ID работы: 14370818

(не)органическое сердце

Слэш
PG-13
В процессе
47
Размер:
планируется Миди, написано 44 страницы, 6 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
47 Нравится 35 Отзывы 5 В сборник Скачать

VI. о сложных решениях, скелетах в шкафу и признаниях

Настройки текста
      Первое, что видит Веритас, когда дверь в комнату всё же оказывается открыта — разбросанные по полу осколки, которые, как он быстро понимает, были зеркалом — ну, или тем, что от него осталось. Второе — знакомая фигура, сидя на постели прижавшаяся к стене и закутанная в плед так, что невозможно было разглядеть ничего, даже лица или рук; и всё же у Веритаса не было сомнений в том, кто прятался в этом странном укрытии.       — Аргенти?       Оклик поначалу остаётся без ответа, и Веритас от этого хмурится — с Аргенти явно что-то не так, и, присмотревшись, можно даже заметить, что он мелко дрожит в своём укрытии, лишь усугубляя ворочающееся в груди беспокойство. Но позвать ещё раз он не успевает, ведь чужой приглушённый голос всё же раздаётся в ответ, слабый и с плохо скрытой дрожью, каким учёный его ещё ни разу не слышал.       — ...Я в порядке, дорогой Веритас, клянусь. Ты можешь оставить меня.       Это была настолько абсурдная попытка избавиться от него, что Веритас не может не фыркнуть. Осторожно, пытаясь не наступить на стекло и не издать при этом резкого шума, потенциально напугав этим колдуна, он делает шаг вперёд, заговаривая снова и сохраняя свой тон твёрдым и спокойным:       — Аргенти, я полностью доверяю своим глазам, и то, что я вижу, сказанному тобой сильно противоречит, — он делает ещё шаг, но колдун должен заметить как приближается его голос, ведь упрямо молчит и только сильнее сжимается в клубок, словно пытаясь занимать как можно меньше места или и вовсе раствориться в воздухе, заставляя этим Веритаса только раздражённо вздохнуть. — Это просто смешно. Скажи, что случилось, хотя бы ради Келуса — он от переживаний за тебя чуть ли не с ума сходит.       На языке при этом вертятся слова, которые так и хочется добавить, сказать, что не только из-за Келуса он здесь, но Веритас не поддаётся — это сейчас не настолько важно. Ещё будет время. Пока всё, что ему остаётся — стоять на месте и ждать, когда Аргенти подпустит его ближе, чтобы понять, что происходит.       Колдун долго молчит, но у Веритаса, когда того требует ситуация, терпения достаточно, поэтому он ждёт. В конце концов его молчаливое присутствие должно стать для Аргенти абсолютно невыносимым, ведь из-под пледа доносится тихий поверженный вздох, прежде чем колдун всё же отвечает, звуча при этом почти умоляюще:       — Я… я не хочу обременять тебя необходимостью отравлять свой взор видом столь безобразного чудовища.       Веритас настолько застигнут врасплох данным заявлением, что едва не испускает недоверчивый смешок, ведь...что это вообще должно значить? “Безобразное чудовище”? Аргенти? Понятия казались в его голове абсолютно не сопоставимыми — а как они могли быть, когда речь шла об известном своей неземной красотой колдуне, виновном в похищении стольких сердец?       — Я уверен, всё не может быть так плохо, — он сохраняет свой тон непоколебимо твёрдым, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы убедить мужчину, и делает ещё один шаг, мысленно отмечая, что со следующим подойдёт к кровати вплотную. — В этом мире слишком мало вещей, которые заставили бы меня развернуться и уйти прямо сейчас.       Веритас лишь с запозданием понимает, насколько неприкрыто искренней получилась фраза, и всё же назад её не берёт, только ждёт терпеливо, игнорируя собственное дрогнувшее сердце — “холодный рассудок важнее эмоций”. И его ожидание наконец-то, наконец-то окупается, ведь тихий, пусть до сих пор напряжённый от нервов, но теперь звучащий почти мягко голос отвечает ему:       — ...Хорошо.       