Семь секунд ада
В пелене забытья осторожное царапанье больно ударяло в уши и проникало глубже, в сморщенный агонией разум. Кркргх. Ккррккррггх. Драко упрямо не хотел просыпаться, но раздражающий звук не затухал, напротив, перерос в скрежет. Стал громче и настойчивее. Насилу Драко вырвался из чёрной бездны забытья, чтобы тут же зажать ладонями слишком чуткие уши. Проморгался. Веки припухли, слиплись, даже чесались. Свет резал радужки. Да какого драккла? Мерзкий — уже не скрежет, а звонкий лязг — доносился от окна. Когти на порядок крупнее обычных совиных долбили по хлипкому, но чистому стеклу. Кркргх. Ккррккррггх. Гилберт? Там, за окном. Белоснежный личный филин Люциуса явно потерял терпение. Сколько верная птица отца пыталась достучаться до Драко? Точно не меньше часа, раз Гилберт начал сердито распускать когти. Иногда Драко казалось, что филин был таким же сдержанным и сиятельным, как и сам лорд Малфой. Лорд Малфой. Великий Мерлин… Сердце кольнуло, Драко резко встал с кровати, но тут же ухватился за изголовье. Комната как сбрендившая завертелась перед глазами, виски прострелило тысячей игл. Как-то гневно и беспомощно Драко рванул створку окна на себя и наконец-таки впустил Гилберта, который с опаской спикировал на потёртый комод. О, этот обиженный безжалостным временем комод… Драко хорошо знал его: тот стоял в комнатушке Грейнджер. Значит, кошмар не приснился: ночью, измученный чувством вины и беспомощности, Драко аппарировал к «Ракушке». И значит… В горло ручьём хлынула желчь. Непослушными, трясущимися руками Драко отвязал записку от лапы филина, неловко развернул. На пол выпал резной ключ, а за ним крупное платиновое кольцо с обрамлённой россыпью бриллиантов гравировкой в виде проклятой буквы «М». «М» — значит «Малфой». «М» — значит «магия». «М»… — «мудрость многоликого мира». Какая жестокая насмешка. Драко наклонился и поднял фамильное украшение, закусил щёку. Плоский ободок из платины весил с добрую тонну. То был древний перстень Малфоев, средоточие власти главы чистокровного рода. И Люциус прислал его Драко? Грудь нещадно сдавило, казалось, горькое осознание разъедало дыры в лёгких. Нужно как-то дышать. Драко рвано хватил воздуха и попробовал вчитаться в две скупые строчки отцовского послания, но буквы прыгали перед глазами. Жалили веки. Ещё один глубокий вдох. Нет. Он сможет. Должен. Должен. «Драко, Я принял кару за свои грееееееееее…» Драко тупо моргнул и попытался снова. «Драко, Я принял кару за свои грехи. Береги себя и своих будущих деееееееееееее…» Снова. «Драко, Я принял кару за свои грехи. Береги себя и своих будущих детей и помни, что отныне ты Лорд Малфой». Отец. Умер. Отец уже умер. Две скупые строчки от Люциуса вбили кол в грудь. Значит, правда. И мама… Мама. Ноги внезапно перестали его держать, и Драко кулём осел на пол. Кол в груди оброс ядовитыми шипами, мысли прыгали взбесившимися фестралами. Мама… Мама. Она… — А-аа! — беззвучно заорал Драко и тут же заткнул свой блядский предательский рот кулаком, вцепился в слабую плоть зубами и прокусил до крови. Не помогло: он не чувствовал ни вкуса солёной ржавчины, ни острой пульсации на раненой коже. Вгрызался опять и опять — недостаточно. Как ни бился, Драко не сделал достаточно, чтобы защитить Нарциссу. Его острая игра в шпиона Стороны Света обернулась ужасным провалом. И мама погибла от руки мужа, которого безумно любила. — А-аа… Переполненный огненной, совершенно бессильной силой, что разрывала предательские вены и дробила предательские кости, Драко впился ногтями в щёки. Кожа была горячей настолько, словно её ошпарили кипятком. С яростью он провёл пальцы ниже, оставляя на очень чувствительной плоти липкие кровавые борозды. Поделом. Так ему и надо. Росчерк. Росчерк. Росч… — Драко? Драко, стой! Что ты делаешь, Драко? Нет. Древко выпало из его трясущихся пальцев. Драко и не понял, когда схватил волшебную палочку. В тот миг, когда в комнату заскочила Грейнджер? Или раньше, когда он озверело истязал себя? Будто ослепший он дёрнулся на её простуженный голос, который прорвался сквозь толщу дурмана вокруг его головы. — Драко! Горло свело спазмом. Он не мог говорить. На задворках сознания Грейнджер верещала и кашляла, низким сиплым контральто, и внезапно рухнула перед ним на колени, чтобы обхватить ладонями его мокрое лицо. В голосе ведьмы звенели слёзы, такие же, как стекали по саднящим щекам Малфоя. Вперемешку с кровью. — Драко… Её хрип обернулся ласковым, осторожным шёпотом. Она тихонько погладила его скулы, зарылась в волосы и, привстав, прижала ватную голову Малфоя к своей тёплой груди. Аромат персика ударил ему в нос. Драко вдохнул его как утопающий. — Мне жаль, — тишайше, с надломом шептала и шептала Грейнджер, — мне так жаль, Драко… Но ведь вчера Драко не сказал ей ничего толком. Он только рыдал, корчась прямо на берегу, на сыром ледяном песке, а потом невесть откуда Грейнджер вытащила фиал с умиротворяющим бальзамом и буквально влила серебристое варево ему в рот. Драко не помнил, как очутился в её спальне. Не помнил, как упал на кровать и провалился в блаженное, мутное н-и-ч-т-о. А теперь Грейнджер сочувствует ему? Жалеет о смерти Малфоев, в чьём зловещем доме сама едва не отправилась к праотцам? Отпрянув, Драко выхватил взглядом брошенную на полу газету. — Я… прости, Драко, — Грейнджер тоже отстранилась и скованным жестом уткнулась подбородком в обтянутые джинсами колени. Такие… худые. — Эээ… «Пророк» доставили только что. Срочный выпуск. Срочный? Ну, разумеется. Припевала Скитер не переминула расстелиться