I just can't get you out of my head
Boy, your lovin' is all I think about
I just can't get you out of my head
Boy, its more than I dare to think about
Kylie Minogue
***
— Нет, это всегда видно, — утверждал Форман. — Если парень не против переспать с другим парнем — у него это будет прям на лбу написано. — Да ну? — съязвил Чейз, раздражённо постукивая зубочисткой по столу. Они сидели в закусочной, коротая время обеда, и обсуждали всякую ерунду. Например, сколько шлюх за раз предпочитает Хаус? Или спал ли он когда-нибудь с парнями? Форман был уверен, что нет. Чейз вообще-то тоже, но аргументация Формана выводила его из себя своей абсурдностью. — Ну-ка, прочти по лбам, кто у нас тут шалунишка? — поддел его Чейз. — Не ты, не переживай. — И на том спасибо, доктор. Я здоров! Идиот. «Твой радар шалит, Форман, и серьёзно», — мстительно подумал Чейз. Потому что, конечно, он спал с парнями. И не раз. Вернее, он предпочитал секс втроём: он — и вместе с ним ещё один парень развлекаются с девушкой, не обделяя вниманием и друг друга. Правда, ему никогда не хотелось, чтобы его самого трахнули. И уж тем более ему не хотелось, чтобы его жёстко и властно отымели прямо на рабочем столе. Поправка. Никогда раньше не хотелось. Буквально до одного неудачного утра. В тот день у Хауса была ломка, и он был несдержан и ядовит ещё больше обычного. Грубости сыпались из него, как конфеты из пиньяты — но Чейза это совершенно не интересовало. Потому что внезапно его заинтересовало другое. Хаус был весь потный и взъерошенный. И почти лишённый самоконтроля. Почему это так сексуально? Он выглядит так, будто прямо сейчас тра… Блядь. Не думать не думать не думать. Чейз медленно и бесшумно выдохнул, стараясь не глядеть на Хауса. Потому что он был уверен: если встретится с ним глазами, Хаус как по книге прочтёт в них: «У меня стоит на тебя прямо сейчас, и всё это из-за мыслей о том, как ты выглядишь, когда трахаешься». Когда он осмелился, наконец, посмотреть в сторону Хауса, то тут же почувствовал, что краснеет до самых ушей, потому что тот стоял, слегка прищурившись, и смотрел на Чейза внимательным и оценивающим взглядом. И Чейзу показалось, что оценивал он то самое. Примерно так смотрели на него парочки в барах: взвешивая, ошиблись ли они на его счёт, или его действительно можно пригласить на тройничок. Твою мать, неужели Хаус всё понял?.. «Это просто стыд, — убеждал себя Чейз. — Стыд заставляет тебя паниковать. Он ничего не понял. И никогда не поймёт». В этот день прозвучал первый звоночек. Тогда его воображение не подкинуло ему никаких подробностей — и он был благодарен, потому что смотреть на Хауса и после одной такой мысли было трудно. Представь он детали… чёрт, да лучше себе иголку в глаз воткнуть. Но воображение редко останавливается, не преступив запретную черту — особенно если подкармливать его каждый день. Не остановилось оно и сейчас. Один раз подумав, о чём не следовало, Чейз буквально отворил ворота в ад — и звоночек разросся до оглушительного набата. Потому что теперь даже самые невинные действия Хауса вызывали у Чейза самые грязные ассоциации. Ну, например, чупа-чупсы… Впрочем, нет, об этом лучше даже не вспоминать. Или осмотр пациентов. Однажды Хаус при нём прощупывал у одного парня лимфоузлы. Его пальцы мягко давили на шею — а потом сомкнулись вокруг неё, уверенно сжимая. Парень кашлянул, слегка придушенный, и с доверчивой преданностью поднял глаза на Хауса. Святой Франциск… Чейз выдохнул, приоткрыв рот. Спасибо, что удалось быстро сориентироваться и не застонать вслух. Твою мать, это было так эротично! Его так повело, что даже показалось, что Хаус мельком взглянул в его сторону, будто бы проверяя реакцию на только что увиденное. Ну да, щас. Проверяет он, конечно. И всё это часть коварного плана по завоеванию задницы Чейза. Закатай губу, идиот. Загадкой для Чейза было, как небритый калека с тростью может быть настолько сексуальным. Чейз вполне понимал Кэмерон, потому что его и самого иной раз превращали в лужицу мрачные хаусовские ухмылочки или властные и грубые приказы. Необъяснимо, но Хаус был просто воплощением того, что Чейз обычно называл словом «горячий». Только в других случаях это относилось к уверенным и чувственным красавцам — его же притягательность действовала иначе. Он буквально парализовывал взглядом, и, попадая в это поле, ты просто плавился, изнывая от возбуждения, даже если сам Хаус будто бы ничего для этого и не делал. Ничего недвусмысленно пошлого, по крайней мере. Трагедией Чейза было даже не то, что Хаус выглядел как стопроцентный гетеро. Трагедией было, что Хаус, очевидно, считал его жалким