Добро пожаловать в Питер.

Кэйа потягивается и слышит как хрустит позвоночник. В тишине квартиры этот звук кажется особенно громким. Сегодня Тарталья взял Софи погулять куда-то, чтобы дать Альбериху время собраться с мыслями. Кэйа всё также в пижаме садится на подоконник, и открыв окно, достает сигарету. Из пачки, которая лежала рядом, там же и нашлась зажигалка. Черкнув колёсиком, вызывая пламя, Альберих на мгновение зависает. Маленький огонёк робко дрожал на сквозняке. И Кэйа внезапно почувствовал что-то родное к этому пламени. Что-то близко — родственное. Как будто он сам дрожит, пытаясь бороться с метафоричным ветром, страстно желая разгорелся по ярче. Альберих хмыкнул, осознавая насколько же скатился. Сидит на подоконнике, в квартире друга, сбежав от человека, которого раньше безумно любил, и сравнивает себя с огоньком зажигалки. А может главное слово в предложении было «безумно», а не «любил»? Безумие закрыло ему глаза, на долгие года. И именно любовь открыла их. При воспоминании об недавних событиях, Кэйа поджал губы. Гнев захватил его с новой силой. Альберих делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться, и наконец-то зажигает сигарету. Затягивается противным сигаретным дымом, который тут же неприятно царапает горло и вызывает слезы на глазах. На самом деле, Кэйа не курил где-то со старшей школы. Ему пришлось бросить, потому что Дилюку не нравился их запах. И сейчас, спустя столько времени, Альберих снова начал курить, и снова сидит на подоконнике, рискуя подхватить пневмонию. Выдох, и кажется, что вместе с дымом улетают все печали, заботы. Голова немного проясняется. На самом деле помогал не никотин, а однотипные действия. Сигарета у рта, вдох, задержание дыма в легких, выдох, стряхивание пепла в пепельницу. Заканчивается одна сигарета, Кэйа зажигает следующую, и так по кругу. Альберих обдумывал, что делать дальше. Пойти к родственникам он не мог, от него отреклись ещё в детстве — отдав в детдом. Оставаться у Тартальи не хотелось, и не потому что Кэйа боялся, что их выгонят, а из-за страха, что они будут мешать ему. Аякс — молодой парень, и ему надо строить свою жизнь. А Альберх на него сегодня ещё и Софи скинул случайно. Правда, Тарталья вызвался сам, но это не успокаивало совесть Кэйи. И сейчас, чего это он так раскисает? Будто только у него одного такая ситуация! «Плюешь на это и идёшь дальше с высоко поднятой головой. Хотя бы ради Софи.» — внутренний голос пытается вразумить Альбериха и не дасть ему упасть в яму, именуемую — самостраданием. «Нельзя страдать, нельзя жалеть себя.» — повторяется это как мантра. — «Нельзя, нельзя, нельзя.» Тяжёлые мысли прерывает боль. Кэйа успел забыть о сигарете в своей руке, которая уже догорела до конца, и слегка обожгла пальцы. Это же ощущение и вернуло его в реальность, и Альберих внезапно понял насколько же он замёрз. Спрыгнув с подоконника, Кэйа закрыл окно, и достал телефон, дабы посмотреть время. На экране его ждали миллион сообщений из-за всех менеджеров. И все из разных аккаунтов, но Кэйа знал от кого они на самом деле. Содержание их было разным, в зависимости от времени когда их отправили. К примеру, в 16.05 от человека с никнеймом Village пришло сообщение: Кэйа, ну и пошел ты нахуй, дрянь не благодарная! Чтобы ты сдох. Ближе к ночи некий Vinodel написал следующее: Кэйа. вернись. Я не могу без тебя! Вернись, прошу. Хочешь денег отправлю? Я изменюсь. Только вернись. Далее шло сообщение с настоящего аккаунта Дилюка: Я найду тебя. Берегись. Страх поглотил сознание Альбериха. Ладно он сам, а как же Софи, Тарталья? Дилюк не пощадит их в попытках добраться до Кэйи. Конечно, он сделал всё, чтобы обезопасить Аякса — публично разорвал все отношения с ним, удалил контакт и всю переписку. И когда Дилюк спрашивал куда бы Кэйа хотел поехать — он отвечал, что угодно кроме города, где живёт Тарталья. Да, и связи Дилюка были ограничены. Он бы не смог посягнуть на Россию. Правда же? Паника разрастается всё сильнее и сильнее, и не давая отчёт своим действиям, Альберих чуть ли не звонит Тарталье. Но во время останавливается. И спешит в ванную — чтобы умыться холодной