Opposition

Выйдя из покоев, Юнхо первым делом заблокировал дверь, а также все окна, в том числе и панорамные, которые вели к саду. Затем настроил автоматическую подачу еды на кухню и двинулся в сторону апартаментов адвоката, но тот сам своевременно вышел и направился на встречу. — А где мальчишка? — ожидаемо поинтересовался Марселло, на что ищейка никак не отреагировал и двинулся в сторону лифтов. — Эй, ты что, собираешься на встречу без него? — Ты слишком много беспокоишься о том, что не касается твоей работы, — ответил Юнхо, как только они зашли в лифт. — Принц явно будет недоволен, — тихо констатировал пуэрториканец, но спорить дальше не решился. В штабе давно уже привыкли к тому, что столь важного сотрудника не стоит учить уму-разуму. Во-первых, это совершенно бесполезно, а во-вторых, опасно для дальнейшего нахождения в партии: все, кем был недоволен этот тип, каким-то чудесным образом больше не появлялись на рабочем месте. Они прошли к главному залу, где их уже ожидали сопровождающие. Дорога до трапезной проходила по длинному коридору, освещённому электронными портретами королей разных эпох. Марселло с интересом их рассматривал, иногда озвучивая имена некоторых из них. Наконец, они вышли в небольшое фойе, где готовились подавать обед. Их проводили в мужскую часть зала, где во главе стола восседал старейшина, а по разные стороны от него были приготовлены места для двух принцев. Однако из них присутствовал лишь младший. Участь старшего сына — его изгнание и полное отречение от наследства — всем была известна, но место за столом всё равно продолжали сохранять. — Юнхо, сын мой! И вы, господин Гансалес, добро пожаловать! Присаживайтесь, друзья мои, — суетливо поприветствовал их старейшина и указал на пустующие места, которые шли сразу после принцев. — Благодарю вас, баба, — почтительно ответил Юнхо и, положив одну руку на грудь, а другую — за спину, наклонил голову в знак приветствия всех присутствующих. Официанты молниеносно оказались рядом и подвинули увесистые расписные стулья для гостей. Юнхо оказался рядом с пустовавшим местом старшего принца, но и с другой стороны было пусто, ибо место предназначалось, видимо, для его спутника. Определённых вопросов точно будет не избежать. — А где же ваш… партнер, господин Чон? — младший принц, как и говорил Марселло, намеренно сделал двусмысленную паузу. Он будто пытался как можно правильнее выразиться, но саркастичный тон его вопроса был понятен каждому из присутствующих. Надменный взгляд выдавал в нём эгоизм, присущий младшему ребёнку королевской семьи. В свои сорок с лишним лет он продолжал демонстрировать детские выходки, полные нетерпеливости, заносчивости и желания обладать всем, чем пожелает. — Он неважно себя чувствует после перелёта, — Юнхо ответил совершенно спокойно и буднично, при этом благодарно улыбнувшись официанту, который подал ему чашку риса, а потом посмотрел прямо в глаза собеседнику, будто вспомнив о его существовании. — Спасибо, что поинтересовались, уважаемый принц. — Да, конечно, господин Чон, — усмехнулся тот и внимательно посмотрел на сидящего рядом Марселло. — А вы? Тоже так считаете? Оба сразу же поняли, на что намекали такого рода вопросом. Но Марселло не растерялся и подхватил игривый настрой принца: сделал необходимую паузу, прихлебнув из бокала для пущего напряжения, и, весело усмехнувшись, ответил: — Боже правый, я ещё жить хочу, уважаемый принц! Не ставьте меня в неловкое положение, прошу вас, сжальтесь надо мной! — адвокат нервно засмеялся, будто намереваясь отмахнуться от любых намеков на посягательство на чужое сокровище. — Вот как? — принц с любопытством поднял бровь, пригубил из своего бокала и, откинувшись на спинку стула, продолжил с еще большей надменностью: — Прошу прощения за мое чрезмерное любопытство, господин Чон. Просто я был приятно