Это именно то разрешение, которого ждал учёный, чтобы наконец сделать последний шаг и уверенно, пусть и не без осторожности, поднять руку, сжимая в пальцах и наконец медленно стягивая ткань. Прежде, чем увидеть хоть что-то, Веритас может почувствовать, как Аргенти от этого действия вновь напрягается, но больше не останавливает учёного, покорно позволив ему убрать плед и увидеть, в чём же было дело.       И первое, что видит перед собой Веритас — длинные алые перья.       Они неизбежно бросаются в глаза, заставляя учёного замереть с сжатым в руке пледом, теперь наполовину соскользнувшим с плеч упрямо не смотрящего на него Аргенти. Казалось, что они были везде — покрывали руки, высовывались из выреза рубашки и поднимались к шее, а часть и вовсе были вырваны и рассыпались по простыням, тусклые даже на свету, но безошибочно кроваво-красные, точно такие же, как и найденные Веритасом месяцы назад по всему дому во время уборки. Даже тогда, вспоминает он, они показались ему будто бы наспех распрятанными, небрежно и явно в попытках избавиться от них поскорее, и теперь показавшиеся ранее такими странными находки стали иметь гораздо больше смысла.       Аргенти не пытается никак объясниться, лишь молчит, опустив голову так, что длинные волосы падают на лицо, и внезапно Веритас понимает — колдун так до сих пор пытается от него спрятаться. Но учёный верен своему слову — так легко его не оттолкнуть, точно не так. Поэтому он с непривычной осторожностью обхватывает щёку мужчины и с твёрдой деликатностью подталкивает вверх, вынуждая поднять голову и посмотреть на него.       Веритас не видит в Аргенти ничего безобразного и уж точно не видит чудовище — всего лишь напуганного человека.       — Я думал, ты достаточно умён, Аргенти, — его голос тих, почти нежен, что-то сокровенное только для них и только в этом моменте, когда Веритас мягко проводит большим пальцем по маленьким пуховым пёрышкам, покрывающим щёки колдуна, в чьих бирюзовых глазах одновременно испуг, напряженное ожидание и надежда, от чего сердце Веритаса болит. — Понадобится больше, чем пара перьев на твоём лице, чтобы меня напугать, идиот.       Аргенти смотрит на него так, словно Веритас — спустившийся с небес ангел или божество, и беспомощно открывает рот в попытке заговорить, но с губ не срывается ни слова. Учёный выдерживает этот взгляд с абсолютным спокойствием, не отводя глаз и надеясь, что это убедит Аргенти в его честности — и вообще, разве он когда-нибудь ему лгал? И колдун, должно быть, наконец находит в его лице что-то достаточно убедительное, ведь у Веритаса есть мгновение, чтобы заметить затопившие бирюзовые омуты благодарность и облегчение, прежде чем чужие руки внезапно сомкнутся на его талии и притянут ближе, а чужое лицо уткнётся в его кардиган, заставляя замереть в этих внезапных объятиях.       Веритас ошеломлён — в жесте столько неприкрытой ничем нежности вперемешку с признательностью и доверием, что это ощущается интимнее, чем всё им когда-либо испытанное, ближе, чем он был с кем-либо за всю свою жизнь. И он не знает, как поступать с осознанием того, что у него нет ни малейшего желания этому сопротивляться — каким-то образом Аргенти вытащил из него то “лучшее”, о котором он и сам не подозревал, обнажил стороны, неизведанные ранее никем, включая самого Веритаса. Поэтому он делает самую логичную теперь для него вещь — зарывается пальцами в алые локоны и мягко прижимает колдуна к себе в ответ, не смея пошевелиться или отпустить.       И когда Аргенти отстраняется первым и вновь поднимает на Веритаса взгляд, полный благоговения и нежности, это ощущается как падение в пропасть, даже если обе его ноги твёрдо стоят на земле — и он встречает это падение с распростёртыми объятиями.       — Ты знаешь, что произошло? — спрашивает учёный тихо, неосознанно желая как можно дольше сохранять этот маленький уединённый пузырь вокруг них непотревоженным, и пальцы сами тянутся, чтобы заправить падающую на лицо колдуна прядь за ухо.       — Да, но это… долгая история, — губы Аргенти изгибаются в виноватой улыбке, и Веритас не может не фыркнуть, абсолютно невпечатлённо приподняв бровь:       — Уверен, времени у нас достаточно.       И Аргенти беспомощно смеётся, качая головой в поражении и вновь пряча лицо в чужом кардигане — Веритас находит это забавным, особенно когда его пальцы зарываются в чужие локоны и это вырывает из горла колдуна приглушённую трель, подозрительно похожую на птичью.       — Ты как всегда прав, мой милый Веритас.       — Конечно, пора уже привыкнуть, — усмехается мужчина чувствуя растекающийся по щекам слабый румянец от непривычного обращения. Они не произносят самого главного вслух, но этого будто пока и не нужно — всё есть в подаренных друг другу взглядах, слегка сбившемся у обоих дыхании и ставших нежными прикосновениях пальцев.       У них будет время обсудить всё, что требует разговоров, но пока они решают вместо этого подарить себе ещё несколько минут в объятиях.

***

      — ...Вау, — бормочет едва ли громче шёпота Келус, разглядывая Аргенти огромными от удивления и любопытства глазами — колдун замер посреди комнаты с нервной улыбкой на лице, одинокая фигура, выглядящая до того неловко и замкнуто по сравнению с привычной излучаемой уверенностью, что Веритасу его было почти жаль. Ключевое слово “почти”, ведь хотя Келус и был явно ошарашен, в его взгляде не было ни капли неприязни, напротив, юноша смотрел на Аргенти с благоговением, поэтому жалость была неуместна и не нужна.       — Прошу прощения, что так долго скрывал… это от вас, — наконец с мягкой осторожностью заговаривает колдун, явно старательно подбирая слова, бросив при этом неуверенный взгляд на Веритаса. — И прошу прощения за любое учинённое вам двоим беспокойство — я не хотел напугать вас своим необдуманным поведением.       — Ты говоришь так, будто уже давно знаешь о происходящем, — учёный скрещивает руки на груди, твёрдый тон и непоколебимый взгляд заявляют колдуну, что лучше им разобраться со всем побыстрее и не увиливать от темы. — Если я прав, то для тебя было бы странно оказаться застигнутым врасплох этим… чем бы это ни было — только сейчас.       — Ах, от тебя ничего не скрыть, милый Веритас, — улыбается смущённо Аргенти, и учёный только закатывает глаза, старательно игнорируя, как Келус в стороне удивлённо бормочет “...Милый?”.       — В таком случае, что именно случилось сегодня?       Вслед за его вопросом на мгновение повисает пауза, в течении которой колдун выглядит колеблющимся, но Веритас, как бы ему ни хотелось поскорее докопаться до правды, только терпеливо ждёт. Признаться честно, в его голове сейчас бурлит целая тонна мыслей, и хотя большая часть из них, верная его натуре, окрашена в оттенки любопытства и научного интереса, там достаточно место и для беспокойства. И всё же он надеется, что по его фасаду об этом догадаться невозможно — в конце концов, для продуктивного разговора хотя бы один человек в этой комнате должен сохранять спокойствие.       — ...Как вы могли догадаться, мои дорогие друзья, это тоже проклятие, — в конце концов прорезает тишину тихий и непривычно утомлённый голос колдуна, когда он всё же начинает объяснения. — Но, в отличие от ваших, оно… прогрессирует, за неимением лучшего слова. Стыдно признать, но когда я утром увидел, что это уродство впервые добралось до моего лица, я… был несколько выведен из равновесия.       — Прогрессирует? — хмурится учёный, невольно ловя брошенный в его сторону обеспокоенный взгляд Келуса и не в силах отрицать, что новость заставила тугой ком беспокойства зашевелиться и в его собственной груди. — Почему? И есть ли способ это остановить?       — Ах, как много вопросов, — Аргенти слабо смеётся, но от глаз учёного не укрывается, как его фигуру сильнее сковывает напряжение.       — Аргенти, — Веритас хмурится, не в силах скрыть разочарование в голосе от попыток колдуна увильнуть, и в ответ получает ещё одну извиняющуюся улыбку.       — Приношу свои извинения, просто эта тема… не самая простая для обсуждения, — колдун вздыхает, отстранённо качая головой, но всё же продолжает: — Дело в том, что когда-то… у меня был друг.       Откуда-то из глубины дома раздаётся тихий скрип, печальнее, чем все звуки, когда-либо исходившие от здания, и эта печаль находит отражение на лице Аргенти в кривом изгибе губ, отчаянно пытающемся походить на улыбку. В аквамариновом океане его глаз бурлила нечитаемая эмоция, и тем не менее голос его был спокоен, когда он продолжал:       — Мы путешествовал по миру многие годы в поисках одной… могущественной и несравнимо прекрасной колдуньи, о которой слагали легенды и чьё имя жило на устах безумцев, готовых рискнуть всем ради её поисков. Мы были одними из них — в своём желании хотя бы раз увидеть её, узнать хотя бы малую толику её мудрости мы скитались несколько лет только вдвоём, не находя нигде пристанища и живя лишь ради своей мечты.       Честно говоря, Веритасу не нравится, куда всё это идёт — во всяком случае, по мрачному виду Аргенти было ясно, что у этой истории не было хорошего конца. Мужчина бросает короткий взгляд на Келуса, замечая, насколько он непривычно тих, и обнаруживает юношу замершим неподвижно, внимательно слушающим рассказ с нахмуренным в замешательстве выражением. Учёный не может не подумать о вещи, которой Келус в отличии от него не знает — той, что заставляла Веритаса думать, что он уже знает судьбу друга Аргенти, когда в мыслях всплывает вчерашний разговор на берегу и пропитанный печальным смирением взгляд колдуна.       Ему не приходится ждать подтверждения своей догадки слишком долго.       — В одном из посещённых нами в своих поисках городов с моим другом приключилось… нечто страшное, — продолжает свой рассказ колдун. — Он был отравлен, и оба его тело и разум начали умирать, медленно и болезненно. Я не видел во всей своей жизни более жестокого способа расправиться с человеком — его форма менялась, превращая в неузнаваемое чудовище, и в то же время он терял рассудок, постепенно лишаясь человечности. Иногда у него бывали моменты ясности, но даже они были отравлены горем для него, когда он бесконечно просил прощения за всё содеянное им в моменты помутнения — наблюдать за этим, сдерживая его от вреда людям и при этом пытаясь не навредить ему самому, было худшим что мне пришлось испытать в своей жизни.       Аргенти резко обрывает себя, на лице застыло болезненное выражение, и в течении нескольких секунд он не может выдавить ни слова, явно пытаясь бороться с нахлынувшими воспоминаниями. Веритас, вынужденный наблюдать за этим, обеспокоенно поджимает губы — есть искушение сказать хоть что-то, лишь бы облегчить крайне напряжённую ситуацию, но у него есть ощущение, что это только повредит, поэтому ученый сдерживается. Проходит мгновение, и Аргенти тихо выдыхает, собираясь с мыслями, прежде чем продолжить.       — В один из моментов ясности рассудка он попросил меня закончить его мучения, но я знал, что не смогу забрать его жизнь, как бы благородно это ни было. Поэтому я попытался прибегнуть к крайне опасной магии, заточив его душу… в этом доме. И, чтобы сохранить при этом утраченную часть его человечности… — повисает короткая пауза, и внезапно мягкая виноватая улыбка пересекает губы колдуна, когда он произносит свои следующие слова, словно приговор: — Мне пришлось пожертвовать частью собственной.       