Забавно, как легко может перевернуться с ног на голову день человека в одно короткое мгновение, стоит лишь подумать, что ничего не может его испортить.
Это был действительно восхитительный день — солнечный свет заливал аккуратное выстроившиеся улочки и бульвары, полные смеха и весёлых разговоров между прохожими, наслаждающимися ясной погодой середины лета, пока освежающий лёгкий ветерок путался в кронах деревьях и складках одежд, облегчая в ином случае удушающую жару. Среди прогуливающихся парочек и компаний вышагивал с твёрдой уверенностью Веритас Рацио — стопка бумаг в одной руке, портфель в другой, на лице застыло выражение непоколебимого спокойствия, пока он направлялся к просторному зданию конференц-зала. И хотя это был неоспоримо важный день, ведь сегодня должна была состояться презентация его новой исследовательской работы, ни одна струна его души не дрогнула в тревоге или нервозности — учёный до того был уверен, что всё должно пройти без каких либо проблем, что сомнения просто не достигали его.
Вопрос того, как пройдёт день, даже и не был вопросом по сути — всё было
обязано пройти идеально, здесь просто не было другого выбора. В конце концов, весь успех и признание, вся жизнь Веритаса были построенны на исследованиях и науке — у него не было привелегии оступиться.
С этой мыслью он толкает дверь и ступает в конференц-зал.
И всё проходит — идеально, то есть. Или, по крайней мере, до какого-то момента Веритасу так кажется.
Во время выступления слова льются с его губ плавно, без единой запинки, и заключение его исследования встречено волной оваций от таких же учёных и профессоров, заполонивших аудиторию и внимающих каждому его слову с предельной внимательностью, глаза прикованы к фигуре Веритаса за трибуной для выступлений вплоть до того момента, когда он вежливо склоняет голову и благодарит их за уделенное время по завершению своей речи. Однако это ещё не конец — многие из них будут ждать его ухода со сцены, уже готовые задать вопросы, оставшиеся без ответа во время выступления, или попросту желающие обменяться парой слов и мнений. Веритас позволяет себе тихий вздох, покидая трибуну, уже зная, что далеко не каждая из этих бесед будет приятной, и пытаясь собрать всю свою выдержку перед этим. Конечно, среди его публики сегодня были вполне образованные и умные люди, с которыми диалог будет достаточно приятен, но наверняка были и те, кто будет как обычно задавать глупые, очевидные вопросы или, что ещё хуже, спросят о магии.
Боги, он чувствует себя уставшим уже заранее.
Аудитория наполнена гулом разговоров, когда Веритас оглядывает её оценивающим взглядом — люди в основном разбились в небольшие группы, обсуждая его выступление и идеи, причем некоторые уже бросают не такие уж незаметные взгляды в его сторону, явно оценивая, стоит ли подойти прямо сейчас. Его репутация, он должен признать, была не самой светлой — большинство робело в его присутствии, знакомые с рассказами о тех беднягах, кто рискнул затеять с ним разговор на глупые темы и каждого из которых встретила несокрушимая стена аргументов в перемешку с колкими замечаниями. И всё же Веритас был рад, что смельчаки всё ещё находились — вопреки всеобщему мнению, он всегда приветствовал диалог, считая это хорошей тренировкой для ума, и вопрос был лишь в том, насколько высока будет его интеллектуальная ценность.
— Любопытное выступление.
Холодная дрожь пробегает по спине учёного, и ему приходится подавлять инстинкт вздрогнуть при звуке пустого, лишёного каких либо эмоций голоса за своей спиной. Насильно неспешно обернувшись, чтобы не выдать, как его застали врасплох, Веритас оказывается перед невысокой девушкой почти вполовину ниже него — пепельно-русые волосы спадали на плечи из-под черного берета, украшенного лиловым цветком, а аметистовые глаза смотрели на него снизу вверх равнодушно, выглядящие почти такими же пустыми, как её бесцветный тон.