перед Тёмным Лордом, наверняка сразу ухватилась за сенсацию. На первой полосе скандального издания разодетые как на Рождество Люциус, Нарцисса и Драко степенным шагом прогуливались по Косому переулку. Холодные и отстранённые, чуть ли не хрустальные, да… однако живые. Живые. Чёрно-белая колдография была старой, на ней Драко выглядел лет на двенадцать, всё ещё с той глупой чёлкой, зализанной назад. Как давно это было… В ту зиму наивный задира Драко Малфой ни малейшего понятия не имел о проклятой семёрке. — Что там написано? — едва слышно выдавил он. Грудь распирало. — Драко? — Прочти… мне. Я… не могу. Голос треснул. Робким касанием Грейнджер погладила его по прокушенной ладони. Испачкалась в крови пуще прежнего, однако ничего не сказала. Не упрекнула. Лишь попыталась — напрасно — подавить собственную дрожь. Её тонкие пальцы ходили ходуном, словно поражённые Таранталлегрой. — Л-ладно, — просипела Грейнджер неестественно низко. — Т-тут заголовок. Сказано, что, — глубокий судорожный вдох, — Орден Феникса зверски расправился с древней чистокровной семьёй Малфоев. — Ублюдки. — Что? Ладонь Грейнджер замерла. — Все Пожиратели. Ублюдки. Вдруг Драко вспомнил о Гилберте. Филин прилежно сидел на комоде и ждал распоряжений. Не возвращался назад в Малфой-мэнор. Значит, Люциус так приказал ему. Отец. Отец… мёртв. Драко схватил скомканную записку. «Драко, Я принял кару за свои грехи. Береги себя и своих будущих детей и помни, что отныне ты Лорд Малфой». Верный себе, Люциус не обошёлся без последних наставлений. Вряд ли можно припомнить моменты, когда лорд Малфой разговаривал со своим наследником по душам. Когда видел в нём просто… сына. Ребёнка. У Люциуса родился не ребёнок, а повод для аристократической гордости. Очередной Малфой, от которого требовали лишь безукоризненного поведения и прилежания, достойного отпрыска славной династии. Люциус требовал от Драко быть тем самым чёрно-белым наброском на холсте с фамильным древом Малфоев. «Драко, Я принял кару за свои грехи». «Я». Люциус написал «Я». Сердце бешено заколотилось. — Тинки! — позвал Драко стальным тоном. Эльфийка Нарциссы явилась в «Ракушку» спустя семь томительных секунд. Взъерошенная, растрёпанная и потерянная. Однако на маленьком старческом лице Драко не заметил признаков безутешного горя. Ни припухлых от слёз век, ни сморщенных ободком вокруг глаз. Ни единой раны от самонаказаний. — Лорд Драко, Тинки пришла, — сбито пробормотала эльфийка и присела в неуклюжем реверансе. Её голосок не осип. — Расскажи, что произошло, — мягко приказал Драко. В ушах шумело, но он старался не обращать внимания на это мелкое неудобство. Ни на шум, ни на сосущую дыру в душе. Грейнджер сидела рядом и не вмешивалась. Молчание. Тинки шевелила кончиками ушей, хмурилась, но в ответ не издавала ни писка. А ведь она истово любила Нарциссу, вырастила её. Всячески оберегала свою госпожу. — Тинки? — подтолкнул Драко. — Я не могу! — наконец залепетала эльфийка. — Нельзя. Запрещено. Сердце уже не бешено билось, оно прыгало с высочайшей скалы и замирало в полёте. — Кто запретил тебе, Тинки? — все так же мягко спросил Драко. Он отчаянно напряг икры, ягодицы, напрягся всем натянутым как струна телом. Эльфийка растерялась, нервно теребила наволочку и непрестанно переминалась с ноги на ногу. Даже покраснела слегка. Явно была не в себе. — Кто? — Лорд Малфой… Спохватившись, Тинки хлестнула себя по губам. — Я — лорд Малфой, Тинки, — мягко указал Драко. — Теперь. Ты видела фамильное древо? — Да… Да, лорд Драко, — Тинки вдруг расплакалась. — Да, родовая магия вас признала. Её внезапно прорвало, стихийно, будто подмытую плотину на Темзе. Тинки обхватила свою маленькую головку руками и стала раскачиваться туда-сюда, причитать и пищать, но, как ни старался, Драко не мог разобрать ни единого слова. Пришлось строжиться. — Тинки, успокойся, — велел он властно. — Что произошло? — Лорд Люциус убил себя. П-простите, лорд Драко, — между всхлипами простонала эльфийка. Грейнджер тоже пискнула, слабо, и зажала рот. Драко привстал с пола. Сердце сжалось в комок, зависло над бездной. — А мама? Ну же… Слова старой эльфийки хлынули потоком: — Перед смертью лорда Люциуса они с леди Малфой сильно поссорились. Он наотрез отказался отнимать её жизнь, несмотря на все её уговоры, вместо этого лорд Люциус обманом оглушил миледи и, и… он провёл сложный ритуал. Передал ей свои годы жизни, почти все, что оставались у него в запасе, а потом пустил в себя смертельное проклятье. Ав… Авад… Тинки споткнулась и зажала себе рот. — Где сейчас мама? — мягко давил Драко. Видит Мерлин, как тяжело ему давалась эта притворная мягкость. Воздух в комнате был странно спёртым, сухим, и в то же время мокрым от слёз, и солёным. Драко спасал лишь тонкий аромат персика от Гермионы. Та по-прежнему гладила Драко по руке. Осознаёт она хоть или нет? — Во Франции, на вашей тайной вилле, куда могут попасть только члены семьи через главный камин в Малфой-мэноре, если произнести пароль. Дышать стало легче, слаще. Драко пошатнулся, и мигом вскочившая Грейнджер поддержала его за спину. Он потрясённо моргал. Люциус спас её. Спас. Всё-таки, в конце концов, Люциус спас Нарциссу. — Отец сказал тебе, как мне узнать пароль? — Все нужные документы лежат в вашем основном хранилище в Гринготтсе. Ну, конечно. Поэтому Люциус и отправил ему ключ. Дверь в сокровищницу откроется только ключом и по считыванию магического отпечатка. Драко нежно высвободил ладонь из ладони Гермионы и принялся изучать лживую новость в «Пророке».МАЛФОЕВ БОЛЬШЕ НЕТ.
