И станет ясно

Яркие лучики уходящего солнца пробираются сквозь тюль на кухне квартиры на втором этаже. Они последние минуты освещают пол и стену, столешницу и плиту и немного мешают хозяину квартиры, но отвлекаться на уход в спальню, где есть плотные шторы, он не собирается. Сидит, ногой покачивая, с видом напряжённым. Работа до вечера вымотала Аккермана полностью и усталость заставляет тяжело вздыхать каждые несколько минут. Руки настолько устали, что еле как держат ручку, голова слегка кружится от нехватки еды и кучи волнующих мыслей в голове. А в голове у него бардак. Все мысли смешиваются меж собой, не поздравляя здраво думать о том, что пишет сейчас на листке бумаги. Леви мысленно ругается, когда осознает, что написал совсем не то и с огорчением переводит взгляд на не внушительно толстую стопку денег. Не хватает… как бы он не старался, не хватает и совсем не прибавляется, а уже принявшей возможную скорую смерть матери с каждым днем, с каждым часом всё хуже и хуже. Сердце колит и сжимается лишь от одной мысли о том, что может не успеть, опоздать, и тогда все старания будут напрасны… Он смотрит сначала на стопку денег, скреплённых меж собой прищепкой для бумаги, хмурится и по выражению лица с первого взгляда можно понять, что разочарован и раздражен. Разочарован в себе, раздражен тем, что ничего не выходит. Спустя пару секунд переводит взгляд на окно. Лучики вечернего солнца заставляют хмурится и сначала прикрывать глаза ладонью, но вскоре они привыкают к этому. В попытках собраться в мыслями, привести их в порядок, будто бы подсчитывая, Леви рассматривает цветы на подоконнике. Ханджи часто отдаёт свои, ведь на работе их запрещают, а дома совсем нет места. А подарки Аккерман никогда не выкидывает, за всеми цветами тщательно следит, поливает их и обрабатывает. Вот только, в попытках привести мысли в порядок, сам и не замечает, как взгляд переходит с миниатюрных кактусов на фотографию в рамке. Старая совсем, но родная такая… Улыбающийся Смит с радостью и добротой смотрел в камеру. Ещё живой, ещё надеющийся на лучшее, но уже хорошо знакомый с Леви. Детектив смотрит на эту фотографию таким стеклянным взглядом, что боль сразу по ним читается. «Я пообещал… Что выполню твое желание посадить его. И я это сделаю, подожди немного. " — задумывается Аккерман и вновь из его сухих, слегка потрескавшихся губ выходит тяжёлый вздох. Вот только мысли его прерывает звонок в дверь, в след за котором вскоре следует стук. Совсем не такой, как у соседей. Петра стучится еле слышно, а Оруо несколько раз и быстро. Стук совсем другой, непривычный. Леви вновь сводит брови к переносице — кого занесло после тяжёлого, рабочего дня… Несмотря на свое не желание открывать, уж тем более если это кто-то из сотрудников или каких-нибудь электриков, он не хотя выходит из-за стола. Идет медленно, не спеша, а чёрный кот бежит в след. — надо бы постричь тебе когти… — посматривая на кота, озвучивает вслух мысли он, ведь прекрасно слышит стук уже длинных когтей об ламинат. Прежде чем открыть дверь, смотрит в глазок. Ожидал увидеть кого угодно в такое время, но не её… Стоит, испуганная вся и дрожит, судя по виду, совсем не от холода. Вид встревоженный до мурашек по коже. У Аккермана неожиданный приход без предупреждения пусть и вызывает некое недовольство, но в глубине души чувствует, что всё не так просто, как казалось бы. Поворачивает несколько раз замок и открывает дверь. И осмотреть коллегу перед собой не успевает, как та тут же бросается в объятия. Не обращает внимания на то, что дверь всё ещё открыта, что кто-то из подъезда может увидеть. Совсем забывает о том, как неприлично врываться без предупреждения и без разрешения вытворять такое. Эрсель обнимает его крепко, вся дрожит и впивается ладонями в ткань домашней футболки. Хнычет тихонько, а слезы льются водопадом из глаз, заставляя светло-серого цвета футболку намокнуть. — Леви… — еле слышно и невнятно начинает разговор рыжая, но совсем не отпускает его, обнимает так крепко, что наверняка не смогли бы её оттащить. Даже взгляда на него не поднимает, только голову склоняет и утыкается в плечо. Так страшно и тревожно было до, будто в фильме ужасов, а сейчас