Красный бархат

      — У тебя перья остались в волосах, — раздаётся голос Дазая над ухом, который смотрит на несколько белоснежных перьев в волосах сидящей перед ним Наны.       — Так вытащи.       Она не в настроении или что-то случилось? Осаму чуть хмурит брови, но тянет пальцы к тёмным прядям и аккуратно избавляется от следов превращения. Нана откидывается назад, затылок устраивая на его плече.       — Я не понимаю, что-то слу…       Нана фразу закончить не даёт: тянется к губам, пусть это действие в шее болью отдаётся, но своего добивается. Дазай не может не ответить на поцелуй, но в голове всё равно вертится мысль, что что-то произошло, а Нана Китадэ держит рот на замке. Сквозь поцелуй он чувствует, как Нана, мягко взяв его за правую руку, сначала кладёт её к себе на тазовую косточку, а после направляет в домашние шорты, и он пальцами ощущает нижнее белье — единственную преграду к её телу.       — Китадэ… Нана, что ты…       — Ты нужен мне, Дазай. Или, — она хмыкает, — ты меня больше не хочешь?       — Хочу.       — Докажи.       Нана с тихим стоном укладывается обратно, когда Дазай делает то, что она просит. Она чуть елозит по кровати; грудь, обтянутая тканью майки, быстро поднимается и опускается. Дазай склоняется к уху Наны, они соприкасаются виском и щекой. Китадэ постанывает, накрывает его ладонь своей, направляя.       — Да-а-а, вот так… — выдыхает она, прикрыв глаза. — Ками, как же… Так, да…       Дазай чуть поворачивает голову и прижимается губами к виску Наны. В любой другой день её действия и стоны нашли бы отклик, и он бы с удовольствием бы удовлетворил её, но сегодня что-то было не так. Сегодня Нана была сама на себя не похожа, и Дазай не мог закрыть глаза на это поведение.       — Что случилось? — спрашивает он, не отрывая губ от виска и зная, что она услышит.       — Осаму, — выдыхает Нана, вцепляясь пальцами ему в ладонь, и что-то есть в том, как она произносит его имя (впервые за годы их знакомства), потому что Дазай прикрывает глаза, сгибая пальцы так, как ей нравится, и сдаваясь. Ладонь второй руки он запускает ей под майку и сжимает левую грудь, заставляя Китадэ ещё немного прогнуться в спине. — А!.       Несколько движений, и Нана со стоном обмякает в его объятиях, поджимая пальцы ног. Она всегда так делает, когда кончает: за много лет близости Дазай успевает хорошо изучить её тело и реакции на себя. Он целует тяжело дышащую Нану в взмокший лоб; убрав руку с её груди, заправляет влажную прядь за ухо.       — Теперь-то ты скажешь мне, что случилось?       Она медленно открывает глаза, и, сделав это, издаёт смешок.       — Всего лишь конец света. Это всего лишь конец света.       — Нана?       — Осаму, — Нана, наконец, отпустив его руку, касается пальцами скулы Дазая, а затем безвольно роняет свою руку на кровать. — Фёдор Достоевский хочет создать чистый мир, свободный от греха.       — Это расстроило тебя настолько, что ты решила забыться с моей помощью?       — Тебе не понравилось? А по твоему сбившемуся дыханию и не скажешь.       — Глупо отрицать, что не понравилось, но ответ на свой вопрос я не получил.       — Я уже тебе всё сказала, детектив.       — Только не говори что…       — Он собирается уничтожить всех нас, — шепчет она, и по её взгляду Дазай понимает, что Нана не преувеличивает. Он и раньше предполагал, что Фёдор захочет что-нибудь такое сделать, но одно дело — предполагать, а другое…       — Мы этого не допустим. Этот демон не получит желаемого, слышишь?       — Ты не всемогущ.       — Как и он, — возражает Осаму. — Китадэ, да ты дрожишь.       — В комнате холодно, — отмахивается она. Дазай крепко прижимает её к себе.       — Сейчас я тебя согрею.       Я боюсь за тебя.       Очень боюсь.       Но слова так и не срываются с губ Наны.