удивлён, что вы так скоро смогли найти замену вашей горячо любимой жене, которая, как я слышал, скоропостижно скончалась при родах. Да благословит Всевышний её душу. — Да благословит Всевышний её душу, — повторил с грустью старейшина и в знак поддержки взял за руку Юнхо, который благодарно улыбнулся и сжал ладонь старика в ответ. Марселло понимал, о ком конкретно шла речь, и еле сдержался от насмешливой ухмылки, прекрасно зная о том, что произошло на самом деле. — Благодарю за заботу, уважаемый принц, — кратко ответил Юнхо и продолжил есть, давая понять, что не намерен продолжать разговор. Однако с этим принц совсем не хотел мириться. — Помню, как вы уводили её отсюда, будто герой благородных сказок, — продолжил он, явно намереваясь поиграть на чужих нервах и внимательно следя за любой реакцией. — Ваши вкусы, признаюсь, очень специфичные. Страдаете синдромом спасателя? Юнхо продолжил пережёвывать стейк с кровью с непринужденным наслаждением и делать вид, будто глубоко задумался над чужими словами. Марселло же с хорошо скрываемым напряжением следил за происходящим, чтобы в случае необходимости кинуться на помощь. — С последним, боюсь, многие не согласились бы, уважаемый принц. Особенно те, кого я отправил на казнь. Хотя, их мнение мы уже не в силах узнать, — Юнхо произнес это четко и ровно, затем, кинув в рот ещё один кусочек мяса, добавил: — Что же касается моих вкусов, вынужден, наверное, с вами согласиться. Они очень специфические. На последних словах голос стал ниже и глубже, а глаза вперились в собеседника мёртвой хваткой, не на шутку пугая. Принц явно терял превосходство, судя по тому, как его взгляд начал бегать по сторонам в поисках поддержки, но Юнхо знал наверняка: это ненадолго. — Всевышний создал женщин для страданий, — тихо начал старейшина, будто желая свести на нет воцарившееся за столом напряжение. — А мы, мужчины, как первые его творения, должны облегчить эти страдания. Обеспечить защитой и комфортом, одарить любовью и поддержкой. Не имеет значение, каким было прошлое женщины, только настоящий мужчина может отважиться взять под свое крыло даже самую падшую из созданий Всевышнего. Как поступил пророк, хвала ему. Мы искренне скорбим о твоей утрате, сын мой. Юнхо смиренно опустил голову и положил руки на бедра, выражая согласие со словами мудреца, чем в очередной раз вызвал истинное восхищение со стороны Марселло. Для него всё ещё оставалось загадкой, как этому человеку удавалось с таким профессионализмом вживаться в роль, не теряя при этом ни капли самообладания и выдержки. — Не могу не поинтересоваться, господин Чон, — всё не сдавался принц и наклонился вперёд, чтобы приблизиться к противнику и привлечь к себе его внимание. — Если вы так сильно любили эту падшую женщину, что же вас так зацепило в нынешнем партнере? Юнхо совершенно спокойно поднял голову, но продолжал молчать, терпеливо дожидаясь, что же ещё мог выдать принц, раз так рвался вернуться к предыдущей беседе. И как всегда оказался прав: не выдержав давящей тишины, тот действительно продолжил говорить. — Несомненно, он безумно красив… — принц явно сболтнул лишнего, раз внезапно остановился. Его тело ещё сильней напряглось, а руки замерли над столом. — Я имею в виду… конечно, я не видел его лица, но, знаете, вуаль… не сильно то и способна скрыть это. Ищейка продолжил расслабленно двигать челюстью, пока жевал, будто был совершенно не в курсе того, каким именно образом принц сумел рассмотреть лицо человека, которого Юнхо тщательно скрывал. Такой слабо прикрытый интерес принца к человеку, принадлежавшему другому мужчине, его приятно порадовал: значит, всё шло точно по плану. — Вы правы, уважаемый принц, мой партнер очень красив, — произнес наконец Юнхо, перед этим немного помучив оппонента загадочным молчанием. — Но не это меня в нём привлекло. — А что