сердцебиение приходит в норму, попытки отдышаться и прийти в себя наконец-то начинают идти на пользу. А Леви не дурак ведь, понимает, что что-то случилось. Пусть и знает, на сколько его коллега эмоциональна и может слезу пустить из-за мелочи, но сердцем чувствует, что в этот раз всё не так. Не отстраняется, но и не знает, что делать. Руки тянутся к ней в ответ, но останавливаются неподалёку. Замер, словно статуя и дотронуться не может. Лишь взволнованно вытягивается, что-бы посмотреть, всё ли в порядке в подъезде. На радость, совсем никого. Только свет ещё работает, а дверь не закрыта. Всё равно тревожась о том, что кто-то ещё может появиться в дверях квартиры, он впускает девушку в прихожую и закрывает в след за ней дверь. А Эрсель и слова выдавить не может — шепчет что-то невнятное, хнычет и слезки вытирает с лица. А слезы не прекращаются, заставляют ткань теплого свитера и одежду Аккермана намокнуть, чего девушка безумно стыдится. — что стряслось? — еле заметно дрожащим от волнения голоса интересуется мужчина и со страхом смотрит на неё. Такая испуганная, словно загнанная в угол, дрожит вся, ладони холодные до того, что их температуру он чувствует сквозь ткань футболки. Смотрит на неё сам испуганно и сердце сжимается от страха, что что-то случилось… — пожалуйста, позволь мне остаться у тебя, пожалуйста… Мне страшно, Леви… — шепчет она, наконец-то подняв голову с его плеча. Губы дрожат, глазки стеклянные и испуганные, а взгляд их бегает в разные стороны. — без проблем. Что с тобой стряслось, ведьма? — Альберт… Он… — Эрсель не успевает договорить, как вновь слезы наплывают новой, более сильной волной, а хныкание опять слышится. А Леви этих слов вполне достаточно, что-бы понять, что дело плохо. Становится до ужаса страшно, на душе больно, когда смотрит на неё. Из губ его выходит тяжёлый вздох, а спустя пару секунд, совсем неожиданно для гости, усаживает её на белый стул в коридоре, сам садится на колени перед ней. — ты чего? — испуганно интересуется Эрсель и вытирает слезки с лица. Ноги к себе прижимает, боится, но Леви рукой их на себя тянет. Принимается аккуратно, но быстро развязывать шнурки на них, а после ставит рядом со своими. — всё в порядке. Я рядом. — пытается хоть как-то успокоить он, а в голосе слышится заметное волнение. — сейчас придёшь в себя и расскажешь, что произошло, договорились? — более спокойно продолжает он и кладёт ладонь на её колени. Аккуратно так, с нежностью, но со страхом в глазах. В ответ рыжая лишь положительно кивает, дышит глубоко, лишь бы успокоиться и хоть слова из себя выдавить в ближайшее время. — налить горячего чаю? Возьми плед с кровати, замерзла вся. — заботливо продолжает Леви и выпрямляется, что-бы пойти на кухню. Вновь, ответа не слышно, но она всё так же положительно кивает. На последок, Аккерман оглядывает её. Так боится, что что-то случится, вновь заплачет и тревожная истерика продолжится. Но, убедившись в том, что гостья пытается приходить в себя, уверенно и быстро шагает на кухню. А Эрсель, на дрожащих и усталых ногах, медленно шагает в комнату. Держится за стены, идёт медленно и тяжело дыша, боясь упасть. А в голове всё крутятся те моменты, те мерзкие прикосновения, словно змея впускает свой яд под кожу… А по коже вновь проходит неприятный, холодный и пугающий холодок. В глазах на мгновение темнеет от воспоминаний о том, с какой похотливой, мерзкой улыбкой он смотрел тогда… Несмотря на слабость во всём теле, всё-же добирается до кровати. Сумку укладывает на пол рядом, а сама в мягкий и тёплый пледик укатывается. За стенкой же уже слышатся шаги и удар тапочек об ламинат — Леви возвращается в комнату, параллельно размешивая сахар в чае небольшой ложечкой. — Леви, мне страшно… — переводит взгляд на него Эрсель, когда слышит, как открывается дверь в комнату. Он осматривает её со страхом и спешит подойти к кровати. Присаживается рядом, кладёт руку на хрупкое, дрожащее плечико и самому больно становится от него испуганного вида. — посмотри на меня. Всё в порядке, я рядом и никто тебя не тронет. — Аккерман смотрит на неё с такой заботой, с такой теплотой во взгляде, что и правда по спокойнее становится, хоть и немного. Он протягивает