ничтожеством. И чем дальше, тем яснее это становилось. Злость Чейз легко вынес бы — но в последнее время не получал и этого. Вообще ничего, будто его даже не существовало в природе. Довольно скоро желание изменить это стало навязчивой идеей. И он старался, очень старался. Выполнял все его поручения, всегда был на его стороне. Смеялся над его шутками. Демонстрировал свою верность так ясно, как только мог, оставаясь при этом в рамках «я просто преданный подчинённый, а не похотливая сучка». Хаусу было плевать. Пожалуйста, заметь меня. Пожалуйста, обрати на меня внимание. Я же тут задницу рву, чтобы ты был доволен! Вот что крутилось в голове Чейза каждый день на протяжение последних двух месяцев. Он бы сделал что угодно, только бы растормошить это равнодушие. Если бы Хаус приказал ему отсосать у Уилсона, в качестве награды пообещав лишь свою благодарность — Чейз бы согласился, не раздумывая ни секунды, потому что к этому моменту это стало для него очень весомой причиной. Спустя время его фантазии трансформировались. Напряжение, которое Чейз испытывал рядом с Хаусом, нашло выход, заставляя представлять, как Хаус трахает его прямо на работе, сомкнув горячие цепкие пальцы на горле — и это в воображении Чейза стало выглядеть, как самое желанное проявление внимания и любви. Раз за разом он придумывал самые невероятные сценарии, но все они заканчивались одинаково: Чейз, распластанный на столе, и взъерошенный Хаус, исступлённо двигающийся в нём. Нуждающийся в Чейзе, как в источнике своего удовольствия. Обычно где-то здесь Чейз представлял себе его тихие хриплые стоны, — ведь задница Чейза в его мечтах всегда дарила Хаусу неземное блаженство, от которого сдерживаться было просто невозможно, — и кончал в ладонь с измученным всхлипом. Он пытался найти способ остановить эти фантазии, но вскоре отчаялся, поняв, что изгнать их он смог бы только двумя путями: или прострелив себе дырку в черепе, или каким-то чудом соблазнив Хауса. Оба варианта звучали самоубийственно. «Интересно, а если просто зажать его и сделать минет, он будет сопротивляться? Или предпочтёт воспользоваться мной, раз уж так сложилось?» — подумал Чейз однажды, пребывая уже где-то почти за гранью отчаяния. С одной стороны, Хаус — это Хаус, он не откажет себе в эгоистичном удовольствии, за которое не надо платить — ни деньгами, ни обязательствами. С другой… Он не даст мне просто из вредности. Просто чтобы я и дальше чувствовал себя ничтожеством. Других аргументов Чейз измыслить не смог, но был уверен, что причина этому всего лишь в его скудоумии. В любом случае, и одного аргумента с лихвой хватало на то, чтобы лишить его всякой надежды и смелости попробовать. Сегодня утром было особенно трудно. Хаус превзошёл сам себя, выдав комбо из властного обездвиживания пациента и почти нежного пальпирования его живота. Одной рукой он грубо толкнул парня на кровать, и, давя на грудь, не давал ему встать. Пальпирование же больше походило на предварительную ласку. Живот у парня был что надо — впалый, с рельефным прессом, сексуальный до спазма в яичках, — а его медицинская проблема, как назло, была достаточно обширна, чтобы не останавливать осмотр выше пояса. Чейз сглотнул, не в силах оторвать взгляда от длинных чутких пальцев, которые прямо сейчас спускались ниже пупка вдоль дорожки волос, уходящих под резинку трусов и дальше. Когда Хаус накрыл ладонью пах парня и слегка сжал, Чейз выпал из настоящего момента. Он представил эту же руку, но уже на другом члене и в других обстоятельствах — например, на своём, и, например, без одежды. — Подай пробирку, — резко велел Хаус, и Чейз с ужасом осознал, что тот смотрит на него, вероятно, уже несколько секунд. Твою мать. Он поспешно метнулся за пробиркой и протянул её Хаусу, старательно отводя глаза. Тот, помедлив, вдруг чуть отодвинулся и лениво протянул: — Что-то я расхотел. Возьми ты. Чейз старался унять трясущиеся руки. Спокойно. Даже если Хаус всё понял — в конце концов, он даже Кэмерон не осудил за признание, ну а Чейз… Подумаешь, отвлёкся на симпатичного парня — Хаус ведь и сам не прочь полюбоваться пациентами. Правда, в его случае это были девушки — но какая разница? Вряд ли он склонен к предрассудкам на этот счёт. Главное, случилось то, чего Чейз так ждал: Хаус обратил на него внимание. Даже если он облажается сейчас — пусть лучше на него наорут, чем тотальный игнор. Хаус сейчас здесь, он смотрит, и он рядом. Вот именно. Блять… Он действительно был рядом — не в переносном смысле, а прямо за его спиной. Его горячее дыхание с лёгким запахом скотча щекотало Чейзу ухо и шевелило волосы на виске. — У тебя что, руки трясутся? — его голос прозвучал так близко, что послал мурашки вниз по позвоночнику. Что за?.. — Отдай, — это вдруг прозвучало почти мягко, и Чейз поплыл, растерявшись от этой неожиданной теплоты. Хаус потянулся, и, придвинувшись ещё ближе к Чейзу, почти вжимая его в изножье кровати, коснулся его запястья, задержавшись на нём ненадолго, прежде чем забрать шприц и ввести иглу в вену. — Дальше сам, — и он ушёл, прервав всё это так же необъяснимо, как и начал. Чейз оторопело смотрел на бурлящую в пробирке кровь, пытаясь унять бешено стучащее сердце. Хаус был очень близко. И будь Чейз проклят, если он ошибся, но… У Хауса стоял.***
