. Как там маглы клянутся, «и в горе, и в радости, и в болезни, и в здравии»? Что сделает правильная Золотая девочка, если под её тонкой, безрассудной рукой не окажется спасительной гостеприимной подушки? Хотя бы худого одеяла, чтобы прикрыть непотребные покачивания бёдрами. Может, Грейнджер давно живёт не в том ветхом коттедже на берегу моря… а снова в лесу… или на каком-то пустыре в грязном Лондоне. Что Малфой знал наверняка — это то что упрямая ведьма всё ещё торчала в Британии. Охота на Золотое трио шла полным ходом, Лорд послал всех гончих псов — и Пожирателей, и стаю оборотней во главе с Сивым, который будто взбесился: за поимку грязнокровки Волдеморт пообещал ему особенную игрушку. Когда Драко размышлял о том, кто именно станет разменной монетой для кровожадного Фенрира, платиновые малфоевские пряди вставали дыбом. Слишком часто оборотень ошивался в Малфой-мэноре. А Драко вот уже месяц безвылазно торчал в Хогвартсе и ни драккла, ни полдраккла не знал, а что ещё хуже: ни тролля не мог с этим поделать. Границы с континентом намертво перекрыли, из страны теперь не сбежать. Где скрывалась Грейнджер? Где она спала? Ей было удобно? Возбуждённый донельзя их утренним ритуалом, игрой с шаловливыми буквами на рабском клейме, Драко всегда мог уткнуться пахом в пуховое одеяло и представить, вообразить… Что упрямая гриффиндорская принцесса свернулась клубочком рядом. Голая, боком к нему. Фантазии о Золотой девочке сводили Малфоя с ума. Он тонул в ярких картинках их близости, постоянно шепча то Обскуро, то Скорджифай. Жил как замшелый девственник, у которого член занял место мозгов. «Я знаю, своенравный заносчивый львёнок»… Тридцать три буквы. Фантазий о ней Драко становилось мало. Ему нужен был трах, жёсткий трах, именно с ней, в её маленьком хрупком теле. Как помешанного Драко Малфоя тянуло в неё — в его Гре-е-ейнджер. Наяву он всегда был один. Постоянно ночевал в одиночестве. В свою новую спальню в Башне Старост, такую же безликую, как и он сам, Драко никого не приглашал. Унылая Пэнси ныла, Тео добродушно посмеивался, Блейз изображал многозначительную немоту. Пусть, Драко был в своём праве. Здесь, в своём мнимом убежище, Драко хоть немного становился собой. Он исправно следил за порядком: учебники идеальной стопкой лежали на письменном столе, чёрные костюмы и мантии прилежно висели на вешалках в шкафу. Волшебная палочка, — верная спутница, — послушно несла дозор под подушкой из тёмно-зелёного бархата. В спальне царил Слизерин. Изумрудные шторы, ковёр цвета мокрого мха… гармония укрощённой лесной чащи. И Малфоя забавляла директорская забота: мол, вдруг главный староста затоскует по гостиной родного факультета? Разве это имело значение, ха. Кого Снейп хотел впечатлить? Драко? Тёмного Лорда? А часом не святые мощи самого истлевшего Мерлина? Как будто цвета разделяли волшебников на достойных и всех остальных. Красный, зелёный, жёлтый, синий… Будто их оттенки несли сакральный смысл. Полная… ахинея. Снаружи ты можешь хвастать благородным зелёным, а внутри израсти бурой гнилью. Снаружи ты холишь оттенки чёрного, а внутри… сияешь цветами твоей родственной души. Все опять свелось к ней. К Гре-е-ейнджер. Закусив в предвкушении щёку, Драко царапнул горло, обеими ладонями прошёлся по изрядно похудевшему торсу, стиснул соски. Втянул воздух, облизал губы. Спустился руками ниже, опять ниже. К члену. Погладил, сжал, снова погладил. Поморщился. Можно ли думать, что вставший голодный член — символ его мужской сути? Алмазно-твёрдый внутри, шелковистый снаружи. Так и должно быть, правда? Член — как характер. Крутой нрав. Стержень в обманчиво-мягкой обертке. Чувствительный, искренний, честный. Вверх-вниз. Снова, опять… двадцать пять. Рука Драко была слишком груба, чтобы сполна насладиться нежностью собственной кожи. Было приятно, однако не потрясающе… словно через тончайшую трубочку Драко цедил персиковый сок… без мякоти. И хрипы, которые исходили из его мужского горла, всегда пропадали втуне. Собственные стоны казались чужими. А Драко хотелось, чтобы она слышала их. Гре-е-ейнджер. Контральто и баритон, вторя друг-другу. Ми — ми — ре — ре — до — до… Он бы сыграл на теле Грейнджер симфонию. В миноре. Перед глазами заплясали алые пятна, магическое ядро запульсировало и… От Грейнджер вдруг пришла волна жгучего стыда. Смятения, всхлипов и стонов. Грейнджер учуяла его нужду? Или сама уступила нужде? Драко выгнулся дугой. Глухо застонал, впился зубами в запястье, снова желая её и наказывая себя за преступную слабость. Мягко, невесомо, мазками по буквам. Вот так, девочка… Ещё чуть-чуть… Львёнок. Он начал пощипывать метку и тяжело, ритмично вдавливать в неё пальцы. Давай же, скромница Гре-е-ейнджер. «Львёнок, львёнок, львёнок»… Вспышка. Излом. Львёнок Драко Малфоя. Скорджифай. В груди спазм, дыхание спёрло. Блядь, он весь мокрый. Лобок, живот… Обскуро. Пора вытащить задницу из постели и смиренно охладиться под душем. Драко встал и босиком поплёлся в ванную. Пол был холодным, вода — студёной. Он привык. Мылся мылом с запахом персика. Вспенивал волосы персиковым шампунем. Он знал, понимал очень ясно, что стал предателем. Предателем крови? Совести? Убеждений? Эти убеждения священных двадцати восьми чистокровных семей загнали Малфоя в продуваемую ветрами Башню Старост, где он за запертой дверью, но под распахнутым настежь окном прятался от вездесущего ока директора Снейпа и кровожадности отвратительных близнецов Кэрроу. Предпочитал остаться без обеда и ужина, ссылался на поручения Тёмного Лорда, лишь бы найти повод пропустить пародию на занятия. Снейп шипел ядом, Кэрроу лютовали. Все студенты Хогвартса ходили как гиппогрифом пришибленные, и после уроков ЗОТИ каждый хромал, угостившись щедрой порцией Круцио. Непростительное проклятие, которого все так боялись, стало всего-то расхожим заклинанием. Ему, Драко Малфою, новоиспечённому приближённому