чашку с горячим напитком, а девушка молча его принимает. Делает несколько глотков, держа чашку обеими руками, чтобы их согреть, и вскоре опустошает первую половину. — Альберт… Он домогался до меня. Как я понимаю, планировал изнасиловать. — всё же набравшись смелости, тихо отвечает Эрсель и вновь чувствует, что вот-вот заплачет. Руки дрожат, она боится уронить и разбить чашку, из-за чего встаёт и ставит её на стол, а детектив быстро подскакивает сзади и кладёт ладонь на плечо, со словами: — сядь, тебе сейчас отдых нужен. Как это произошло? — серьёзно интересуется он и хмурится. В таком шоке уже давно не было. Коллегу его чуть не изнасиловали… Или не только коллега она? Об этом он задумывается на мгновение, но тут же выгоняет эти мысли из головы, не до этого сейчас. Без усилий, обратно усаживает её на кровать и так заботливо, с любовью накрывает пледом, закатывает её почти полностью, ожидая ответа. — его только вчера из больницы выписали, попросил в гости прити, мол поговорить нужно… Обозлился на меня сначала из-за того, что про тебя говорила, а потом домогаться начал. Леви, я сейчас себя так грязно чувствую… — грязно? Эрсель, даже не думай об этом. Альберт — отбитый на голову дегенерат. И я… Я тебе обещаю, он обязательно поплатится за то, что сделал. Что он тебе говорил? — пусть голос его серьёзный, даже уверенный, но в голове бардак. Руки чешутся пойти и сделать так, что-бы виновник вновь оказался в больнице. Да пусть это и нарушает все рамки адекватного, пусть! Аккерман приходит в ярость, что заметно даже внешне, когда дело доходит до близких. Хмурится, а в глазах заметна чистая злость. Но и оставить её одну сейчас не может… Оставлять её наедине с собой, наедине с мыслями о том, что она теперь грязная и мерзкая, было бы совсем не хорошо. И он это прекрасно осознаёт, поэтому и остаётся. Да плевать на этого ублюдка, совсем не до этого сейчас! Леви садится ближе, пусть и знает, что рыжая сейчас может оттолкнуть его. Ладонь её берет в свою, так ласково и заботливо, не сжимает и боится навредить, словно боясь, что та — самое хрупкое, что есть на свете. — я не понимаю, что плохого я ему сделала… Зачем он так поступил. Мне так страшно, что теперь он станет преследовать меня. — он тебя и пальцем не тронет. Доверься мне. — с тяжестью отвечает Леви и лишь сильнее, но конечно не до боли сжимает её ладонь в своей. Давно он не проявлял такой ласки, кроме матери ни на кого не смотрел с такой любовью и заботой, желанием уберечь. Яркий огонек виднеется в глазах, когда смотрит на Эрсель. А она лишь хнычет тихонько в ответ и вновь обнимает его. Склоняет голову к грудной клетке, сквозь всхлипы слушая его сердцебиение и обнимает так крепко и со страхом, будто бы боится вновь быть использованной и одинокой. — знаешь… Он же был таким хорошим. Пусть, я и давно поняла, что он не такой, каким являлся, но так надеялась, что он изменится. Что перестанет так относится, просить те отвратные фотографии, перестанет трогать меня… — это был не первый раз? — грубо интересуется Леви и сжимает одну из ладоней в кулаке с огромной злостью, яростью. Но второй так нежно, со страхом навредить, гладит девушку по голове, треплет её рыжие пряди и вновь укладывает их на место заботливо и аккуратно. — нет… Далеко не первый, но так далеко ещё никогда не заходило. В этот раз он выглядел как зверь, честно! Он трогал мои ноги, залезал под свитер и целовал меня… Последнее было до ужаса противно, я готова была сблевать прямо в тот момент. — с желанием выговориться, тихо рассуждает Эрсель, но голову не поднимается, всё так же утыкается носом в его левую ключицу. — как только ты придёшь в себя, я с ним разберусь. Есть его номер телефона? — он продолжает гладить её по голове, медленно переходя к плечу. Ласково проводит по ним и вновь возвращается к рыжей макушке. А на душе так по не привычному тепло… Что же так удивляет? Аккерман прекрасно понимает, что так удивляет его в этом чувстве. Давно не ощущал такой ласки, такой теплоты… Странное чувство закрадывается внутрь, растекается по всему телу, по венам вместо крови, а сердце по не привычному быстро колотится, что прекрасно чувствует рыжая. — я оставила свой телефон у него. Когда