Вечерней планёрки Чейз ждал с таким страхом, что его даже затошнило. Весь день после случившегося кусок не лез в горло, и он не смог поесть, только выпил три стакана кофе — со всеми вытекающими физиологическими последствиями. Его потряхивало, как когда-то перед экзаменом по анатомии. Что же теперь будет? Чейз не понимал, что именно произошло утром. Это была какая-то случайность? И теперь Хаус со злости сожрёт его, показывая, какую власть над ним имеет, чтоб не смел проболтаться о случившемся? Будет мстить, наказывая за то, в чём Чейз даже не виноват? А может?.. Но это было слишком смелыми мечтами. Туда Чейз пока что запрещал себе ходить. Он вошёл в кабинет, внутренне сжавшись — но Хауса ещё не было. Едва только Чейз успел выдохнуть, надеясь, что у него будет минутка собраться с мыслями, как Хаус появился — непривычно оживлённый и будто бы даже чем-то довольный. — Хорошая новость для Чейза, и плохая для остальных, — заявил он, плюхнувшись на своё место и глядя на Чейза, как ни в чём не бывало. Будто и не прижимался к нему стояком всего каких-то несколько часов назад. — Это действительно не неврология и не рак. Оба случая — вирусы. И подхватили они их прямо здесь. Чейз был прав. — И что же нам делать? Просмотреть карты всех пациентов вирусологии за последние двадцать лет? — съязвил Форман. — Идея неплохая. Но я её отвергну. — Хаус постучал тростью по полу, и, выдержав необходимую для драматичности случая паузу, добавил: — Достаточно будет и последних пяти лет. Форман и Кэмерон хором застонали. Чейз же, по определённым причинам, стонать при Хаусе больше не мог. — Позор вам! А вот Чейз не против новых впечатлений. Верно, Чейз? Он что, намекает?.. Сука, как же я устал ничего не понимать! На всякий случай он кивнул, хоть и не был вполне уверен, на что соглашается. — Завидный энтузиазм. — Хаус подался вперёд, не спуская с Чейза внимательного взгляда, и веско произнёс: — Так дадим же дорогу энтузиастам. Как ему удаётся? Чейз от волнения чуть нервное истощение не заработал — а эта хромая скотина вёл себя так, будто не случилось ничего особенного. Впрочем, может быть, для него это просто и не было чем-то особенным? Если бы Господь был к Чейзу милосерден, он не подвергал бы его таким испытаниям. Провести ночь в больнице, на этаже, где почти нет пациентов и персонала. Но с Хаусом за стеклянной перегородкой. С Хаусом, который только что намекнул ему на секс. Или нет. Это наказание за грехи? — Я сделаю то, что вы скажете. Как и всегда, — устало ответил Чейз, не в силах больше разгадывать эти ребусы. — Ну разумеется, — ухмыльнулся Хаус и встал, уходя прочь. У дверей к себе он остановился и бросил через плечо, не оборачиваясь: — Кэмерон, Форман, не забудьте убраться отсюда, пока я добрый. Не портите нам с Чейзом вечер — у меня на него большие планы. Оставалось только надеяться, что они оба говорят об одном.***
Ночь наступила стремительно, и Чейз уже ощущал лёгкую панику. Папку за первый год он одолел за два часа, а к полуночи, когда больница окончательно затихла после пересменки медсестёр, и от второй папки осталось всего несколько страниц. И всё ещё ничего не происходило. Хаус сидел у себя, тоже изучая папки, и периодически устало тёр глаза. Он выглядел слегка измотанным, и это впечатление усиливалось закатанными рукавами его серой рубашки и парой дополнительно расстегнутых на груди пуговиц. Чейз поглядывал в ту сторону, когда чувство усталости начинало брать своё и манить его в сладкую дрёму. Однако даже один взгляд на Хауса вызывал такую жгучую волну стыда, что она мигом смывала всякие следы сонливости. — Есть! — вдруг грянуло из кабинета, и Чейз вздрогнул, услышав удар по столу. — Чейз! Иди сюда. Помертвев, Чейз поднялся из-за стола и на негнущихся ногах направился туда. Сейчас всё и произойдёт. Или не произойдет ничего. Он или получит всё, или… — Есть, — повторил Хаус, торжествующе глядя на него. — Смотри. Он поднялся из-за стола и прикрепил снимок МРТ на световую доску. Чейз разглядывал плёнку, но