Путь феникса. Книга 1: Его врата, ведущие в рай

Как только тяжёлая дверь за спиной Василисы захлопнулась, она не сделав и шага вперёд, остановилась не в силах пошевелиться. Что. Это. Сейчас. Было!??? Быть может это всё игра её обострившегося воображения? Или как ещё объяснить поступок и поведение того, кого она считала самовлюблённым, нахальным султанским сыном? Она приложила руки груди, где неустанно трепыхало неспокойное сердце, провела по вспыхнувшим щекам, запустила в волосы, всё же сдвигаясь в места и механически следуя в помещение гарема, до которого, впречем, дошла она не сразу, петляя по извилистым коридорам дворца. У девушек в это время был и обед и обеспокоенная пропажей подруги Лионелла, спрашивала у всех жительниц дворца о ней, но так и не получила никакого путного ответа. Едва завидев всё такую же задумчивую, как обычно, Василису, стоящую в проходе, она тут же подорвалась со своего места, едва ли не подбегая к подруге и хватая её под руку. - Василиса! Где ты была?! - воскликнула она, смотря на девушку, отрешённый взгляд которой, был направлен в мраморную стену. - - Он меня освободил...- тихо и неслышно прошептала девушка, качая головой и сама ещё не до конца веря в действительность происходящего. - Что? - нахмурив брови, переспросила Лионелла. - - Я не слышу, голове громче, Василиса. Что случилось? - Он даровал мне свободу. Я могу покинуть гарем. - девушка наконец подняла голову, широко распахнутыми глазами смотря на подругу и сжав её ладонь обеими руками. Валахская девушка сначала с пару минут молча смотрела на Василису, пытаясь переварить полученную информацию, а затем тихонько вскрикнула, прикладывая свободную ладонь ко рту и сразу заключая подругу в крепкие объятия. - О Господь милостив! Как же я за тебя рада! Шехзаде так добр и благороден! - отпустив её, сказала она, а затем, ещё раз внимательно посмотрев на выражение её лица, непонимающе нахмурилась. - Ты что, не рада? Ты же так об этом мечтала! - Я рада, просто... - пробормотала Василиса, сжимая губы. Лионелла, недоумевая, потянула её к диванчику, на который они и присели. - Просто, я совершенно не понимаю, что со мной происходит, вот уже много дней... Такого никогда не было и...И я не знаю, что делать... - - Лионелла не совсем понимала о чём та говорит, хоть уже несколько дней подряд, с момента их прибытия в Кютахью, и замечала странное поведение Василисы. - Просто, у меня такое ощущение...Такое чувство, когда он рядом, что я просто не могу описать словами... Сердце стучит словно птица, мечтающая вырваться на свободу, дыхание перехватывает и хочется чтобы он никогда-никогда не отпускал меня... - слёзы снова прсыпались из её глаз. С каких пор она стала такой эмоциональной? Даже в детстве, упав с дерева и расцарапав ноги и руки, она не лила слёзы. Так что же изменилось теперь? Неужели так действуют сердечные муки, терзавшие юную душу? - Когда смотрю в его глаза, кажется, что я пропала. Окончательно и безоговорочно. Земля будто бы из-под ног уходит и голова кругом идёт... Валахская девушка как-то странно прищурилась, внимательно выслушав её притязания, а затем, лишь негромко хихикнула. И что это её так развеселило? - - Милая, все эти тысячи сложных слов, произнесённых тобой, все эти неведанные миру чувства, можно заменить одним простым и коротким словом - Лю-бовь. - словно она говорит с маленьким, несмышлённым ребёнком, объяснила ей подруга то, во что сама Василиса так умело и упорно, отказывалась верить. - Ты так противилась, но видно, от судьбы не убежать. Василиса перевела на неё измученный взгляд, устало кладя голову ей на плечо. Она понимала это, но упорно не хотела признавать своё поражение. Остаться сейчас, согласиться, впустить любовь в свою жизнь для неё - значит проиграть самой себе. Отступиться от собственных принципов. - Знаешь, может это и любовь, но от своих убеждений я отказываться не собираюсь. - в её глазах горел огонь решительности, который, казалось, на время заслонил пожар страстной любви. - Я покидаю гарем. Сегодня же. Лионелла проводила Василису немного насмешливым взглядом. Честно говоря, её попытки самой себе доказать обратное были совершенно нелепы. Когда все, довольно-таки немногочисленные, вещи купеческой дочери были аккуратно сложны и завёрнуты в тканевые узелочки, а на её плечи накинут тёмно-синий плащ, всё тот же, что она надевала и в прошлый раз, девушка довольно