убегала, не было времени идти за ним до комнаты. Даже не посмотрела, в сознании ли он после моего удара. — заберем его вместе, как только тебе станет лучше. — уверенно заявляет Леви и хмурится от осознания того, что ей вновь придётся возвращаться туда, видеть его и дрожать от страха. — Леви… Знаешь, я чувствую себя так грязно, так отвратительно. Будто бы это я сотворила что-то плохое. — эй. Я прекрасно понимаю, в каком плане ты чувствуешь себя грязно и душ не смоет воспоминания о его прикосновениях, но горячая ванна пойдёт на пользу. Эрсель наконец-то удивлённо поднимает взгляд на него. Заплаканными глазками хлопает и смотрит недоумевающе. — но… Я же просто твоя гостья, наверное будет не очень хорошо, если я займу твою ванну. Честно, мне стыдно, что я так резко прибежала к тебе, а теперь сижу и плачу. Хехе… А у тебя вся футболка мокрая от моих слез. — посматривая на мокрые пятна, горько усмехается рыжая, а на её лице появляется совсем слабая улыбка. — это не важно. А дискомфорта ты мне не предоставишь. Наберу тебе ванну, а пока моешься, приготовлю ужин. — ты уверен? — уверен. Ты пока успеешь допить чай. — всё так же уверенно заявляет Леви, а от вида уже более спокойного лица на душе гораздо лучше становится, как камень слёг. — а одежда?.. — дам тебе что-нибудь из своей, как в тот раз. Прежде чем пойду набирать ванну, скажу тебе кое-что. — что же? — взволнованно интересуется Эрсель и поджимает нижнюю губу от страха. — я с тобой так не поступлю. Тебе страшно, но даже не думай о том, что я могу приставать к тебе. А на личике девушки вновь появляется улыбка. Радостная такая, нежная и полная доверия. Рыжая смотрит на детектива с такой заботой, теплотой и нежностью, которые начали угасать в последнее время, что ему самому аж хочется улыбнуться. Аккерман еле заметно поднимает уголки губ, но серьёзное выражение лица в миг сменяется на ласковое. — ты так слабо улыбаешься, но так красиво… Улыбайся чаще, Леви. Тебе идёт. — с интересом шепчет Эрсель и взгляда от него не отводит, самой так спокойно… — тоже не вешай нос. Грейся, я наберу тебе ванну. — уверенно заявляет Аккерман, а улыбка превращается в миг в спущенное выражение лица. Отпускать пусть и не хочется, но надо… Не спеша, медленно и боясь напугать, встаёт с кровати и движется к двери. — Леви… А расскажешь мне что-нибудь интересное потом? Под твой голос наверняка приятно засыпать. — тихо хихикая, спрашивает она, в попытках отвлечься. — обязательно, ведьма. Твой чай наверняка ещё горячий, пей пока не остыл. — как скажешь, Леви. — ласково отвечает она и вновь укутывается в тёплый плед. А детектив на последок оглядывает её и вновь убеждаюсь, что всё уже лучше, удаляется из комнаты. Спустя некоторое время, горячая вода течет из крана в ванной и небольшие капельки капают с мокрых рук Леви, пока тот пытается настроить воду. Не слишком холодная вода, но и не кипяток должен быть, что с трудом удаётся сделать сегодня. Хотя, обычно проблем с настроением воды не бывает. Но для него сейчас не это главная проблема, в голове всё такой же бардак — мама, расследование, Эрсель… А что с Эрсель сейчас? Наверняка, сидит за стенкой и продолжает хныкать, чувствуя себя отвратительно после такого. А с Леви уже как-то раз поделились, какого это жить после подобного. «Я что-нибудь придумаю… Я обязан что-нибудь придумать.» — проскакивает мысль в голове Аккермана и он хмурится. И не знает, что предпринять. Тяжело вздыхая, он затыкает слив пробкой и оставляет включённый кран, пока сама ванна наполняется горячей водой и душным паром. *** Горячая вода касается холодных, замёрзших ног и Эрсель облегченно выдыхает. Наконец-то, наконец-то всё будет хорошо… Она держится за края ванны и медленно опускается в воду. Тело слегка краснеет, вены напрягаются спустя пару минут нахождения в воде. Тихонько что-то напевая, тянется так сладко и принимается расплетать небольшие, тонкие косички из передних прядей. — как же хорошо, спокойно… — вновь облегченно вздыхая девушка и закрывает глаза. Руки закидывает под голову для удобства и ноги кладёт на бортик. Только вот, спокойное выражение лица сменяется хмурым и недовольным от одной мысли о том, как ужасно всё это, что рано или