Волдеморта, слишком часто случалось его применять. И он стал предателем. Драко предавал Грейнджер, когда посылал Круцио в Долгопупса или полоумную Лавгуд. Предавал Тёмного Лорда, когда отвечал на вопросы Тонкс. Вчера галлеон с протеевыми чарами опять нагрелся в его плотном угольно-чёрном кармане. «Как нам пробраться в Хогвартс?» Сердце предателя Драко заколотилось, разрывая грудную клетку. Вместо радужных глаз Тонкс он представил другие — чудесные, карамельно-карие, с чернильным ободком. И Малфоя прошиб ледяной пот. С мерзкими садистами Кэрроу… Со Снейпом, что вскрывал мысли консервным ножом… «Это невозможно». Ему бы день или два поразмыслить. Сбежать на край света — на год или два. Драко подумал с минуту, другую. Провел пятернёй по отросшим прядям. Вспомнил довольный рык Сивого, что по-прежнему околачивался возле Нарциссы. Обхаживал ее, обнюхивал. Призывно, протяжно рычал. Если на Астрономической башне полгода назад вместо Дамблдора Драко столкнулся бы с оборотнем, блаженная Авада слетела бы с губ колыбельной. Но Сивый стоял позади, вместе с Беллой. Увы, не напротив Малфоя. «Пока невозможно. Надо избавиться от оборотней». Но ведь оборотни сами себя не сгрызут. И Орден не станет плясать под фальшивую дудку Драко. Если он ничего не предложит взамен… если не раскопает те тайны, которые помогут Грейнджер... Всё опять свелось к Грейнджер. И к чему зачарованные галлеоны, когда у Малфоя и его львёнка были проклятые метки?Грех второй — наваждение
Когда Драко зашёл в большой обеденный зал в Малфой-мэноре, все Пожиратели уже были в сборе. Он остановился на пороге, окинул собравшихся прищуренным взглядом, прислушался к ощущениям. К мудрости тела и магического ядра, которые в пожирательской клоаке вполне были способны спасти если не душу Малфоя, то хотя бы его жалкую жизнь. По спине бежали тёплые ласкающие мурашки. Груди и живот хлестало плетьми лютого холода. — Драко, мой мальчик! Наконец-то ты прибыл из Хогвартса! — гостеприимно зашипел Волдеморт. В его паучьих пальцах трепыхалась волшебная палочка. — Проходи, садись подле меня. Весьма сомнительная привилегия. Пульс забился мотыльком, на бешенной скорости летящим к гибельному огню. Драко расправил плечи, гордо вздёрнул подбородок и чеканным шагом прошествовал мимо потупившего взгляд Люциуса, — отца, что примостился с краю осквернённого Нагайной обеденного стола. Слава Мерлину, Нарцисса осталась в спальне. Почтительный поклон Малфоя вышел изящнее, чем задумывался. — Мой Повелитель, — благоговенно выдохнул Драко. Волдеморт источал снисхождение. — Садись, садись. Лорды, прошу снять маски. Отныне юный Драко займёт место старшего Малфоя. Послышалось хриплое кудахтанье, бульканье — этими звуками хлева оказались хихиканья Роули. Начальник охраны Хогвартса трясся, его лысина побагровела. — Тебе смешно, Торфинн? — ласково спросил Волдеморт. Тот поперхнулся воздухом. Тупица. — Н-нет, Повелитель… Простите, — смешавшись, Роули подскочил на стуле так нелепо, будто его диринар в задницу клюнул. — Стоит ли мне приказать наследнику этого дома хорошенько проучить тебя, Торфинн? Лысина Роули мигом выцвела до пепла. — К-как прикажете, мой Л-лорд. Ну хоть не спорить инстинкта самосохранения у Роули хватило. Палочкой Волдеморт отстучал по столу рваный ритм. — Позже. Любопытно. Может, обойти охрану Хогвартса будет не так уж и трудно? Роули страшен в своей безмозглой кровожадности, и, если его раздразнить, побежит туда, где орденцы устроят провокацию. Надо бы хорошенько обдумать. Обговорить… С Тонкс? Или… Поджав пальцы на ногах, Драко тщательно проверил стены своей окклюменции. Плотные, как закалённая сталь и рыхлые, как сонный дурман, они были подняты до небес. Такие никто не пробьёт и меж тем решит, что попал в самую сердцевину клубка мыслей коварной жертвы. Тёмный Лорд довольно кривил губы, пока Драко устраивался слева от него. Ещё бы, отпрыск Малфоев принял место слуги, в то время как сам Тёмный Лорд восседал в торце — на троне хозяина мэнора. Драко расправил складки чёрной пожирательской мантии, откинул слишком просторный капюшон. Костяная маска без оскала, просто с прорезью рта, снялась легко, как по маслу. Напротив него обнаружился полуседой Долохов. Потом бледная, густо намалёванная алой краской Беллатриса. Элегантный Яксли. Рыжая патлатая Алекто Кэрроу. А соседом Драко был крёстный — Северус Снейп, чья чёрная мантия мерцала истинной тьмой. Приятнейшее общество, куда не посмотри. Малфой пялился, изучал, запоминал изгибы бровей и морщины, степень остроты чистокровных носов: ведь лишь малейшее колебание складок вокруг нитей губ иногда выдавало тревогу врага. А все почётные лорды и леди здесь были врагами. И на Драко не обращали внимания. Наверное, считали его куклой для битья? Пусть их, так даже лучше, намного лучше. Драко закусил щёку, аккуратно, словно не мог сдержаться. Изобразил подавленное волнение — слабое, ведь никому из прихвостней Лорда не узнать, что по спине младшего Малфоя стекал ледяной пот. Собственная мебель, родные стул и стол, ощущались как арестантские нары, жёсткие и настолько тяжелые, что невозможно было их сдвинуть. Рядом с Волдемортом царил жуткий мороз. Может, так Лорд заботится о здоровье своего уродливого тела? Об удобстве своей прожорливой рептилии? В облачном дыхании Пожирателей смерти Малфою слышались отголоски свиста Нагайны. Мерзкая змея скользила под столом, её грубая чешуя цеплялась за брюки Драко, полировала новые ботинки из лаковой драконьей кожи. Наверное, на туфлях останутся росчерки царапин, и придётся их выбросить. Тогда Малфой вознесёт молитву Мерлину и Моргане, — за то, что легко отделался. Все мышцы обернулись камнем, напряглись до выверта суставов, сложенные домиком пальцы невольно дёрнулись, но Драко не мог убрать их на колени. Спрятаться значило проявить слабость, а здешняя пожирательская свора только и ждала, чтобы наброситься на слабака. Драко