В плену теней

      Сердце крошило ребра с такой силой, что его стук, казалось, можно было услышать далеко за пределами Малфой-мэнора — так велик был страх Гермионы Грейнджер, когда Пожирательница Смерти приковывала ее с помощью палочки к деревянному столу, стоявшему по середине этой комнаты без окон. Беллатриса делала плавные взмахи своей палочкой, подчиняя себе ремешки, которые тот час же змеями обвивались вокруг щиколоток и запястий гриффиндорки. Девушка практически забыла как дышать. Ее затуманенный взгляд был устремлен на небольшой столик с инструментами на любой вкус, который стоял неподалеку от нее.       «Годрик, дай мне сил пережить это либо просто дай мне умереть быстро. Я уже не знаю, чего я хочу больше»       Беллатриса Лестрейндж стояла прямо возле своей пленницы, скользя взглядом по ее бледному лицу. Она упивалась страхом шатенки, это отчаяние, плескавшееся в карих глазах было для женщины сродни наркотику. И она снова и снова впитывала в себя очередную дозу, стоило всхлипу сорваться с губ девушки, лежащей на столе.       «Слушай меня, если ты хочешь умереть НЕ сегодня…» — голос Малфоя запульсировал где-то в висках Гермионы, и она с трудом, но пришла в себя. Ее грудь тяжело вздымалась, когда она делала глубокие вдохи, пытаясь выровнять пульс. Она не сможет мыслить ясно, если не успокоит свой разум. Тело практически сводило судорогой от напряжения. Время в этом месте словно замедлилось.       Мерлин, лучше было бы наоборот…       Даже в такой смертельной ситуации аналитический разум Гермионы не мог оставить ее переживать весь грядущий кошмар. Она вспоминала наставления Малфоя и буквально впечатывала каждый предмет, каждую увиденную тень в свой мозг, чтобы потом воспользоваться этой информацией. Если она конечно останется в живых сегодня и вообще сможет думать о чем-либо.       «А если я сойду с ума от пыток? Прямо как родители Невилла… Нет, Малфой смог. Чертов Малфой смог! Я должна попытаться!»       Беллатриса медлила, стоя сейчас перед столиком с инструментами и крутя в ладони металлические щипцы. И гриффиндорка никак не могла понять почему. Чего она ждет? Почему оттягивает момент? Паника отступила, оставляя после себя лишь холодный расчет. К Гермионе вернулся контроль над телом и, слегка пошевелив правой ногой, она поняла, что путы ее вовсе не так крепки, как казалось. И магии в них она вовсе не чувствует. Нужно лишь дождаться момента… Просто освободить руку… Или ногу… Ударить ею Пожирательницу в лицо, выхватить палочку… Да что угодно! Если палочка Лестрейндж окажется в ее руках, то она спасена! Они спасены! Точно! Малфой! Улыбка, едва появившаяся на изможденном лице, тут же погасла.       «Так вот, о чем ты предупреждал меня? Ты говорил не предпринимать ничего»       Она сама не ожидала от себя этого. Она послушалась Малфоя, послушалась этого бесхребетного хорька. Или же все-таки он вовсе не такой бесхребетный, как она думала?       — Что? Уже смирилась со своей участью? Даже ни одной попытки дернуться? — женщина, наконец, остановила свой выбор и повернулась к Гермионе с безумными глазами и гнилой улыбкой. В руках она держала длинный тонкий нож с зазубринами.       Гермиона уверенно встретила этот тяжелый взгляд. Она бросила вызов. И Беллатриса этот вызов приняла.              — Давай сыграем в игру? Я задаю вопрос, а ты отвечаешь мне четко и понятно. Взамен я оставляю на твоем теле лишь один порез. Если ты будешь противиться мне, то на каждый вопрос я буду ставить три пореза. Как тебе? Правила не слишком сложные? Ты же умная девочка, — Беллатриса издевалась, ее тон был возмутительно спокойным, словно она разговаривала со своей подругой. Но это не должно было… просто не могло сбить с толку связанную девушку.       — В игру? Вам что, пять лет? — откуда в ней взялась эта язвительность? Гермиона не могла ответить на этот вопрос. Она просто не хотела впадать в жертву, не хотела больше трястись перед этой женщиной как тогда, в первый день. Она же львица Гриффиндора, черт возьми! Карии глаза впились в лицо Беллатрисы, и в них совсем не отражался страх, на глубине темно-коричневой радужки полыхнула отвага.       Лицо женщины исказилось, тяжелые веки приподнялись, оголяя острый взгляд почерневших зрачков, сквозящих безумием и гневом. Она резким движением дернулась вперед, выставляя палочку правой рукой. Гермиона не успела даже сделать вдох, зажмуриться… Она не расслышала даже заклинание, которым в нее бросила Лестрейндж как и то, что она кричала ей после.       Это… ощущение, Гермиона пока не могла дать определение возникшим чувствам. Ощущение, словно каждую клеточку тела наполняет раскаленное добела железо, твердеет там, а затем плавится снова. И так по кругу. Боль была столь необъяснимой для нее, странной, что она сперва и не понимала, что это боль. Ее тело подскакивало на деревянном столе, изгибаясь в районе лопаток. Ощущение было оглушающим, и она никак не могла понять, почему ее легкие сгорают в адском пламени. То ли от действия заклятия, то ли от ее криков, которых она почему-то не слышала. Руки и ноги тряслись, словно в припадке. Голова билась затылком о грубое дерево. Перед глазами мелькали пятна, расплывающиеся от застывших слез. Боль была в ней и вокруг нее. Вдруг отдельно выделилось на общем фоне иное чувство боли где-то на губах и кончике языка, оно было знакомым и привычным ей, такую боль она испытывала далеко не раз. Что-то теплое резко хлынуло в горло, перекрывая воздух. И тут все прекратилось. Тишину разрывало только ее прерывистое хриплое дыхание и редкий булькающий кашель. Нижняя губа саднила, сочилась болью и кровью. Грейнджер поняла, что прокусила ее и кончик языка.       — Бедная маленькая мышка! — ядовитый голос послышался прямо возле уха. Но изображение упрямо продолжало плыть перед глазами гриффиндорки, — Ты же знаешь, что бывает, когда мышь встречается со змеей, грязнокровка?       Беллатриса отпрянула от девушки и обошла ее с другой стороны. Теперь Гермиона находилась прямо между Пожирательницей Смерти и столиком с инструментами. Женщина взмахом палочки призвала к себе со стола нож, но вовсе не тот, который выбрала изначально. Этот серебряный кинжал был больше, толще и выглядел слишком старым, с темными пятнами у самой рукоятки, которая представляла собой извивающийся хвост змеи, переплетающийся с ее телом. Голова змеи украшала самый конец рукоятки, оголенные зубы в раскрытой пасти отблескивали красным.       «Рубины? Интересно, сколько крови повидал этот кинжал?» — дыхание гриффиндорки на мгновение запнулось, сердце пропустило пару ударов, но она старалась держать себя в руках. Ее план был прост — не показывать свой страх Лестрейндж. То, как Беллатриса ожидала попытки бегства от Гермионы, как нарочито медленно выбирала орудие и как тянула время, натолкнуло на мысль, что женщина просто упивается собственной силой, превосходством и безумием. Ментально слабую жертву легче сломить, проще разрушить разум, заставить открыть любую необходимую информацию. Ну и, конечно же, получить массу садистского удовольствия в процессе. Но если сбить ее с толку, отбросить свой страх, показать смирение и уверенность, то Лестрейндж сразу теряет контроль. И тогда она увидит только те воспоминания, которые Гермиона сама захочет ей показать. Это именно то, о чем ей говорил Малфой.              «Просто расслабься и прими неизбежное…»       Гермиона усмехнулась про себя. Она послушается гадкого слизеринского змея? Впервые в жизни. Какая нелепость! Девушка закрыла глаза и мысленно приказала своему телу расслабиться, отпустить контроль. Она представляла себе зеркальную гладь Черного озера, такого умиротворенного и спокойного… В воздухе витал запах хвои и сосновой смолы со свежими нотами можжевеловых ягод. В свете луны, проскальзывающем меж облаков, внизу виднелся до боли знакомый, высеченный рубцами на сердце замок. Ладони приятно щекотало оперение гиппогрифа, за шею которого она держалась. В ушах звенел заливистый смех Сириуса и возгласы Гарри. Она никогда не забудет то восторженное чувство полета и триумфальной победы, когда они спасли крестного отца Гарри и Клювокрыла тогда на третьем курсе. Это было, кажется, уже целую жизнь назад. Но это воспоминание навсегда поселилось в сердце Гермионы, трепетно оберегаемое ее сознанием.       Она все еще ощущала под ладонями шершавое оперение, когда ее правую руку резко пронзила боль. От неожиданности она закричала и дернула головой в сторону звука и боли.       — Скажи мне, грязнокровка, куда отправился Поттер? ГОВОРИ! — прорычала Беллатриса ей в ухо. Острие кинжала вновь вонзилось в ее предплечье и вывело маленькую горизонтальную полосу. Когда эта безумная женщина успела оголить ее руку? Гермиона заметила, что полоса уже была не первой.       «Г"       С кинжалом явно было что-то не то, боль была слишком обжигающе сильной для простого пореза, пусть и глубокого. С ран тонкими струйками устремилась кровь, заливая темное дерево стола.       — Вы были в моей голове и отлично знаете, что я понятия не имею, куда они направились, — голос Грейнджер звучал тихо, но уверенно. «Только не показывай ей свою слабость.»       — Мы гнались за ними почти два дня! ДВА ДНЯ! Мальчишка не аппарировал далеко. Почему? Что его задерживает? ОТВЕЧАЙ!       Беллатриса Лестрейндж поднесла бок лезвия и припечатала к выведенной на руке Гермионы букве «Г». Рану обожгло такой болью, что девушка не сдержалась и вновь закричала, откинув голову назад и дернувшись всем телом. Цепи на удерживающих ее ремешках оглушительно лязгнули.       — Я НЕ ЗНАЮ! НЕ ЗНАЮ! МЫ ДОГОВАРИВАЛИСЬ, ЧТО ЕСЛИ ОДНОГО ИЗ НАС СХВАТЯТ, ОН НЕ БУДЕТ ЗНАТЬ, КУДА НАПРАВИЛИСЬ ОСТАЛЬНЫЕ! — отчаянно прокричала Гермиона, и боль, наконец, ослабла. Девушка облегченно откинулась спиной на стол и прикрыла глаза, тяжело и хрипло дыша. На висках выступила испарина.       Лестрейндж раздраженно цокнула и вновь занесла руку с кинжалом. Серебряный клинок сверкнул острием в небольшом луче света, доносившемся откуда-то сбоку, и на шатенку обрушилась новая боль. В три пореза Беллатриса высекла на окровавленном предплечье вторую букву.              «Р"       Гермиона до крови прикусила раненую губу в попытке удержать вопль, чтобы не доставлять такого наслаждения Пожирательнице, но не смогла удержать болезненных громких стонов сквозь стиснутые зубы. Кинжал все это время еще удерживался в ране, растягивая пытку.       — Наверняка Поттер скрылся в одном из безопасных мест Ордена. Ты должна знать. Покажи их! Покажи мне все!       Гриффиндорка не была готова. Она просто физически не успела подготовиться к внезапной мощной волне, обрушившейся на сознание. Сперва Лестрейндж снова припечатала кинжал к ранам, но не успела Гермиона отреагировать на новую порцию боли, как в ушах зазвенело громогласное Легилименс.       Уже иная боль взорвалась в мозгу, словно кто-то использовал Бомбардо прямо внутри черепной коробки. Гермиона не сдержалась. Она просто не смогла. Чудовищной силы вопль разрезал тишину темной комнаты. За ним послышался лязг металлических цепей и глухие удары о деревянный стол. Тело девушки выгнулось и напряглось, глаза закатились, крик потух, сменившись шипением сквозь стиснутые зубы.       Перед глазами встала картина ее последней ссоры с Роном вперемешку с дружеским похлопыванием по плечу от Гарри, когда они только направлялись в тот злопамятный сарай. Воспоминания превратились в какой-то бессмысленный круговорот, сменяя друг друга слишком быстро. Это сбивало с толку. И не только Гермиону.       — Что такое, грязнокровка? Даже Уизли отказался от тебя? Твоя грязь не по душе даже таким убогим, как он? — снова звонкий смех безумной Пожирательницы, снова все расплывается перед карими глазами. Но где-то на подкорке, в самом отдаленном углу сознания возрождается небывалый гнев, заглушающий собой все, притупляющий даже боль. Гермиона открывается ему, позволяет захватить себя без остатка.       Она фокусирует взгляд и смотрит на мучительницу, плотно сжав губы, словно еще секунда, и она вцепится ей в глотку. Беллатриса ловит ее взгляд и разражается еще большим хохотом, от которого кровь в жилах закипает бурлящим гневом все стремительнее и мощнее. Гермиона лихорадочно соображала, что можно предпринять. Но времени не было. Ей его просто не дали.       — Раз уж кроме нас тут никого нет, поделись секретом, дорогая, — омерзительное лицо склонилось перед ней, зловонное дыхание ударило прямо в ноздри, а тонкие губы изогнулись в язвительной усмешке, — каков Избранный на вкус? Наверное куда приятнее этого рыжего кретина? Ты же успела насладиться обоими, не так ли?       Отвращение закипело в Гермионе с такой силой, что она дернулась всем телом вперед, удерживаемая ремешком вокруг шеи, и отчаянно рыкнула на Пожирательницу. Карие глаза отважной львицы встретились с черными и едкими глазами ядовитой змеи. Ремешок на горле душил и неприятно вонзался в кожу, но ей было плевать. Ее непременно ожидает наказание после этого, но ей было плевать. Пользуясь заминкой Лестрейндж, пока она все еще не отпрянула от девушки, Гермиона с ненавистью прохрипела:       — Да пошла ты!       Лестрейндж дернулась назад и выпрямила спину. Такая дерзость от какой-то наглой маленькой девчонки сбивала с ног, почти шокировала. Она явно не ожидала подобного и на мгновение растерялась. Гриффиндорка упала затылком на стол, не скрывая ухмылку, ведь она добилась того, чего хотела.       Сперва она засмеялась, но затем гнев засочился сквозь каждую частичку тела Беллатрисы Лестрейндж, заволакивая собой все вокруг. Воздух, казалось, стал пропитан ее угрожающей тьмой. Черные глаза налились кровью и злобой, обрамляемые кантом длинных редких ресниц и объемными веками. Ее шепот прозвучал столь неслышимо, что больше походил на шипение Нагайны.       — Круцио…       Тело Гермионы вновь натянулось, словно струна, и выгнулось. Ее удерживали ремни на запястьях, щиколотках и шее. Позвоночник вытянулся дугой прежде, чем девушка рухнула спиной обратно на стол, изворачиваясь, ускользая от боли, от которой невозможно было спастись. Круциатус длинными иглами вонзался в каждую пору, разрывал каждую клетку, крушил каждую кость на своем пути. Шатенка кричала до хрипоты в легких, до огня в горле. Вены выступили у нее на шее, а лицо побагровело. Беллатриса все не отступала, удерживая заклинание, и некому было оставить ее в этот момент. Сердце Гермионы прошибало ребра, гонимое бешеным адреналином. Еще мгновение, и она перестала дышать. Просто не смогла сделать глоток воздуха до предела напрягшимися мышцами.              Лестрейндж опустила палочку, только когда заметила резко посиневшие губы девушки. Тело Гермионы ослабло и распласталось на столе, глаза были закрыты. На секунду… только на секунду Беллатриса затаила дыхание, когда ей показалось, что она убила девушку, но грудь той резко поднялась и начала вздыматься в такт возобновившемуся дыханию. Облегченный выдох, а затем громкое Энервэйт, сопровождаемое движением палочки к виску Грейнджер.       Гермиона резко распахнула глаза, пытаясь осмотреться, она была дезориентирована и напугана, чем немедленно воспользовалась Пожирательница.       — Легилименс!       Заклинание припечатало девушку к столу затылком, с искусанных и местами измазанных кровью губ слетел только хрип, а глаза закатились. Она почти сдалась.       