улыбнулась. Теперь она больше не рабыня. То, чего она так страстно желала, наконец обернулось явью. - Куда ты теперь? - обеспокоенно спросила Лионелла, выпуская подругу из пылких объятий. - В порт, найду корабль и отправлюсь на Родину. - ответила Василиса. Как ей было жаль в этот момент, что она не может взять её с собой. - Ты самый лучший человек, которого я встретила в этом жестоком мире. Ты стала мне настоящей подругой. Я никогда не забуду тебя. Валахская девушка улыбнулась, чуть всхлипнув и закусив губу. Конечно, она тоже будет скучать. Они ещё с пару минут постояли в объятиях друг друга до тех пор, пока Василиса всё же не выдохнула и взяв вещи, гордой походкой направилась к выходу из дворца. *** Едва переступив порог и оказавшись в зелёном саду, под тихий шелест веток и очаровательное щебетание птиц, где чудесные ароматы цветущих бутонов, обволакивали её, словно волшебная дымка, она осмотрелась и в её голову внезапно врезались воспоминания минувшей давности. Уже вечерело и всё напоминало девушке о той злополучной встрече в саду, всё никак не давая спокойно покинуть гарем. Ураган чувств захлестнул её с новой силой, взбудораживая и без того ставшее слишком чувствительным сердце. А она так надеялась, что сумела забыть хотя бы на время, хотя бы до тех пор, когда пути назад уже не будет. Но как бы Василиса ни уговаривала свое сердце успокоиться, но оно готово было выскочить из груди. Снова и снова она вспоминала его обаятельную улыбку, бархатный грудной голос, крепкую сильную фигуру, прелестные изумруды очей... У девушки закружилась голова, и она прикрыла глаза. Почему ей так сложно противиться этим чувствам? Куда делось её хвалёное самообладание? Именно теперь, когда буквально один шаг отделяет её от того, что бы покинуть ненавистное место, где зла слишком много, где у неё болит душа и она не видит смысла жить...Но, быть может, стоит посмотреть на ситуацию в ином свете? С чего в её голове взялись мысли о том, что любовь к шехзаде делает её предательницей всего, что было дорого ей до гарема? Какая польза будет от того, что она уйдёт отсюда? Отец мёртв да, этого не изменить, но ведь те, кто причинил ей эту боль должны ответить. Разве не этого так яро желало её сердце? Так почему же теперь она сдаётся, просто убегая, испуганно хватаясь за подаренную свободу, как за спасительную соломинку? Может стоит попытаться изменить жестокую реальность? Отомстить за отца и причинённое горе? Стать сильной, восстать из пепла, как сказал ей папа перед своей смертью и затмить, ослепить всех и каждого пламенем своего сердца. А любовь к шехзаде лишь поможет, ведь она будет с ним искренне, по собственной воле, а от того не станет корить себя. Василиса думала над этим с пять минут, а после шумно выдохнула, откидывая капюшон с волос и разворачиваясь назад. Она приняла решение. Ведь иногда просто не нужно идти против случившихся обстоятельств. Нужно уметь поворачивать их в свою сторону. *** По правде сказать, Лионелла была мягко говоря, сильно удивлена, услышав заявление, вернувшейся подруги. Валахской девушке оставалось только гадать: действительно ли Василиса отдала своё сердце шехзаде искренне или ей руководили лишь холодная жажда мести. - Я узнала, что в покои шехзаде сегодня велено привести Дефне-хатун, - заговорческим шёпотом проговорила русская девушка, на её лице, появилась нехорошая ухмылка, а после, сверкнув зелёными очами, словно яркими разрядами молний, во время грозы, она принялась шептать на ухо подруге то, от чего её глаза, с каждым разом расширялись всё сильней, а на персиковых губах застыл немой вопрос. Лионелла перевела на неё взгляд, выражавший целый букет эмоций: удивление, страх и немного непонимание. - - Ты хочешь подкупить Локмана-агу, чтобы он приготовил к хальвету тебя, а не Дефне? - поражённо повторила она слова, что сказала ей русская, минутой ранее. - Ты совсем лишилась рассудка, Василиса! Если твой обман раскроется, тебя немедленно накажут! - - Не раскроется, можешь быть уверена, уж я-то знаю, как заставить его молчать. - улыбка на её лице стала ужасно довольной, а хищный блеск в глаз, намеривавшихся во что бы то ни стало осуществить задуманное, только усилился. - И что прикажешь делать с тобой? - устало покачала головой Лионелла, от чего её темные пряди плавно раскачались. Свой замысел Василиса исполнила в точности так, как и планировала, предложив, сначала