Рассвет.

...пока старый, обычный и с колёсами, автомобиль то и дело трясся на паршивых дорогах, я уже надевал наушник и проверял стандартно выданный всем бегущим по лезвию, револьвер с зелёной лампочкой сбоку, в качестве индикатора патронов. Тело по инерции, всё ещё было ватно-сонливым, хотя мозг потихоньку кипением адреналина будил в самых недрах души какой-то примитивный огонёк борьбы за жизнь, очень знакомый и родной, а я словно совсем ещё пиздюк, добавивший себе ещё два года чтобы взяли на войну... ...в общем, вышел я прямиком под моросящий дождичек на фоне опьяняюще-едкого, рыжего заката в трущобах - здесь был жилой район и чутка отблёскивающего от небоскрёбов богачей, солнца вполне хватало для самообмана, будто ты видишь его лучи напрямую... Все улицы, входы-выходы перекрыть не успели, поэтому пока полицейский спецназ и частная ГЗ (группа захвата) от лица корпорации пытаются взять большую часть беглецов в кольцо, отдельная горсть счастливчиков будет вынуждена отступать в толпу, где их будем ждать мы. Как правило, три очень хороших попадания в торс, летальны для большинства репликантов. Если попадаются как щас, армейские - нас просто снабжают наиболее эффективными в этом случае, патронами. Снайперы также занимают позиции - инертная и обнищавшая после волны приватизации, гос. структура итак истончилась, уж оцеплять целый квартал в трущобах, так и то почти невозможно. Вертолёты спугивают ту малую часть прущих на нас, поэтому во избежание всяких выкрутасов в стиле камикадзе, беглецам даётся контролируемая нами, иллюзорная надежда. Я плёлся у края толпы и слушал переговоры - в моём секторе всё было тихо. Как оказалось, ненадолго. На протяжении нескольких часов, не смолкала приглушённая перестрелка и когда народ уже смогли эвакуировать, была холодная осенняя ночь. Выяснилось, что ЧВК в едва освещённом квартале где-то там проёбываются и чинят самосуд, терроризируя не успевших эвакуироваться гражданских, как-то очень удобно сообщив, что не могут уловить связь с нашим спецназом, на который пришёлся весь удар, подкрепления в пути, но вот-вот репликанты уйдут, поэтому по-одному из трёх пар отправили на подмогу. Под этот приказ попал и я, у которого жена и ребёнок, а не Кадзи-холостяк, что странно... В общем... Ноги несут меня по мокрому чёрному разбитому асфальту. Имплантированные лёгкие мерно раздуваются. Модернизированные руки, держат табельное стволом вверх. Переключившись на чёрно-белый свет ПНВ, встроенный в кибернетические глаза, я как самый старший, возглавил подкрепления из себя и Шурика с Электроником. Интуиция орала, что пора вообще съёбывать со всех ног отсюда, потому что нас очевидно вычислили и сейчас тупо отправляют под пули, но ослушаться приказа - не вариант. Перебираясь от одних руин старых бетонных построек, в которых жили люди, к другим, стараясь давить в себе живое сердце, разрывающееся при виде окровавленных и разорванных детишек, орущих и никому не нужных, подле своих изувеченных или мёртвых родителей, в кровавой грязи и бетонной крошке, среди горящего своего, крова, мы остановились в подворотне. Наискосок от нас, в пяти метрах, находился перевёрнутый фургончик, за которым трое наших бойцов спецназа - в чёрной тяжёлой броне и с импульсными винтовками, в агонии конвульсий боролись за жизнь рядышком с ничком уложенными, пятью трупами остальных, ныне используемых в качестве укрытия. Боеспособных было только четверо, из них я узнал только Адама Дженсена - с бородкой и средней длины, стоящими вверх, волосами, да в защитных очках. Рядышком вели огонь по двое с каждого фланга, сменяя друг-друга. Только рокот очередей, эхом бьющий по стонущим и истекающим кровью, невинным в подворотнях, ослепительно яркие для человека без имплантов, вспышки очередей тяжёлых винтовок - вот и всё, что происходит здесь уже полчаса. Только когда выпустили из миномётов далеко отсюда, в безопасном тылу, несколько электромагнитных мин и те разорвались ослепительно-синим свечением, мы пошли в контратаку, а медики поспешили оказывать помощь бойцам, игнорируя женщин, стариков