— …Благодарю, — отвечает наконец Веритас, слегка изгибая губы в слабой вежливой улыбке. Откуда взялось это странное чувство всего пару мгновений назад? Девушка совершенно не выглядела… опасной или даже враждебно настроенной, но в то мгновение, когда он услышал её голос, что-то в подсознании будто взбунтовалось против попыток сохранять спокойствие и уговаривало его бежать. Какая глупость. — Остались ли у Вас вопросы, на которые я не успел ответить?
— Можно сказать и так, — тянет незнакомка, окидывая его взглядом словно в оценке по критериям, известным лишь ей самой. — Мне было любопытно, почему вы ни разу не упомянули возможность применения магии? Вы кажетесь умным человеком, поэтому должны понимать, что это могло бы значительно помочь в подобном проекте.
Ах, вот оно. Как же Веритас ненавидел подобные вопросы — «почему Вы отказываетесь использовать магию?», «знаете, если привлечь несколько могущественных ведьм или колдунов…», «было бы проще, если использовать здесь пару заклинаний»… Каждый раз подобные реплики заставляли его хмуриться и сжимать кулаки, пытаясь не выдать всё то раздражение, что его наполняло.
В мире, где сосуществовали магия и наука, он был, вероятно, единственным учёным, который проводил между ними чёткую границу. Кто-то называл это гордостью, кто-то — глупостью, но Веритасу было всё равно, и он продолжал держаться своих принципов, из раза в раз доказывая, что обычный человек может справиться сам, без прибегания к
мухлежу.
— Я не считаю необходимым использовать магию там, где научного прогресса и человеческих сил более чем достаточно, — отвечает он, стараясь придать голосу нейтральность — какими бы сильными ни были его принципы, он старался проявлять уважение к мнению собеседника в этом вопросе, если они не начинали пренебрегать его первыми.
— Вы ненавидите магию? — интересуется тем временем девушка, и Веритас невольно задумывается, моргнула ли она хоть раз за весь их диалог.
— Я не совсем понимаю, как моё мнение о магии относится к вопросу, — Веритас невольно хмурится, внезапно осознав, что само по себе это уже было достаточным ответом, и тут же чувствует начинающее крепнуть недовольство, желая как можно скорее прервать беседу со странной девушкой. Та, однако, не отступает, продолжая сыпать вопросами:
— Вы пострадали от неё в прошлом?
— Что? Нет, но…
— Задела ли она кого-то из ваших близких?
— Нет, и я не понимаю, какое отношение…
— Поразительно. Впервые встречаю человека, который так сильно ненавидел бы магию, даже не пострадав от неё напрямую. Заставляет думать, что Вы попросту не понимаете её сути.
Ну, это уже просто оскорбительно.
И тон, и смысл слов незнакомки вызывают у него кипящее раздражение — и почему люди никогда не могли держать свои носы подальше от его личных мнений? При том эта девушка говорила так, будто знала что-то неведомое ему, и это не могло не сделать его вежливую улыбку острой по краям и холодной, словно свежевыпавший снег.
— Вы не ошибаетесь — я никогда не смогу понять или принять её, ведь в магии нет логики, и точно так же в ней нет справедливости. Нужна ли мне большая причина для презрения к ней?
— …Значит, Вас отторгает отсутствие в магии… логики? — загадочная девушка склоняет голову в бок, словно любопытный зверек, хотя глаза её при этом остаются такими же равнодушными. — Боюсь, в таком случае Вы действительно не понимаете её сути — магии подобное просто не нужно.
— Мне кажется, этот разговор заходит в тупик, — цедид сквозь зубы Веритас, уже порядком раздражённый и уставший от их диалога, однако девушка будто бы и не замечает, лишь тихо вздыхая и невозмутимо продолжая говорить:
— Обычно я бы попросту оставила всё на своих местах, — морщит она нос, будто бы раздосадованная мыслью, — однако было бы жаль растрачивать потенциал, подобный Вашему, лишь из-за каких-то предрассудков, доктор Рацио.