сопротивляющемуся аге, кулон, что подарила ей Хюррем-султан. Теперь, с подачи Локмана, калфы и служанки принялись собирать, довольную своим умыслом, девушку для сегодняшней ночи. *** Ее повели купаться, в специально приготовленный для неё хамам, где какие-то престарелые служанки ощупывали каждый ее пальчик, выщипывали каждый волосок на теле, с помощью специальных паст, на основе мёда, а Василиса плескала рукой тёплую воду, задумчиво брызгая на служанок. Затем принесли отвары из различных трав, невероятно благоухающую воду с эфирными маслами цветов и лепестками роз и фиалок, с помощью маски на основе лимона её и так светлую кожу сделали ещё более белоснежной, а на волосы нанесли особую глину. Василиса, сидя в потоках воды, тихонько напевала: 《Забери меня с собою ты, перепелка, Унеси в чащу глухую. Стану серой птичкой незаметной — да и только, Растоплю тоску ледяную...》 На сердце, неведомо почему, сейчас было невероятно свободно. Правильный ли она совершила выбор? Думать сейчас не было ни малейшего желания. Нежная песнь летела из уст легко и беззаботно. Может и в правду, когда уже нет не то что, собственной сорочки на теле, но и надежд, а их у девушки не было, потому что сейчас казалось, что она просто не могла поступить иначе, потому, что сейчас уже было не возможно выбрать свободу, то тогда ты беззаботнейший человек на свете. Теперь, когда у нее не было ничего, даже самой возможности жить, жить неистово хотелось. Все люди, пожалуй, живут тем, что ждут: что-то должно произойти, какое-то событие, какая-то перемена, перелом в жизни, счастье, чудо. И ради этого можно вытерпеть все: голод, холод, унижения, позор, бедность, несправедливость, тоску. А неволю? Василиса вздохнула. Опять эти мысли. Душа в ней умерла ещё тогда, на корабле, вместе с любимым отцом, но тело живет, хочет жить. Это пришло к ней, словно светлое озарение, только сейчас, в потоках влажного мутноватого пара. Уничтожено все вокруг нее, уничтожено все в ней, а она – живая и невредимая! Это ли не чудо? И мир вокруг теплый, как эта вода, большой, цветистый, как те дивные, огромные покои наверху, все в золоте, в каменной резьбе и таинственной красоте. Не принимать ничего близко к сердцу, не ждать милосердия, жить как эти варвары, разбойники, звери - вот теперь её цель, её судьба.. Стерпеть все, пожертвовать всем... Если бы ей сказал кто-нибудь на Руси, что ее продадут, она бы даже не смеялась. А теперь это случилось. Жила в неволе чуть больше месяца, а впереди не видно конца. Должна была привыкать к мысли, что иной жизни теперь не будет никогда. И она сама сделай этот выбор. Назад повернуть уже нельзя и поэтому надо все свое отчаяние, всю свою гордость проявлять уже здесь, высказываться как можно более дерзко, бороться, драться, кусаться, грызться, чтобы никогда не пребывать в унижении. Чтобы прожить свой век достойно. Только немногим суждено поломать и разрушить даже темницы, возвыситься над всеми и вся, проявить величие духа и устремиться в беспредельность свободы. Это великие люди. Но вот проблема, Василиса не слышала о таких женщинах. Святые великомученицы? Они были жертвами, а она жертвой быть не собиралась. Значит, нужно быть первой. Во всём. Хоть и без надежды на счастье, но надо жить. А на что надеяться? На случай? На чудо? На Бога? На дьявола? Нет. Надеяться только на себя. На свой легкий нрав, на проницательный ум, на добрую душу, которая должна теперь соединить в себе, может, и зло с добром. Одна из особенно старых служанок, приблизилась к Василисе, сухой, морщинистой рукой подбирая полы широкого кафтана и недовольно уклоняясь от своевольных брызг воды, а другой потянулась к шее девушки, точно хотела удушить ее. Василиса испуганно отшатнулась, но тонкие, костлявые и ледяные, даже несмотря на жар хамама, точно у покойника, пальцы уже вцепились в золотую цепочку, на которой висела подвеска-птица, дернули раз и другой, так сильно и озлобленно, что казалось, вот-вот она не выдержит и рассыплется мелкими колечками и уже не соберешь! - Не тронь! - яростно прикрикнула девушка.