***
Экзамен как всегда был сдан на отлично. На улице стояла прекрасная солнечная погода, а кафе у кампуса, на удивление, практически пустовало. Ёсан впервые обратил внимание на клумбы цветов, что стояли перед входом в кафе. Красивые. Вроде бы. Или нет? Он ничего в этом не понимал. Хотя букеты в комнате госпожи Юн были действительно прекрасными. Странно, что Ёсан был способен это понять. Может, девушка просто умела искусно за ними ухаживать? Дорога до дома казалась слишком короткой. С одной стороны, не очень-то и хотелось возвращаться в одинокую комнату, учитывая то, что раньше каждый его вечер проходил с друзьями в гараже, а с другой, не было никакого желания идти куда-либо ещё. Первое, что почувствовал Ёсан, заходя на свой этаж — это запах. Тонкий и ни чем не сравнимый. Так пахли розы. И какого же было его удивление, когда они нашлись перед его дверью. На этот раз букет был роскошным: бутоны бордового цвета притягивали взгляд, а чёрная обёртка отлично с ними гармонировала. Ёсан заметил среди цветов маленькую карточку и, подумав немного, достал её, чтобы прочитать. «Какой тебе понравился больше?» Какая сентиментальность. Неужели мужчина, способный заполучить любого в виду своего статуса, решил показать навыки соблазнения, пользуясь при этом такими старомодными приёмами? На это было жалко смотреть. Ёсан предложил всего себя в первую же встречу в отеле, а от него мало того, что отказались, так ещё и продолжили издеваться, оставляя цветы под дверью. «Никакой», — подумал Ёсан и от злости смял карточку в руке. Затем схватил букет и без всяких сомнений дошёл до отсека для отходов, чтобы немедленно скинуть в него непрошенный подарок. Оказывается, вместо того, чтобы с такой ответственностью изучать психологию военных, можно было просто почитать «Пособия хорошего тона» и впечатлить объекта. Ёсан был разочарован. Он думал, что имел дело с особо жестоким преступником, а тот на деле оказался тонко чувствующим импотентом. Сколько времени было потрачено зря, и всё ради детских игр в цветочки. Следующим твёрдым решением было избавиться и от первого букета. Ёсан поспешно вошёл в комнату и опустился на пол, чтобы безжалостно достать из-под кровати отвратительные листки газет, в которые были обернуты лотосы. Аромат цветов, казалось, пропитал комнату целиком, заставляя сбавить обороты. Он думал в последний раз посмотреть на нежные лепестки, перед тем как навсегда вышвырнуть их из памяти, но взгляд задержался дольше необходимого, а пальцы сами потянулись к цветкам. Теперь букет не казался Ёсану таким уж ужасным. Но почему? Нежные лепестки, тонкий аромат и дешёвая обёртка сильно отличались от предыдущей композиции, которая явно выглядела роскошней, но без сожалений отправилась в мусор. Почему же этот букет всё ещё вызывал восхищение, даже несмотря на то, как сильно был помят? Ёсан не понимал, но так и остался сидеть на полу: измученный, уставший и подавленный. Потому что не мог найти в себе силы встать и избавиться от цветов, которые, кажется, ему всё-таки понравились.***
Госпожа Юн не стала предлагать проводить гостя до необходимой комнаты, лишь уведомила о том, что постоялец был на месте и не имел ничего против неожиданных посетителей. Ёсан посчитал это актом доверия и, склонив голову в знак благодарности (кажется, это начало входить в привычку), прошёл в сторону лестничной клетки. Стоять перед заветной комнатой было на удивление спокойно. Сердце отбивало ровный такт, глаза смотрели прямо перед собой, а рука поднялась без всякого волнения и смело постучала по двери. Один раз. Послышался щелчок — открылась. И Ёсан обнаглел настолько, что сам толкнул дверь и зашёл внутрь. В комнате было прохладно и относительно темно. Освещали её лишь небольшие прикроватные лампы, а из открытого окна шёл холодный ночной воздух. Ёсан сделал шаг вперёд и заметил очертания мужчины, сидевшего на полу и с особым интересом изучавшего что-то на экране портативного компьютера. Лицо