водой и прийти в себя. Заодно, Кэйа там же переодевает свою пижаму, на бесформенную толстовку, которая, кажится на пару размеров больше необходимого. Альберих смотрит в зеркало, разочарованно качает головой. А потом проходит в спальню, которую выделил ему Чайльд, достает из сумки рубашку и облегающие джинсы. Черт знает, сколько они лежали в шкафу, в доме Дилюка. Кажется с самого самого выпускного? Или ещё дольше? Кэйа не помнит. Он лишь знает, что Дилюку его наряды никогда не нравились. И под строгими требованиям партнёра Альберих потерял часть себя. И не просто часть, а практически всего себя. Куда делся тот юноша, который тусил и флиртовал со всеми подряд? Куда пропал Кэйа, который с гордостью носил повязку и всем говорил, что это наследство деда-пирата? Кто этот человек, что отражается в зеркале? Почему он прячется за длинным волосами? Почему у него вечно согнута спина, будто он несёт огромный груз? — Кто я? — Тихо спрашивает Альберих, проводя рукой по зеркалу, едва касаясь пальцами поверхности. Он больше не узнает себя. — Так! Кэйа Альберих, — одергивает он, подражая голосу преподавателя в университете, который постоянно его доставал. — Отставить истерику! У тебя есть Софи, и Тарталья. Ты не один. Всё будет хорошо! Кэйа переодевается, рубашка слегка маловата, но вообщем выглядит нормально. Джинсы же сели идеально. Порывшись в сумке Альберих достал серьгу — единственное, что осталось от родителей. Это был голубой камень в золотом оформлении. Подхватив ее, Кэйа поспешил в ванную, надеясь, что прокол не зарос. Встав перед зеркалом, Альберих раскрутил застёжку, и надел серьгу. Взглянув на себя снова, его прорвало. Появилось ощущение, что все прожитые года — просто ночной кошмар. Потому что, сейчас Кэйа выглядел как в день выпускного. Практически точь в точь. У него где-то фотография была. Единственное отличие — тогда за его спиной стоял Дилюк, а сейчас там пустота. Такая же как в его сердце. Альберих даже не заметил, как по его щекам покатились крупные слезы. Он просто смотрел на своё отражение и тихо ненавидел себя. За всё. За слабость. За то, что допустил такое обращение с собой. За то, что позволил закрыть себя. — «Ради любви», — ехидничает Кэйа, —минус сто из десяти. Никому не советую. Ха-ха-ха. Истерика накрыла его с головой. Даже выше. Захлёстывала, как волна на море. Не успел «оседлать», так тони под ней. Вспоминались лица друзей, которых пришлось бросить, потому что « они не подходят тебе, Кэйа. Тебе подхожу только я. Ясно?» Только их дружба с Тартальей смогла выдержать такое испытание. Они не виделись.. Лет десять точно. И сейчас, Альберих тупо стоит и рыдает в его ванной. Мысли хаотично скакали, без всякого намека на порядок. — Сгинь в аду. — Внезапно шипит Кэйа, и достает ножницы из шкафчика. Дилюку всегда нравились его длинные волосы, да, что греха таить, ему самому они нравились, но сейчас Альберих чувствовал, что делает всё правильно. Он берет ножницы, и без всякой жалости режет их. Получается на удивление ровно, не зря всё-таки его долбили в университете с « РЕЖЬ РОВНЕЕ». Вон, даже в ситуации когда руки трясутся, срез идеальный. Пряди падают вокруг него полукругом, но Альберху плевать. Он чувствует, как вместе с волосами спадает тяжесть. Закончив прическу, Кэйа улыбается себе. Его длинный хвост отрезан, а остальные прядки в аккуратно легли у лица. Затем Альберих умывается, окончательно успокаиваясь, и достав щётку, убирает беспорядок. Что оказалось довольно вовремя, потому что как только он выкидывает мусор, раздается звонок в дверь. И Кэйа поспешил открыть ее. Навстречу ему бросается маленькая девочка, которая тут же крепко обнимает его и начинает рассказывать, как же здорово гулять с дядей Аяксом. А Тарталья просто стоит сзади и улыбается. Затем Софа отпускает Альбериха и бежит переодеваться, ибо жарко стоять в уличной одежде дома. И тут Чайльд добивает Кэйю новостью. — Аэ, за мной стоит человек, который может помочь тебе. Вы тут сами справитесь? Я быстренько на почту! Классная прическа, Кай! — проговаривает Тарталья, и сбегает. А Альберих обречённо вздыхает, и поднимает глаза наверх. — Альбедо?