- Ты мне её вешала? Она схватилась за подвеску, как за свою душу и вскочила с лавки, тряхнув длинным золотом волос, в свете многочисленных свечей, казавшихся отливающими пламенем, и словно даже обожгла ими старуху-ведьму. Та попятилась назад, забыв про подвеску, заботясь лишь о том, чтобы не замочить свои расшитые золотом сафьянцы. После хамама Василиса чувствовала себя точно вновь рожденной. Не хотелось вспоминать ничего и ни о чем. Хотелось забыть бы обо всем и радоваться жизни. Ах, если бы это было возможно... *** После Василису привели в комнату, где принялись натирать её тело душистыми благовониями: маслом розы, жасмина, сандалом и амброй, желая чтобы оно походило на сад, в котором щебечут птицы блаженства, из которого нет сил выйти. На неё надели то самое платье из молочно-белого шёлка, с полупрозрачным тонким энтари, на котором завитками золотой вышивки, причудливо изгибались неведомые узоры, отливающие словно самим богатством Востока, с длинными, полупрозрачными рукавами, спускаюшимися до самых ног, - легкое, призрачно-туманное, до такой степени, что и сама она, казалось, стала прозрачной, словно бы светящейся, и когда в коридорах гарема пролетел буйный, заблудившейся ветер, то она поежилась, потому что казалось ей, что он может теперь свободно пролететь сквозь нее. В мягкие и благоухающие от нанесённого крема из цветов мальвы, ещё слегка влажные после хамама, волосы купеческой дочки вплели нить перламутрового жемчуга, закрепляя эту прядку подобно обручу вокруг головы, а другую же их часть также собрали наверх, оставляя остальные локоны тяжёлыми пшенично-медовыми кольцами спускаться вниз, доставая почти до самой талии. Затем принялись цеплять на нее украшения, не жалея, безумно щедро, ведь роскошь и богатство султанского гарема не имели границ. Пока это были недорогие, сделанные из тяжелого серебра длинные серьги с каплевидной жемчужиной и тонкие гравированные браслеты. Нанесли макияж, глаза изящно подвели сурьмой и Василиса наконец осмелилась поднять взгляд на своё отражение в зеркале. В сумрачном полумраке, освещаемом лишь горящими свечами, на неё растерянно взирала нарядная, прекрасная девушка. Но кто она? Она её не знала. Это больше не большеглазая Василиса - купеческая дочка из Москвы, нет, это был кто-то другой. Ни в одной самой малейшей черте лица, она, как бы не старалась, не могла разглядеть себя. Кто эта девушка с алыми губами, кажущимися чуть раскосыми глазами и идеальными спиралями медовых кудрей? Она вздохнула, круговыми движениями помассировав вески. Многие люди, случись с ними какая-либо ситуация, неистово желают, чтобы всё снова стало как прежде. Но лишь малая часть знает, что как прежде уже никогда не будет. *** Преодолев длинные коридоры гарема, Василиса прошла по знаменитому Золотому пути. Сколько девушек мечтает ступить на эту тропу, но многие так и остаются простыми рабынями, лишь во снах видя путь к покоям шехзаде, но только не она. В голове внезапно вспыхнуло, рассказанное ей мамой, когда-то давно, воспоминание. Когда она родилась, мышка пробежала через светлицу, и бабка-повитуха сказала, что это добрый знак. Уже через несколько минут взору девушки открылась массивная дверь, которая через мгновение распахнулась. Шехзаде Баязид, до этого момента стоящий спиной к двери и сосредоточенно смотрящий в окно, услышав звук распахнувшейся двери, моментально обернулся. Лицо девушки, представшей перед ним, было изящно закутано в тонкую, белоснежную вуаль, оставляя открытыми лишь проницательный взгляд, густо подведённых глаз, которые казалось, смотрели прямо в его душу. Впрочем, она не обратил на это внимание, ведь он точно знал кого ожидать сегодня. Мысль о том, что в его покоях может находиться отнюдь не Дефне, даже не приходила ему в голову. - Подойди... - голос шехзаде был приглушенный, говорил он нехотя. Девушка прошла, словно пролетела, и в мгновение оказалась у его ног, целуя подол его кафтана, полностью опустившись, будто бы слившись с коврами, покрывавшими пол. Лишь её глаза уверенно и пристально смотрели вверх, прямо на него. В полумрачной темени он не сразу различил, что это были светящиеся зелёные огоньки, что однажды и навсегда привязали его к себе одним лишь взглядом. Он поднял её на ноги, встречаясь с ними напротив и что-то в душе треснуло, надломилось. Она уехала, твердили голоса внутри. Навек. Или же нет? Его рука осторожно коснулась лёгкой ткани, и открыв её лицо, он замер, не в силах не пошевелиться, не отвести взгляд от той кто сейчас стояла перед ним. Сердце стремительно ухнуло куда-то вниз и он подумал только о том, что всё это не более, чем игра его воображения. - Вы сказали, что отныне я свободна и вольна идти туда и оставаться там, где я пожелаю, - тихо, нараспев