же? — нетерпеливо выпалил принц, при этом ещё больше приблизившись. Глаза его горели предвкушением, ему хотелось незамедлительно услышать побольше подробностей, и чем пикантнее, тем лучше. — Его любовь. Что бы я с ним ни делал, как бы сильно ни ломал — она неизменна. Реакция принца была ожидаемая: он был сильно впечатлён, удовлетворён и нескрываемо возбуждён ответом. Его зрачки расширились, руки сжались в кулаки, а на губах возникла блаженная полуулыбка. Сидящий рядом Марселло своевременно спрятал довольную ухмылку за бокалом, чем дал тайный знак сидящему напротив коллеге, что тот отлично справился с заданием. Принц несомненно попал на крючок. Сказанное немного поумерило любопытство принца, и речь начала плавно перетекать в деловое русло. К десерту они решили почтить короля своим присутствием на следующий день и прочитать утреннюю молитву у дверей его покоев. Оказалось, слухи себя оправдывали: король действительно был тяжело болен, и страна уже готовилась к неминуемой смене власти. О существовании старшего по наследству сына всеми силами пытались умалчивать, поэтому обоим из штаба на ум пришла одна и та же догадка, но обсуждать её друг с другом было чересчур опасно. После того, как старейший откланялся для совершения вечерней молитвы, Юнхо буквально затылком почувствовал, как принцу так и не терпелось как можно скорее снова с ним поговорить. Поэтому он был вынужден примкнуть к беседе советников и других приближённых короля для обсуждения политических вопросов, творящихся на восточном побережье. А вот Марселло очень даже искусно изображал из себя скучающего гостя. — Господин Гансалес, неужели вас тут бросили одного? — принц не стал дожидаться освобождения Юнхо из рук советников и так ожидаемо пристал к пуэрториканцу. — Уважаемый принц, не стоит так обо мне беспокоиться, — смущенно засмеялся адвокат в надежде, что к нему вдруг решили обратиться не просто так. — Что вы! — отмахнулся принц, продолжая иногда посматривать в сторону человека, чьё внимание не смог заполучить. — Вы же наш дорогой гость. Мы не можем отпустить вас без приветственной вечеринки, хабиби! Обещаю, вы будете в восторге! — Это такая честь, уважаемый принц! — сразу же просиял Марселло, не скрывая своей радости по такому поводу. — Я обязательно приду. Видимо, данный ответ не сильно удовлетворял принца, раз его брови немного опустились. И адвокат знал точно, почему. — Конечно, конечно, господин Гансалес, — поспешил продолжить тот, снова посмотрев в сторону наиболее интересующего его человека. — Передайте и господину Чону о моем приглашении. Конечно, вместе с его партнером. Марселло еле сдержал порыв засмеяться мужчине прямо в лицо, так как его ожидало весьма неутешительное разочарование. — Оу, — адвокат состроил мордашку, полную глубочайшего сожаления. — Боюсь, господин Чон не сможет к нам присоединиться. Видите ли, он наверняка изъявит желание провести время с партнером. Если честно, рядом с ним он становится весьма ненасытным и совершенно непреклонным в своих решениях. — Вот как? — глаза принца ещё больше загорелись, буквально источая нескрываемое любопытство. Наверняка, после такой новости его вряд ли можно будет найти на этой приветственной вечеринке. — Что ж… тогда… тогда будем ждать вас. Адвокат радостно кивнул головой, при этом наблюдая уморительную картину: принц буквально горел желанием поскорее отсюда удалиться, видимо, чтобы ни в коем случае не пропустить ни секунды из того, чем может полюбоваться из своих покоев. Удивительно, неужели кто-то из посетителей этого города действительно искренне верил в то, что королевство предоставляло им абсолютную приватность и защиту от чужих глаз? Усмехнувшись собственным мыслям, Марселло развернулся и двинулся в сторону Юнхо, чтобы подключиться к обсуждению возможных результатов предстоящих выборов в Южной Африке.