Малфой слабаком больше не был. Он. Не. Слабак. Заставив себя растечься по сиденью, Драко глубоко вдохнул смесь изысканных ароматов, дорогущих духов от лучших волшебных парфюмеров Парижа. Шафран, амбра, пачули… масло ириса. И как только Снейп терпел? Драко почти закашлялся: до чего же ему не хватало простоты — и чистоты. Сладкого, вязкого персика. — Антонин, докладывай, — меж тем приказал Волдеморт. Долохов поднялся и учтиво качнул космами в сторону Лорда. — Повелитель, — проскрипел он, — мы нашли дом родителей грязнокровки. Прикажете захватить их? Убить? От елейного смеха Волдеморта у Драко едва не лопнули вены. Хохоту вторил визгливый хрип Беллатрисы, которая забесновалась так рьяно, что чёрный колтун волос взвился гадюками. — Ни в коем случае. Поймать, запереть. Пока не пытать. У грязнокровки есть кое-что, — Волдеморт зашипел, из его палочки вырвалась молния — к Люциусу, который издал сдавленный писк. — Трофей, что принадлежит мне. Пусть сначала отдаст, а потом займёмся казнью. Великий Мерлин! Драко оторопел, подался вперёд и вдавил торс в столешницу. Чаша, — Волдеморт говорил о чаше Пенелопы Пуффендуй. Он хотел напасть на родителей Грейнджер. И тогда Грейнджер будет страдать. Станет винить его — Драко. Магическое ядро протестующе зарыдало. Скрючилось, нити связи с родственной душой скукожилось, едва не порвались с роковым треском. Тёмная метка заныла. Она чувствует? Она — львёнок… Что же делать? Что же, блядский Мерлин, Малфою делать? Сидеть не высовываясь? Ждать? Выжидать? По-слизерински, салазарски, нагайновски — бесшумной змеёй? Заледеневшую кожу жгло, бисеринки пота на пояснице обращались лавой. Всё свелось к Грейнджер. Опять к ней. Гре-е-ейнджер. Внезапно Беллатриса не выдержала. Подскочила на ноги, с грохотом отшвырнув стул прочь. Залепетала словно в бреду: — Мой Лорд. — кривой прогиб снежных рук. — Умоляю, позвольте мне привести их к вам… — Мозаика кровавых когтей. — Я отправлюсь немедл… — Нет. — Фанатичная пожирательница захлебнулась ядовитой слюной. — Нет, Белла, — повторил Волдеморт со странной нежностью. — Ты слишком стремишься угодить мне, чтобы оставить родителей грязнокровки в живых. А они нужны мне, пока что. Идут Люциус, Антонин и Корбан. И если они провалятся… тогда за дело примешься ты. Драко подавил ухмылку. Поделом тебе, тётя. Лорду плевать на тебя с высочайшей колокольни, ты не годишься даже на то, чтобы ботинки ему лизать. Собрание резко закончилось — тем, что Волдеморт с хлопком испарился. Убрался восвояси, жаль, что не к инферналам на кулички. Пора и Драко честь знать. Аккуратно, тихо… Надо срочно остаться одному, измыслить повод не возвращаться вместе со Снейпом в Хогвартс. Драко лихорадочно перебирал варианты. Нарцисса? Забытая в детской спальне метла? Разговор по душам с Люциусом?.. Что покажется правдоподобнее? Драко должен пойти в библиотеку, постараться найти хоть малейшую зацепку. Предупредить Тонкс — сейчас же. Ведь пока он доберётся до Башни старост, может стать слишком поздно. Родители Грейнджер умрут, и с этот позор будет никак не исправить. Вдоль украшенной вычурной китайской парчой стены Драко незаметно крался к выходу, не смотря в глаза другим рабам Лорда. Ещё несколько шагов… — Драко, куда мчишься? — прямиком над его ухом пропела Алекто Кэрроу. Блядская троллиха. Он что, намерена обниматься? Драко сделал шаг назад и ударился о стену затылком, сглотнув желчь обратно в горло. — Мне нужно в библиотеку, леди Кэрроу, — вежливо прожевал он. Нарисованные брови Кэрроу взметнулись, подчеркнув её пористую кожу. А он было решил, что Амикус отвратнее. Явно ошибся. — Я надеялась, мы втроём вернёмся в Хогвартс через камин в кабинете Северуса. — Вы сами поручили мне отыскать рукописи Брутуса Малфоя, где мой славный предок доказывает ущербность магловских выродков, — ровным тоном напомнил Драко. Он давно придумал отговорку, чтобы попасть в мэнор. И сейчас она ой как пригодилась. — О? Похвально, что ты так стремишься угодить учителям, Драко. — Кэрроу игриво повела костлявым плечом и растянула губы в сальной ухмылке. И Драко поймал себя на мысли, что у всех поклонниц Тёмного Лорда были отвратительные рты. Что у жабы-Амбридж, что у пиявки-Кэрроу, что у живодёрки-Беллы. Абсолютно тухлые рты. — Их охранные чары не пропустят тебя, Алекто, — внезапно вмешался Снейп. — Иди, Драко. Я оставлю камин открытым для тебя. Медленный выдох дался с огромным трудом. Драко и не подозревал, что задержал дыхание. Больше не было смысла топтаться с ними.Третий грех — откровение
Семейная библиотека стала похожа на склеп. Три этажа сокровищ под паутиной. Три этажа древних загадок. Три этажа шансов светлой стороны победить. Чужак заблудился бы здесь, однако эльфы Малфоев давно подсказали, какой стеллаж облюбовал Волдеморт в бытность обаятельным молодым волшебником далёкие двадцать лет назад. Драко прошёл прямо туда — в пыльный угол, к корешкам зубастых талмудов, что взывали к гнили и тлену. Развращали, манили… Учили порабощать мир. Голова раскалывалась. Соблазн окунуться во тьму, вобрать скверну, всех уничтожить… и Лорда, и приспешников Лорда, и врагов Лорда… мутил сознание, истязал душу. Драко до агонии сжимал кулаки. Воспалёнными глазами вглядывался в названия редких книг. Те яростно жалили в ответ. Драко терпел. Искал. Где? Где же тот самый залог силы Волдеморта? Где уязвимость Повелителя тьмы и хранителя секрета бессмертия? Драко должен был разгадать, должен был предупредить Тонкс… Грейнджер. Счёт шёл на минуты, а может, и на секунды. Судорожно Драко залез в карман мантии, схватил галлеон, и озираясь словно жалкий воришка, набил сообщение Тонкс. «Родители Грейнджер в опасности. Срочно уведите их из дома». Это поможет?.. Или Драко уже опоздал? Голова снова кружилась. Фолианты притягивали его как магнитом. Надо вернуться к истокам, копать в текстах, где Лорд вычитал, как ему обрести небывалое доселе