прошептала она, смотря прямо в его глаза. Голос её, плавный и густой, словно медовая река, мягко ласкал его слух и сознание, не давая даже спокойно вздохнуть. - Если позволите, я желаю остаться здесь. С вами, мой принц. Так велит моё сердце. Он выдохнул как-то судорожно, надрывно, боясь не то, что отвести взгляд, а даже моргнуть, ведь казалось, что девушка тотчас же исчезнет, рассыплется как сладкий мираж, как витееватые узоры вздымающегося пара. А это сейчас для него было бы подобно смерти. Василиса чуть-чуть улыбнулась самым краешком губ, чувствуя, как потихоньку растворяется в его глазах-изумрудах. В голове шехзаде гулким шумом отдавались её слова " С вами, мой принц..." и ему казалось, что это очередной сон, самый прекрасный из всех, которые ему снились. А если это и вправду так, то он не хочет просыпаться. Девушка, не прерывая зрительного контакта, легко коснулась руки Баязида и ему показалось, что сквозь тело прошла целая сотня молний, пробежали мурашки. Она приложила его раскрытую ладонь к своей щеке, держа свою руку поверх и облизнула пересохшие губы. Он несмело, будто бы отмерев, погладил большим пальцем нежную, словно шёлк, кожу возлюбленной и сделал осторожный шаг вперёд. Осторожно, будто боялся спугнуть, навредить, потянув за концы, полусвисающей на плечах, вуали, Баязид приблизил лицо девушки к себе. Василиса чуть запрокинула голову, ее губы приоткрылись, а веки сомкнулись. Шехзаде трепетно и аккуратно, будто бы она была хрустальной и могла рассыпаться от одного лишь неосторожного прикосновения, прижал ближе податливое тело, чувствуя его обжигающее тепло, ощущая сбитое от волнения дыхание и отбивающее сумашедший ритм сердце. Василиса на всю жизнь запомнила свой первый поцелуй, который, как ей казалось, длился целую вечность. Когда за окном, на иссиня-чёрном покрывале небосвода, белела сверкающе-серебритая округлая луна и блестела мелкая россыпь звёздочек-алмазов, будто бы наблюдающих за влюблёнными, когда их сердца бились в унисон и каждому из них казалось, что так и только так должно быть отныне и впредь. Будто бы они были половинками чего-то целого, единого, наконец сумевшего воссоединиться. И теперь уже навсегда. *** Утро незаметно, будто на носочках, прокралось в покои шехзаде, отбросив один из тонких лучей-зайчиков на лицо ещё спящей Василисы, заставляя ту поморщиться и нехотя открыть глаза. Девушка перевернулась на спину, сонно потирая глаза и даже не задумываясь о том, что не смыла вчерашнюю сурьму. Спать хотелось ужасно, учитывая то, что произошло вчера, а ещё и тяжесть дорогого шёлкого и расшитого одеяла приятно давила на юное тело, ещё сильнее заставляя желать предаться царству Морфея, но отныне, даже несмотря на усталость, она знала, что это лучшее утро в её жизни. Первое, но далеко не последнее. Она аккуратно, чтобы ненароком не потревожить, развернулась лицом к ещё спящему рядом шехзаде, тёплая рука которого покоилась на её талии, склонив голову на бок и тем самым, заставляя копну светлых волос разметаться по подушке. С минуту она любовалась его красивым, умиротворённым во сне лицом, взъерошенными русыми волосами и чуть-чуть приоткрытым губам, а затем нежно провела тыльной стороной ладони по тронутой щетиной щеке, уже своего мужчины и не сдержавшись, оставила лёгкий поцелуй в уголке его губ. Баязид, вероятно, почувствовав мягкие прикосновения, спустя мгновение, раскрыл глаза, встречаясь с полными нежности и любви глазами напротив. Восхищённо-влюблённая улыбка тронула его губы и он ласково провёл рукой по спутанным от сна пшеничным кудрям любимой. - Давно не спишь?...- с хрипотцой прошептал он, пока Василиса положила подбородок на его грудь не прерывая зрительного контанкта. - Давно... - тихо ответила она, пальчиком выводя узоры на его торсе. - Любовалась тобой, мой принц. - Баязид звучало лучше... - в голове вспыхнули воспоминания минувшего вечера и шехзаде хитро улыбнулся, а в его глазах загорелся самодовольный огонёк. - Я запомню... - томно протянула девушка, пробегаясь пальчиками по его шее, поднимаясь выше и едва не касаясь губ, заставляя его ещё раз осознать, что отныне он самый счастливый мужчина на свете. - Как бы я хотел просыпаться вот так каждый день... - мечтательно прошептал Баязид. - Что ты со мной сделала, моя чаровница? Как удалось тебе вскружить мне голову одним лишь взглядом? - околдованно вопрошал он, лишь