Вопиющий акт бессмысленной свирепости от Ордена Феникса прервал древний и уважаемый род Малфоев. Минувшей ночью прихвостни Гарри Поттера вероломно напали на Малфой-мэнор и убили главу семьи лорда Люциуса Абраксаса Малфоя, его супругу Нарциссу Малфой, урождённую Блэк, и их наследника Драко Люциуса Малфоя. За любую информацию о местонахождении преступников Министерство обещает выплатить вознаграждение в десять тысяч галлеонов. Наследство семьи Малфой перейдёт в собственность Министерства, если не будет востребовано дальними родственниками в ближайший месяц. Драко зло усмехнулся. Волдеморту прекрасно известно, что единственный наследник династии умудрился сбежать. Или так Тёмный Лорд хотел аккуратно передать наследство Беллатрисе, как родной сестре якобы погибшей Нарциссы? Волдеморт всегда шиковал за счёт своих рабов. Не тут-то было. Драко плавно надел кольцо отца на указательный палец. То село как влитое, однако ощущалось тяжелым, массивным. Как и роду Малфоев, старинной реликвии было больше тысячи лет. Посильная ноша. И Драко давно не был слабым. Он. Не. Слабак. Он — Малфой. — Тинки, ты можешь идти, — велел Драко обманчиво-спокойно. — Присматривай за мамой. Скажи, что со мной всё в порядке. Когда настанет время, я найду её. Если такое время придёт. Драко не стал говорить этого вслух. Словно чувствуя неладное, Тинки встрепенулась. — Разве вы не последуете сразу за госпожой? Вы можете приказать мне перенести вас туда в обход камина. Раз вы стали главой рода, я обязана подчиниться. Леди Нарцисса очень подавлена, лорд Драко. Всё время плачет. Вздрогнув, Драко мотнул головой. Мама в безопасности, это главное. И что бы ни случилось, Нарцисса дышит. И будет дышать ещё несколько десятков лет. — Я не могу. Война не окончена, Тинки. Эльфийка смиренно поклонилась и аппарировала с треском. В наступившей тишине Драко повернулся к Грейнджер. Та опять сидела на полу, бледная, лохматая, такая… родная. Карамельные глаза размером с блюдца, искусанные тёмно-розовый рот… Самая красивая ведьма. Гре-е-ейнджер. Львёнок. Гермиона. Драко облизнул губы. Каким же он был мерзавцем. Гнусным высокомерным подлецом. Взял её тело, переспал с нею, занимался с Гермионой… сексом, — да, тролль, кого Драко обманывает? Занимался с нею любовью, — а потом… бросил. Променял на снулую рыбу Гринграсс. Поступил настолько отвратительно, что пульсация боли внутри Гермионы не давала им больше чувствовать магию друг друга. Но связь родственных душ никуда не исчезла, так? Всё равно любые испытания в жизни Драко сводились к ней, к Гре-е-ейнджер. Ни секунды не сомневаясь, вчера Драко перенёсся к своей ведьме. И пусть он выжил, возможно, даже протянет и до конца этой бойни, гордо именуемой Второй магической войной, однако Драко — Пожиратель смерти. Значит, ему предназначено ответить за ужасы, которые он творил в Хогвартсе. Если выживет. — Как твои родители, Гермиона? — мягко спросил Драко. Грейнджер успела спрятать их, вывезти из страны, она ведь призналась, после того как Драко предупредил львёнка о рейде. Но до сих пор Драко никогда не интересовался их магловской жизнью. Как хоть зовут мистера и миссис Грейнджер? Сколько им лет, чем они зарабатывают? Драко ни тролля не знал. Ни тролля. А случись им встретиться, как бы родители Грейнджер приняли его в семью, согласились бы отдать драгоценную дочку в запятнанные кровью руки Драко Малфоя? Или… унизили бы его, подобно тому, как Люциус всегда унижал грязнокровок? Гермиона снова закусила губу, и Драко, наплевав на неловкость, обласкал обиженный рот кончиком большого пальца. Её кожа была тонкой как молодой персик. — Надеюсь, с ними всё хорошо, — скрипуче пробормотала Грейнджер. Странно. — Ты разве не знаешь? Гермиона встретилась с ним взглядом. Карамельные омуты сверкали словно бездонное зеркало души. Стеклянное полотно. — Я стёрла им память, Драко. Что? Сердце пропустило удар. На миг Малфой задохнулся, а потом решительно притянул Грейнджер к себе. Она сошла с ума. И она вполне смогла выкинуть такой фортель. С её-то гриффиндорской самоотверженностью… Драко обхватил тонкую фигурку львёнка руками, ногами, поцеловал в макушку. Голова шла кругом. — Мне жаль. Прости, Гермиона. Я был таким идиотом. Прости меня,.. за всё. За то, что был эгоистом и взял её. За то, что отверг сразу после. Что не смог отпустить. Сидя на полу, на коленях, они судорожно тискали друг друга. Врезались в тела. Гермиона гладила и гладила Драко. И он — гладил и гладил её, везде, где мог дотянуться. — Где ты была после того, как уложила меня? — спросил Драко. — Спала со мной? Её руки замерли. С осторожной настойчивостью Грейнджер отстранилась. — Нет, я… тут рядом комната Джинни, — опасливо сообщила она, мотнув подбородком влево. Малфой хищно прищурился. — В этом нет нужды. Это ведь твоя комната, я помню. Ты можешь остаться здесь. Со мн… Дверь распахнулась так резко, будто её со всей дури пнули. — Малфой! — заорал Вислый. — На пару слов. В кривых ручищах рыжего тоже был зажат гадский номер «Пророка».Семь секунд рая
— Рон дал тебе свою метлу? — неверяще спросила Грейнджер. Её глаза очаровательно распахнулись, и Драко с виду беспечно пожал плечами. Непривычная фланелевая ткань красной клетчатой рубахи — тоже с плеча Вислого — липла к потной спине и прикрывала заштопанные штаны из грубой некрашеной шерсти. Ветер с моря холодил мокрый затылок, трепал непослушные пряди волос. Платиновые локоны, уже длиною до подбородка, лезли Драко в рот, щекотали нос. Намекали, шуршали: «Свобода». — Вислый не любит оставаться в долгу, — едко усмехнулся Драко, спрыгивая с черенка. — По сравнению с тем, что я дал ему взамен, метла — это сущий пустяк. Да уж, на ту груду блестящих золотых галлеонов, которую Драко изъял из семейного хранилища Малфоев в Гринготтсе, можно запросто купить целый мэнор «Чистомётов» и даже «Молний» или «Нимбусов» в придачу. С таким богатством Драко запросто мог заказать в Париже ворох новых обсидианово-чернильно-угольных мантий, брюк оттенка чёрного нефрита и рубашек модного китайского шёлка цвета безлунной ночи. Однако Драко не стал. К чему опять становиться колким, чересчур заметным наброском Драко Малфоя? Таким чёрно-белым? К чему собственноручно рисовать на груди мишень для ярости Пожирателей? Нет, полученными деньгами распорядились иначе: Драко пожертвовал часть унаследованных галлеонов Ордену Феникса. А заодно убедился, что как бы Волдеморт ни старался запугать гоблинов и прибрать к рукам золотые жилы гоблинских банков, сия задумка Тёмному Лорду не удалась. В Гринготтсе якобы зверски убитого Драко встретили с неизменной равнодушной прохладой. Входные двери чинно щелкнули, шаги Драко гулко отскочили