его отливало голубыми оттенками, а на носу были очки. Последнее даже не удивляло: пристрастие к древностям, видимо, было пунктиком объекта. — Пришел ответить на мой вопрос, студент? — спросил он, не отрываясь от своего дела, и Ёсан не мог понять, что чувствовал сейчас. С одной стороны, появилось желание съязвить, да так, чтобы побольней ужалить, с другой же — необъяснимо, но захотелось рассказать о том, что скопилось на душе. Ёсан сомневался, стоит ли играть в эти игры. И какова будет реакция на этот раз? А есть ли у него вообще хоть какой-то план? Почему-то ничего не помогало — ни накопленная информация, ни приобретённые за последнее время познания в психологии военных, ни собственные способности наблюдателя. Даже изучение языка цветов — что-то из области флористики — не смогло дать чёткого ответа, что бы это всё могло значить. Поэтому он решил сдаться и хоть немного побыть самим собой. — Я выбросил второй букет, — признался Ёсан, как в бреду, дошёл до чужой постели и сел на неё, чтобы оказаться с собеседником лицом к лицу, — а первый так и не смог. Мужчина, наконец, поднял голову и посмотрел на парня. В усталых глазах читался слабый интерес, но говорить объект не спешил. Поэтому за это взялся Ёсан. — Хотя букет просто отвратительный на вид. Эти газетные листы… я так и не понял, зачем они были нужны… и где вы их вообще откопали? — Ёсан вдруг осекся и начал жалеть, что задал вопрос, но потом передумал и продолжил. — Мне впервые кто-то дарил цветы. Я даже сначала не понял, было ли мне приятно их получать. Это так… старомодно… и бессмысленно. Я прочитал, что они могут значить, но звучит всё это очень глупо. Как цветы могут говорить что-то за адресата? Не легче ли сказать прямо? К чему все эти намеки, которые ещё и разгадывать надо… я не понимаю… Ёсан замолк и, не выдержав чужого взгляда, отвернулся в сторону окна, где кроме ночной тьмы ничего нельзя было разглядеть. Странно, что задняя сторона отеля была так плохо освещена. Может, это пристанище было выбрано неспроста? Здесь действительно было тихо и уютно. — Но, несмотря ни на что, ты всё равно не смог их выбросить, верно? — послышался спокойный голос мужчины, посмотреть на которого так и не хватило смелости. — Почему, Ёсан? Пришлось закрыть глаза: странно было слышать собственное имя из чужих уст. Это было пыткой. Он не хотел к такому привыкать. — Потому что… потому что… — Ёсан был вынужден сильно постараться, чтобы дать хоть какое-то адекватное объяснение своему внутреннему состоянию, но в конечном итоге ничего не получилось, — я не знаю. — Всё не так просто, как хотелось бы. Разве тебе не показалось это интересным? Ёсан открыл глаза и медленно повернул голову в сторону мужчины, который продолжал сидеть на полу в расслабленной позе и смотреть на него снизу вверх. Соперник оказался намного сильнее, причём не только физически, как казалось изначально. Он так мастерски смог перевернуть всё вверх дном привычные представления о жизни, поставил под сомнение и теперь наслаждался красотой своей работы. Возможно, именно так и действовали сторонники «равноправия», внедряя старый уклад в привычное восприятие вещей. Ёсан вспомнил ту самую картину, которую впервые увидел на световом экране Уёна пару дней назад. Человеку намного привычнее тянуться к прошлому, ведь в нём всё давно пройдено и изучено, в то время как будущее туманно и неизведанно. — Нет, — уверенно ответил Ёсан. Он не струсит, не поддастся искушению, как бы сильно этот монстр не старался. — Романтические жесты — это пережитки прошлого. Мне просто не хватило сил избавиться от того, что мне было чуждо… и что на самом деле не понравилось. — Тогда почему хватило сил на второй букет? — Мусоропровод оказался ближе, — усмехнулся Ёсан, бросая колкость в попытке построить оборону. — Нет, Ёсан, — ответил мужчина и снял очки, чтобы ничего не мешало зрительному контакту, — потому что запах роз стал привычным и скучным, а лотоса — новым и ранее