поздно придётся решить… А стоит ли вообще писать заявление? Нужна ли вся эта суматоха и проблемы? Эрсель совсем не уверена. Сама себе, совсем скоро она шепотом даёт ответ: — никакого заявления писать не буду… Просто прекращу с ним общение, чтобы больше не лез. — уверенно, но с недовольным лицом шепчет она и начинает что-то тихонько напевать, чтобы отвлечься. — чем будешь ужинать? — прерывает её раздумья голос Леви. Спокойный такой, приятный слуху. Стоит он, судя по её суждениям, около двери и ожидает ответа. — знаешь… Наверное, я не буду есть. Аппетита нет совсем. — неуверенно отвечает так, и несмотря на то, что их разделяет дверь, принимает менее уверенную позу. — тебе сейчас нужно хорошо питаться. Хотя бы что-нибудь. — серьёзно заявляет Леви и облокачивается на дверь с очень недовольным видом от такого ответа. — тогда… То же, что и ты! Мне просто немного стыдно, что ты позволил остаться, а я ещё и есть твою еду буду… — не говори чушь. Отдыхай, я позову, как ужин будет готов. — ох, Леви… Леви, ты лучший. — мягко улыбаясь, отвечает рыжая и даже не видя его, всё равно с нежностью глядит на дверь, за которой он стоит. А через пару мгновений, к сожалению, слышатся утихающие шаги… На радость Аккермана, гостья не видит яркого румянца на его щеках. «Ты лучший» — кажется, такие простые слова, но так западают ему в душу и заставляют сердце бешено быстро биться. Он прикрывает лицо ладонью и хмурится, выглядит так, словно недоволен и шагает на кухню, чтобы отвлечься от смущения… *** Пол часа готовки и с кухни слышится крик Аккермана о том, что еда готова. «Представляю, как повезло его будущей жене» — задумывается Эрсель и усмехается своим же мыслям, а после принимается выбираться из ванны. Вода уже не такая горячая, даже немного прохладная и это не очень приносит удовольствие. Она тихонько выдыхает и принимается выжимать воду из мокрых волос, а через пару минут на теле вместо привычной юбки и свитера оказывается домашняя одежда хозяина квартиры, которая так пришлась ей по душе. — налил тебе горячего чая. Тот, что в комнате, уже остыл. — заявляет Леви, когда видит, как девушка медленно шагает по коридору к нему. Всё так же боясь упасть, слегка держится за стену и прикрывает глаза. — аккуратнее. — продолжает он, явно волнуясь за то, что она может упасть. — так мило, что ты заботишься… — подмечает Эрсель и подходит к детективу. Стоит совсем рядышком, плечом случайно касается его и смотрит на процесс заварки чая с огромным интересом. — могу тебя обнять? — неожиданно, но совсем тихонько интересуется она и поднимает взгляд на не мало удивлённого Леви. А тот в ступоре замирает, даже из чайника с заваркой перестаёт литься тёмная, но красивая и горячая жидкость. Несколько секунд он стоит в ступоре, смотря в одну точку, а потом, прежде чем ответить, прокашливается. — тебе не противно? — почему же? — удивлённо вскидывает бровки Эрсель, а руки уже сами тянутся, что-бы обвить чужую талию. — с тобой такое сделали, и ты не боишься прикосновений? — поджимая нижнюю губу, интересуется он. И пусть чай уже заварил, но не отходит… — твоих нет, с тобой мне так спокойно и я совсем не боюсь… А к чему это, Леви? — испуганно спрашивает Эрсель, а взгляд становится таким, будто бы что-то подозревает. — не важно. Обнимай, если тебя это успокоит. — смущенный первой фразе, фыркает он. — а ты точно ничего не сделаешь? — всё так же испуганно продолжает Эрсель, а руки уже не тянутся к нему. Наоборот, прячет их за спиной. — не говори ерунды. Обнимай, остынет вся еда сейчас. — ворчливо отвечает Леви и треплет мокрые пряди волос. И несколько секунд не треплет их, как девушка тут же бросается в объятья, чуть ли не висит на нем, уже привыкши обнимать за плечи. Так ласково обводит их и прижимается крепко, опустив голову и прижав её к груди детектива. — ты теплый… Честно, если бы не ты, до сих пор билась бы в истерике. — только не плачь, прошу. — с тревогой просит он и на свой же страх и риск касается её спины кончиками пальцев. Сначала боится, что та оттолкнет, что это слишком, но слышится тихий шепот: — обними меня в ответ, прошу… — еда остынет. Хочешь есть холодную? — ворчит Леви, но всё же обнимает в ответ, пусть и не