от мраморного пола и ударились о высокие своды главного холла банка. Казалось, торжественный Гринготтс существовал вне времени, вне войны, вне смерти. Сам по себе банк был законом и порядком. И единственная формальность, что интересовала напыщенного пожилого гоблина Крюкохвата — это резной ключ, который вместе с прощальной запиской прислал сыну Люциус. То был ключ от врат спрятанного в ледяном пещерном аду золотого рая. Стоило сверкнуть им перед взором Крюкохвата, как внешне совершенно невозмутимого Драко вполне себе вежливо усадили на малюсенькую тележку и со скоростью гоночного «Нимбуса» помчали в недра горы. По тонким извилистым рельсам, сотни лет как проложенным над зияющими чёрными пустошами посреди солевых камней. Видит Святая Цирцея, если бы под пальцами Драко был черенок метлы, а не железный ухват тележки, тот бы хрустнул и переломился пополам. Когда Драко наконец-то ступил на ровный выступ почти на дне пещеры, его ноги тряслись, а напрасно съеденный завтрак просился наружу. Воздуха не хватало, затхлость царапала ноздри. Вслед за Крюкохватом Драко прокрался мимо измождённого дракона на цепи. Украинский железнобрюх уже выпустил было отчаянную струю огня, однако Крюкохват выказал себя хитрецом: вынул из припасённого мешка нелепые железные звякалки и принялся долбить по ним что есть мочи. Бедный дракон скрючился, шарахнулся в угол, и Драко попал в главное хранилище Малфоев. Никто не отследил, сколько монет Драко унёс с собой: бисерная сумочка Гермионы пришлась как нельзя кстати. Как и шкатулка со свитком пергамента, где был описан ритуал полного вступления Драко в наследство. Отныне его законное право на титул Лорда Малфоя никто не сможет оспорить. Ни Беллатриса, ни Волдеморт, ни сам Мерлин. В ладонях Драко гудела мощная родовая магия. Она вибрировала и плескалась, невидимые глазу жилы сплетались в прочные сосуды. Драко буквально чувствовал свою древнюю кровь, задыхался, когда та горячила вены. Когда вскипала от близости Гре-е-ейнджер. — Полетай со мной, — легко позвал Драко. Мигом вспыхнувшая румянцем Грейнджер тут же отступила на пару шагов назад и едва не угодила в большущую лужу, что осталась после первого майского дождя. В воздухе витала весна: здесь, на воле, он был насыщенным и свежим, пропитанным криком наглых прибрежных чаек, шелестом спокойного нынче Северного моря. В луже, сквозь налёт пыли, бликовало солнце. Яркие лучи словно манили заглянуть в глубину. Вот полюбуйтесь: новый Лорд Малфой — отображённый в бездне капель дождя, в застиранной чужой рубахе и кособоких брюках, с волосами почти как у родственной души, похожими на белесое воронье гнездо. Свободный. — Ты что, львёнок, боишься? — игриво подразнил Грейнджер Драко. — Я тебя не уроню, клянусь. Ну же. И он поманил Грейнджер натруженной ладонью. Он скучал по небу. Скучал по ней. Хотел разделить небо — с ней. Грейнджер вздёрнула нос: Драко знал, куда давить, чтобы задеть её гриффиндорский бунтарский дух. Порою он знал её лучше, чем себя самого. — Ладно, — согласилась Грейнджер восхитительно сварливым контральто. О… По его груди разлилось тепло. Попа-а-алась, да? Драко уже не усмехнулся, нет — одарил львёнка искренней улыбкой. Крошечной крупицей местечкового счастья. Всё для неё, только для неё, Грейнджер — от него, Малфоя. С него лавой сходила ласка, огненными ручьями стекал трепет. Гре-е-ейнджер… Какая она всё-таки умница. Конечно, боится: сколько раз в гостиной Слизерина проходились по дикому страху Золотой девочки перед обычными полётами на метле. Та же Паркинсон не упускала возможности подколоть надоедливую заучку и в глаза, и за глаза. Мерлин, да буквально весь Хогвартс видел, как учебный хроменький «Вихрь» под Грейнджер бесился и всё норовил встать на дыбы. Золотой девочке не давались полёты, пока у неё не было Драко. В прошлом. Он протянул Грейнджер руку. — Садись вперёд. Я поддержу. Драко нутром почувствовал, как Грейнджер буквально заставила себя приблизиться к нему, преодолела инстинктивное сопротивление своих ошеломительно стройных ног и слегка неуклюже перекинула бедро через черенок метлы Вислого. Что говорить, уизлевский «Чистомёт» не отличался удобством, скорее, модель подходила не слишком богатым игрокам в квиддич, которые вовсе не нуждались в лишнем пространстве. Упругие ягодицы Грейнджер плотно прилегли к раскинутым бёдрам Драко, когда тот уверенно сел позади неё. Сглотнув внезапно сладкую слюну, он хмыкнул ей в ухо, почти замурчал и обвил рукой тонкую ведьмину талию. Притиснул ещё ближе. Втиснул в себя и сковал бледным, адамантовым обручем своих предплечий. Невербально накинул на них двоих согревающие чары: Грейнджер только-только справилась с сипом в голосе, поэтому им двоим вовсе не стоило взмывать в ледяные облака незащищёнными. И без досадной простуды Грейнджер завтра рискнёт собой. Они оба рискнут. Равно как и весь Орден Феникса. Настолько по-крупному, как не рисковали ни разу с момента возрождения Волдеморта. Ни разу в жизни. Возможно, Драко прижимается к львёнку в последний раз? Выпрямив спину, будто чопорная выпускница академии благородных девиц, Грейнджер попыталась соблюсти никому не нужные приличия. Однако Драко ей не позволил. Закатил глаза. Хватит. Он желал быть с нею, в небе, сейчас и… Дальше Драко намеренно не загадывал. — Откинься на меня, тебе будет легче, — с мнимым спокойствием посоветовал он. Вся кипящая кровь устремилась к вздыбленному члену, который упирался в ставшую тесной грубую ткань штанов и наверняка продавливал яму в её нежной плоти. Голос охрип. — Доверяй мне, Гермиона. Вдруг послушная, Грейнджер мазнула кудрявой макушкой по его подбородку. Её лопатки расслабились. Слава Мерлину… Ветер засвистел в ушах, от рывком набранной скорости глаза заслезились. Драко ловил тихие, судорожные вздохи львёнка, в которых угадывался восторг, наслаждался ощущением её скрюченных пальцев на своих каменных предплечьях, её разрешением позаботиться о ней. Показать ей мир с высоты птичьего полёта. За пару секунд они поднялись к границе облаков. — Мерлин Всемогущий! — поражённо воскликнула Грейнджер, глядя огромными глазами на потрясающую картину бескрайнего Северного моря, залитого закатным светилом. Вода блистала и местами пенилась, приказывала, уговаривала, звала: подняться ещё выше, объять мир — шире и глубже. Познать истинную свободу стремительного падения и парения в невесомости. Тело Гермионы задрожало. — Тшш, — ласково шепнул Драко, зарываясь в её восхитительные персиковые кудри. — Нравится? — Да… — она не прекращала дрожать. Не от холода, нет — согревающие чары прекрасно ограждали от ледяных порывов кусачего воздуха. Скорее от... беспокойства? — Драко, скажи... Тебе