совершенно ничего не замечал. — Ты видишь? — Хаус вновь оказался слишком близко. «Зачем мы продолжаем играть в эту игру? — растерянно подумал Чейз. — Боже, а вдруг я всё придумал и он вообще никогда не собирался?..» Что ж, не Чейз здесь правил бал, так что всё, что он мог сделать — это или согласиться на участие, или уйти. Он выбрал первое. — Ни абсцессов, ни других следов скрытых инфекций, — Чейз недоуменно покачал головой. — Честно, я вообще не понимаю, о чём вы. — Тогда посмотри внимательнее, — рявкнул Хаус, и, вцепившись ему в волосы на затылке, чуть не впечатал его лицом в доску, заставляя выгнуться в спине. Чейз охнул, когда это простое действие вызвало приступ неожиданного возбуждения, прокатившегося по всему телу и моментально превратившего его в податливое желе. Зато желание, наконец, развязало ему язык, и он решился больше не осторожничать. Будь что будет. В худшем случае Хаус обзовёт его идиотом — но тогда всё прояснится. В лучшем же… — Покажите мне, — попросил он, подаваясь назад, навстречу бёдрам Хауса и молясь, что понял верно. Хаус не стал играть в невинность и вжался в него каменным стояком. От облегчения Чейз чуть не кончил прямо в штаны. Я был прав, боже… это действительно происходит, Господи, спасибо! Спасибо! — Придётся на это поработать. На колени, — приказал Хаус, выпуская его волосы. Чейз замешкался на секунду. — В чём дело? — резко бросил Хаус. — Ты ведь этого хотел? Не совсем этого, хотя и это лучше, чем ничего, но… Чейз сглотнул, не смея ни пошевелиться, ни заговорить. Что, если всё это жестокий розыгрыш, а он скажет «да»? Что, если это всерьёз, а он скажет «нет»? Хаус развернул его за плечи и пригвоздил взглядом, и ничего не читалось на его лице, как Чейз ни старался угадать. — На колени, — повторил он тоном, от которого все сомнения Чейза испарились, а ноги ослабли, и он, рухнув на пол, не мешкая потянулся к ремню хаусовских брюк. Хаус хмыкнул и остановил его, взяв за подбородок. Хищная улыбка расползалась на его лице. Это было и притягательно, и страшно. — Ладно. Вставай. Этого не будет. Чейз похолодел. Неужели действительно розыгрыш?.. Но большой палец Хауса почти нежно очертил контуры его скулы, и Чейз, млея, подчинился без всяких вопросов. — Хотел проверить, насколько ты послушный, — проговорил Хаус, проводя пальцем по его губам. Послушный? Это слово почему-то отозвалось трепетом где-то в паху. Хаус положил обе руки ему на грудь. Его трость с глухим стуком упала на пол. Звук грянул в тишине, как выстрел, заставив Чейза вздрогнуть. Но отстраниться он не мог, потому что глаза Хауса всё ещё не отпускали его, а пальцы оказались на воротнике его рубашки и, словно смакуя, стали расстёгивать пуговицы одну за одной, пока не добрались до последней. По животу от холода побежали мурашки, но они исчезли, когда тёплые ладони Хауса невесомо, едва касаясь, проскользили от низа живота к шее, на которой и сомкнулись, почти не давя — ровно так, как нужно было Чейзу, чтобы почувствовать себя полностью в его власти, но вне опасности. Хаус подался вперёд, носом втягивая воздух, как волк, берущий след. Его дыхание опалило ключицу, но тут же сменилось ещё бо́льшим жаром, когда Чейз почувствовал на коже прикосновения губ и языка — не поцелуй, скорее проба на вкус. Это было выше того, что возможно вытерпеть с достоинством, и Чейз не смог сдержать негромкого блаженного стона. — Считай, что сегодня Рождество, а ты в компании Санта Клауса. Я открыт для заказов. Как ты хочешь? — голос Хауса звучал так низко, как Чейз и не мог представить, что он может звучать, но смысл слов от этого становился почти недоступным для понимания, и Хаусу пришлось прикрикнуть: — Ну?! Я должен сказать это вслух?.. Но он не может не сказать, если есть шанс получить то, о чём он так давно мечтал. Он нерешительно оглянулся, словно их могли подслушать, но на этаже сейчас никого не было — Чейз точно знал это. Никто их не услышит. И не увидит тоже — теперь только Чейз заметил задёрнутые жалюзи. — Я… — голос изменил ему, сорвавшись на шёпот, но со второй попытки он выдохнул: — На столе. — На котором? Моём или в переговорке? Чейз растерянно замер, не зная, что выбрать. Так далеко он не загадывал, и оба варианта обладали несомненными достоинствами. Хаус улыбнулся. Такой улыбки Чейз никогда прежде у него не видел. Она была… мягкой? — Я понял. Начнём с ближайшего. — Он подтолкнул Чейза к своему столу и медленно стянул с него пиджак и рубашку, поглаживая плечи. — Ещё заказы? Сзади или?.. — Не сзади. Хочу смотреть, — второй раз ответить было легче, и Чейз наивно подумал, что привыкает. Слишком оптимистично. Хаус не был бы собой, если