***

Ёсан резко открыл глаза, стоило услышать внезапно раздавшийся щелчок из кухни. Он поднял голову с дивана, зашипев от моментально пробившей боли в области шеи, и заметил появившийся на барной стойке будто из ниоткуда поднос с посудой в восточном стиле, от которой шёл пар. Наверняка это была некая автоматическая доставка еды, которая начала манить к себе аппетитным ароматом мяса и специй. Ёсан был безумно голодным, но не мог даже пошевелиться: последние силы ушли на подъём головы и сразу же истощились, вынуждая лечь обратно. Всё происходящее казалось жутким кошмаром. В это всё ещё невозможно было поверить, но испытания не заканчивались на потере горячо любимых мам и сестры. Когда пришли известия о том, что мамы не выжили в той авиакатастрофе, Ёсан думал, что хуже трагедии быть не могло. Оказалось, ещё как могло: смена власти, потеря свободы слова и стабильного будущего, слёзы сестры, а потом и разлука, которой нет определенного срока. Смогут ли они снова встретиться? Знала ли она о том, почему о брате нет больше вестей? Наверняка она сильно напугана. Она ведь может подумать, что осталась совсем одна! Нет! Ёсан не позволит этому случиться! Никогда не оставит её одну. Сделает всё возможное и даже невозможное, только бы ещё раз её увидеть, крепко обнять и твердо заявить, что теперь никто не сможет их разлучить! А для этого нужно было собрать силы и наконец встать. Душ! Надо принять душ. Смыть с себя всю эту грязь и унижения и на свежую голову подумать, что же делать дальше. На нежную кожу обрушился поток горячей воды, создающий приятное чувство тепла и наслаждения. Из небольших отсеков, стоило протянуть руку, начал поступать гель для тела, наполнивший кабинку душевой ароматом жасмина. Пока Ёсан проводил по телу гелем, он заметил возникшие на руках синяки. Хватка у объекта действительно была железной. То, как продолжала гореть кожа в области ягодицы, он старался игнорировать как мог. Откуда в одном человеке было столько силы? Если подумать, приём, которым тот смог за долю секунды уложить Ёсан лицом вниз, был поистине впечатляющим. Но как бы он ни старался, так и не смог вспомнить, в каком же виде боевых искусств использовался такого рода приём. То, что он вообще начал о таком думать, удивляло ещё больше. После выхода из душа тело будто заново родилось, а боль в области шеи и ягодицы чудесным образом унялась. Что это был за гель такой? Ёсан решил пользоваться душем почаще, если на этом его травмы не закончатся. Завязав полотенце вокруг талии, он уже хотел выйти из ванной комнаты, в которой также имелась огромная ванна и вход в Восточную баню, но своевременно заметил встроенные автоматические шкафчики. Он протянул рукой к одному из отсеков, но шкаф открылся полностью. Содержимое оказалось вполне впечатляющим: разного вида пижамы, халаты, а также рубашки и брюки из хлопковой и шелковой ткани. Выбор пал на удлинённую белую хлопковую рубашку и чёрные брюки, похожие на те, в которых Ёсан сюда приехал и которые были безжалостно порваны одним монстром. Из-за болезненной худобы вещи висели на нём мешками, но так даже было лучше. Еда на столе к этому моменту, к огромному сожалению, уже успела остыть, поэтому пришлось выпить лишь некий молочный напиток с пряностями. Ёсан подумывал попробовать осилить ещё и лепёшку, но так и не решился. Не хотелось бы все это потом выблевать, если объекту снова придёт в голову его избить или ещё что хуже сделать. Застекленные дверцы в сад, как и предполагалось, были заблокированы, а жаль: тёплый воздух ему бы не помешал, так как в гостиной было довольно прохладно. После неудачной попытки выйти на свет, Ёсану ничего другого не оставалось, кроме как вернуться к злосчастному дивану, на котором, оказалось, был аккуратно сложен махровый плед. Обернувшись в него, он сел на пол лицом к саду и начал думать. Итак, цель его нахождения здесь всё ещё не совсем была ясна, поэтому необходимо собрать всю имеющуюся информацию и попытаться соединить хоть в какую-нибудь логическую цепочку. Тот иностранец по имени Марселло что-то говорил о том, что нужно помалкивать ради собственной безопасности, интересно, что бы это могло значить? Может, в этом городе действительно, если верить слухам, везде имеются свои глаза и уши? Интересно, а кем являлся собственно этот иностранец? И почему он был с ними в самолёте? Ещё и так хорошо говорил по-корейски. Он тоже из партии? Тогда в чём заключалось его назначение здесь? Может, в помощи объекту? Наверняка, если они имели свободный доступ к такому городу, значит, и статус их говорил сам за себя. Неужели партия зависела от королевской семьи