сильнее прижимая к себе ту, что забрала его сердце и душу и вдыхая её чудесный и неповторимый аромат райских цветущих садов. - Не знаю, Баязид, быть может это просто судьба? - улыбнувшись прошептала Василиса, зарываясь в его мягкие волосы,пропуская их сквозь пальцы и несильно оттягивая, заставляя его блаженно зажмуриться. Шехзаде коснулся пальцами её щеки, притягивая возлюбленную ещё ближе к себе и накрывая её сладкие губы своими, вложив в этот поцелуй все свои чувства, всю нежность и любовь которые испытывал к этой девушке, заставляя Василису забыть обо всём, утопая в этих восхитительных чувствах. Отстранившись через время, он облизнул губы и самодовольно улыбнувшись, поглядывая на её распахнутые уста, растянуто проговорил: - Знала бы ты, как мне нравятся твои губы такими раскрасневшимися от моих поцелуев... - щёки Василисы вспыхнули огнём от его бесстыдных, но таких приятных речей и она спрятала лицо куда-то в основание его шеи. - Мне нужно целовать тебя как можно чаще, чтобы они всегда выглядели так... - последнее предложение он промурлыкал, словно довольный кот. - Баязид, прекрати... - чуть усмехнувшись, протянула зеленоглазая красавица, всё ещё не поднимая лица и несильно стукнув его раскрытой ладонью. Шехзаде, по-детски довольный произведённым эффектом, тоже усмехнулся, снова утягивая любимую в долгий поцелуй, после чего, отстранившись поднялся с кровати, надевая на себя белую рубаху из дорогого хлопка, не застегнув маленькие, обтянутые тканью того же цвета, пуговицы. Василиса приподнялась на локтях, одной рукой придержав, норовившее сползти одеяло и мгновение полюбовавшись его мужественной фигурой, притворно-обиженно спросила, сощурив глаза: - Тебе так надоела моя компания, что ты просто решил уйти? Баязид посмотрел на девушку, а затем, приблизившись к кровати, чуть наклонился на неё и положив ладонь по другую сторону от ее головы ответил: - Я бы провёл в твоей компании всю свою жизнь... - прошептал он, оставляя лёгкий поцелуй на девичьей шее, чем заставляя её блаженно прикрыть глаза и опуститься на кровать. - Я лишь попрошу принести нам завтрак. Когда Баязид на несколько минут исчез из комнаты, разговоривая со стражей, Василиса откинула одеяло, облачаясь в длинный белоснежный халат из шёлка с красивыми кружевами в области груди, цвета пыльной розы, опускающимися на плечи и длинными струящимися рукавами, оканчивающимися теми же кружевами. Она придирчиво осмотрела себя в огромном зеркале, стоящем у кровати, немного ущипнув себя за щёки, для того, чтобы они приобрели более яркий цвет, и поправила волосы. Служанки принесли завтрак, поставив множество тарелок, от которых ещё шёл мутноватый пар, на низенький столик и Василиса вместе с шехзаде опустились на большие расшитые золотом подушки, лежащие рядом. Глаза девушки разбегались от изобилия, прекрасно выглядевших, блюд, названия которых она даже не знала. Тут были и две маленькие чашки с дымящимся тёмным кофе по-турецки, и высокий резной кувшин из серебра с, плескавшимся в нём, освежающим розовым щербетом, и лукум различных вкусов и цветов, и муххалеби* с розовой водой, лежащий в высоких вазочках и какое-то блюдо из перепелиных яиц с овощами, и даже тарелка свежих фруктов. Василиса с интересом сделала маленький глоток кофе, блаженно прикрывая глаза, ведь несмотря на свойственную горечь, напиток пришёлся ей по душе. - Расскажи о себе, Василиса, ведь я о тебе почти ничего не знаю, - попросил Баязид, не в силах налюбоваться на свою возлюбленную, а затем продолжил точно заворожённым голосом. - Откуда ты какая? Где родилась ты, где выросла? Красавица прожевала кусочек лукума и облизнула губы, тихо вздохнув. Не сильно хотелось бередить прошлое. - Я родилась на Руси и была младшей дочерью зажиточного купца Степана и его жены Марфы. Моё полное, данное мне при рождении имя - Василиса Степановна Ярская. У меня были две сестры, с которыми я... - девушка замялась, стараясь подобрать выражение, точно описывающее их отношения. - Мы не то чтобы ладили, как и с мамой... Но зато, я была любимой дочерью своего отца. Он часто находился в разъездах, но когда приезжал, обучал меня всему, что узнавал из своих путешествий. Я получила отличное образование, такое было не принято в нашей стране, но папа считал, что так будет нужно и я была с ним согласна. - она немного подавленно улыбнулась, погружаясь в далёкие дни детства. - Я очень любила