Беллатриса безжалостно вторгалась в каждое воспоминание, которое вставало на пути. Гриффиндорка видела моменты из своего прошлого, словно смотрела на быстрой перемотке какой-то магловский фильм. Радостные или грустные моменты рассыпались перед ее глазами один за другим, но Гермиона отчаянно старалась воскресить в памяти запах сосновых игл и прикосновение ладоней к перьям.       «Только бы она не добралась до этих воспоминаний» — прозвучало у девушки где-то на глубине сознания. Она была так поглощена теми воспоминаниями, что совсем забыла о том, что лежало на поверхности. Перед глазами всплыл момент ее разговора с Гарри. Одного из тех, что были в лесу, пока Рон отдыхал после ранения. Кажется, это был второй день после их нападения на Министерство.       Гарри отчаянно лупит медальон всеми разрушающими заклинаниями, какие только смог вспомнить, но она понимает, что так просто крестраж не разрушить. И он это понимает. Когда гнев понемногу остывает, и Гарри стоит над крестражем, тяжело дыша и опуская палочку, приходит неожиданная мысль.       — Гарри, — парень обернулся на голос и посмотрел на Гермиону, которая сидела на листве неподалеку прямо возле палатки, — я думаю, уничтожить крестраж можно только мощнейшей магией.       — Да? А я и не заметил! — съязвил раздраженный обстоятельствами и крайне вымотанный Поттер, Гермиона фыркнула и повернула лицо в другую сторону, — прости! Не знаю, что на меня нашло.       — Я знаю, — он кинул на нее вопросительный взгляд, — это все он. Его действие, — Грейнджер кивком указала в сторону лежащего на земле медальона, — вчера, когда я проходила с ним несколько часов, я почувствовала такой гнев, что едва ли смогла совладать с собой. Даже когда я сняла его, потребовалось время, чтобы прийти в себя.       — Ясно, — Гарри все еще смотрел на девушку сквозь очки, ожидая, когда она продолжит свою изначальную мысль.       Гермиона не сдержала усталого вздоха и поджала губы. Эта мысль явно доставит им еще больше проблем, но она кажется ей наиболее логичным объяснением.       — Мы знаем, какая сила нужна, чтобы сотворить крестраж, так? — парень кивнул, — Я думаю, что разрушить его можно сильной темной магией или артефактом. Например, я почти уверена, что крестраж можно уничтожить с помощью адского пламени. Или ядом Василиска, которым ты уничтожил дневник Реддла.       — Но Гермиона, дорога в Хогвартс для нас закрыта, а мы с тобой едва ли сможем справиться с адским пламенем.       Девушка опустила голову и прижала подбородок к груди.       — Знаю, ты прав. Но должно же быть что-то еще, что может сравниться по силе.       Гарри поднял медальон с земли и оттряхнул его от крошки иссушенных солнцем листьев. Покрутив его в руках и поймав радужный перелив на его гранях, он протиснул голову в цепочку и спрятал крестраж под рубашкой. Гермиона все также сидела возле палатки на земле, подтянув колени к груди.       — Знаешь, я вдруг подумал о мече, — Гарри присел рядом с девушкой, скрестив ноги.       — Меч Гриффиндора? Он ведь вобрал в себя яд Василиска тогда, когда ты проткнул его им. Это должно сработать, но где меч сейчас?       Поттер пожал плечами.       — В том то и дело, я не знаю.       Они молча сидели рядом и смотрели в глубину леса.       Грейнджер расслабленно прикрыла глаза, когда натиск Легилименции ослаб. Все ее тело дрожало, а в ушах стоял звон. Она не сразу поняла, что Лестрейндж кричала на нее, пока та не ударила ее по лицу со всего размаха руки. В скуле тот час же отдало болью, на которую Гермиона почти не обратила никакого внимания.              Что ей капля после того, как она побывала внутри водопада…              И тогда Беллатриса Лестрейндж сделала свой следующий шаг. В ее глазах скрестились всепоглощающий гнев и липкий, растекающийся по телу страх. Она размахнулась и проткнула правую ладонь Гермионы серебряным кинжалом насквозь. Девушка истошно закричала. Кровь хлынула на стол, обагрила пол и растеклась небольшой лужицей, когда женщина яростно дернула клинок обратно.       — Поттер отправился за мечом? Он знает, где он? ОТВЕЧАЙ!       — Понятия не имею, — безразлично ответила гриффиндорка. Гермиона едва ли удерживала свое сознание, все тело болело и молило если не об отдыхе, то о скорейшей смерти. Ей было почти все равно даже на то, по какой причине Лестрейндж была так взвинчена.       — Неправильный ответ, сука, — прорычала Беллатриса и снова замахнулась.       Предплечье исказила боль, заставив Гермиону всхлипнуть и сжаться всем телом, но больше она не издала ни звука, содрогаясь в этой беспощадной агонии. Даже в таком состоянии она смогла насчитать шесть глубоких порезов отравленным клинком.       «Два вопроса с неверным ответом — шесть порезов… интересно, сколько букв осталось?»       Девушка приподняла голову настолько, насколько позволяла длина ремня, обмотанного вокруг шеи. Боковым зрением она на мгновение рассмотрела новые порезы на своей руке, но не смогла ничего прочитать. Черные глаза женщины, склонившейся над ее рукой, источали безумие и ярость. Но где-то на самом краю бездонной радужки Грейнджер все же рассмотрела растерянность.       — У тебя последний шанс, грязнокровка. Я не знаю, как, но ты блокируешь что-то в своей голове от меня, утаиваешь. И прежде, чем я убью тебя, я узнаю, что это, не сомневайся. Лишь от тебя зависит, насколько быстро и болезненно ты будешь подыхать, — Лестрейндж буквально выплюнула эти слова в лицо Гермионы, словно змея выпустила свой яд. Но он больше не трогал девушку.       Грейнджер была слишком измотана, слишком изрезана и истерзана. Она откинулась на стол и уставилась в каменный потолок, казавшийся абсолютно черным в слабом освещении комнаты. Лишь откуда-то в углу сквозил луч света из случайной трещины в стене.       — Ну же, грязнокровка, где Поттер собирается искать меч? Наверняка у вас был план. Вероятно, вы бы подключили к нему весь Орден. Скажи мне, где они прячутся?       — Не знаю.       — Где они прячутся? Куда направляется мальчишка Поттер?       — Не знаю.       — Говори, дрянь, куда направляется Поттер? Мы потеряли его след в магловской части Лондона. Куда он пошел? ГОВОРИ!       — ДА НЕ ЗНАЮ Я!       Но сердце Гермионы пропустило удар, а с губ на долю секунду сорвался испуганный всхлип. И Беллатриса заметила…       — ЛЖИВАЯ МЕЛКАЯ СУКА!       Новая вспышка боли ослепила. Ей даже показалось, что Беллатриса бросила свою каллиграфию и вздумала просто отрезать Гермионе руку тем самым кинжалом. На мгновение все остановилось, а затем новая волна обжигающей лавы обрушилась на девушку, заставляя бросить в воздух громкий вскрик. Ощущения концентрировались и усиливались по мере того, как Пожирательница Смерти запечатывала порезы магическим кинжалом. Гриффиндорке было плохо. Просто невыносимо плохо. Разозлить ее? Может быть тогда она скорее прекратит эти страдания?              — Ты дашь мне ответы! Где убежища Ордена. ОТВЕЧАЙ МНЕ, ГРЯЗНОКРОВКА!       — КАТИСЬ В АД, ЧЕРТОВА ТЫ СУКА! — изо всех сил выпалила Гермиона в ответ Лестрейндж. Гнев захлестнул ее полностью, она погрузилась в него так, словно это был глубокий бассейн. С головой. Так, что заливало уши и нос. Все внутри всклокотало, сжалось, а затем резко отпустило. Словно внутри Гермионы была дамба, которую прорвало. Она дернулась всем телом, издавая легкое бело-золотое свечение, а затем резкий порыв воздуха сбил Пожирательницу Смерти с ног, отбросив к стене. Этот стихийный выброс магии стоил девушке последних сил. А нужен ли был он? Так, характер показать, только и всего.       Она годилась ей в дочери, она никогда не выказывала неуважения к старшим, она никогда не нарушала этикета в общении на «Вы». Но, о Мерлин, будь она проклята, если еще хоть раз обратится к этой женщине на «Вы», как она обращалась к профессорам… или к родителям Рона. Мысли унесли ее куда-то, где тепло, где уют, где вечная суматоха, где пахнет свежим хлебом, где булькает на плите суп, помешиваемый заколдованной ложкой. Как бы она сейчас хотела оказаться в Норе, наряжаться вместе с Джинни на свадьбу Билла и Флер, не знать всего того ужаса, который произошел после.       