могущество. На каждое проклятье найдётся контрзаклятье, на бессмертие — способ призвать костлявую старуху с косой, — это основы магии. Драко нутром чуял, что уже подобрался очень, очень близко. Волосы на затылке зашевелились. Хлопок. Он вздрогнул и застыл как мраморное изваяние. Пару секунд не мог даже моргнуть. — Хозяин Драко? Уфф… Осколки ухнувшего в бездну сердца порезали пятки. Драко потёр глаза, обратился к Тинки: — Для чего пришла? Что-то с мамой? Крохотная служанка Нарциссы встопорщила ушки, всплеснула тонкими веточками ручонок. — Простите, Тинки не хотела тревожить хозяина. С леди Малфой все благополучно. Тинки всего лишь собиралась помочь хозяину Драко. Эльфийка Нарциссы поняла, что именно искал Малфой? Ведь старая Тинки была отнюдь не глупа. Драко скрестил руки на груди. — Так помоги. — Вон там, на третьей полке слева от вас, — маленький пальчик ткнул в провал за спиной Драко. — Тот-Кого-Нельзя-Называть часами просиживал с гнусным трудом Гелодота. Наложите Силенцио, хозяин Драко, книга воет как стадо фестралов. И будет кусаться, пока не напоите её своей кровью. — Ладно… — он закусил губу, и забытое слово покинуло истерзанный рот. — Спасибо, Тинки. Провал оказался острым как забор из гвоздей корешком, и не успел Драко вытащить вредную книгу, как окропил ту своей чистой кровью. Но ничего не почувствовал. Пальцы онемели, и только глаза щипало ядовитыми фразами. «Волхование всех презлейшее». Страницы распахнулись сами по себе, и Драко прочёл: «Что до крестража, наипорочнейшего из всех волховских измышлений, мы о нём ни говорить не станем, ни указаний никаких не дадим». Глубокие вздохи перестали давить на рёбра. Наконец-то. Наконец-то… Драко снова потёр галлеон. «Мне нужно срочно поговорить с Грейнджер. Лично».Грех четвёртый — влечение
Свежий бриз трепал кудри Грейнджер и уносил сахарный запах персика в океан. Если б мог, Драко встал бы к ней ближе, взял за руку, рывком притянул к себе, намертво пришпилил к своему телу и зарылся лицом в ароматные пряди. Вместо этого он из-под ресниц разглядывал родное лицо Грейнджер и пытался посчитать брызги веснушек на её точёных скулах. Ведьма, близкая и такая далёкая, застыла рядом, но не вплотную к нему. Неуютно молчала, и грохот в сердце Малфоя заглушал грохот обезумевшего прибоя. В закатном солнце царство бесконечной ледяной воды поражало величием. Сизая бездна, увенчанная белёсыми гребнями волн, что казались вспененным стеклом. Глаза досадно заслезились. — По словам Тонкс, тебе есть, что сказать мне, Драко, — едва слышно шепнула Грейнджер, но Малфой каким-то чудом вобрал фразы с её потрескавшихся коралловых губ. — Зачем наедине? Потому что Драко хотел смотреть лишь на неё. Вдыхать лишь её… Но не смотрел. И не вдыхал. — Да, — только и смог выдавить он и сам не узнал этот жалкий сип вместо голоса. Он вёл себя как пьяный ослеплённый миром гиппогриф. Пожухлая трава воспевала унылую осень, но вряд ли могла соперничать с бликами солнца, что подобно шаловливым зайчатам играли на небрежно обкромсанных кудрях. Почему Грейнджер стала такой… красивой? Или она всегда была прекрасна? Вечно была не его. Опускала очи долу. Грудь Драко болела. — Спасибо тебе за то, что сообщил о рейде в дом мамы и папы. Я давно позаботилась, чтобы они уехали из Англии, но… спасибо. Не представляю, чего тебе это стоило, Драко. О, наследник Малфоев ничуть не пострадал… в отличие от Долохова, Яксли и Люциуса, на которых обрушилась лавина Круцио за дурные вести о провалившемся задании. Львёнку незачем знать о том. Нежные щёки Грейнджер залило совершенно очаровательным румянцем, ресницы трепетали. Руки Малфоя невольно потянулись к ней — его родственной душе, но он оборвал неуместный порыв. Грейнджер вся была из замко́в. Скрещенные ноги, скрещенные руки и ладони, что теребили рукава слишком тонкой кофтёнки. В лицо ей Драко не мог пробормотать «львёнок». Даже если безумно желал. Малфой перекатил морскую соль на языке и швырнул в Грейнджер лучом согревающих чар. — Что ж, я рад, что у них всё благополучно, — безразлично обронил он, остро сожалея, насколько их с Грейнджер отбросило назад. Как бы Драко не флиртовал с нею по метке, на самом деле они с Грейнджер оставались чужаками. Чужими — но родственными — душами. — Да… Ей тоже явно было не по себе. Грейнджер обхватила руками живот и тут же оторвала ладони, чтобы поскрести нос. — Я и дальше могу предупреждать вас о планах Лорда, — ляпнул Драко. Рот Грейнджер отвис, и наконец-то она воззрилась на окостеневшего Малфоя. Этими невероятными, карамельно-карими омутами, что оглядывали его будто собирались разложить на ингредиенты для нового зелья. — Драко, — склонив голову на бок, поражённо выдохнула она. — Ты имеешь в виду… Ты хочешь… стать шпионом? — Звучало рвотно, блядь. Малфой скованно кивнул, пряча сжатые кулаки в карманах пожирательской мантии. — Но… почему? Почему? Он фыркнул и резко сел прямо на голую скалу. Точно стоило захватить метлу в следующий раз, когда он попадёт сюда — в ветхий коттедж на берегу Северного моря. Что всё-таки он здесь делал? Вот с Грейнджер всё было ясно — грязнокровка боролась за правое дело, за право жить в волшебном мире,.. а Драко? За что Драко Люциус Малфой боролся? — По приказу Лорда я пытал собственного отца, Грейнджер, и у меня получилось. Ты знаешь, что для Круциатуса нужно искренне ненавидеть. — Отчего-то задушенно, сквозь горькую ухмылку признался Драко. Грейнджер сверлила ему затылок — пусть. Мыслям стало жарко. — Однако… Если Лорд велит наказать Нарциссу, я не смогу подчиниться. Нужно остановить его до того, как станет слишком поздно. Искоса Драко заметил, как Грейнджер закрыла рот рукой. — Но Драко… — С чего ты взяла, что можешь звать меня так? — внезапно огрызнулся Малфой. И скривился. Блядь, дважды блядь, он сам себе противоречил. Сочувствие Грейнджер было невыносимым. На удивление, Золотая девочка не