обязательно возвращаться в Малфой-мэнор? Там ведь вся его свора. Того-Кого-Нельзя-Называть. Грейнджер такая Грейнджер. Способная простить любые его грехи. Заботливая. Сексуальная, притягательная до боли, Цирцея порази его испорченную натуру. Драко вздохнул. Хорошо, они поговорят об этом. О дерзком плане Ордена Феникса. Самоубийственной миссии на территории врага. Завтра война может закончиться… так или иначе. Надо держаться невозмутимо, пусть в душе хотелось схватить Грейнджер в охапку и утащить её в неприступный замок без окон и дверей, затерянный в другой вселенной. Уж точно не в лучшую школу чародейства и волшебства в Британии, где в последний год был проходной двор для свирепых безумцев-Пожирателей. — Ты же знаешь, львёнок, что только мне под силу проникнуть домой незамеченным, — лаконично напомнил Драко. — Мэнор подчинится мне, я запросто обойду тамошние охранные ловушки, и никто и глазом не успеет моргнуть. Даже Беллатриса не учует моей ауры, такова родовая магия Малфоев. Мы будем глупцами, если не воспользуемся шансом. Ты ведь понимаешь, что нужно избавиться от Нагайны прежде чем Лорд примчится в Хогвартс? А он точно сорвётся в школу, как только почувствует, что вы завладели диадемой Кандиды Когтевран. Грейнджер всплеснула руками, и Драко напряг предплечья до предела. Степень её доверия к нему сражала наповал. Всё-таки под ними простиралась бездна морозного воздуха и полотно толщи водяной глади, а Грейнджер балансировала только на честном слове Драко. Он обещал не ронять её. Ради Мерлина… и ради себя. — Но мы даже не знаем, где искать эту дурацкую диадему! — сдавленно пискнула Грейнджер. Однако в Хогвартсе есть тот, кто знает. Драко потёрся носом о затылок Грейнджер и почувствовал, что пьянеет. Она была его личным персиковым ликёром, крепчайщим и коварным, с парами драккловой Амортенции. Той ведьмой, с которой ему хотелось уютно молчать, которой тянуло лепетать всякие нежности, пошлости. Зубы зудели от желания впиться в тонкую шею. Он ещё помнил на вкус эту бархатистую кожу. Вместо плотских утех Драко постарался утешить свою Гре-е-ейнджер. — Подожди, львёнок. — От интимного прозвища Грейнджер вздрогнула. Блядь. Она сводила его с ума. — Главное, найти Серую Даму, уговорить её… расколоться. Можешь льстить, давить на жалость, врать, говорить правду… Смотри по ситуации. Ты справишься, Гермиона. И я справлюсь. Не зря же мне меч вручили. — Драко не удержался от смешка. — Когда я взял в руки священный клинок вашего незабвенного Гриффиндора, думал, тот отрубит мне кисти. Веришь? Но я почувствовал… тепло. Даже принятие. Представь, об этом напишут в хрониках Волшебной Британии: перед битвой Пожирателей с Орденом Феникса меч Годрика Гриффиндора с радостью отдался слизеринцу. — Драко! Грейнджер шлёпнула его по пальцам. В ответ Драко уронил голову и куснул её в затылок. Сомкнул зубы и полизал, с чувством одуряющей власти. Метла качнулась немного вверх, и вот уже Грейнджер полулежала на его груди. Дрожала как осиновый лист. Он поймал обольстительный, задушенный стон. Драко самого разбила дрожь. Левой рукой он взял Грейнджер за шею, заставил развернуться корпусом к нему. Её глаза… Он бы вечно смотрел в её колдовские, ведьмины глаза. Такие красивые. Карамельные с чернильным ободком. Светло-тёмные. Метущиеся. Вечность была роскошью, которой Драко не обладал. С четвёртого курса ему не доставало мужества признаться ей. Но Драко вряд ли снова увидит закат, правда? Вряд ли окажется к Гермионе настолько близко. Больше не было смысла скрывать свои чувства. И Драко не станет. Сердце трагично щемило, когда на выдохе он произнёс: — Я люблю тебя. У неё затряслись губы. — Это ты так говоришь… «прощай»? Да, Драко? На подсвеченных солнцем веснушках заблестели крупные капли. Грейнджер плакала, открыто, тихо. Обречённо. У Драко перехватило дыхание. Последний закат мучил скоротечностью. Солнечные лучи спешили за край земли. Судьба и впрямь такая шлюха. И Драко, и Грейнджер оказывались на волосок от гибели десятки раз. А завтра… бесполезно просить её остаться в стороне от сражения. Драко может только ослабить Волдеморта, а потом найти её в Хогвартсе и попытаться уберечь от самого пекла битвы. — Нет, — опять утешил он. — Не прощаюсь. А ты не смей, не смей, слышишь? Зависеть от меня. Я просто не могу больше врать тебе. Я люблю. Люблю тебя, Гермиона. Очень. Он медленно — медленно — наклонился и тронул ртом её рот. И Гермионы медленно — медленно — приоткрыла губы и тронула язык Драко своим персиковым языком. Драко провалился в её изысканную сладость — медленно — ласкал её, поглощал, вылизывал. Ему было так мало. Этой медленной сладкой пытки… ему было мало. Он жаждал вечности.Семь секунд власти
Малфой-мэнор говорил с ним. Тихим шёпотом из детства, который звенел колоколами у Драко в голове. Тысячелетние стены родного дома беззвучно стонали и корчились под тяжестью утраты очередного главы рода, безвременной и позорной гибели Люциуса, и когда Драко тайком проник в камин в своей детской спальне, страдание мэнора едва не раздавило нового лорда Малфоя. Если выживет, надо будет запечатать кабинет отца, со всеми бумагами и личными вещами Люциуса внутри. Книгами по тёмным искусствам, щёгольской тростью… Задерживая дыхание, Драко крался по коридорам старинного особняка и от всей души надеялся, что стук сердца раньше времени не пробудит Нагайну. Мерзкую змею с невероятным, едва ли не вампирским слухом, которую Драко должен убить. А для этого нужно каким-то гриффиндорским чудом подкрасться к мерзкой рептилии поближе. Что ж, в руках у Малфоя и было настоящее чудо: острейший меч из чистого серебра, с рукояткой, унизанной полупрозрачными рубинами. Странно лёгкий, по легенде меч доставался лишь волшебникам, в чьей крови пылает пламя истинного гриффиндорца. Драко скривил рот. Он — и гриффиндорец? Какая ирония. Салазар Слизерин выпрыгивает из могилы. Драко остановился у главной лестницы, что вела в злополучную гостиную, где Беллатриса пытала Грейнджер, а затем, спустя девять месяцев, Волдеморт приговорил Драко к мучительной смерти. Нахмурился. Лопатки покалывало. Он был дома, посреди зловещего змеиного гнезда. На первом этаже сновали Пожирательские сошки, те, кто помельче, — на всё готовое пушечное мясо. От них воняло заскорузлой засохшей кровью и кислым потом. Однако, даже если некоторые Пожиратели и глупы как пробки, Драко не имел права попасться им на глаза. От его сегодняшней миссии в Малфой-мэноре зависел исход войны. И пусть на нём дезиллюминационные чары вкупе с искусным Муффлиато, чтобы заглушить осторожные шаги, никогда — никогда! — нельзя недооценивать чужую магию. Любое небрежное Фините могло некстати