не изведанным. Потому что бордовые розы в чёрной обёртке выглядят пошло и обыденно, в то время как бледно-розовые цветы в газетной обёртке — мягко и в то же время необычно. Ты выбрал нечто новое. Ведь это так похоже на тебя, верно? Стоило сказанному дойти до сознания, как всё встало на свои места. Оказывается, выбору Ёсана действительно было логическое объяснение. — Верно, — произнес он практически шепотом, чувствуя, как в носу начинает щипать от подступавших слёз. Стало необъяснимо стыдно за всё высказанное ранее, за все пережитые сомнения и гипертрофированную реакцию. Оказалось, объект сумел изучить Ёсана не хуже, чем Ёсан его, но подошёл к делу с куда большим профессионализмом. — Я могу дать тебе то, чего ты добивался ещё в первую нашу встречу в этой комнате, но, боюсь, для тебя это сравнимо с букетом роз в чёрной обёртке. — А чего добиваетесь вы? — не выдержал Ёсан, не сильно рассчитывая получить ответ. Но на удивление, всё-таки получил. — Тебя, Ёсан. Позволь мне добиться тебя. Только своим способом.***
Впервые приходилось идти по улице глубокой ночью без какой-либо конкретной цели. Общежитие, скорее всего, уже закрылось, но это не сильно волновало, даже если придётся переночевать под открытым небом. Он всё-таки сбежал. Как и всегда. Стоило хоть кому-то проявить к нему интерес, как он замыкался в себе, а про мёртвое сердце и говорить было нечего. Но что самое ужасное, он сбежал от человека, которого должен был разгадать, сломать, вывернуть наружу и предоставить Уёну на обработку. Видимо, Ёсан совсем сошёл с ума, раз воспринял слова объекта настолько серьёзно. Все эти изящные жесты и знаки внимания порядком его утомили. Гад оказался крепким орешком, умело переводящим стрелки на соперника. Конечно, Ёсан не верил тому, что действительно мог так сильно заинтересовать человека, не ведающего ни любви, ни сострадания. Но почему тогда он сбежал? «Уверен, и этому будет объяснение», — подумал про себя Ёсан и, тряхнув головой, чтобы избавиться от мыслей, направился в сторону круглосуточного магазина. Нужно было поесть. И выпить кофе.***
Спустя несколько дней на улицах столицы начали разворачиваться события, которых боялись не только представители новой власти, но и члены движения «сопротивление». Толпы, в основном состоящие из молодежи и школьников, начали выходить на улицы с лозунгами об истинном равноправии и требованиями прекратить гражданскую войну. Молодые парни в знак протеста были одеты в коротенькие платья, а девушки — в строгие костюмы. Зрелище было поистине животворящим и неслыханным: ограничений в выборе гардероба до этого не было, но последние несколько лет за этим стали следить, требуя некоторых корректировок во внешнем виде. Никто и не сомневался, что поводом для выхода на марш с демонстрацией стала та самая картина, что появилась на стенах торгового центра современного искусства. Ёсан старался разглядеть в толпе ораторов марша знакомые лица, но так и не смог. То, что это действительно могло быть делом «сопротивления», всё ещё не верилось. И, что самое странное, правоохранительные органы вели себя непривычно тихо, лишь сопровождая марш и спокойно призывая всех к порядку, что совершенно не вязалось с мерами, применёнными на площади «Свободы» два года назад. «Это представление», — подумал Ёсан. Новая власть, видимо, таким образом решила продемонстрировать будущим избирателям, каким безобразием может обернуться грёзы о временах матриархата. Следующим, в очередной раз доказывающим догадку Ёсана, стало то, что студенты были освобождены от занятий. По громкоговорителю послышался голос ректора, который призывал выполнить основной долг молодых граждан во благо будущего страны и сделать свой выбор. Никто так и не понял, о каком выборе говорилось, если до самих выборов было еще достаточно времени, но Ёсан догадывался о чем была речь. Студентов вынуждали присоединиться к этому представлению. Во-первых, для того, чтобы выявить «предателей», а