так крепко. Тревожится до сих пор, да и непривычно так. — поем, если нужно будет… Давай постоим так совсем чуть-чуть, так хорошо на душе становится. А как поужинаем, расскажешь мне что-нибудь? — и что же? — может… О своём прошлом? Ты ничего об этом не говорил, а мне бы было интересно узнать. — нечего об этом говорить. Там ничего интересного. — резко меняет тон на более грубый он, отворачивается и фыркает слегка недовольно. Не так уж и приятно вспоминать о ужасном прошлом. — Леви? Ох, прости меня, раз ты так реагируешь, там наверняка что-то плохое, я совсем не знала… Эй, ты не злишься? — давай поужинаем. Тебе сейчас требуется хорошая еда и отдых. — хорошо… Тогда, скажи, что ты собираешься сделать с Альбертом. — более уверено заявляет рыжая, отстраняется от него и наконец-то садится за стол. Кажется, именно о желание её отстранения он заявлял, а сейчас так пусто и грустно на душе от её ухода к столу. Несмотря на неприятные чувства, совсем неизвестные и не понятные ему, он присаживается за стол сразу после неё. В глаза не смотрит, вилкой начинает ковыряться в еде, кратко и сухо отвечая на вопрос: — уж в морду он получит точно. И никогда, никогда больше не позволю ему приближаться. — ко мне? — а к кому же ещё? — грубо отвечает ей Аккерман, но ответа не дожидается и принимается за ужин. А рыжую девушку, несмотря на свое же состояние, не меньше тревожит весьма нестабильное состояние коллеги, который за это время уже становится ближе, чем просто коллега на время расследования. *** Тарелки скоро пустеют, некоторое время стоят в раковине, но вскоре хозяин квартиры моет их и убирает на полку над раковиной. Гостья же внимательно наблюдает за каждым движением, а всё тело не приятно покалывает каждый раз, когда мысль о белокуром, похотливом парне вновь посещает её голову. Она тяжело вздыхает и опускает взгляд в пол, на что Леви со страхом поворачивает назад, переставая тереть посуду мокрой губкой. — Леви… Я знаю, что я чересчур наглая, но могу оставить этот свитер себе? — неуверенно интересуется Эрсель и с заметной грустью поглядывает на аккуратно сложенный детективом свитер на стуле, сама же сидит на кровати, прижав к груди колени, около стены. — у меня достаточно одежды, забирай. — отвечает ей Аккерман и присаживается рядом, но не особо близко. Как бы глубоко в душу ему не запали в душу её тихие слова о том, что его касаниям всегда рада, но инициативу проявить побаивается, пока сомневается. — он тёплый и уютный, а ещё тобой пахнет так приятно… Я даже духами побаиваюсь пшикаться, когда надеваю его, хотя при стирке запах всё равно выветрится. — тихонько рассуждает она, стараясь хоть как-то отвлечься. Хочется разговаривать о любой глупости, о любых самых простых и понятных вещах, лишь бы не думать о случившемся. Сердце начинает бешено биться, по ощущениям даже сжимается лишь от одного горького воспоминания, а сама рыжая вновь начинает ощущать себя до ужаса грязной. «Кому я такая нужна буду… " — задумывается она и тяжело вздыхает, но через несколько секунд всё-же выдаёт тихие слова благодарности. Леви же на её подавленное состояние внимание почти сразу обращает. — тебе по спокойнее? Что-нибудь болит? — отвернув голову в сторону, совершенно спокойно интересуется он. — честно говоря… Болит голова, очень болит. Сейчас пытаюсь принять факт всего произошедшего и от этого такое ощущение, что вот-вот голова взорвётся! И состояние очень сонное, просто хочется по спать. Но не стоит волноваться, главное, что я в безопасности! — принесу тебе таблетки, а как подействуют, ляжешь спать. — уверенно заявляет Леви и тут же поднимается с кровати. — прямо здесь? — хлопает глазками гостья и ещё больше зарывается под плед. — поспишь сегодня на кровати. Я и на полу поспать могу, не неженка. — серьёзно заявляет Леви, явно не желая слушать стыдливые речи о том, что она стесняется. Он продолжает шагать к двери и касается её ручки. — а ты согласишься, если я попрошу, чтобы ты поспал со мной? — тараторит Эрсель и тут же зарывается лицом в подушку от смущения. — зачем? — хмурится Леви и с недоумением глядит на неё. — ну, знаешь… Спать на полу довольно вредно для спины и в целом для здоровья, я переживаю. — нечего за