разрушить весь маскарад. А Драко не мог подвести Грейнджер. И не мог проигнорировать долг кровной мести, который наложили на него одиннадцать поколений предков. Челюсти сводило от боли. Тёмный Лорд должен умереть, на этот раз окончательно. На цыпочках Драко спустился с главной лестницы, а потом ловко нырнул в неприметную дверь, спрятанную за углом. Ещё ступеньки, вниз, в подземелья, в обитель травли и истязаний, последний приют многих пленников Беллатрисы и Сивого. Стиснув зубы, Драко прошёл мимо зарешёченных камер. Вот в этой он в последний раз видел Нарциссу… А потом сбежал как грёбаный трус. Нынче жадное подземелье пустовало. Хвала Мерлину — никого. Ни узников, ни мерзкой охраны. Опять дверь, ещё более незаметная, даже неказистая, которая на самом деле вела в святая святых Малфоев. Об это месте не знал ни один посторонний, только члены семьи и преданные роду домовые эльфы. То была ненаносимая часовня с обсидиановым алтарем в центре круглой комнаты, с каменным сводом потолка и испещрённых трещинами стен, сквозь которые сочилась самая древняя магия. Магия рода Малфоев, от самого Арманда, который и заложил эти поросшие вечнозеленым мхом камни. Драко ступил в часовню и на миг задохнулся от агонии в воздухе. Да, Малфой-мэнор убивался горем. Буквально обливался слезами… ведь Волдеморт сумел осквернить его. Что осталось от могучей ветви чистокровных волшебников? Только Драко. Только… он. На негнущихся ногах, с мечом Гриффиндора в левой руке, Драко приблизился к алтарю и уставился на фамильное древо. Портрет отца уже померк, потемнел, его ветвь пожухла словно поздней осенью, однако мамино лицо по-прежнему смотрело на Драко будто из зеркала. Нарцисса жила. Да. И значит, Драко было ради кого стараться. Ради мамы и… Гермионы. Ради себя самого, наследника великой династии, у которого не было ни детства, ни ласки, ни возможности выбирать. До сего дня. Но он — Малфой. Его удел — быть Малфоем. Драко аккуратно приставил меч к алтарю, достал из кармана мантии волшебную палочку, протянул руку над древом и едва слышно прошептал Диффиндо. Ладонь тут же пронзило резкой жалящей болью, и линию жизни и судьбы рассекло порезом. Кровь закапала на ствол древа, которое зашумело, заколыхалось и вдруг вспыхнуло ослепительным светом. Драко сощурился, глаза заслезились, однако он не сдвинулся ни на дюйм. За спиной — только мёртвые предки: ему некуда падать. Впереди — две живые, родные ведьмы, Нарцисса и Гермиона, и Драко их любит. Любит. А значит, — ему есть куда лететь. С упрямством и высокомерием аристократа Драко стоял на трясущихся ногах перед алчным алтарем и терпел испытание вступления в права наследства. Все Малфои его проходили. Все. И Арманд. И Брутус. И Септимус. И Абраксас. И… Люциус. И вот теперь настал черёд Драко. Волшебная кровь в его венах бурлила, пузыри разрывали сосуды, обжигая Драко изнутри. То была пытка и может быть даже зверство, но слаще него Драко не знал. Сладкая боль. Жгучая и пряная, точно раскушенный изысканный перец. С Драко сошло семь потов, прошло семь минут, часов, дней… а ритуал слияния с родовой магией всё длился и длился. Ладонь пульсировала, раз, два, три… семь. Внезапно настойчивым импульсом Драко ощутил непреодолимую тягу. Он протянул руку и с осторожностью прикоснулся к своему портрету на древе. Опять вспышка, огонь, лёд — и… всё закончилось. Пот заливал глаза. Губы потрескались. А под веками ожил Малфой-мэнор. Драко остро почувствовал каждую песчинку фамильного дома, каждую комнату оскорблённого чужаками особняка, услышал ропот старых деревьев в саду, проникся ужасом маминых роз, сквозь которые ползла кровожадная, гадкая Нагайна. Обожаемой змее Волдеморта не вредили шипы, её кожура была слишком прочна для нежных цветов. Но кто ж ожидал, что теперь Драко мог взмахом ресниц перенестись куда угодно во владения Малфоев? И к тому же мог покуситься на жизнь и Лорда, и остальных Пожирателей, ведь Тёмная Метка Драко не бесилась от непереносимой боли, стоило ему задуматься о предательстве Повелителя. Деяние фанатки Беллатрисы, которая вырезала на предплечье Гермионы то мерзкое клеймо — г-р-я-з-н-о-к-р-о-в-к-а — позволит Драко погубить кумира мадам Лестрейндж. И право, какая шутка. Это разорвёт чёрное сердце Беллы. Драко снова ухватился за рукоять меча Гриффиндора. Левой, окровавленной рукой. Удар сердца. Вихрь аппарации — к розарию Нарциссы. Вдох. Резкий взмах длинного, узкого серебряного клинка. Голова отвратительной змеи с высунутым раздвоенным языком мгновенно отделилась от тела и покатилась в шипастые кусты, чтобы там быть исколотой и поглощенной мамиными розами. Слава Мерлину и Моргане, умирающий крестраж не шипел. Нагайна взяла и… сдохла. Вот так — разом. Огромное безглавое тело дёргалось в конвульсиях среди орошённых тёмной змеиной кровью роз. Драко затошнило. Он ни в коем случае не мог допустить, чтобы останки Волдеморта были погребены на земле Малфоев. Наложил невербальное Инсендио, и неумолимое погребальное пламя сразу поглотило тело мёртвой Нагайны. Вот так, поделом. Змеиная кожа воняла горелой плотью, розы Нарциссы жухли и трещали, а Драко стоял на маминой клумбе, широко расставив ноги. Он щурился. Слишком просто, не так ли? Нагайна чуть ли не позволила себя убить. И слишком быстро опустел мэнор. Куда исчезли прихвостни Волдеморта? Сердце пропустило удар. Конечно… Хогвартс. Видимо, Лорд уже прознал, что Золотому трио удалось обойти защиту Роули и проникнуть в школу. Надо срочно попасть в Хогвартс.Семь секунд ада
Велением мысли Драко очутился в развороченном отцовском кабинете, а оттуда, бросив в очаг камина полную горсть летучего пороха, ринулся в школу, теперь уже в кабинет директора Снейпа. Удивительно, но Северус не перекрыл Малфоям доступ. Почему? Почему… Снейп убил Дамблдора. Ради Драко, чтобы спасти Драко… Или была другая причина? Размышлять над странными решениями Снейпа на самом деле было некогда. Уже в замке, Драко бормотал ругательства и нёсся по пустым коридорам в сторону Большого зала. Великий Мерлин, пусть Грейнджер будет там, со своими тупыми друзьями. Пусть Драко просто найдёт её и оградит от любых посягательств на жизнь своей половинки. Он её защитит, защитит во что бы то ни стало. А потом, вместе, они вместе разыщут диадему Кандиды Когтевран. Проклятый антиаппарационный барьер в Хогвартсе мешал Драко переместиться к Грейнджер мгновенно. Клеймо вдруг запекло. Драко споткнулся на полпути. Волосы на затылке встали дыбом. Он опоздал. Гермиона уже нашла диадему. И Гермиона была в смертельной опасности. Драко уловил отголоски её паники. Её сердце колошматило прямиком ему в рёбра. Где? Где же она, гиппогриф всех раздери? В отчаянии