обиделась. — Странно звать по фамилии волшебника, чью жизнь ты проживаешь, — мягко напомнила она. Если Грейнджер продолжит, Драко растает от приторной ваты в её нежном тоне. — Я спас тебя, а ты до сих пор болтаешься в Британии. — Он уже корил её, выговаривал как маленькой, требовал от Грейнджер полной откровенности. — И я понял, что же ты ищешь, Грейнджер. Лорд весьма огорчён утратой его любимейшей чаши. Для чего тебе золотая безделушка? Ты ведь не только за ней охотишься, верно? Спасаешь Избранного недоумка, Потти-шмотти. — У меня есть обязательства, Драко, — чопорно заявила заносчивая Золотая девочка, и на мгновение Драко охватила ностальгия по их ярым перепалкам в Хогвартсе. Казалось, ругань с Грейнджер случалась давно, в другой жизни: без Лорда, без Пожирателей и без войны… — Ты… Грейнджер оборвала себя. — Знаю о крестражах, да. Её сразу повело вбок, хрупкая фигурка неуклюже покачнулась, и Драко вихрем вскочил, шагнул вперёд, подхватил. За то самое меченное Беллатрисой предплечье. Его накрыл приступ дикого сладострастия. Ладонь приятно покалывало. Вдруг стало важным избавить Грейнджер от скудного подобия кофты, под которой наверняка прятался скромный бежевый лифчик. Удобный, практичный… плевать. Куску ткани недолго сковывать тело ведьмы Драко Малфоя. Он просто поглотит её всю. Перегрызёт шов, стянувший её сочные губы. Ладонь на тонком предплечье теперь горела так сильно, что Драко начал всерьёз опасаться, как бы не прожечь в коже Грейнджер дыру. Львёнок дрожала, но не отстранялась. Не шарахалась от него. Ничего больше не говорила. А Драко ждал. Боролся с похотью как мог. Сипел, рычал, уговаривал себя, уговаривал, уговаривал… Достаточно того, что Драко всю жизнь набрасывался на нее точно жадный голодный зверь. Добыча вкуснее, если подарена добровольно. А Грейнджер была вовсе к нему не готова, её сердечко трепыхалось юркой птичкой, да, однако… Малфой сам ведь шипел ей, что никто никому ничего не должен. Грейнджер ничего ему не должна. И почему тогда в Хогвартсе у него не отсох язык? В конце концов гриффиндорская умница вынесла свой вердикт: — Идём со мной в дом, Драко. Нужно обсудить твоё предложение с Тонкс.Пятый грех — совращение
Драко поднялся на ноги и почтительно произнёс: — Добрый день, профессор Люпин. «Не ожидал увидеть здесь вас. Тем более под руку с моей кузиной». Однако неуместные крамольные мысли благоразумно не покинули рта Малфоя. Люпин умудрился по-доброму улыбнуться. — Здравствуй, Драко, — сказал он профессорско-менторским тоном. Слегка отстранённым и в то же время по-гриффиндорски участливым. — Выпьешь это? Поцарапанной где-то ладонью Люпин протянул Малфою тёмно-зелёный фиал. Единственный выход маячил за спиной профессора. На коттедж были наложены антиаппарационные чары — как ни крути, ему не удрать. Поздно. Драко откупорил бутылочку и осторожно принюхался. Поболтал совершенно прозрачную жидкость. — Это Веритасерум, — провозгласил он тоном знатока. Люпин не шелохнулся. — Разумеется. — Ладно. Точным взмахом кисти Малфой опрокинул содержимое фиала в себя. На вкус сыворотка правды была как сухая вода. Язык тут же стянуло, и Драко поморщился. По-дурацки хихикнул, мотнул головой, будто отгонял мушек. Что теперь? Потребуют от него скрупулёзного отчета, чем Лорд потчует Нагайну по праздникам? Он поведает в красках. Алых, багровых, кровавых мазках. — Ты в порядке? — встревоженно спросила Грейнджер. На душе тотчас стало легко. — Конечно, львёнок, — только для неё ласкательно промурчал Драко. Обвёл острым взглядом Люпина и Тонкс. — Вот смотрю на вас всех, ваше тряпье так подходит этой обшарпанной комнате. А моя сшитая вручную мантия из шёлка Малбери, за триста сорок галлеонов — нет. Ох… подействовало? Малфой всегда оставался Малфоем. Высокомерным кичливым снобом, который безмерно гордился грудами золота, что наряду со звучной фамилией достались ему в наследство. Однако Тонкс отчего-то решила уточнить: — Назови своё полное имя, — строго потребовала она. Рот сам по себе ответил: — Драко Люциус Малфой. Звучало паршиво. Как-то… по-гойловски. Крэббо-гойловски? Гойло-крэббовски? По-идиотски, одним словом. — Почему ты пришёл в Орден Феникса? И снова без воли Драко: — Чтобы увидеть Грейнджер. Похвастаться, что я разгадал её тайну. Блядь! Этого Малфой говорить никак не хотел. Ведь крестражи — лишь средство. Способ спасти Нарциссу… и повод остаться с Грейнджер подольше. Выжить. Хотя бы таким кривым, извращенным способом. — Какую тайну? — снова отчеканила Тонкс. — Тонкс! — воскликнула внезапно побелевшая как полотно Грейнджер. Надо же, вмешалась. И никто её не огрел Круцио. А вот Тёмный Лорд в таких случаях… — Нет! Его нельзя спрашив… — Мы снимаем вопрос, — милостиво позволил профессор Люпин. Слава Мерлину… — Уважим твои причины, Гермиона. Тогда я спрошу о другом, Драко. Почему ты рисуешься именно перед Гермионой? Разве вы не заклятые враги? Слова пузырились в горле, рвались наружу. Несвоевременные, запретные… И как Драко раньше не обращал внимания на повадку Люпина? Какую-то хищную цепкость адской гончей. Святые мощи Мерлина, бывший школьный преподаватель ЗОТИ вдруг напомнил Драко заклятого союзника Волдеморта — Фенрира-грёбаного-оборотня-Сивого. Он пах опасностью. Непредсказуемой… тьмой. Инстинктивно Драко оскалил зубы. — Она моя родственная душа. Тонкс усмехнулась, Люпин хмыкнул: — Семёрка, значит? Феникс-капитан-очевидность, блядь. — Ну да, — передразнил хмыканье Малфой. А затем наступило безмолвие. Потирая одну ступню о другую, Грейнджер бегала глазами по перилам, стенам, ковру — где угодно, лишь бы мимо него, Драко. А ведь ради неё он рискнул всем. Принёс в жертву свою семью, подставил Нарциссу под удар. Пришёл — к ней, к Гре-е-ейнджер. — Гермиона? — наконец отмер Люпин. — Это правда, — пробормотала по-уизлевски пунцовая Грейнджер. Забавно, почему сама Тонкс не доложила своему кавалеру об этом? Драко ни секунды