Объединенного Арабского государства? Может, она нуждалась в финансировании или сотрудничестве, чтобы наверняка победить на выборах? Тогда для чего им нужен был Ёсан? От него могли бы избавиться сразу же, как только получили всю необходимую информацию о ячейке «сопротивления», для чего тогда нужно было тащить его сюда? Ещё и демонстрировать, как жену, облачённую в паранджу, своим друзьям из высшего общества. Тоже самое касалось и предположения о продаже в рабство: его никому не представили, так и не показали, а наоборот, будто оберегали от чужих глаз, судя по странному поведению в лифте. Объект явно намеревался закрыть его от чужих глаз своим телом… особенно после разговора с тем пожилым мужчиной. Интересно, кто это был? Король? Или, может, какой-то советник. Почему объект так странно отреагировал на его слова? Их позвали на совместную трапезу, но его мало того, что не захотели с собой брать, так ещё и заперли. Спасибо хоть снизошли до того, чтобы покормить. В саду начал подниматься лёгкий ветерок, играясь с листьями деревьев и лепестками цветов. Последние внезапно всколыхнули воспоминания, о которых Ёсану очень хотелось бы забыть, но всё никак не получалось. «Я могу дать тебе то, чего ты добивался, ещё в первую нашу встречу в этой комнате, но, боюсь, для тебя это сравнимо с букетом бардовых роз в чёрной обёртке». Как странно. Человек, который был способен произвести впечатление тонко чувствующего и понимающего чужой внутренний мир, был также способен на безжалостное разрушение этого приятного сердцу образа. Ёсан совершал ту же самую ошибку, пытаясь понять того, кто этого совсем не заслуживал. Строил неверные догадки по поводу отношения к себе лишь по полученным ранее наблюдениям, которые конечном итоге доказывали обратное. Ведь это всего лишь очередной объект, зачем тогда упрямо продолжать копаться в себе? Его не должно волновать, что этот мужчина о нём думает, или как добиться его расположения. Наблюдение, адаптация, манипулирование — вот в чём заключалась основная работа Ёсана. Итак, первое — наблюдение. Объект был удивлён и доволен тем, как отреагировал на его приказы Ёсан. Причём, сам до этого подавал определенные, едва заметные знаки. Значит, их действительно могли прослушивать или наблюдать, и всё случившееся было лишь представлением, показательной поркой, демонстрацией силы и вседозволенности. Но для кого? Возможно, это пока было неважно, и об остальном предстояло узнать позже. Второе — адаптация. Если объекту для достижения собственных целей нужны эти самые представления, значит, необходимо будет обратить внимание на его намерения и знаки и включиться в игру по представленному сценарию. Возможно, именно так Ёсан сумеет понять, для кого конкретно всё это предназначалось. И последнее — манипулирование. Если всё получится на данной «тренировочной площадке», наверняка, его посчитают готовым и для выхода за пределы покоев. И тогда может появиться возможность изучить окружение объекта, тем самым выяснить, чего же он так сильно добивается. И вот тогда Ёсан не побоится разрушить всё то, что дорого этому монстру. В любом случае, стоило попробовать. Внезапно позади раздался писк. Ёсан незамедлительно встал с пола, повернулся в сторону входной двери и начал ждать, крепко вцепившись руками в плед. В гостиную вошёл объект и, встретившись взглядом со своей жертвой, тихо закрыл за собой дверь. Сердце бешено стучало, но Ёсан усиленно продолжал следить за любыми движениями мужчины. — Скучал по мне, Ёсан-а? — кажется, он был в хорошем настроении. Голос стал более ласковым и мягким, а руки медленно раскрылись, будто в знак примирения. — Ну же, обними меня, любимый. Вот он — тот самый знак, необходимый для следующего представления. Ёсан скинул с себя плед и ринулся в сторону объекта, чтобы вжаться в его широкую горячую грудь. По спине прошлись нежные поглаживания больших ладоней, что крепко прижали хрупкое тело к себе. — Любовь моя, ты что, плакал? — спросил мужчина с совершенно непривычным теплом и волнением в голосе. — Ну же, посмотри на меня. Горячие руки осторожно прикоснулись к лицу Ёсана и подняли голову вверх. Ещё один намек: пальцы прошлись по глазам, затем по скулам, будто стирая несуществующие слёзы. Ну что ж, сейчас будут. — Я так скучал, — тихо прохрипел Ёсан, лицо его искозилось в мучительной гримасе, губы и подбородок начали трястись, а в глазах выступила влага. — Пожалуйста, не оставляйте меня больше одного, умоляю вас! Ёсан начал откровенно рыдать, спрятав лицо в груди мужчины, и почувствовал, как его ещё сильней обняли и прижали к себе. — Ты любишь меня, Ёсан-и? Тело