Драко тёр немую Метку, и немое клеймо, вопреки всем инферналам надеясь достучаться до львёнка. Он едва не стонал сквозь зубы. Пусть Гермиона его услышит. Пусть ощутит его зов. Пусть… пустит Драко в свою душу снова. Львёнок. Он судорожно выводил её прозвище поверх позорной Тёмной Метки. Львёнок. Львёнок. Гермиона. Где ты? Сквозь адски-горячее покалывание Драко разобрал ответ Грейнджер: «В-комн…» Выручай-комната? Но с какого перепугу стало так невыносимо жарко? Драко судорожно оглянулся. Он застрял на третьем этаже, рядом с какой-то затхлой каморкой. А Выручай-комната пряталась на восьмом. Он успеет. Драко помчался наверх так быстро, как никогда в жизни. Лестницы Хогвартса помогали ему и вели кратчайшим путём. Разум видел лишь одну цель — заветную дверь, что откроется только тем, кто безнадёжно нуждался в помощи. И Драко нуждался в ней, в Гермионе. Живой, живой… Он успеет. Ворвавшись в Выручай-комнату, Драко выпучил глаза. Что за взбалмошные игры… Откуда в Хогвартсе такой бардак? Куда ни глянь, с пола до потолка его окружали груды мусора, рухляди высотою с добрый мэнор, а может и царский могильный курган. Сломанные стулья, щепки, какие-то тусклые занавески с бахромой, осколки глиняных чашек, ступок, колб и ещё тролль пойми чего. Было дико жарко, знойно словно в котле ада. Драко всем нутром ощущал, что Грейнджер… скукожилась от ужаса. Со всех ног он ринулся к источнику её животного страха. Прямиком к языкам пламени. Наконец-то Драко почувствовал её. Кончики волос оглушительно затрещали, едкая гарь липла к ноздрям, мешала дышать, воздуха катастрофически не хватало. Казалось, мантия вот-вот спечется с кожей, въестся в его шрамы. Дорогая ткань плавилась на глазах. Драко горел снаружи. Драко горел изнутри. Так адски больно… Что делать? Что ему, блядь, делать? Когда навстречу выбежал закопчённый, перемазанный сажей взъерошенный Поттер, Драко яростно заорал: — Какого драккла? Где Грейнд… Львёнок мчалась вслед за Избранным, Вислый тоже не отставал. А за ними… Мерлин Всемогущий… За ними столбом, вихрем — гудела сплошная стена Огня. Адского пламени. Волосы Драко уже ошпаривали затылок. Он насилу отключился от агонии. Боль — ничто. Думай. Думай. Соображай, блядь! Что делать? В этом грёбаном мусоре наверняка завалялся всякий хлам. Что угодно. — Беги, Драко! — не своим голосом взвизгнула Грейнджер и марионеточно замахала руками. Глупая. Без неё — ни за что. — Поттер, призывай мётлы! Здесь наверняка они есть. — резко приказал Драко. Секунды стучали в висках, счёт шёл на семь. Драко выбросил вбок руку. — Акцио метла! Как в замедленном сне к нему подплыла старая, захудалая «Молния», которой на вскидку было не меньше сотни лет. Сойдёт, лишь бы выдержала двоих. Драко в прыжке оседлал черенок, почти насильно схватил Грейнджер подмышки и усадил перед собой. Крепко сжал её талию правой рукой, а левой вцепился в метлу. Взмыл в воздух, над пламенем. Лишь бы не достало. Им нужно выбраться, срочно, сейчас же. Всполохи трескучего пламени походили на гигантскую пасть, пожирали мусорные горы одним глотком, огонь ревел и, казалось, жил своей алчной жизнью. Драко мельком увидел Гойла и Крэбба, которые отчаянно карабкались на одну из ещё не горящих гор. Жуткая участь, и кто из них прибёг к призыву огня? Вот Вислый подлетел к слизеринцам и протянул руку. Гойл ухватился за ладонь рыжего. А Крэбб — не смог. Неуклюже споткнулся, на миг завис и… упал плашмя в раскалённый ад. Грейнджер завизжала, впиваясь ногтями в предплечье Драко. Он всё стерпел. Кошмар, да. Кожа слезет. Но… Не время сожалеть. Крэбба больше нет. Выверенным движением бёдер Драко направил шаткую метлу прочь, к открытым каким-то чудом дверям, содрогаясь от утробного воя частицы Волдеморта позади. Слов было не разобрать. Последний крестраж погиб в Адском огне. Дверь Выручай-комнаты позади них захлопнулась. И Драко рухнул на каменный пол.Семь секунд рая.
Он оглох. Затих. Ссутулился. Донельзя сухое лицо обмякло, онемело. Драко сидел на полу и ошалело моргал, глядя пустыми глазами на то, как Гермиона трясла его за плечи, но упорно не слышал ничего, будто в уши напихали тонны ваты. Её губы настойчиво шевелились, огромные карамельные глаза лихорадочно ощупывали его фигуру с пят до макушки. От спутанных в колтун волос несло печёным персиком. Персик. Драко уцепился за родной запах. Сладкий, сочный, вкусный… Персик. Так пахла Гермиона. Его Гре-е-ейнджер. Всё опять свелось к ней. — … на мертва? — Что? — сипло переспросил Драко. — Нагайна мертва? — Да… Я просто… отрубил ей голову мечом. А где меч? Драко пошарил руками вокруг, но не обнаружил знаменитого серебряного клинка Гриффиндора. Неужели волшебная реликвия сгинула в Выручай-комнате? Грейнджер будто прочитала его мысли. — Раз меч выполнил своё предназначение, он вернулся в свое тайное хранилище, — мимоходом объяснила львёнок. — А где оно, никто и не знает. Ты… — она всхлипнула, — опять спас меня, Драко, — Всхлип. — Ты цел? — Да. — Вроде да. Драко с опаской сжал и разжал кулаки. Ритуальный порез на левой ладони уже затянулся, хотя у Драко не было времени лечить себя. Он едва успел спасти свою родственную душу. Его лопнувшие губы саднили. — А ты как, львёнок? В полутьме коридора Драко с каким-то пузыристым удовольствием отметил, как по щекам Грейнджер разлились пятна смущения. Она наставила на него древко, чтобы искупать в Эпискеи, магия родственной души полилась на тело амброзией. Лечила, лечила… Секунды текли вяло, и Драко не мог объять времени. Сколько часов они уже здесь сидят? Поттер, Вислый, Гойл… он сам и львёнок. Гойл хрюкал. — Всё хорош… эээ… нормально. Почти да. — ответила Грейнджер. Внезапно она стиснула его руку, наклонилась к уху. — Это не последний. Ещё Гарри. Удивлённо Драко повернулся к ней, и Грейнджер невольно мазнула ртом по его губам. Они были горело-солёными. Её зрачки внезапно поглотили карамельную радужку. — О чем ты? — подозрительно уточнил Драко. — Последний… Гарри. Внезапно Драко понял. Понял странную способность Поттер болтать на парселтанге. Понял безумную одержимость Волдеморта Поттером. Понял значение грёбаного пророчества, которое Люциусу не удалось заполучить в отделе Тайн вечность назад. По его расплавленному позвоночнику прошёлся мороз. Драко встретился глазами с Мальчиком-Который-Выжил. — Мне жаль, Поттер. Поттер потёр очки, небрежно пожал острыми плечами. Он догадывался. Даже знал, теперь твёрдо, что для победы над Волдемортом ему предстоит умереть. Избранный встал, решительно, как и перед любым сражением. Лицо с горящими изумрудными глазами стало решительнее, чем перед матчем за кубок школы по квиддичу. Предстояла битва за мир. — Идёмте.Семь секунд безвластья.