Итак, все части паззла встают на свои места. Обычно это сопровождалось бы для учёного триумфальным чувством гордости, однако Веритас обнаруживает, что единственное оставшееся в нём после рассказа Аргенти — горькая тяжесть, заставляющая пальцы непроизвольно сжиматься в кулаки. Проходит секунда, другая, третья… а у него всё не находится слов. И так они стоят посреди комнаты в мрачной давящей тишине Бог знает сколько времени, каждый занятый своими мыслями и перевариванием свалившейся на их головы информации, пока внезапно траурное молчание не оказывается нарушено Келусом.       — ...Вау, — бормочет он, выглядя до сих пор ошарашенным, и у Веритаса почему-то появляется ощущение, что юноша даже не до конца осознаёт, что озвучивает свои мысли. — Получается, мы тут все друг друга стоим. По проклятью на каждого.       Это до того неожиданный вывод из всей ситуаиции, что учёный может чувствовать, как его рот непроизвольно приоткрывается в шоке — и это главное, что Келус умудрился почерпнуть? Но Веритас не успевает найтись с ответом, ведь внезапно раздаётся смех, удивлённый, но абсолютно искренний, и учёный понимает, что он исходит от Аргенти. Повернувшись обратно колдуну, он обнаруживает, что в его глаза вернулся тёплый блеск, и всё возмущение по поводу неуместной ремарки Келуса тут же тает.       — Да, — улыбается Аргенти, и взгляд его бирюзовых глаз останавливается на Веритасе, — мы трое определённо друг друга стоим.

***

      Тихий стук в дверь заставляет Веритаса оторвать взгляд от страниц — попытки одолеть книги были всё так же безрезультатны, но он не был из тех, кто легко сдаётся — и громко позвать:       — Входите.       Тут же дверь приоткрывается, и в библиотеку проскальзывает Аргенти — гораздо более собранный и спокойный, чем утром, а так же без торчащих повсюду алых перьев. Когда с тяжелой частью разговора было покончено, Келус с беспокойством поинтересовался, можно ли что-нибудь с ними сделать, на что колдун только покачал головой — по его словам, они появлялись и исчезали сами по себе, так что оставалось только ждать. И хотя Веритас верил его словам, он не мог отрицать испытанного облегчения теперь, когда он смог лично убедиться в объяснении колдуна.       — Я не помешал, мой милый Веритас? — весело щурится колдун, и учёный закатывает глаза, но не может сдержать слабой улыбки:       — Что-то мне подсказывает, что едва ли тебя бы это остановило, — ворчит он, вырывая из колдуна еще один смешок, однако тут же делает приглашающий жест и уже закрывает книгу, откладывая на столик: — Присаживайся.       Аргенти принимает приглашение незамедлительно, устраиваясь на противоположном от Веритаса конце диванчика — учёный наблюдает за его движениями, за мягкой походкой и изящными руками, и не может избавиться от множества “а что, если”, крутящихся в его голове.       А что, если бы они встретились при других обстоятельствах — смогли бы ли они сблизиться так же, или Веритас, ослеплённый обидой, даже не взглянул бы на него дважды, как и на других ведьм с колдунами?       А что, если бы он не был так чужд с человеческой близостью и не отвергал даже саму идею о привязанности к чудаковатому колдуну так долго, а принял бы сразу?       А что, если бы он озвучил все эти роящиеся мысли — что бы на это сказал Аргенти?       Однако все эти “что-если” остаются лишь теорией, ведь аловласый колдун, усевшись напротив него, заглядывает Веритасу в глаза и мягко произносит:       — Мне кажется, есть ещё одна вещь, которую нам стоит обсудить, дорогой Веритас.       И это так — в конце концов, они оба взрослые люди, а дальше молчать о явно изменившейся между ними двумя атмосфере в надежде позволить ситуации разрешиться самой кажется совсем по-детски. Поэтому даже если Веритасу хотелось бы отложить этот разговор — не потому, что он боится, а потому, что он до сих пор не может предсказать его исход — он всё равно кивает, отвечая с полной серьёзностью:       — Думаю, так и есть.       