Секундное помешательство Беллатрисы закончилось весьма ожидаемо. Ее лицо приняло такую озлобленную гримасу, словно женщина мигом постарела лет на 20, черные глаза метались по сторонам, еще немного и Лестрейндж вот вот свихнется от гнева. Резкий и даже театральный взмах руки с волшебной палочкой. Гермиона почти засмеялась, когда Пожирательница начала произносить заклинание. Так банально.       — КРУЦИО!       Улыбка тут же сошла с измученного лица гриффиндорки и сменилась гримасой боли, но крика не последовало. На это просто не осталось сил. Беллатриса снова и снова била Гермиону непростительным заклинанием, которое так любят все Пожиратели Смерти. Счет времени был давно потерян, слезы выплаканы, а крики уже отзвучали в темной комнате.       Но что-то произошло. Гермиона поняла это сразу, как только Лестрейндж вдруг отскочила в сторону с палочкой в руке и резко задрала рукав своего черного платья, вглядываясь в левое предплечье. Страх замельтешил в ее глазах еще отчетливее. Беллатриса смотрела абсолютно невидящим взглядом и что-то шептала одними губами. Но она быстро опомнилась и снова подняла палочку на уже теряющую сознание девушку.       — У нас слишком мало времени. ЛЕГИЛИМЕНС МАКСИМА!       Гриффиндорку буквально вжало в дерево стола мощным потоком, исходящим из палочки Беллатрисы Лестрейндж. Она почувствовала, словно ее мозг взрывается снова и снова, боль была такой силы, что она просто взвыла, извиваясь на столе.                         Пожирательница рассекала каждую грань сознания девушки, прорываясь через стены, которые она пыталась воздвигнуть. И тогда Гермиона решила пойти на уловку. «Только бы там никого не было, только бы там никого не было, умоляю…» Сознание подкинуло один из самых живописный пейзажей из всех, которые были в памяти Гермионы Грейнджер.       Песчаный берег, то и дело изреженный пучками длинной зеленой травы, окаймлял сине-зеленую гладь моря, соприкасающегося с ним белоснежной пеной. Соленый морской воздух наполнял легкие, успокаивал разум и душу, наполнял своей свежестью. Песок скрипел под ботинками, когда она двигалась навстречу парню с рыжими волосами и шрамами на лице. Он приветливо улыбался, а за его спиной возвышался необыкновенный дом с такой чуднОй черепицей, которую Гермиона никогда прежде не видела — в форме ракушки.       — Здесь так красиво, — тихо прозвучал голос гриффиндорки.       — За этот вид мы и полюбили это место. Здравствуй, Гермиона, как ты?       Она приветливо кивнула. На мгновение карии глаза застелили слезы, заставляя изображение перед ними поплыть, но девушка сделала несколько уверенных вдохов и успокоилась.       — Я просто сделала то, что было необходимо, — мысль о родителях, память которых она изменила, повлияв на ход всей их дальнейшей жизни, больно отозвалась в груди.       Билл Уизли положил ей руку на плечо и по-дружески сжал его. В окне первого этажа коттеджа Гермиона заметила Флер, которая приветливо улыбнулась девушке. Грейнджер кивнула и улыбнулась в ответ.       — Пойдем. У нас есть немного времени, пока не прибудут Тонкс и Люпин. А затем мы… — Билл развернулся и пошел вперед в сторону дома.       — Мы вытащим Гарри, — закончила за него Гермиона и двинулась следом.       Гермиона не могла точно сказать, когда именно Лестрейндж опустила свою палочку, темнота стремительно настигала ее, накрывала, подчиняла. Но девушка и не сопротивлялась. Она была готова переступить через этот невидимый порог, даже если она никогда не вернется назад. Лишь бы не чувствовать больше эту боль. А в голове все также звучит смех Сириуса, а ладони все еще щекочут перья Клювокрыла…