меня волноваться. Не впервые так. — он уже опускает ручку двери, чтобы выйти из комнаты, но более громкий голос отвлекает его: — я могу тебе доверять, поэтому и прошу! Знаю, что ты приставать не будешь… Даже в прошлый раз, просто вместе уснули и всё хорошо было. И я просто хочу, чтобы после случившегося ты был ближе, рядом с тобой я чувствую себя в безопасности… — интонация её падает с каждым словом, а сама Эрсель с каждой секундой всё больше и больше зарывается обратно в подушку от смущения. А в ответ получает положительный кивок. Как бы страшно не было Леви ложится с ней после произошедшего, как бы он не стеснялся, но в этот вечер готов выполнять всё её просьбы. Даже если на часах только девять тридцать вечера. — ты чудесный… Уверена, твоей будущей жене очень повезло. — ласково отвечает она и мягко улыбается, слегка прикрыв глаза. Смотрит на него с заботой такой, будто бы ничего и не было. Ах, а было да славно, будь это просто спокойные посиделки по причине её скуки одной дома из-за уезда подруги… Чуть более минуты, и дверь в спальню вновь открывается, в одной руке Леви виднеются две таблетки, а во второй стакан воды. Он спешит к своей ведьме, идет быстро, и не планируя больше выходить из комнаты, ногой закрывает за собой дверь в комнату. Теперь её не освещает свет из прихожей, который он уже успел выключить по пути, а только небольшая, симпатичная и милая лампа на столе, которая таким приятным, тёплым светом заставляет ещё больше расслабиться. — выпей обе. Если ночью станет плохо, говори. — тихим и успокаивающим голосом прерывает молчание Леви и протягивает гостье стакан и две белых таблетки в руках. Глядя на них, Эрсель недовольно фыркает. Большие ведь, глотать сложно. — зачем их такими большими делают, бе… — возмущается она, но в след за своим ворчанием тут же закидывает в рот сначала одну, запивает, а потом проделывает то же и со второй таблеткой. — но согласись, от них же становится лучше? — отвечает Аккерман и присаживается рядом, но опять, не особо близко. Расстояние между ними примерно пол руки, да и детектив на гостью не посматривает, то ли боится, то ли стесняется. — а ещё лучше становится от объятий. — усмехается Эрсель, и словно кот, который весь день скучал, подлезает к нему. Сладко тянется, уложив голову чуть выше коленей того. Открыв свои глаза, внимательно изучает все черты лица детектива. Приятные такие, пусть взгляд и суров, а небольшие мешки под глазами виднеются только в близи. Брови тонкие, но хорошо выражают эмоции, а щечки такие, что кажется руки вот-вот потянутся сами, что-бы ощутить всю мягкость. — расскажешь мне про тех ребят с фотографии? — всё же решается поинтересоваться рыжая и пальцем указывает на фотографию в рамке на рабочем столе. Лампа очень хорошо освещает, даже выделяет фотографию среди других предметов. Эрсель её внимательно рассматривает, с интересом таким разглядывает каждую черту лица двух людей на фото. — зачем тебе это? — хмуро отвечает Леви, и с заметной грустью смотрит на тот же предмет, что и девушка. — стало просто интересно. Они выглядят довольно мило. Думаешь, я бы с ними подружилась? — наверняка. Чего тебе про них рассказать? — задумчиво отвечает он и сам с не меньшим интересом рассматривает фото. — а кем они были для тебя? Почему ты не рассказывал про них? — Изабель и Фарлан. их больше нет. А были для меня первыми друзьями на многие годы. — с тяжестью в голосе рассуждаете Аккерман и взгляда от фотографии не отводит, а в голову приходят приятные воспоминания… — нет?.. В смысле, они… — Эрсель не успевает закончить предложение, как тут же из губ её выходит расстроенное «ох», а сама она, будто бы сказала какие-то плохие слова в детстве, прикрывает рот руками и мысленно ругается на себя. — сама понимаешь. — ох… Леви, прости. Мне правда очень жаль, я не знала, что всё на столько серьёзно. Ты злишься? Извини, я такая дура… А у детектива на душе так больно от того, что она себя же обзывает. Не осознано он хмурится и резко переводит взгляд на неё. Тихонько хлопает по рыжей макушке, и с недовольным цоканьем, отвечает: — нечего себя обзывать. Ты тут не причем. Это было давно, и я уже пришёл в себя. Эрсель расстроенно опускает взгляд