Аргенти, кажется, его серьёзность несколько веселит, ведь он позволяет себе короткую улыбку, пока его глаза вспыхивают смеющейся искрой. Однако колдун быстро берёт себя в руки и, тихо откашлявшись, с мягкой осторожностью заговаривает:       — В таком случае позволь мне высказаться первым, — учёный незамедлительно кивает, и Аргенти в ответ отражает кивок с благодарностью во взгляде, тут же продолжая: — Я… не могу выразить в полной мере, как я благодарен, что ты не отвернулся от меня после сегодняшнего утра. Я знаю, ты сказал, что тебя так просто не испугать, и полностью верю этому, но часть меня всё же ждала, что к вечеру тебя здесь не будет.       — И всё же я до сих пор здесь, — не удержавшись, усмехается Веритас, заставляя колдуна тихо засмеяться:       — Верно, ты здесь. Но помимо этого, сегодняшнее утро помогло мне осознать нечто крайне важное, — на мгновение плавный поток его слов запинается, но Аргенти не отступает — напротив, его взгляд становится лишь решительнее, и он протягивает руку, осторожно беря ладонь Веритаса в свою, прежде чем продолжить: — Мои чувства к тебе, дорогой Веритас, гораздо глубже, чем дружеские, и для не будет большей радости, чем стать для тебя партнёром.       И вот оно. Нет фейерверков, взрывающихся на фоне, кровь не стучит в его ушах и сердце не останавливается — библиотека так же тиха и спокойна, как и во все другие вечера. Но Веритас чувствует, как наконец озвученные слова меняют что-то в нём самом навсегда — будто спустя долгие годы жизни со стянутыми туго лёгкими он впервые делает вдох полной грудью, потому что Аргенти не похож ни на кого, с кем он был раньше, и Веритас ещё никогда не испытывал такого всеохватывающего тепла от признания в чувствах.       Однако страх не может быть полностью убит парой разговоров и тёплых взглядов — он живёт у него на подкорке, не позволяя броситься навстречу раскрытым в приглашении рукам безрассудно; но Веритас думает, что может с этим работать.       — Отношения со мной… могут оказаться не тем, что ты себе представляешь, Аргенти, — тихо, но твёрдо произносит он, желая в полной мере донести до колдуна смысл своих слов. — Я не сентиментален, но крайне прямолинеен и могу быть достаточно резок — то не изменится только потому, что я испытываю к тебе чувства. И ты должен понимать, что я высоко ценю свою работу, поэтому даже если я буду стараться уделять внимание нашим отношениям настолько, насколько смогу, я не стану делать этого в ущерб своей научной деятельности. Ты уверен, что тебя это устроит?       Аргенти не отвечает сразу, только смотрит на него внимательно на протяжении долгих секунд, уже было заставив Веритаса с разочарованием полагать, что, возможно, до этого момента колдун об этом не задумывался и теперь собирался отказаться от своих слов. Однако тогда Аргенти улыбается — это уверенная, честная улыбка, с которой он твёрдо кивает головой:       — Я буду более чем доволен таким раскладом, мой милый Веритас. В конце концов, твоя прямолинейность часть твоего шарма, а очарованность наукой — одна из причин, почему я так тобой восхищён. Как же это может меня оттолкнуть?       Боже, и снова этот глупый колдун лишает его всех остроумных фразочек и колких замечаний, оставляя абсолютно немым. Как бы внимательно Веритас ни вглядывался в него, он не может уловить ни капли притворства, и это обескураживает в лучшем из возможных смыслов, в конце концов оставив ему лишь тихо пробормотать за неимением других мыслей:       — ...Я собираюсь поцеловать тебя, поэтому лучше останови меня прямо сейчас, если не хочешь этого.       И Аргенти, чёрт бы его побрал, только смеётся и первым тянется к нему — длинные пальцы путаются в тёмных локонах, притягивая Веритаса ближе, и их губы наконец-то сталкиваются, прижимаясь друг к другу с жадностью в чувственном танце.       Веритас ещё никогда в жизни не чувствовал себя таким живым.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.