замерло, как и сердце. Ёсан ненавидел этого человека, ненавидел всей душой. Был готов убить, просто вцепившись зубами в шею, которая была так соблазнительно близко, чтобы разорвать мышцы, защищающие сонную артерию, и насладиться чужой горячей кровью, которая забрызгает всё вокруг. — Люблю, — прошептал Ёсан и поднял покрасневшие от слёз глаза. — Безумно люблю. Только вас. Я только ваш… Договорить ему не позволили, резко схватив за шею и впившись в подрагивающие от ярких эмоций губы. Хорошо, что Ёсан предусмотрительно ничего не ел, иначе его действительно вырвало бы. Поцелуй оказался неожиданно жадным и страстным, а чужой язык творил просто невообразимые вещи в его рту. Ёсан крепко зажмурил глаза и, еле внятно промычав, поддался игре. Удивительно, на что был способен мужчина, которы до этого позорно испугался лёгкого прикосновения к губам. В это всё ещё сложно верилось, но горячие руки, спустившиеся ниже и пробравшиеся под рубашку, чтобы провести по спине, доказывали обратное. Ёсан с трудом мог стоять на ногах из-за такого резкого напора, рискуя упасть на пол, но его снова своевременно поймали и подняли, чтобы теперь держать в руках. Пришлось автоматически скрестить ноги на чужой пояснице и обвить руками могучую шею, чтобы не упасть с высоты его роста. — Обожаю твои слёзы, как же они заводят, чёрт возьми, — прошептал мужчина прямо в губы и, приглушённо рыкнув, впился мокрыми поцелуями в шею, которая всё ещё немного ныла. Ёсан старался стонать как можно слаще, дышать как можно прерывистей и, изнемогая от усилившейся боли в шее, раскрыться ещё больше, пока его целенаправленно несли в сторону спальни, в которую он даже не догадался заглянуть, пока был один. Он зарылся пальцами в чужие волосы, чтобы продемонстрировать ответное влечение, но к этому моменту уже оказался скинутым на кровать, мягкую и приятную наощупь. Объект тем временем оставался на ногах, возвышаясь над Ёсаном, который, кажется, только сейчас понял, к чему всё шло. — Повтори ещё раз, — объект потребовал уже строже, резко рсстёгивая пуговицы сначала на жилете, а затем на рубашке. Ёсан начал судорожно вспоминать, что собственно говорил, перед тем как на него набросились, но позорно отвлекся на чужую рельефную грудь, широкие плечи и кубики пресса. Дело дрянь. — Я люблю вас, — произнёс, практически заикаясь, Ёсан. — Ещё, — моментально прозвучало следующее требование. — Только вас, — вспомнил, наконец, несмотря на то, как сильно начали дрожать руки. — Ещё, — громче потребовал мужчина, лязгнув ремнем на брюках, отчего по всему телу пробежал электрический ток высокого напряжения. Кажется, Ёсан начал задыхаться от того, как в комнате стало жарко и невыносимо душно. В глазах начало темнеть, а щёки буквально пылали. — Я только ваш, — шумно выдохнул Ёсан и, не выдержав чужого пристального взгляда, прикрыл глаза в попытке успокоить обезумевшее сердце. Если мужчина решит его избить этим самым ремнем, он будет только благодарен. Только бы не касался горячими руками, что плавили тонкую бледную кожу. Тошнота начала подкрадываться к горлу, стоило заметить, как объект залез на кровать и в считанные секунды оказался слишком близко. Ёсан на подсознательном уровне вытянул руки вперёд, чтобы упереться ими в чужую грудь, которая надвигалась на него угрожающе, словно могучая скала, и сильнее зажмурился. Руки мужчины раздвинули его непослушные ноги, отчего паника начала нарастать с ужасающей скоростью. Неужели объект действительно собирается… — Хороший мальчик, — послышался довольный голос прямо у уха, где висела единственная сережка. Голова мужчины неожиданно мягко легла на грудь Ёсана, вынуждая раскрыть глаза и от страха поднять руки вверх, когда его нежно обняли за талию. Несмотря на глубочайшее удивление происходящему, пришлось неуверенно опустить замершие в воздухе руки на чужую голову и, не получив в ответ никаких сопративлений, как можно нежнее провести по волосам. Наверняка, в этот раз объекту необходимо было услышать именно эти слова. В доказательство безусловной любви жертвы, которая ранее подверглась насилию. Что же за псих такой их зритель, раз ему такое нравится? А может, наоборот? Его стремились разозлить? От мыслей отвлекло шевеление тяжёлого тела, которое продолжало лежать на измученном морально и физически Ёсане. — Не останавливайся. Сонный и такой умиротворённый голос объекта совсем не сходился с той реальностью, в которой приходилось существовать. Но делать было нечего. Он и сам слишком устал, и, если для того, чтобы мужчина заснул и оставил, наконец, в покое, требовалось лишь гладить его по волосам, то Ёсан был совсем не против.