на простыни под собой, хмурится слегка и смотрит так виновато, а после поднимается с колен Леви и тянется выше. Он только заикается, чтобы ворчливо спросить о том, что она творит, но мягкий поцелуй в щеку затыкает его в миг. — это в качестве извинений, ещё раз. Я правда надеюсь, что не сильно задела тебя этим вопросом. — чуть хихикает Эрсель и вновь ложится на то же место, оставив детектива в недоумении и со смущенным лицом. — вот же нахалка. Чего ты там послушать хочешь, выкладывай. — ворчит Леви и слегка прикрывается нижнюю часть лица ладонью. А такое милое действие вызывает у рыжей тихую, но довольную усмешку. — я слышала, что ты ездил в командировки в другие страны, верно? — было дело. Намучались тогда с Эрвином с этими перелетами. — цокает он, вспоминая некоторые поездки. — а расскажи, как это было? А зачем вы туда ездили? В какие страны? — с интересом начинает некий допрос Эрсель, и с искрой в глазах глядит на него от предвкушения рассказа. Ожидая ответа, быстро зарывается под плед, но голову с его ног так и не убирает. Уж слишком тепло и уютно рядом с ним. — только заранее извиняюсь, если я засну. Твой голос слишком хорошо успокаивает. — обычный голос. В основном, был в странах, которые граничат с нашей… Швейцария, в Дании даже несколько раз. Там предлагали бóльшую оплату за расследование различных дел, но было это уже, когда я получил свою должность. Ранее даже думать об этом не мог, конечно же. — и как всё проходило? — уже сонно интересуется Эрсель и обнимает его, прижимаясь гораздо ближе. Глаза прикрывает и тихонько зевает. — спокойно, по обычному, пусть и сложно было. Не поручат же они расследования просто так, у них и своих детективов достаточно. В России тоже был, там по сложнее… — да? А что же там? — с этим расследованием долго сидел, тяжко. Изначально думали, что двадцать жертв, оказалось тридцать две. От такого количества жертв рыжая удивляется, но из-за усталости глаза не открывает. — продолжай, пожалуйста, мне интересно. — про эту поездку? — именно. — приехали, вроде бы, в ноябре. Погода неприятная, как и в Кёльне была, так и там. Слякоть, пасмурно. Намучались с этим расследованием, преступнику спрятаться и подделать документы удавалось. В Грузию даже умудрился сбежать, но вернулся по итогу. С допросом вообще всё сложно было… — начинает свой рассказ Леви. Он не привык рассказывать всё в таких подробностях, обычно говорит всё кратко и по делу, но сейчас, осозновая с каким интересом это слушает гостья, у самого аж стимул появляется рассказать всё в подробностях, чтобы успокоить и обрадовать. — привели мы его в участок… Один рассказ сменяется за другим после окончания, по просьбе уже почти спящей девушки. Она невнятно кивает на его вопросы, что-то тихо говорит и без стеснения вскоре засыпает под рассказы приятным голосом Аккермана. Словно мурлычет, такой приятный и спокойный, тихий, но довольно низкий голос. Эрсель уже тихонько сопит, что заставляет Леви оторваться от рассказа и посмотреть на уже спящую гостью. «Спи, всё решится. " — задумывается он и с интересом разглядывает её лицо. Рыжие пляди с него убирает, что-бы не мешали спать. И теперь гораздо большее пространство, чтобы разглядеть все мягкие черты лица, пухлые щеки и на вид мягкие губы, но с небольшой царапиной от зуб, которые слегка прокусили нижнюю губу. Детектив невольно задумывается о том, как же могла выглядеть её мать. Чертами лица тогда точно пошла в неё. От отца только форма глаз, и весьма выразительные брови. Эрсель хмурит их и что-то недовольно мычит сквозь сон, кривит пухлые губы от этого. А из-за наступления весны, яркого Солнца на небе, веснушки стали ярче, чем несколько дней назад. Они осыпают все её щеки и нос, такие милые и смешные. Леви переводит взгляд чуть ниже, на её оголённое плечо, из-за натянутого воротника футболки. У Изабель ведь тоже веснушки на плечах были, но не на лице. Да и вся спина ими усыпана была. Он без стеснения рассматривает оголённое плечо и по виду, думает о чём-то серьёзном. Переводит взгляд вновь на лицо, а от вида спящей Эрсель, невольно голову посещает мысль: «Хочется утаить её от всех этих проблем, лишь бы всё было хорошо и чувствовала себя в безопасности… "