Веритас хмурится от этих слов, собираясь уже спросить, что она имеет под этим в виду, как внезапно загадочная девушка оказывается рядом, совсем вплотную к нему, и учёный чувствует лёгкое, почти невесомое прикосновение пальцев к центру своей груди.
—
Докажи, что у тебя есть сердце, и тогда сможешь вернуть обратно свой разум.
Слова не больше, чем шёпот ветра, но внезапно голова Веритаса начинает кружиться, и кажется, что резко вспыхнувшая боль раскалённым добела огнём пронзает каждый нейрон его мозга. Мир теряет чёткость и каруселью вертится перед его глазами, а грудь словно наливается свинцом, и Веритас едва успевает зарегистрировать, что начинает падать. Тут же слышатся испуганные крики и зов его по имени, но это всё приглушенно нарастающим звоном в ушах, через который с внезапной ясностью прорезается лишь голос загадочной девушки:
— Советую отыскать Аргенти — мне кажется, у него ты найдёшь то, что тебе нужно. Ах, и не распространяйся об этом особо — такое внимание мне точно ни к чему.
Он не успевает придумать ответ — в следующее мгновение его ловит в свои объятия тьма.
***
Дорога домой в тот день… дольше, чем ему бы хотелось.
Веритас приходит в себя довольно быстро, окружённый перешёптывающимися в испуге и любопытстве гостями, и узнает, что пробыл без сознания считанные минуты — это, несомненно, было облегчением. Однако когда он оглядывает зал в поисках странной девушки, несомненно бывшей виновницей его состояния, её присутствие нигде не обнаруживается, как и никто из опрошенных им такую, похоже, никогда не видел.
В итоге он решает, что никакой пользы дальнейшее нахождение здесь ему не принесёт, и пульсирующая боль в висках только укрепляет это мнение, так что Веритасу приходится принести извинения и, схватив свои вещи, выскользнуть из конференц-зала. Рыжий круг солнца уже медленно склоняется к горизонту, окрашивая всё вокруг в тёплые тона и заставляя тени растянуться по тротуарам длинными линиями, когда он покидает здание и, устремив взор в каменную плитку под ногами чтобы избежать крайне нежелательных сейчас случайных встреч, переулками направляется к своему дому. Такой путь дольше, чем если бы он шёл площадьми и открытыми улицами, но зато тише и не так многолюден, благодаря чему головная боль начинает постепенно отступать и к тому моменту, когда он оказывается возле нужной двери, превращается лишь в слегка раздражающее ощущение вместо обжигающего раскалённого огня.
Небольшая жилплощадь, которую он считал своим домом, встречает его привычной безмолвностью, и он с тихим вздохом облегчения ставит портфель на небольшой журнальный столик, прежде чем самому тяжело опуститься на диван и закрыть глаза.
Докажи, что у тебя есть сердце, и тогда сможешь вернуть обратно свой разум.
Слова странной девушки сами всплывают в его памяти, и Веритас невольно морщится, прекрасно понимая, чем они были, но крайне не желая признавать. Проклятие было последним, с чем он хотел бы разбираться, и искушение просто не обращать на него внимание до тех пор, пока это не начнёт влиять на его жизнь и работу, слишком велико, даже если не может быть лучшим способом справиться с ситуацией. Даже меньше, чем жить с проклятием, Веритас хотел обращаться к разнообразным колдунам и знахаркам в попытках от него избавиться, не испытывая к ним особого доверия и не желая связываться с магией, ведь наверняка должен быть способ исправить ситуацию и без неё при возникновении такой необходимости.
Тихий раздражённый вздох срывается с его губ при этих мыслях, и Веритас неохотно открывает глаза, вставая с места и направляясь к книжному шкафу — ему определённо нужно было отвлечься хотя бы на вечер, перестать думать о ведьмах и их проклятиях и обратиться к чему-то такому простому и знакомому, как чтение. Учёный наугад вытягивает одну из своих книг, знакомый с содержанием каждой и не чувствуя себя сейчас особо привередливым относительно их выбора, однако его сердце тревожно замирает в то мгновение, когда взгляд опускается на раскрытые страницы.