читать книги, что он привозил из заморских стран и даже выучила несколько языков самостоятельно... Ещё папа учил меня держаться в седле и немного стрелять из лука, ну а однажды, по моей просьбе, взял с собой в одну из поездок. В Стамбул. В море на наш корабль напали корсары, папу убили, а меня продали во дворец султана... - старая рана вновь раскрылась и стало невыносимо больно, к горлу подступил тугой ком. - А потом, Хюррем-султан отправила меня сюда. Баязид вздохнул, погладив Василису по щеке. Её рассказ произвёл на него сильное впечатление, особенно последние события её жизни, но тогда, его мучал ещё один вопрос. - Ты так любила своего отца и вероятно совершенно не привыкла к жизни в неволе. Тогда почему ты не уехала? Почему всё равно осталась здесь? - Я не видела смысла возвращаться к людям, которые никогда не считали меня за родную. Лишь папа меня любил, а когда его не стало, для меня не стало и семьи. - грустно выдохнула Василиса, но тут же взяла себя с руки и её лицо озарила улыбка и она заглянула в его глаза. - А здесь, я повстречала тебя. Баязид улыбнулся и притянул девушку в свои объятья, которая тут же удобно уложила голову на его крепкую грудь. - Я буду рядом с тобой всегда, чтобы не случилось. - тихо прошептал он, целуя её в светлую макушку. - А я, с тобой. - пообещала она перед тем, как они слились в поцелуе. Через время они вновь продолжили трапезу, разговаривая обо всём на свете и в тоже время совершенно ни о чём. Им просто было хорошо вместе. Допив последний глоток, уже остывшего кофе, Василиса улыбнулась и взяв с тарелки виноградинку, положила её в рот шехзаде. Уголки его губ тоже поднялись вверх и он, в тот момент, когда она ещё не успела убрать руку, снова притянул её к себе, запрявляя за ухо выбившуюся прядь медовых волос. - Изранено, пронзено мое сердце Ножом твоей спеси и властолюбия, Печаль его режет ножами. Платье, в которое наряжено мое терпение - святыня, К которой паломник возвращается снова и снова. Если ангел увидит твой след - Он тебя для меня сохранит, Если я увижу твой лик - Слезы счастья из глаз жемчугом скатятся вмиг. Василиса, словно зачарованная, вслушивалась в его бархатный голос, вникая в смысл прекрасных строк, складывающихся в красивую газель, что была посвещена лишь ей одной, понимая, что окончательно и бесповоротно пропала в этом водовороте любви и пути назад уже нет. *** Хуриджихан-султан возвращалась во дворец Кютахьи, после практически целого месяца отсутствия, время которого она провела у своей тётушки Бейхан. Молодая султанша мечтательным взглядом следила за лесным пейзажем из окна и её сердце каждый раз в предвкушении трепетало от мысли, что уже через пару часов она снова увидит любимого. Для неё дни в разлуке тянулись мучительно долго, даже несмотря на то, что супруги регулярно обменивались письмами. Сердце её обливалось кровью, а мысли всё время были далеко-далеко, там, где был её любимый и не было ни дня, ни минуты, чтобы она не думала о нём. В мыслях султанши возник образ возлюбленного и она сладко вздохнув решила, что по приезду сразу же начнёт готовиться к сегодняшней ночи. Она должна выглядеть превосходно, ведь сегодня был необычный день. Сегодня священная ночь четверга. Их ночь. Хотя, после никяха, Баязид и в другие дни прекратил звать к себе наложниц. Все преграды, стоявшие у них на пути были сломлены и две любящие души соединились навсегда. В его сердце отныне была только она. По крайней мере именно так сейчас думала Хуриджихан. Мерный цокот копыт пары лошадей и плавное покачивание кареты, так и клонили в сон и так уставшую от длительной дороги султаншу и она, не в силах противиться, ненадолго провалилась в глубокий сон. 《 Ей снился странный сон. Баязид сидел на троне. Хуриджихан хотела подойти к нему, как вдруг, не дав девушке сделать к любимому и шага, в покои влетела огненная птица. Там, где она пролетала, ярким, ослепительным пламенем, загорался огонь. Хуриджихан увидела, как её полыхающее перо упало близ неё и вспыхнул подол ее собственного платья, девушка испуганно вскрикнула, а птица тем временем подлетела к трону и опустилась на колени к Баязиду. Султанша в ужасе ждала, что сейчас любимый сгорит, но он только улыбнулся, и не обжигаясь, любовно и нежно погладил птицу. Та обняла его пылающими крыльями. Так они и сидели вдвоем в охваченных огнем покоях, оставаясь совершенно невредимыми.》 