бы не спросил: — На что смотреть? — он приблизился вплотную, крепко взяв за подбородок. Этого Чейз уже не смог так легко сказать, и Хаус чуть отстранился. Чейз не успел ничего сделать, потому что рука Хауса осторожно легла ему между ног, поглаживая член через ткань брюк. — Давай. Ты должен сам меня попросить, — почти нежно произнёс Хаус, осторожно сжимая руку, и Чейз сломался. — Смотреть на то, как вы трахаете меня, — прошептал он, закрыв глаза и не в силах взглянуть на Хауса. От стыда стало плохо, но вместе с этим почему-то и хорошо. — Молодец. Чейз охнул, снова чуть не кончив от одних этих слов. Это было больше, чем самые смелые его мечты. — Ещё, пожалуйста, — взмолился он, и Хаус, против ожиданий, сжалился над ним. Стремительно расправившись с ремнём его брюк, Хаус коснулся горячей ладонью его члена, и уверенно, будто уже тысячу раз так делал, начал дрочить, прошептав: — Хороший мальчик. Чейз застонал, откидываясь назад. Откуда этот сукин сын знает, что именно нужно говорить?.. Впрочем, плевать. Хаус здесь, они только вдвоём, они возбуждены и оба хотят секса. Если это не было лучшим в его жизни моментом, когда нужно перестать думать и просто расслабиться, то Чейз не знал, что ещё может быть кандидатом на звание такого момента. Так что он просто позволил Хаусу делать с собой всё, что ему захочется. Его ловкие руки быстро стянули остатки одежды, а затем надавили на грудь, толкая Чейза на стол, и он с готовностью улёгся на него спиной, расставляя ноги. Было бы немного стыдно, если бы Хаус не продолжал ласкать его член — и это была именно ласка, а не просто механическая дрочка, отчего Чейз растворился в волнах благодарного блаженства. Ему смертельно хотелось поцеловать Хауса — он был уверен, что эти губы подарят ему не меньше удовольствия, чем чуткая ладонь, заставляющая изнывать и постанывать от умелых движений, — но просить не смел. Он слишком часто слышал от Хауса шутки про шлюх, чтобы не понять, что для него значит поцелуй в губы. Вряд ли Чейз заслужил такое доверие. Не прекращая размеренно двигать рукой, Хаус наклонился к ящику стола и достал оттуда что-то. Спустя пару секунд Чейз понял, что это были смазка и презерватив: он ощутил, как скользкие пальцы Хауса, оставив член, ненавязчиво прикоснулись к анусу, щекотно очерчивая круги. Зубами он разорвал шуршащий квадратик серебристой упаковки, и тут же Чейз услышал звук расстегивающейся ширинки. Вот так сразу? Чёрт… не то, чтобы в последнее время он не проводил каждый вечер в компании дилдо, мечтая об этом, но… Это оказалось чуть более быстро, чем он ожидал. — Ты уже делал это раньше? — спросил Хаус, медленно вводя пальцы. Боже. Есть ли что-нибудь важное в жизни, чем эта скотина не овладела в совершенстве?.. — Да, — соврал Чейз, кусая губы. Движения Хауса были мягкими и бережными. Физически Чейз почти не ощущал их, но эмоциональное удовлетворение было таким сильным, что оставаться в трезвом уме оказалось почти невозможно. — Часто? — С партнёром? — осторожно уточнил Чейз, надеясь, что это не имеет значения. — К чему это уточнение? — Хаус изогнул бровь. — Это что, допрос? Чейз был не в том положении, чтобы шутить, но признаваться, что Хаус будет у него первым… Лучше уж свои отчёты съесть. — Допрос, — подтвердил Хаус, и, хмыкнув, добавил: — С пристрастием, как видишь. А спрашиваю потому, что должен знать, готов ли ты сразу, потому что я не большой фанат долгих прелюдий. Чейз выдохнул рвано — настолько горячо это прозвучало. Он не знал, готов ли, но гореть ему в аду, если он сейчас сознается в этом. — Я... да, пожалуйста. Я готов. — Значит, ты уже делал это раньше? — повторил Хаус, и движения его пальцев стали более настойчивыми и требовательными. Чейзу почудилось раздражение в его голосе, и он понял, что увиливать не стоит. — Я никогда не был снизу с мужчиной, но я люблю сам с собой, и делаю это довольно часто, так что… — выпалил он. Хаус кивнул и без всякого перехода или предупреждения схватил его за бёдра и толкнулся вперёд — резко, сильно, горячо. Чейз вскрикнул от неожиданно пронзившего его удовольствия. Он никогда бы не подумал, что это возможно с первого же движения — но стоило ли удивляться, что Хаус в точности знал, под каким углом надо двигаться? Чейз никогда такого не испытывал. Считается, что мастурбация выдаёт стопроцентный КПД — только сейчас Чейз понял, какая же это брехня. Ни один дилдо не подарит того восхитительного чувства, которое сейчас вызывал член Хауса: этого невероятного ощущения чего-то горячего, жаждущего, жадно вторгающегося в тебя в поисках желанного удовольствия. Ощущения, что ты не только испытываешь это удовольствие