не сомневался, что в прошлую встречу Тонкс всё про них с Грейнджер разнюхала, расщёлкнула их связь как грецкий орех. — И чего ты хочешь от нас, Драко? — опять сурово потребовала Тонкс. Маленькая кузина, росточку в ней два дюймочка, а гонору — с добрый фунт лиха. Веритасерум до сих пор заставлял Драко сыпать ответами. — Я хочу стать шпионом Ордена Феникса. Лорд принял меня в Ближний круг. Остальные Пожиратели не особо этим довольны, для того же Яксли или там Долохова я — неощипанный юнец. Я всё вижу и слышу. Могу рассказать вам. Люпин наклонился к Драко очень близко, почти вплотную, и Драко внезапно ощутил тягучую грацию зверя, что учуял свою жертву. — Почему? — на выдохе, едва слышно полюбопытствовал Люпин. — Я ненавижу Тёмного Лорда. Боюсь за мать. И я лю… — С чего ты взял, что у тебя выйдет? — Люпин давил. — У меня образ труса и слабака, который сдрейфил и не смог убить Дамблдора, — с языка Драко словно раскалённый песок сыпался. Лицо горело. Как же удачно, что Люпина не научили, что перебивать нехорошо. Драко не мог продолжать. Он не мог не продолжить: — Меня никто не принимает всерьёз, но тем не менее, я участвую в собраниях, в моём собственном доме, ведь грёбаный Лорд живёт в Малфой-мэноре. И я и есть трус, вам это на руку, — моя трусость. Шпион обязан быть трусом, иначе ему не преуспеть. — Хватит! — взорвалась Грейнджер. — Тонкс, прекрати это сейчас же! Драко отёр взмокший лоб рукавом. Улыбнулся ей. Правильно, львёнок, подобные разговоры не для допросов под сывороткой вынужденной не-лжи. — Что скажешь, Римус? — спросила Тонкс. Значит, последнее слово всё же за бравым профессором. — Дай ему противоядие, — коротко приказал тот. — И обговорим условия.Грех шестой — соблазнение
Ругань по галлеонам — это нечто. Нечто глупое. Абсурдное. Это полный вынос истрёпанного мозга Драко Малфоя. Хотелось зашвырнуть нелепый кругляш куда подальше, прямиком в распахнутое настежь окно, чтоб не мозолил глаза, но в чём виноват кусочек зачарованного золота? Драко клацнул зубами — благо, сего непотребства никто не увидел. «Почему не ты???» — настучал он палочкой, вторя себе острым носком ботинка. Будь вредная кузина рядом, возможно, воз-мож-но, Драко бы повысил на неё тон. Вдолбил ей, что это провальная затея. Что это крайне опасно, блядь! Грейнджер и так настрадалась сполна, хватит на десяток жизней. И это только перед глазами Драко. Он поёжился и сглотнул сухой ком в горле. Ох… а ведь гриффиндорская мисс всезнайка поди лезет в самое пекло. Ходит у Сивого под носом, роет землю в поисках сведений о крестражах. Надеется сбить с толку оборотня?.. Хотя Драко предупреждал Её Величество Наследную Принцессу Упрямства об облавах, и не раз. Он вдохнул, выдохнул… Рухнул на свою одинокую кровать. Королевское — слизеринское — ложе. Пустое. Надо бы успокоиться. Драко стёр грубое сообщение, втянул щёки, куснул губу и передал: «Я бы хотел всегда работать с тобой, — подумал с секунду и добавил: — Тонкс». Ведь маленькая прожжённая интриганка ценит, когда её называют по имени, правда? Галлеон тотчас обжёг пальцы. «Не могу. Семейные передряги». Ох… мерлинова треснутая пятка! Драко обессиленно рыкнул. Стоит ли любопытствовать, чего там из ряда вон выходящего стряслось у Тонкс? Или так Драко сделает только хуже? Он дёргал и дёргал пряди, которые уже собирались в хвост на макушке. Не то чтобы Драко щеголял такой причёской в Хогвартсе. Волшебный за́мок превратился в поле боя. Поле затёртой Круциатусами брани, где чуть за порог, — пуговицы должны быть застёгнуты по самое горло, выдержка заткнута за прорезями стального забрала. А в спальне можно раздеться и догола. Драко ограничился тем, что всего лишь закатал рукава лакрично-черной рубашки. Метка Тёмного Лорда притягивала магнитом. Череп, змея... и кривая надпись «грязнокровка» поверх. Источник агонии и эйфории. Его явная постыдная слабость. Его тайная стихийная сила. Пальцы словно било утончёнными разрядами молний. «Ль-в-ё-н-о-к?» «Я… хочу», — настучала Грейнджер ответ. Мерлин, и как теперь с таким каменным стояком Драко идти на урок к суке Алекто? Пытать Долгопупса, который всегда вызывался стать гриффиндорской грушей для битья? На нём Драко выслуживался перед Лордом. Использовал его, чтобы служить маленькой, упрямой, заносчивой всезнаистой ведьме. Галлеон опять нагрелся. «Никто не должен узнать о вашей особой связи. Встретитесь с Гермионой на площади Гриммо, 12. Это бывший особняк Сириуса. Дай знать, когда будешь готов прибыть туда камином». Под ложечкой засосало. Что ж… Иного выхода нет. Верно, Гре-е-ейнджер?Седьмой грех — посвящение
— Любимая книга? — «История Хогвартса». Ему кажется, или Грейнджер покрылась милыми пятнышками? Неужто смущается? Драко приструнил уголки губ, которые было поползли вверх. — Почему? С минуту она моргала будто попавшаяся в сачок бабочка. Карамельная златоглазка. Ну… скорее златоглазая львица. Вдруг такая гибкая, томная. С буйным водопадом тёмно-каштановых кудрей, что исправно зашторивали её то и дело алевшие щёки. — Меня никто раньше не спрашивал о причинах, — скомканно призналась Грейнджер, поглощая Драко сложным, пытливым взглядом, даже взором. Он ощутил её пристальное внимание всей кожей, тут же выпрямился в несвежем на вид и на за́пах кресле и чуть покачал ногой. Вся здешняя мебель пованивала затхлым мхом. — Никто и не работал с тобою так тесно, как я. Малфой прикрылся покрывалом неоспоримой истины, в надежде, что Грейнджер не станет теребить тонкие волокна обветшалой ткани. Она и не стала. Однако хотела до зуда в поджилках. Они сидели настолько близко друг к другу, что их голени едва не соприкасались. Перед потухшим камином в сумрачной гостиной, почти по-семейному. Брюки со стрелками в соседстве с грубыми джинсами. Угольно-чёрные носки Драко против девственно-белых носочков Грейнджер. И Драко чувствовал бешеный галоп её пульса. Бум — бум-бум — бум. Бум — бум-бум — бум. Ток горячей крови по голубоватым венам… Бум — бум-бум — бум. В унисон. Этот грохот… Его или её? Грейнджер приоткрыла рот, но оттуда не вылетело ни звука. Блядь! Адамово яблоко зароптало. Галстук Малфоя был чересчур туго затянут, настоящей удавкой. Однако он не поправлял его из какой-то драконьей строптивости. И тролль дёрнул Тонкс и Люпина заставить их с Грейнджер обсуждать прошлое, вот так… вместе? Вспоминать всякие мелочи, которыми обычно не делятся с заклятыми врагами, ради призрачной угрозы не заметить изворотливого врага под оборотным. Да они там в Ордене Перебдителей вообще понимали связь душ? Никакое зелье не обманет тоскующее магическое ядро. Что прикажете чувствовать, когда и безобидный вопрос, а за ним принужденно-вежливая беседа увязала в тумане взаимного притяжения? Наверняка изучающий взгляд Драко, коим он одарил родственную душу в ответ, сбил её с края внутреннего спокойствия и столкнул Грейнджер в пучину затаённой тревоги. Чёрные смерчи в потёмках его души всколыхнулись. «Поделом ей». Драко мечтал, чтобы Грейнджер тоже изнемогла. — Ладно, — почти промямлила Золотая девочка. — Труд профессора Бэгшот для меня стал… окном в волшебство. Понимаешь, Драко? — Её глаза внезапно сверкнули, совершенно восхитительно, и Драко чуть не подавился пылью в воздухе. — Ещё дома перед первым курсом, после фееричного знакомства с Макгонагалл я прочитала о зачарованном потолке в Большом зале, о Тайной комнате, о витиеватом плетении чар, что скрывают Хогвартс от глаз маглов… Так я уверилась, что моя жизнь настоящая, а не просто сон сбрендившей чудачки. И спонтанные выбросы волшебной силы, от которых я страдала с трёх лет, не делают меня будущей пациенткой дурдома. О… Драко не знал, что и сказать. Для него самого магия была чем-то само собой разумеющимся, магия качала его колыбель, да и служила периной в его колыбели. Вдруг Драко понял, отчего в библиотеке Грейнджер всегда сама тянулась за книгой на верхней полке вместо того, чтобы призвать ту банальным Акцио. Детская привычка, и она цеплялась за неё, лишь бы не потонуть в дивном и чуждом для Грейнджер мире. — Скажи, о чём ты размышляешь на высоте, когда крутишь свои финты на метле? — в свою очередь задала вопрос Грейнджер. Так она знала о его пагубной привычке? Драко постучал пальцами по изъеденному молью подлокотнику кресла. Дому на Гриммо явно не хватало рачительного хозяина. Кикимеру запретили и возносить молитвы Мерлину в честь того, что в вотчине Поттера наконец-то появился законный наследник Блэков, и суетиться вокруг Малфоя с закусками и напитками. А он бы не отказался от чашки эрл-грея. — Там я отпускаю себя, — признался Драко легко. — Метла не прощает лжи, понимаешь? Ты либо крепко держишься за древко, либо летишь к инферналам в пасть. Тебе стоит попробовать, львёнок. Грейнджер вскинулась и очень естественно рыкнула: — Меня зовут Гермиона! — Я знаю, львёнок, — протянул Драко, смакуя деликатес из её буйных чувств. Он готов был заложить Малфой-мэнор гоблинам и поклясться, что у Грейнджер затрепетал низ живота. — Мне пора, — выдохнула она. Вся румяная, персиковая. Ярко вспыхнувшая в ответ на его усмешку. — Разумеется, львёнок.***
«С днём рождения, львёнок. Абракадабра сработала с семнадцатого раза. Еле выговорил, но уверен, что повторить сумею. Ты скажешь, что мне искать? Помимо той груды несметных сокровищ, на которые я набрёл в Тайной комнате плута Салазара». «Тебе придётся сказать спасибо Гарри. А ведь он и не подозревает, кого научил». «Только на парселтанге, львёнок. Или через мой труп». «Не шути так, Драко!» Для острастки Грейнджер шарахнула ладонью по проклятой метке. Драко как нюхлер подпрыгнул на стуле и на чистом везении ответил на ехидный вопрос Снейпа, благо состав крововосполняющего зелья был давно выучен на зубок. Жизнь заставила: слишком часто приходилось варить его. Что бы буркнул тусклый директор, если б обнаружил, с кем именно Драко переписывается прямо под его крючковатым носом? Обличил бы незадачливого Пожирателя смерти и грязнокровую выскочку, которую Снейп всегда и сам принижал? А ведь… пусть Снейп и ловил Драко после отбоя в коридорах Хогвартса, он ни разу не сдал блуждающего крестника Тёмному Лорду. Хотя частенько атаковал стены окклюменции Драко. «Итак?» — орудуя палочкой под столом, отправил Драко через галлеон. Последняя парта стала боевой подругой Малфоя: скрывала измену Волдеморту прямо во время урока. Им с Грейнджер пришлось тоже использовать протеевы чары, ведь при малейшем касании меток с телами творился сущий кошмар. Хлопки, шлепки… В следующий раз Драко ущипнет свою строптивую ведьму. Даже во сне его преследовал аромат персика и смутные очертания голого тела Золотой девочки. Драко буквально грезил о её грудях и бёдрах… «Встретимся в коттедже Ракушка?» «Давай только после отбоя. — Драко помедлил. — Распусти кудри, львёнок».***
Тяжелой поступью Драко наказывал вредные лужи, которые заполонили ветхую крышу то ли склада, то ли бывшей военной базы, то ли несуразного сарая. Всё это великолепие громоздилось на задворках магловского Лондона среди не менее живописных руин, коим не помогли бы никакие рождественские огни, которые Грейнджер называла гирляндами. Драко воротило от Рождества, праздника сущего притворства. Зов Тёмной метки перенёс Малфоя сюда, на затерянную среди заводов и фабрик крышу, и его окрепшие поджилки сразу же затряслись. Это так называемое «весьма надёжное» убежище? С приглашающей к нападению аурой? Слава Мерлину, хотя бы без окон… Без окон, без дверей полон мэнор всяких дурней… да уж. Грейнджер скрывалась внизу, прямо под ним. Драко остро чувствовал её магическое ядро и точно знал, что Золотая умница была не одна. Чеканя шаг, Драко буквально топтался по головам Ордена Феникса. Не то чтобы он не хотел… не то чтобы они заслужили столь непочтительного отношения. Драко залез под рукав промокшей пожирательской