Хуриджихан проснулась в холодном поту, уперевшись рукой в стену кареты, приводя дыхание в порядок. Она ещё долго не могла забыть свой кошмар. Вот только султанша и представить себе не могла, что совсем скоро ее сон станет явью. *** - Госпожа, я так рад, что вы вернулись, Аллах да пошлёт вам здоровья, - как только Хуриджихан переступила порог дворца, её встретил Локман-ага. - Спасибо, Локман-ага, дорога действительно была утомительной. - улыбнувшись, ответила султанша. - Сообщи шехзаде о моём приезде, он невероятно соскучился, я думаю. - Конечно, как прикажете, госпожа, - чуть склонил голову евнук, не зная как сказать султанше о том, что шехзаде, вероятно, и не вспоминает о ней, ведь уже второй день русская рабыня не покидает его покои и наверное, уже не только их, но и его сердце. Но он был очень предан юной госпоже и ему совсем не хотелось ранить её хрупкую душу и сделать сияющие от предвкушения скорой встречи, чёрные, как у горной серны, глаза, красными от слёз. *** Подготовка к ночи шла полным ходом. Взволнованная, сгорающая от любви Хуриджихан, крутилась перед зеркалом в лёгком шёлковом платье, оттенка спелой айвы, с глубоким, чувственным вырезом, открывающим её тонкую шею и изящную миниатюрную грудь. Короткие, достающие до локтя, рукава красиво струились, а в области груди было приколото украшение причудливой, продолговатой формы из золота и белых нефритов. Многочисленные служанки суетились вокруг неё: одни завивали и без того кудрявые от природы тёмные локоны султанши, чтобы они приняли форму идеального завитка, другие наносили на глаза сурьму, третьи расправляли складки её одеяния. Хуриджихан, с лёгкой улыбкой на лице, принялась наносить, так любимое ею, масло пиона, из серебряного узорчатого бутылька, с помощью длинной тоненькой пипетки, в область шеи и декольте. Уже завитые волосы госпожи уложили в красивую причёску, передние прядки, закрутив в свободный, лёгкий жгут и закрепив сзади, с вплетённой в него толстой золотой цепочкой, оставив остальные локоны красивыми волнами ниспадать по спине и плечами. Из украшений султанша выбрала лишь тяжёлые золотые серьги, у мочки уха имеющие очертание цветка, а дальше переходящими в полую пирамидку со свисающими вниз тонкими и недлинными цепочками. Ещё немного посмотрев на своё отражение, Хуриджихан приказала принести ей не плотный тёмно-алый кафтан, из парчи, расшитый тонкими золотыми узорами, который девушка просто накинула на плечи, решив не застёгивать. Султанша довольно улыбнулась, оглядев свой внешний и вид и стремительным шагом покинула покои. Сердце, с каждым шагом, казалось, подпрыгивало, предвкушая долгожданную встречу и Хуриджихан была полностью уверена, что сейчас, её возлюбленный, сидящий за дубовыми дверьми покоев, испытывает те же чувства, что и она. Она остановилась у дверей, прося стражников сообщить шехзаде о её приходе. Почти все в этом дворце любили нежную словно лепесток лилии, госпожу и каждый знал её хрупкую, ранимую натуру, а потому, старались никогда не огорчать её. Вот и сейчас, один из них, прекрасно знающий о том, что шехзаде счастливо проводит время с другой наложницей, хоть ему и доложили о приезде законной супруги, он всё же постучал в дверь, заходя и надеясь, что юный сын султана одумается и в священную ночь четверга соизволит принять, так любящую его, жену. Но, слабо горевшая надежда, потухла окончательно, после чёткого и ясного ответа шехзаде, трепетно прижимавшего к себе светловолосую хатун: " Я знаю о том, что она приехали и если бы я этого пожелал, я бы позвал её к себе. Пусть возвращается в свои покои." - Простите, госпожа, шехзаде приказал вам возвращается к себе, - ответил стражник. - Он сейчас с другой рабыней. Что-то в душе треснуло с характерным звуком и показалось, что сейчас эти осколки попадут в остановившееся, от услышанного, сердце, раня его и заставляя истекать кровью. " С другой...с другой...с другой.." гулом отдавалось в ушах и султанша не могла поверить в то, что отчётливо слышала своими ушами. Как он мог? Сегодня же их ночь, они были в такой долгой разлуке... Голова пошла кругом, а в сердце будто бы заживо вбивали раскалённый до бела топор. Из глаз крупными каплями посыпались слёзы и Хуриджихан прижала руки к груди. - - Госпожа, пойдёмте, - обеспокоенная состоянием султанши, сказала одна из ближайших служанок. - Оставь меня... - севшим, безжизненным голосом ответила Хуриджихан.