С нарастающим ужасом он понимает, что не может разобрать ни единой строчки — буквы путаются и разбегаются, слова просто не желают выстраиваться в ровные ряды, и, будто этого уже недостаточно, вспышка боли вновь пронзает только переставшую гудеть голову.
Докажи, что у тебя есть сердце, и тогда сможешь вернуть обратно свой разум.
Осознание заставляет всё внутри него покрыться ледяным инеем от паники, и внезапно смысл проклятия становится до болезненного очевидным. В спешке захлопнув книгу с большей силой, чем, вероятно, стоило, Веритас спешит к письменному столу для проверки уже сформировавшейся теории, где разыскивает ближайший чистый лист и карандаш. Однако в тот момент, когда его кончик замирает над белоснежной поверхностью, его рука начинает дрожать, а мышцы напрягаются, словно налитые свинцом, делая невозможным вывести на бумаге хоть один символ. Веритас стискивает зубы в гневе, бессильно отводя от бумаги тут же расслабившуюся руку и зажмуривая глаза в попытке вернуть себе самоконтроль.
Горький смех срывается с его губ — какая глупость, ради всего святого, лишиться столь базовых навыков по вине проклятия. Но какой из него учёный, если его не слушаются даже собственные руки, если он теперь не может прочесть ни строки? Какой от него, чёрт возьми, теперь прок как от исследователя?
Боги, он ненавидит магию.
***
Несмотря на очевидную тщетность попытки, он обращается к врачу под предлогом падения в конференц-зале — тот, предсказуемо, лишь качает головой на любые предположения о физических недугах и даёт Веритасу адрес знакомого колдуна «на всякий случай». Он не обращается — даже если бы собирался, буквы на аккуратно оторванной бумажке всё равно заплетались и плыли, так что разобрать размашистый почерк у учёного бы не вышло при всём желании.
Слова незнакомки продолжают едва ли не ежесекундно крутиться в голове Веритаса, и очень скоро ему с неохотой приходится признать, что у него есть только один вариант.
«…Советую отыскать Аргенти — мне кажется, у него ты найдёшь то, что тебе нужно.»
Он, конечно же, знает, о ком речь — это имя путешествует по устам местных уже не первый год, а с тех пор, как несколько месяцев назад с городской окраины стало возможно разглядеть вдали силуэт гигантского строения, несуразного и будто бы дышащего, и вовсе стало едва ли не самым частым предметом обсуждений. Его звали Похитителем Сердец — слухов вокруг молодого колдуна ходило множество, но прозвище это породил один из самых распространённых, гласящий, что мужчина пленил своей красотой сердца не менее прекрасных дев и, пользуясь их влюблённостью, похищал, чтобы вырезать из грудных клеток их настоящие сердца. Веритас этому не верил — слишком гротескно и драматично звучали эти сплетни, да и конечная цель колдуна всегда разнилась от рассказчика к рассказчику, одни из которых утверждали, что он скармливает украденные сердца демону, другие — что готовит из них для себя эликсир вечной молодости, и так до бесконечности.
Независимо от собственного скептицизма, перспектива обращаться за помощью к Аргенти не казалась учёному особо привлекательной, однако это, понимал он с чувством безысходности, было лучшим из его вариантов. Не то чтобы он доверял словам незнакомки или полагался на них как на неожиданный совет по доброте душевной, но любые маги и колдуньи в городе даже не рассматривались им из соображений конфиденциальности — в конце концов, Веритас не хотел, чтобы о его проклятии стало хоть кому-то известно, а отправляться в другие населённые пункты заняло бы гораздо больше времени.
Докажи, что у тебя есть сердце, и тогда сможешь вернуть обратно свой разум.
Может быть, под стать ему сердце действительно найдётся лишь у колдуна, что известен их похищением.