во-вторых, студенты уж точно были способны превратить марш в настоящее шоу, которого так сильно добивалась партия правых. Ёсан был в растерянности. Если бы он работал лучше, возможно, и узнал бы о таком событии намного раньше, но ему нечего было доложить Уёну. Наверняка, команда была в таком же недоумении, как и он. Выход народа на улицы было совсем некстати и мог испортить всё, чего они добились за последние несколько лет. Настрой жителей может резко измениться, а остатки смелости и духа сопротивления могут угаснуть из-за возможных потерь и жестокости на митинге, которых Ёсан с холодным ужасом ожидал. Вряд ли всё это закончится мирно, ведь сценарий был подозрительно похож на тот, что пришлось пережить два года назад. Когда толпа, к которой примешалось множество студентов, дошла до Центрального вокзала, прозвучал первый взрыв. Кто-то скинул самодельную бомбу прямо под ноги первому ряду марширующих. Послышались крики, началась паника. Затем, как и ожидалось, загремел вой сирен машин правоохранительных органов. Люди начали суетиться, создавая давку, в которой смешались те, кто спешил спастись, и те, кто намеривался продолжить митинг несмотря на опасность. Вскоре в небе начали появляться и военные вертолеты, из которых людей окатывали ледяной водой. Это действо сопровождалось требованиями о немедленном прекращении марша и соблюдении порядка, доносящимися из громкоговорителей. Ёсан безуспешно пытался найти Сонхва. Хотя бы один взгляд на друга мог помочь, но в университете лидер так и не нашёлся. От безысходности он решил рискнуть и дойти до гаража. Однако дороги были перекрыты, общественный транспорт не работал, а перемещаться по улицам было опасно. Единственным способом добраться до центра города оставалось присоединиться к маршу. Ёсан старался не выделяться. Примкнув к митингующим, он смог пройти пару кварталов, но после ещё одного взрыва задача сильно усложнилась. Пришлось бежать, пока паникующая толпа вокруг делала тоже самое. Таким образом удалось добежать до парка, от которого до цели оставалась всего пару километров. Но и тут появилась проблема: на одной из улиц стояла полицейская машина. Ёсан решил пойти по другому пути, через торговую улицу, где в основном ходили туристы. Но стоило ему развернуться, как прямо перед ним предстали стражи правопорядка. Кровь прильнула к лицу, а по вискам скатились капли пота. Тяжёлое дыхание выдавало его с головой: к нему точно пристанут с вопросами о том, куда он спешил, когда в городе было так неспокойно. — Потерялся, студент? — первый вопрос полицейского выдал их с головой: они знали, кого поймали и для чего конкретно. Первый полицейский был намного выше ростом и смотрел хищником. Второй же в долю секунды оказался за спиной Ёсана, подтверждая самые худшие опасения. — Да не бойся ты так, для начала проверим твой чип. Мужчина даже не скрывал истинных намерений. Реальность происходящего настолько слепила глаза, что не оставалось ни капли надежды на чудесное спасение или успешный побег. Выхода не было, оставалось лишь как можно спокойнее принять участь и постараться не нарваться на неприятности. У них ничего на него не было, да и откуда взяться? Уён точно знал, что делать с чипом в таких случаях. По крайней мере, Ёсан пытался успокоить себя хотя бы этим. Сзади подошли вплотную. Ёсан почувствовал в области шеи тепло, исходящее от зелёных лучей регистратора, и незаметно выдохнул, услышав тихий писк устройства, оповещающий о том, что с его чипом всё в порядке и что в базе подозреваемых он не числится. Но полицейского это ни капли не расстроило: самодовольная ухмылка не сходила с его лица всё это время, а быстрый взгляд на коллегу не мог не напрягать. Что они задумали? — Опасно тут находиться, студент. Садись, подвезём тебя. Они точно пришли именно за ним. А проверка чипа была лишь для того, чтобы наверняка в этом убедиться. То, что Ёсан окажется чистым, они знали наверняка. Интересно, что ещё им