сам — но и необходим для удовольствия другого. Сдерживаться было трудно, потому что каждый нетерпеливый толчок вызывал сладкое чувство внизу живота. Хаус полностью владел им: его руки сжимали бёдра Чейза так крепко, что он не сомневался, что останутся синяки. От его глаз невозможно было оторваться, потому что в них горело такое животное желание, что было удивительно, как Чейз ещё не сгорел заживо. Хаус не осторожничал, двигаясь жёстко и нетерпеливо — но это было именно то, чего Чейзу и хотелось. Сложно было разобрать, что приносило ему бо́льшее блаженство — то, как Хаус входил в него до упора, стимулируя всё то, что должно быть простимулировано, или то, как резко выдыхал при каждом движении, приоткрывая рот от удовольствия. Это было лучше, чем самая горячая его фантазия — потому что в реальности Хаус знал, как нужно делать, чтобы было настолько хорошо, и знал об этом явно больше Чейза. А ещё потому, что в реальности Хаус не просто равнодушно трахал его — будь Чейз трижды проклят, если он не видел в его взгляде заботы о том, всё ли в порядке и насколько Чейзу хорошо от его действий. Это было так восхитительно, что Чейзу захотелось больше. Он потянулся к Хаусу, молясь, чтобы тот понял, в чём Чейз сейчас нуждается — и тот понял, наклонился ближе. Чейз запустил руки в его волосы и взъерошил их — так, как мечталось ему в фантазиях с самого начала. Хаус вопросительно поднял брови и приостановился, но протестовать не стал. Чейзу осталось исполнить последнее своё желание. — Хаус, — шепнул он, закрыв глаза: если бы Хаус сейчас отказал ему, он бы не вынес этого, — возьми меня за горло. Он кивнул и, снова начав двигаться, прерывисто спросил: — Ещё что-то? Голос его был полон такого тепла, что Чейз не мог не взглянуть в его лицо. Оно было непривычно мягким и внимательным, почти нежным — что мало вязалось с грубыми толчками, заставлявшими Чейза вскрикивать от удовольствия. — Я… хочу… — говорить стройно, когда с тобой делают то, что делал с его задницей Хаус, было трудновато, но Чейз всё же смог: — Хочу, чтобы ты делал со мной всё, что захочешь. Хочу доставить тебе удовольствие. Хаус рассмеялся, касаясь щекой его щеки. — Я и так делаю с тобой всё, что хочу. А ты доставляешь мне удовольствие каждый раз, когда я делаю вот так, — и он вошёл особенно глубоко, с силой вжимая Чейза в себя, заставляя его выгнуться от невыносимого наслаждения и молить о продолжении. Чейзу было плевать, как он выглядит и что говорит — он просто нуждался в том, чтобы испытывать это снова и снова, пока не станет невозможно терпеть и тело не предаст его, кончив и прекратив это блаженство. — Блядь, Хаус, — выдохнул он из последних сил. — Просто будь собой и выеби меня так жёстко, будто я… Договорить он не смог — рука Хауса сомкнулась на его горле, и он стал трахать его так яростно, что вселенная схлопнулась до его жадных и сильных движений, его прикрытых от удовольствия глаз, а всё прочее перестало существовать. Когда толчки сделались дёрганными и неритмичными, Хаус стал выглядеть почти как в тот день во время ломки — только теперь он лишился самоконтроля не от страданий, а от наслаждения, и это выглядело в тысячу раз более сексуально. В любую другую секунду Чейз отдал бы всё на свете, чтобы не испортить ему удовольствие, но сейчас сдержаться не смог. Беззащитное лицо Хауса было так близко, что лишало Чейза всякой власти над собой — и он, притянув его к себе, отчаянно впился в его губы, надеясь, что это не будет стоить ему вспышки злости и не лишит его продолжения. Не стоило. «Будьте тверды и мужественны, не бойтесь, и не страшитесь их, ибо Господь Бог твой Сам пойдет с тобою и не отступит от тебя и не оставит тебя», — вспомнил он некстати. Потому что, святые угодники, Хаус ответил на его поцелуй, застонав ему в рот — это было настолько возбуждающе, что Чейз застонал в ответ. Контраст грубых толчков и нежного прикосновения губ был таким неожиданным, что Чейз уже почти было кончил — но не успел, потому что Хаус, зарычав, дёрнулся в последний раз и, навалившись на него, замер, уткнувшись лбом ему в шею и тяжело дыша. Чейз осторожно обнял его за плечи — он вообще не понимал, что ему можно делать, а что нельзя, но решил испытать судьбу, раз уже столько раз получилось не схлопотать. Может, Хаус в жизни и Хаус в сексе — это разные Хаусы? Пока выходило так. Было немного жаль, что всё кончилось, но Чейз был благодарен и за эти секунды близости. Потому что обнимать Хауса, когда он лежит на нём вот так, обессиленный, податливый и расслабленный — это было не меньшей, а может, и большей наградой, чем всё, что происходило до. Но Чейз ошибся — это был ещё