мантии, которая скорее напоминала хламиду последнего нищего, и яростно потёр метку. Поджал губы. Норовисто и по-бунтарски. В какой же распрекрасной яме у Грейнджер затерялись мозги? Золотая девочка и любимица всех преподавателей кроме Снейпа хоть мало-мальски представляла, насколько сильно здешние чары ненаносимости фонят крысами? Люпин накладывал их сломанной палочкой? Или в последней драке у бывшего преподавателя ЗОТИ отшибло мозги? Блядь. И где, просвети милостивый Мерлин, эту строптивицу тролли носят? Шаг — всплеск. Шаг — брызги. Шаг — скрип ржавой крышки круглого люка, что притаился в самом углу крыши, возле хлипкого низенького бордюра. Тьма ночи будоражила нервы, и если бы не полнолуние, то было бы не видно ни зги. А так Малфой с бьющимся сердцем наблюдал, как из провала с приставленной к нему лестницей показалась хрупкая девичья фигура, и вот Грейнджер уже вылезла наружу — в суровую ночную мглу, зябкую до жути. Драко непрестанно стучал зубами и дрожал всем телом, и наверняка даже кишки у него тряслись словно скакали на зимней карусели. Вроде бы Грейнджер не ранена? Не истощена? На миг Драко прикрыл веки, опустил околевшие плечи, чтобы медленно выдохнуть через рот сизую тучку облегчения. — Как ты здесь оказался? — гундосо спросила она. Это что еще за рычание? Музыкальные ноты пропали за частоколом её надсадных хрипов и кашля. Малфой собрался с духом, чтобы обрушить на Грейнджер молот с разгромными вестями, о пленённой Лавгуд и скорой — свирепой — атаке Пожирателей на этот оплот Сопротивления, но Золотая девочка уже метнулась к Драко вплотную и маленькими ладошками обхватила его угловатое лицо. Слова истаяли в дымке пара. Ну же, давай, Драко… Он набрал воздуха. — Вы должны срочно уйти. — Приказал, сурово и неотвратимо. — Пешком. — Что? — морось подсвечивала её тонкую кожу, и было легко рассмотреть, что под потрясающими карамельно-карими глазами залегли лиловые круги. Не время жалеть друг друга. Драко приправил голос изрядной порцией скуки. — Без вопросов, львёнок. Мне не до шуток. Ещё минут пять-семь, и здесь будет отряд оборотней во главе с мерзким Сивым. Уверен, ты прекрасно помнишь ваше фееричное рандеву по лесам Уилтшира. — Но как они узнали?.. Драко промолчал. Сколько же говорящего молчания грудилось между ними. Очевидно, до Грейнджер и самой дошло, что не только Орден внедрил шпионов в стан врага. Время утекало каплями по прохудившемуся водостоку. Время для них стало бесценной роскошью. Осторожно, чтобы не оттолкнуть Грейнджер, Драко сунул руку в потайной карман мантии и достал свёрток. — Возьми. — Это то, что я думаю, Драко? — её тон пошёл трещинами… неверия, восторга и ещё чего-то щемящего, цепкого, чему Драко не мог найти точного названия. Почему рядом с нею стены непробиваемой малфоевской окклюменции трепыхались, словно были дырявой бумагой на пути урагана? — Разумеется, — с трудом сохранив невозмутимость, подтвердил Малфой. — Клык василиска из само́й Тайной комнаты. Ну и зверюгу Поттер прикончил, скажу я тебе. Размером с Малфой-мэнор. Внезапно Грейнджер бросилась к нему на шею. — Спасибо, — исступленно пробормотала она куда-то ему в ключицы, отчего у Драко сжалось магическое ядро. — Спасибо, Драко. Теперь мы сможем наконец-то уничтожить чашу Пенелопы Пуффендуй. Никакие сосульки, в которые превратились её пышные волосы, не могли сделать Грейнджер менее привлекательной для него. Драко сжал податливую тонкую талию почти до хруста. Родственная душа безумно хотела спать: он чувствовал, как у Грейнджер слипались глаза и пил её дикую усталость, нежно дул на припухшие веки. Сердце гулко таранило рёбра. Осталась всего-то пара минут. Нельзя отвлекаться. Он. Не. Слабак. — Нагайна — один из крестражей, — чтобы хоть немного привести себя в тонус, поделился страшной догадкой Драко. Грейнджер нахмурилась. — Уверен? Конечно, звучало как бред. — Лорд проявляет к ней заботу, — смято объяснил Драко. — А он ни тролля не умеет любить. И даже его ненависть похожа на тщательно спланированную миссию. — Ужас… Выходит, крестражем может быть и живое существо? Так, Драко? — Да. Не мешкай давай, поговорим позже, когда вы уберётесь в безопасное место. Ради Мерлина, не такое заметное, никаких вычурных заклинаний сокрытия, поняла меня львёнок? Вислый тоже здесь? — Малфой сам не заметил, как скрипнул зубами. — Почему ты не спрашиваешь о Гарри? — Избранный никуда не денется от своей проклятой судьбы. А вот Вислый может и сдрейфить. На лицо Гермионы упала тень, и Драко тут же процедил: — Они обидели тебя? — Нет, — слишком поспешно отмахнулась Грейнджер. — Нет. Мы уничтожим чашу в лесу Дин, подальше и от волшебников, и от маглов. Это угнетающее зрелище, и в то же время оно внушает трепет. Ты хочешь посмотреть? Забавное занятие для первого свидания. — Разве твои дружки знают обо мне? — подразнил Драко. Львёнок сводила его с ума, её близость туманила разум безо всякой Амортенции. Вместо любовного зелья Драко пил сладкое дыхание своей родственной души. — Чары сокрытия нас выручат. Я призову тебя по нашей связи. Даже в ночи Драко уловил, насколько густо она покраснела. Мерлин, блядь, и чего он хотел? Чего Грейнджер тоже хотела? Облизывая эти пухлые губы, обдавая его рваным ароматом персика? Её… уязвимости перед ним? Его мужской победы в игре на взаимное поражение? С момента их поцелуя под омелой минул почти год. Слишком, мучительно долго. Его сухие губы болели от желания сомкнуться на бархатистых губах этой упрямицы. Драко изо всех сил напряг живот. Нельзя уступать прихотям плоти, — он не сможет остановиться, ни за что, пока не возьмёт её и не трахнет до потери пульса… и тогда остальные орденцы погибнут, а Грейнджер никогда ему не простит этого секундного помешательства. Драко качнулся к ней ближе, зарылся в мокрые волосы, куснул за изящную шею, в чувствительное местечко под ухом, и сердито рыкнул в ждущий, опасный рот: — Уходите.