Наверняка этот жуткий час обзовут слишком банально. «Битва за Хогвартс». Прекрасный заголовок для пышной главы в любимом талмуде львёнка. Большой зал взорвался какофонией скрежета стонов и сумасшедшего смеха. От хромающего Драко шарахались все: ученики, учителя… Он чувствовал себя облитым зловонными помоями. Так и ковылял в одиночестве, пока не подскочил чумазый Долгопупс и со всей дури не хлопнул слизеринца по ушибленному плечу. Из глаз посыпались искры. Гриффиндорский идиот. — Невилл, ты что, белены объелся? — зашипел стоявший рядом Финниган. — Хорёк столько раз насылал на тебя Кру… — Он был шпионом, — нетерпеливо прервал Финнигана Долгопупс. — Всё это время Малфой помогал Ордену. Мне Рон сказал. Простоватая ирландская физиономия Финнигана покраснела, глаза едва ли не выкатились. — Что? Малфой, это правда? Однако Драко не смотрел на бесцеремонного ирландца. Он смотрел… мимо. На два несомненно мёртвых тела, которые лежали у разбитой колонны. Он узнал её сразу, но упрямый мозг отказывался подтверждать страшную догадку. Драко обогнул Финнигана по широкой дуге и подошел ближе к телам, медленно опустился на колени. Моргнул. Все суставы ломило, словно те были раздроблены. В груди образовалась чёрная дыра. Он смотрел на тело маленькой волшебницы. Как она могла погибнуть? Едва дав миру новую жизнь. Тонкс, его самоотверженная и всегда неунывающая кузина-метаморф, родила сына всего-то пару недель назад, а теперь вот лежала здесь, на грязном полу, и… странно не дышала. Прекрасные, умопомрачительные глаза цвета космоса были навеки закрыты, восковое лицо разгладилось, будто на Тонкс надета маска. Её мимика никогда не отличалась сдержанностью. Драко вспомнил первые слова кузины, её хлёсткий вопрос при знакомстве. «Кто ты»? Он взял в ладонь её тонкую ледяную руку. Другой рукой Тонкс вцепилась в такого же мёртвого Римуса Люпина. Значит, крошечный Тедди остался сиротой. Это наверняка разобьёт Андромеде сердце. И не только ей. Смерть Тонкс ударит кувалдой по Гермионе. Мерлин… Драко поднял голову в поиске своей родственной души. Грейнджер нашлась чуть поодаль, между Вислым и Поттером, рыдала у Вислого на плече, а руками хваталась за Избранного. Значит, в семье Уизли тоже кто-то погиб? Похоже, один из близнецов. Какой кошмар. Горло запершило. Куда ни кинь взгляд, сквозь брызги звонкого хохота проступает смерть, смерть, смерть… У каждого в этом зале было, к кому прислониться в поисках утешения, чьих объятий искать. Его Гре-е-ейнджер вон втискивалась в Вислого. Не в Драко. Сердце пронзило ледяной иглой. — Мистер Малфой? — раздался сверху незнакомый голос. Драко поднялся, хотя голова нещадно кружилась, а измученное тело налилось свинцом. Опустошение высасывало из него способность говорить. — Да? — вымучил он подавленно. Перед ним стояла глыба в серой мантии. — Аврор Джонсон, — отчеканила глыба. На отвороте воротника мелькнул министерский значок. — Мне предписано задержать вас до выяснения обстоятельств вашего участия в войне. Показания противоречивые. Вы — Пожиратель смерти. Аврор Джонсон не спрашивал. Он хмурил брови, мясистые губы брезгливо кривились. Сопел Драко в грудь: в полный рост Малфой был на полголовы выше. — Отправите меня в Азкабан? — равнодушно произнёс Драко. А хоть бы и так. Там, в камере, он развалится на голом полу и спокойно отдохнёт. Дементоры-то все разбежались. Однако аврор Джонсон мотнул головой. — Нет. Было решено пока поместить вас под домашний арест в Малфой-мэноре. Если снимете чары ненаносимости, разумеется. Как я понимаю, теперь вы вправе это сделать? — Драко отупело кивнул. — Я так же должен сообщить вам, что у вас есть право хранить молчание, право на адвоката… — В этом нет нужды, — грубо прервал аврора Драко. Не было сил даже морщиться. К чему эта лживая суета? Он с самого начала был готов к последствиям. Такова участь предателей. Справедливо. Драко снова посмотрел на Гермиону. Огромной ручищей Вислый гладил её по всколоченным волосам. — Я готов. — Эй, куда вы его уводите? — неожиданно вмешался Долгопупс. — Ведь Малфой помог нам, помог Ордену Феникса. Слова долговязого студента не впечатлили бравого аврора. — Если у вас есть что сказать в защиту мистера Малфоя, можете дать показания в суде, — сухо отмахнулся Джонсон. — Прошу вас, мистер Малфой.Семь секунд.
Раз. Покорно Драко пошёл вон из Большого зала. Он смотрел прямо перед собой. Ни тролля не видел. Два. Она всё равно не почувствует его ухода. Грейнджер ни к чему разгребать его чистокровную грязь. Три. Львёнок ведь ничего не должна ему, верно? Просто обязана стать счастливой. Четыре. Для этого Драко подарил ей семь своих лет. Может, подарит и оставшиеся. Пять. А сам, в одиночку, пройдет через жернов суда Визенгамота. Шесть. Очистится. Семь. Или сгниет в Азкабане.