и детей, вообще весь стонущий гул жилого квартала. Мы шли за бойцами полицейского спецназа и, согласно плану, как только те засекли движение в горящем здании общежития прямо перед нами на втором этаже и открыли огонь, бегущие по лезвию в лице нас, рассредоточились на ударе во фланг. Мы с Электроником забежали в здание и направились прочёсывать местность, двигаясь навстречу друг-другу, пока подтягивался спецназ и брал здание в оцепление. Фронт держал Дженсен с бойцами, а Шурик контролировал тыл. Обезумевшая толпа и давка оказались у входов-выходов куда мы успели прошмыгнуть. Я поудобнее перехватил пальцы на рукояти и, вспоминая штурмы на войне, дождавшись когда толпа покинет здание, стал прочёсывать каждый закуточек, постоянно сверяясь по радиосвязи с Электроником. Угарный дым поступал в строенные импланты системы фильтрации, не давая погибнуть, но вонь горящих тел и особенно горящих волос, сохранялась. Окровавленные старые узкие коридоры здания под снос, ныне догорающего, окончились сообщением о контакте со стороны Электроника, раздались оглушительные для уха без импланта, выстрелы - напарник сообщил, что гонит врага на меня. Я спрятался в ближайшей фатере, вынеся дверь и, учитывая только одно направление движения врага, принялся ждать. Здесь до сих пор был паркет, постройка отлично горела, тела гражданских и порою детишек, убитых прямо в кроватке то осколком, то шальной пулей, были буквально в каждой комнате и я внезапно признал в здании бедняцкий роддом, а не общежитие как показалось сначала. Только я метил в спину беглецам, ожидая их появления, как в момент когда репликанты оказались в секторе обстрела, потратив все патроны, смог сразить троих из шести, остальные же затормозили и ещё один был убит шквальным огнём спецназа из оцепления. Очевидно воспользовавшись услышанным от меня, щелчком, когда кончились патроны, двое ломанулись в фатер, наискосок из которой, я палил репликантам в спину. Короткая рукопашная и несколько хороших ударов имплантированными кулаками, как второй всё же сминает вшитую в имплант броню, удар нехорошо аукается во внутренностях и меня, сгорбленного, сбивают с ног, после чего скручивают, да один из них, отстранившись глядя на бедняка рядом, спрашивает: -Где Декард? ...и внезапно становится ясно, что эти упыри - просто сочинённая легенда и рычаг воздействия на массы в руках буржуев, которые очевидно начали ещё одну компанию по отбеливанию полиции и прочего. К счастью, собиравшийся пытать меня, репликант поднял голову слишком высоко и, успевшие прибыть снайперы, спасли меня. Я тут же выхватил ещё с войны знакомый кортик и, со слезами на глазах увидел, как репликант запытывает своего классового товарища-бедняка насмерть, путём раздавливания ему сначала глаз, а затем и вовсе с хрустом сминая череп по-живому, так что кровища с кашей мозгов из деформированных отверстий лица хлыщет, под душераздирающий рёв боли. И вот, преодолевая собственную рану, я успеваю выловить момент и, спасающий репликантов, в этот раз с огромным удовольствием забиваю этого солдатика буржуев, родом из угнетённых репликантов, кортиком, с особым кайфом вспарывая ему брюхо и не без вздоха облегчения, наблюдая успокаивающую картину - стеклянные недоумённые глаза широко распахнутые перед смертью, отражают языки огня, пока сама голова нычком уткнулась в фиолетово-багровое море змеящихся кишок, от влаги которых исходит едва заметный пар. Скрючившись, понимая, что обшивка в огне долго не протянет, я выпрыгиваю в окно и, приземлившись на бронированное подкожным защитным сплавом, плечо, в позе эмбриона крючусь от боли, пока чёрный разбитый кровавый асфальт устилает серенький ковёр слабого снегопада. Выдыхая и стоня от боли, я закатываю глаза к чёрно-багровому, небу ноябрьской ночи, думая, что вырублюсь, но тут меня ставят на ноги санитары, вколов спец. жидкость и выводят прочь из зоны стихнувших боёв, где мы оставили огонь, трупы невинных, сирот, инвалидов, женщин, детей и стариков на верную смерть, слушая их безутешный рёв, брошенных без крова в объятия наступающих морозов...