Смех - защитная реакция

      Дилан не умен — это ясно, как Божий день. У Дилана низкий эмоциональный интеллект и это тоже ясно. Он любит одиночество, свои наушники и думать про мир, как про одну большую симуляцию, в которой ему не нужен главный приз в виде славы или кучи денег. Несмотря на все вышеперечисленное, остальные считают, что к Дилану можно приставать с совершенно ненужной ему дружбой.       Он не по наслышке знает, что такое постоянная головная боль из-за наушников, когда после постоянной носки в голове будет отзываться каждый, даже малейший звук. Он рассчитывает маршруты так, чтобы не встречаться с кем-то еще по пути. И он же старается закрыть себя и свою душу от людей.       Им незачем быть там.       Дилан давным-давно устал от всего. Не только от людей. Он сам человек, что звучит до противного иронично, как насмешка судьбы. Но он не отрицает этого, смотря на себя в зеркало, подмечая растущие синяки под глазами и новые вопросы, ехидно сверкающие белыми буквами на черной теме телефона.       Он не может сказать, когда началось «все это». Над ним измывались психологи, а родители… родители доставали еще больше, чем дети и мозгоправы. Они чем-то походили на неопытных младенцев, которые тщетно пытались привлечь его внимание самыми ужасными, скучными и явными манипуляциями.       «А не надо было на работе несколько суток пропадать, оставляя меня одного», — именно так отвечал им Дилан, хотя все они прекрасно знали, что его равнодушие к жизни, к людям (даже к «близким») развилось давным-давно и без того периода игнорирования со стороны обоих родителей.       А, возможно, именно это и являлось причиной… но это было маловероятно, поскольку Дилан не был придурком, цепляющимся за внимание. Даже тогда ему было крайне выгодно отсутствие дома всех домашних.       Он не является плохим человеком потому, что не может испытывать сильные чувства по отношению к близким. Это не делает его неправильным и неполноценным, что бы там не говорил никто. И Дилан твердо уверен в этом. Правда… иногда ему хочется на денек стать нормальным. Зачем? Он не знает. Но есть что-то, что может заставить на минутку вспомнить его о чувствах, пробуждая внутри него целый вихрь эмоций.       Это внутренний стыд, который заменяет собой похуизм. Что-то такое… цельное, будто даже не его. И это пробуждается при одном взгляде на Лололошку.       Дилан смотрит на него, пока тот спит: это один из тех редких случаев, когда Лололошка никуда не срывается на ночь глядя. Его глаза прикрыты, а волосы падают на лицо, стараясь забиться в рот, отчего Лололошка смешно посапывает во сне, выплевывая их. Дилан практически никак не реагирует. Только убирает некоторые пряди, мешающие спокойному сну.       — Для того, чтобы он мне не мешал, когда будет ворочаться, — думает он, исходя чисто из практичных для себя позывов, но что-то подсказывало, что это было не так.       Иногда Дилан хотел, чтобы он умел обманывать себя самого. Тогда бы жилось легче. Но он не может. И именно поэтому он живет с тяжелым чувством осознания, понимая, что к Лололошке он испытывает нечто большее, чем обычное раздражение, смешанное с равнодушием.       Он не может объяснить, чем Лололошка заслужил его эмоций. Так что, он привык ссылаться на странный рандомайзер жизни. И раз уж Лололошке «повезло» быть связанным с ним, то Дилан предпочтет сделать все, чтобы их пути разошлись как можно раньше.       Не потому-то Лололошка боится его? Может, он чувствует его эмоции, которые Дилан обычно не проявляет рядом с другими. А, может, ему просто хочется достать до того самого «опасного нутра» Дилана, скрывающееся под его холодом.       Честно сказать, когда-то давно он сам себя боялся. Пытался что-то навязать себя по отношению к людям, пытался найти утерянный смысл, которого попросту никогда и не было. А потом он просто… сдался. И в итоге он застрял со своим «ненормальным» образом мышления, стараясь сделать все, ради собственного комфорта, наплевав на других.       И вроде бы все было хорошо. До тех пор, пока не появился Лололошка.       Да, Дилан имеет полное право винить его в том, что тот пришел и перевернул все с ног на голову. Все то, что Дилан выстраивал на протяжении всей своей жизни. Хотя он и понимал, что вины Лололошки тут, в сущности, нет.       — И что же мне с тобой делать, — рассеянно думает он, снимая наушники, морщась от неприятного ощущения после длительной носки. Если Дилан захочет — он сможет сделать все что угодно, потревожить всех в этом гребанном университете, чтобы Лололошка перестал быть рядом с ним. Но проблема в том, что несмотря на многие неудобства, Дилан хочет дать ему шанс.       Это не жалость. Это не надежда и не что-то иное. Это именно интерес, который забрезжил у него в душе слабой искрой. Несмотря на тусклый свет, Дилан не может от нее так просто отмахнуться.       Все или ничего. Выбор за ним.

***

      — Можешь дать мне отдых от себя, — эти слова вертятся на уме у Дилана, как заевшая пластинка.       Ну что за ужас.       Несколько часов после этих слов и вот, они уже из рядовых становятся критичными, отдавая привкусом металла на языке. Дилан не сожалеет о сказанном, он знает, что ни в чем не виноват. Однако стыд, навязанный когда-то давно до сих пор давал о себе знать, хотя от него остались лишь слабые отголоски.       Лололошка на грани жизни и смерти, а вот Брэндон… с Брэндоном они распрощались. Окончательно. Бесповоротно.       Дилан совершенно не знал, что испытывать. Именно поэтому он сосредоточился на том, чтобы поддержать Карла с Чедом. Им поддержка была нужна, даже если он совершенно не умел оказывать сочувствие, но он мог постараться это сделать.       Он отлично умел читать людей и эффективно на них воздействовать. Правда, он не пользовался этим «даром», кроме тех случаев, когда он показывал напускное раздражение и грубость. Поэтому теперь ему надо было научиться проявлять еще и заботу.       И он понимает, что если бы Лололошка не пришел в его жизнь, он бы не стал заниматься подобной «ерундой».       Больше всего его сейчас задевает не сколько траурное настроение друзей, сколько реакция других людей в университете.       Они… злы. И такое чувство, что у них нет личной жизни.       Они пытаются подловить их на каждом смешке и на каждой улыбке, доказывая и шепчась о том, что эта смерть никак их не задела. Что они хотят внимания и сочувствия, а по такому, как Брэндон даже не стоит тосковать…       Потому что в обществе люди в трауре всегда ведут себя «как-то не так». Ярко-выраженные эмоции — желание пострадать на публику, закрытая скорбь означает то, что человек черствый сухарь.       Дилана бесит то, что существует официальный период скорби, который люди потом ни во что не ставят. Его также бесит то, что люди, наделенные эмоциями, могут вести себя так отвратительно.       Поэтому когда Лололошка просыпается, Дилан старается огородить его от этого.       Злые языки не должны добраться до него. Хотя он понимает, что Лололошка будет винить себя и без них.       Да, возможно, Дилан не понимает концепции вины, не может испытывать сильное чувство утраты и не видит смысла горевать, но… но ради Лололошки он постарается понять все эти состояния.