было известно? И самое главное: как ему теперь поступить? Садиться в машину было опасно, но этот опыт может оказаться полезным для Уёна, и они смогут узнать местоположение изолятора. Только вот это не входило в обязанности Ёсана. Его работа связана с объектами, а не с поиском горячих точек. — Какие-то проблемы? — неприятный бас послышался практически у уха, отчего Ёсан еле заметно вздрогнул. Он явно действовал им на нервы своей медлительностью. Внезапно в голову пришла сумасшедшая догадка. Возможно, его хотели отвезти к объекту, который наверняка занимался такими подозрительными студентами, как Ёсан. Это имело смысл. Пришлось сильно постараться, чтобы не закатить глаза. Если это были уловки для того, чтобы встретиться вновь и в очередной раз потрепать ему нервы, то Ёсан порядком устал. — Благодарю за заботу, — он улыбнулся стражам, искусно изображая полное доверие, и послушно направился в сторону машины. Как и предполагалось, ни в какое общежитие его, конечно, не повезли, но Ёсан стойко сохранял спокойствие, продолжая доверчиво хлопать глазами и улыбаться, слушая о том, что дороги до университета перекрыты в связи с чрезвычайной ситуацией. Он старался отвечать на вполне безобидные вопросы кратко и обходя стороной обсуждение происходящего, но внутри всё будто застыло от напряжения. Неизвестность хоть и пугала, но волновало неспокойное в последнее время сердце. Неужели всему виной была возможная встреча с объектом? Ёсан не видел его уже несколько дней, в течение которых упорно пытался выстроить план следующего визита, но всё никак не мог побороть своё… смущение? злость? или… нечто иное. Как бы сильно он ни старался, но не мог понять, почему объект так сильно засел в его голове. Раньше было намного легче абстрагироваться, достаточно было лишь делать свою работу и получать наслаждение от положительных результатов. Поведение предыдущих объектов было настолько поверхностным и предсказуемым, что в какой-то момент становилось скучно от осознания, что всё шло так гладко. Сейчас же внутри всё горело от азарта, а ноги нетерпеливо дергались в предвкушении. Машина завернула на северо-восток. Этот район Ёсан успел хорошо изучить, пока проводил наблюдение за одним из объектов, который работал в мэрии. Это немного успокаивало. Однако когда знакомый район остался позади, а машина продолжила путь дальше, на время обузданная тревога вновь начала беспокоить. — Объедем по окраине, здесь наиболее безопасно, — нехотя пояснил один из мужчин и снял фуражку с головы. Ёсан угукнул в ответ, а сам повернулся к окну, чтобы запомнить дорогу. Игнорировать уровень опасности с каждой минутой становилось всё сложнее, а затягивающаяся поездка лишь подтверждала самые страшные предположения. Они ехали за город на восток, где законы гражданских начинали терять свою значимость. Там в основном находились военные базы морской пехоты, и Ёсан там раньше не был. Он мало что смыслил в военном деле в силу своего отвращения. Работать с дипломатами или политиками было намного легче; те были зависимы от законов и устоев общества. Военные же являлись особой кастой, которая жила по своим правилам, а за последние годы и вовсе обзавелась особым преимуществом, особенно в гендерном вопросе, что раздражало ещё сильней. Машина внезапно остановилась. Ёсан старался сидеть тихо и не задавать лишних вопросов, чтобы не выдать себя. Водитель заглушил мотор и наконец повернулся к пассажиру. Его внимательный взгляд пугал и зарождал сомнения в догадках. Неужели Ёсан ошибся? — Что же ты такого натворил, студент? — с издевкой спросил полицейский, пока его напарник продолжал смотреть прямо перед собой, демонстрируя отрешенность от разрешения судьбы жертвы. Ёсан хотел было раскрыть рот при осознании, в какую ловушку попал по собственной глупости, но не успел. Лишь почувствовал подозрительное покалывание в области шеи, потом ноги отнялись, а сознание затуманилось раньше, чем он успел хоть что-то сообразить.