не конец. Отдышавшись, Хаус обнял Чейза в ответ, поднимая, а потом, не дав опомниться, развернул его спиной к себе и толкнул животом на стол. Чейз не успел даже понять, что Хаус задумал, когда тот сжал кулак на его члене, больше не церемонясь и не играя в нежность, а пальцами снова проскользнул в анус. Пальцы не давали такого восхитительного чувства наполненности, но… Ох, твою мать. Кажется, кто-то был частым гостем на практике по массажу простаты. Чейз застонал, выгибаясь навстречу его рукам. Уперевшись горячим лбом в холодную поверхность стола, Чейз пытался не свихнуться от двойного удовольствия. Он и не думал, что может испытывать такое интенсивное наслаждение. Хаус подвёл его к грани меньше, чем за двадцать секунд. Словно этого было недостаточно, он навалился на него сверху, придавив своим весом и, выведя языком узор на ухе Чейза, проговорил: — Ты сейчас будешь самым хорошим мальчиком, если кончишь мне в кулак. Чейз закричал, не в силах вынести заботу в его голосе. Оргазм накрыл его, как волна цунами, придавив к столу и лишив умения вдыхать. Хаус сжимал его в объятиях и шептал что-то успокаивающее, но Чейз не понимал слов — его била крупная дрожь. Всё это оказалось слишком — и эмоционально, и физически. Он пришёл в себя спустя минуты, осознав, что они оба в кресле: Хаус сидел, откинувшись на спинку, а Чейз каким-то образом оказался у него на коленях и почти лежал на нём, уткнувшись лбом в его шею. Одной рукой Хаус обнимал его за плечи, а другой перебирал волосы ему на затылке. Прерывать момент не хотелось. Чейз закрыл глаза, наивно мечтая так и остаться в его руках, покачиваясь на волнах этой невозможной нежности, которую не мог ожидать от Хауса, и не смел бы желать для себя. Он не знал, сколько времени прошло, когда ему стало холодно и он покрылся мурашками и задрожал. Хаус тут же вышел из оцепенения и убрал руки. — Одевайся, — его голос опять звучал твёрдо и отстранённо, и на контрасте с тем, что между ними только что было, это резануло особенно сильно. Чейз нехотя подчинился, разочарованно вздохнув. Всё тело ныло, но это была приятная боль, хотя она и мешала двигаться. Поморщившись, Чейз присел, подбирая одежду и замечая, что Хаус не отрывает от него взгляда. Он лениво глядел из-под полуприкрытых век, наблюдая, как Чейз неловко скачет на одной ноге, натягивая брюки. Вид у него был довольный и сытый, как у только что отобедавшего удава. Это пристальное внимание смущало, делало руки непослушными, так что застегнуть ширинку стало отнюдь не простым делом. Однако, даже стараясь глядеть куда угодно, кроме как в ту сторону, Чейз всё равно смог заметить, что Хаус наслаждался производимым эффектом. Его явно забавляло происходящее. Наконец, застегнув последнюю пуговицу на рубашке, Чейз растерянно заозирался по кабинету в поисках своего пиджака — тут только Хаус встал с кресла и вырос прямо перед ним, подавая ему пиджак, как даме подают пальто. — Давай, повернись, поухаживаю за тобой, как галантный кавалер, — с усмешкой произнёс он. Растерянно сглотнув, Чейз повиновался, неловко пытаясь попасть в рукава — это удалось не сразу, и он чувствовал себя абсолютным дебилом. И что теперь? Хаус ждёт, что Чейз просто уйдёт? Или надо что-то сказать? Или?.. Поток панических мыслей остановился, когда Хаус, взяв за плечи, развернул его обратно лицом к себе и с задумчивым видом художника запустил пальцы в его волосы, поправляя растрепавшиеся пряди. Это было почти похоже на ласку, от которой Чейз окончательно запутался. Так у Хауса не две личности, а три? Для работы, для секса, и для после-сексуального прощания? Когда ладони Хауса спустились к лацканам пиджака, поправили воротник рубашки и легли на грудь, прежде чем легонько оттолкнуть, Чейз наконец решился прямо посмотреть в его глаза. Хаус, отступив на шаг, оценивающе разглядывал его, наклонив голову набок. — Как новенький, — заключил он, хлопнув его по плечу, и, присев на край стола, насмешливо добавил: — Ну, спрашивай. Чейз удивлённо уставился на него. Как Хаусу удаётся быть настолько проницательным? У Чейза на лбу мигает вывеска: «Я нуждаюсь в объяснениях»? Потребовалось собрать всю свою решимость, но всё же Чейз не мог не спросить: — Что сейчас между нами было? Хаус поднял брови в притворном удивлении: — Тебе рассказать, как это называется? — Нет, я не в этом смысле… Но Хаус явно не хотел проявить к Чейзу хотя бы каплю сочувствия и освободить его от дополнительных вопросов. Ладно. Нужно идти до конца и выяснить всё разом, чтобы не осталось сомнений. — Я думал, вы стопроцентный натурал. — Это ты по трости определил? Или по какому такому критерию? — Хаус явно