I wanna roll with him, a hard pair we will be
A little gamblin' is fun when you're with me
Russian roulette is not the same without a gun
And baby, when it's love, if it's not rough, it isn't fun
Lady Gaga
***
— Поднимаю, — лениво проговорил Хаус, перекатывая сигару из одного уголка губ в другой, и бросил на стол несколько фишек — жестом настолько небрежным, что Чейзу нестерпимо захотелось врезать ему за его несносное высокомерие. Или перелезть через стол, схватить за грудки и впиться в губы поцелуем, раня подбородок о жёсткую щетину. К сожалению, нельзя было сделать ни первого, ни, тем более, второго. Они сидели за карточным столом впятером: Кадди, Уилсон, пожилой хирург, чьего имени Чейз не помнил — и они с Хаусом, разнесённые по противоположным сторонам стола, но оказавшиеся напротив друг друга. Уилсон и хирург выбыли ещё на флопе и теперь сидели, набычившись, в ожидании конца партии. — Поддерживаю, — процедил Чейз после того, как Кадди с досадой отшвырнула свои карты и настала его очередь делать ставки. Он выстроил из фишек небольшую башенку и выдвинул её в центр стола, глядя на Хауса с неприкрытым вызовом. Хаус посмотрел на него, нахмурившись, и вопросительно дёрнул головой — словно надеялся, что Чейз тут же выложит все свои карты на стол — и в прямом, и в переносном смысле. Но Чейз уже не был такой недотрогой, как несколько месяцев назад, и все эти убийственные взгляды его уже не пронимали. Больше нет. Он хотел, чтобы Хаус взбесился — и Хаус взбесился. Вообще-то Чейз терпеть не мог покер. В детстве он был очень прямолинейным ребёнком и совсем не умел врать — так что, когда отец решил научить его играть, Чейз только продувал ему без конца. Как бы он ни пытался не отражать на лице достоинство своих карт, у него никогда не выходило, и отец всегда знал, когда стоит сбросить карты, а когда поднять ставку. Они играли на деньги из «Монополии», и всякий раз, когда Чейз решался вновь попробовать, рядом с отцом вырастала целая куча фальшивых купюр — у Чейза же в конце-концов не оставалось ни одной. «Не вздумай играть на настоящие деньги, парень», — сказал ему отец после одной из партий. И Чейз довольно долго придерживался этого завета. И всё же в своё время он научился блефовать. Разумеется, отец этого уже не застал. Во времена студенчества Чейз, чтобы влиться в тусовку, стал периодически играть со старшекурсниками. Он даже однажды сорвал приличный для студента куш. Ему тогда сказали, что он неплохо держался и отлично всех одурачил своим блефом. Возможно, это было враньё. Возможно, он утратил былые навыки. В любом случае, тягаться в этой игре с Хаусом было крайне самонадеянно. Но Чейз не смог устоять перед искушением, когда Уилсон, подловив его в коридоре после обеда, заговорщически спросил: — В покер хорошо играешь? — Сносно, — ответил Чейз, методично закидывая монетки в автомат с кофе. — Двадцать пять, двадцать шесть… — Он понял, что Уилсон всё ещё стоит рядом, и добавил: — Но давно не играл. А что? На лице Уилсона проступила лёгкая досада, но он продолжил: — Ищу союзника для сегодняшней игры. Партия на благотворительном вечере, помнишь? — Союзника? — Чейз недоумённо обернулся. — Не знал, что в покер можно играть парами. — Не в этом смысле союзника. — Уилсон взял его под локоть, отводя в сторону, подальше от автомата и снующих по коридору посетителей. Чейз тоскливо поглядел в сторону наполняющегося стаканчика кофе, переживая, как бы с ним не случилось чего плохого, пока он временно осиротел. — Просто хотим обыграть Хауса. Позабыв о кофе, Чейз невольно оглянулся, словно Хаус мог выскочить из-за угла и отчитать его за предательские заговоры, и спросил, заинтригованный: — А что, есть ещё другие участники вашей коалиции? — Да в общем… Можно и так сказать. Кадди тоже в деле. Он нас обоих чуть без штанов не оставил в прошлый раз. Не знаю, кто ещё присоединится к игре, но если хотя бы мы трое будем заодно, то хоть кто-то из нас должен слить Хауса. Наверное… — На последнем слове Уилсон стушевался, лишившись всякой уверенности. — Я решил, нужно позвать кого-нибудь, кого он знает, но не сможет прочесть так легко, как Кэмерон или Формана. Чтобы его подразнить. Чейз хмыкнул с сомнением. Это меня-то Хаус не сможет легко прочесть? — Восприму это как комплимент. И какой план? — План? — Уилсон растерянно заморгал, словно не думал над этим — хотя, на взгляд Чейза, обдумать стратегию следовало до того, как искать помощи. — Ну, допустим, так. Кому-то из нас точно должны попасться хорошие карты. Этот человек сможет выиграть. Но общая задача — запутать Хауса, отвлечь его, вывести из себя, чтобы он не понял, действительно ли у кого-нибудь есть сильные карты, или мы все блефуем. Короче, веди себя как-то нетипично, но, — он поднял вверх указательный палец, — крайне осторожно, не вызывая подозрений, чтобы он не понял, что у нас договорённость. Мы с Кадди будем делать то же самое. Возможно, он отвлечется или разозлится, и ошибётся. Самое главное, помни — наша цель не выиграть, а организовать его проигрыш. На моей памяти Хаус ни разу не проигрывал в покер. Невероятно, да? Представляешь, что с ним