веселился. — Нет, ну… Чёрт, да просто вы выглядите как мужлан. Прямее, чем пятая авеню. — А я и есть мужлан, — хмыкнул Хаус. — Просто я мужлан в превосходной степени, поэтому трахаю всё, что только может быть оттрахано, и не вешаю никаких ярлыков. — А снизу?.. — Нет, — он резко дёрнул головой. — Как раз вот это уже точно не мой вариант. И не мечтай. — Но почему я? — А почему нет? — Но вы же считаете меня ничтожеством, — жалобно воскликнул Чейз, окончательно запутавшись. Хаус посмотрел на него, как на последнего идиота. — Я считаю тебя красивым мальчиком. Который столь же наивен, сколь и соблазнителен. — Тогда зачем вы?.. — Чейз задохнулся от возмущения. — Зачем вы всё время поддевали меня? — А как надо было? Пригласить в кино? — он поморщился. — То есть, всё это… специально? — Чейз не мог поверить, что не ослышался. — Тупицей я называл тебя взаправду, не переживай. А вот потом, — он пожал плечами, — нужно было удостовериться, что я не ошибся. И подогреть интерес, так сказать. — Удостовериться, что не ошиблись? И как же вы это сделали? Хаус посмотрел на него исподлобья, и, снова оказавшись рядом, взял его за запястье, поглаживая большим пальцем. — Есть один способ, — шепнул он прямо Чейзу в ухо, заставив сердце беспомощно трепыхаться в груди, что было совершенно тупо, учитывая, что у них только что был секс, и градус возбуждения по логике должен был бы спасть. — Что за способ? — просипел Чейз, прикрыв глаза и наслаждаясь вновь подаренной близостью. — У тебя пульс зашкаливает, — Хаус отпрянул и поднял руку Чейза на высоту лица, как бы говоря: «Вот, сам погляди». Чейз распахнул глаза и уставился на него. Так вот, что это было утром! Внезапно все странности в поведении Хауса сложились в стройную картину. — Значит, вы всё поняли ещё тогда, на планёрке? — недоверчиво спросил Чейз, не зная даже, какой ответ его устроит больше: утвердительный или отрицательный. Хаус кивнул: — Становлюсь параноиком во время ломки. Но это было слишком соблазнительно, чтобы не проверить. — А потом вы дразнили меня с этими придушиваниями симпатичных мальчиков? — Ага. — А сегодня был вроде как контрольный тест? Провокация и эмпирические исследования? Поэтому вы держали меня за запястье, прежде чем забрать шприц? — Умница, — проговорил Хаус, всё ещё не выпуская его руки. Чейз готов был поспорить, что он всё ещё мониторит его пульс и наслаждается тем, какие чувства вызывает. — Но ведь между той планёркой и сегодня прошло почти два месяца, — недоумённо проговорил Чейз. — И всё это время вы только и делали, что демонстрировали мне, какое я дерьмо. Хаус покачал головой. — Я говорил, что не люблю долгих прелюдий? Так вот, я соврал. Считай, это она и была. Нужно было тебя подготовить. Повысить градус, всё такое. Чейз вытаращился на него, не веря ушам. — То есть, это был такой план соблазнения? — Вроде того. — Ну вы и скотина! — разозлившись, Чейз попытался вырвать руку, но хватка Хауса была крепкой, и он не пустил, а, напротив, приблизился. — Но сработало же? Чейз почувствовал его дыхание на своих губах, и понял, что невозможно злиться, одновременно желая поцеловать. Он осторожно подался вперёд, не смея надеяться на ответ и в этот раз — но Хаус ответил. Это был очень невесомый и нежный поцелуй. Никто из них не углубил его, и в этой почти невинной близости было столько интимности, что у Чейза снова начал вставать. Он отстранился, желая прояснить последнее, что его интересовало: — Но больше этого не повторится? — Кто сказал? — удивился Хаус с улыбкой, от которой Чейз сам заулыбался, как идиот. — Вы? — предположил он. — Я сказал, что мы начнём с ближайшего стола. И до переговорки мы не дошли. — А когда дойдём? — Есть ещё много столов. — А кроватей? — И кровати. — И… — Ты собираешься перечислять всё? — перебил его Хаус. — Кровати, кресла, корабли, самолёты… — Нет, но... — Расслабься, — Хаус отпустил его руку, показывая, что разговор закончен. — Мне было хорошо, тебе было хорошо. Будем получать удовольствие время от времени, пока кому-то из нас не надоест. Большего не жди, предупреждаю сразу. Ему было хорошо? Ладно, с этим уже можно работать. — А пока ты всё ещё должен перестать быть идиотом и понять, что не так с этим МРТ. А я домой. Он ушёл, насвистывая и почти не наваливаясь на трость, и Чейз улыбнулся, глядя ему вслед. Мелодия, звонко разносившаяся по темному коридору, пока двери лифта не закрылись, увозя Хауса вниз, казалась Чейзу смутно знакомой. Не сразу, но он узнал мотив старой песни: Six blade knife keep you strong Yes and it'll do me wrong Your six blade knife do anything for you Do anything anything Ну какая же невыносимая скотина, а!