будет, если проиграет? Чейз не представлял — и поэтому согласился без всяких раздумий. Вечер стал казаться многообещающим. Забрав свой кофе, он присел на диванчик в уединённом закутке подальше от главного коридора и, бродя глазами по солнечным бликам на стенах, стал раздумывать над стратегией. Сначала он задумал просто побесить Хауса. Заставить понервничать. Не то, чтобы это было легко — но Чейз за прошедшие месяцы отлично выучил его повадки: трудно не узнать человека получше, когда вы трахаетесь пару раз в неделю — иногда и чаще. Трудно не узнать человека получше, когда в последнее время вы перестали расходиться по домам сразу после этого, а стали проводить вечера в одной постели: иногда смотреть кино, а иногда заказывать еду в номер и пить — и появилась возможность задать вопросы, которые никогда не задал бы при других обстоятельствах, и получить ответы, которых никогда бы не добился, не стань твой собеседник разговорчивее после того, как оттрахал тебя от всей души и сдобрил это парой порций скотча. Если он что и понял о Хаусе за это время, так это то, что потребность контролировать высока у него до патологических значений. Ему просто рвёт крышу, если он не контролирует ситуацию. Пока что Чейз не вполне разгадал, в чём причина: он не был так уж силён в психологии, как хотелось бы — или как следовало бы, учитывая, с кем он теперь проводит время. Тут требовалась мудрость, которой Чейз, увы, не обладал, и прозорливость уровня супершпиона — хотя даже в этом случае Чейз не поставил бы на победу над Хаусом и его скрытностью. Однажды Чейза осенило, что даже тяга к разгадыванию медицинских загадок была для Хауса всего лишь ещё одним способом контролировать окружающую реальность. Непонятную болезнь контролировать невозможно — именно это и заставляло Хауса искать ответ. Названное становится понятым, а понятое для Хауса — всё равно что покорённое. Нельзя управлять тем, чего не понимаешь и что не разгадал — потому что тогда ты играешь по чужим правилам. Подчиняешься, а не задаёшь их. А Хаус ненавидел подчиняться правилам. Непонятное заставляло Хауса нервничать, зудело, как надоедливый комар над ухом, которого и поймать не можешь, и игнорировать не выходит. И вот ты с ненавистью бьёшь себя по лбу, пытаясь его прихлопнуть — а он вдруг, невредимый, зудит у другого уха, заставляя тебя зеленеть от злости. Примерно так же, на взгляд Чейза, и Хауса изводило всё непонятное и неразгаданное. Что было действительно скверно, Чейза Хаус читал с лёгкостью — как и всех остальных, конечно. Это тоже было одним из его способов контролировать ситуацию. Уилсон слишком наивен, если предполагает у Чейза преимущество на этом поле. Но чем он рискует, если попробует? Если цель — заставить Хауса отвлечься от хода игры, у Чейза в арсенале имелось только одно средство: он мог бы вести себя так, как ему нельзя было себя вести. И при этом оставаться совершенно спокойным, будто на самом деле ничего не происходит. Так, чтобы Хаус не смог понять, что за чертовщину он вытворяет: блефует так странно или это всё вообще не связано с покером? Если Чейз не ошибся, и если он сможет не проколоться в своей игре, это заставит Хауса понервничать — хотя бы немного. Не то чтобы Чейзу было интересно поучаствовать в плане Уилсона — наоборот. Покер не интересовал его совершенно — в отличие от Хауса и его мыслей. Можно сказать, что Чейз задумал хаусоведческое исследование: помещаем объект в нестандартную, стрессовую среду и наблюдаем за реакцией. Результаты записываем. Сравниваем с контрольной группой — то есть, с Хаусом в его обычном состоянии, когда он чувствует себя капитаном корабля и знает, что штурвал в его руках, и можно повернуть судно в любую сторону. Так он, должно быть, и ощущал себя всегда — тем, кто стоит на мостике управления и оттуда раздаёт команды бестолковым матросам, которые снуют там внизу и не видят всей картины окружающего мира. И только он один, имеющий подзорную трубу, наперёд знает, что ждёт их — и уверенной рукой ведёт корабль прочь от рифов и отмелей, пресекая бунты тех, кто не способен заглянуть дальше борта корабля. Чейз давно смирился с этим. Пожалуй, он в больнице был чуть ли не единственным, кто принял такое положение вещей как данность, как наилучший для всех исход, и не противодействовал, не спорил. Его вполне устраивало главенство Хауса во всём — до тех пор, пока оно не распространилось на его собственные чувства и желания. Потому что у Хауса была дурная привычка всегда решать всё самому. Никогда не вверять себя в чужие руки. Даже в мелочах. Секс — это, конечно, не мелочь, но… Это не вопрос физической целостности. Не вопрос жизни и смерти. И всё же Хаус не мог полностью довериться кому-то даже в постели. Это было не про комплексы — так Чейзу казалось. Он не мог придумать этому названия. Хаус не был стеснительным — напротив, его раскрепощённости Чейз мог бы позавидовать. Он не стеснялся заявлять о своих желаниях и удовлетворять их. Но он всегда делал это сам, словно, сохраняя за собой единоличное право руководить своим удовольствием, он ограждался от Чейза, держал на безопасном отдалении. И будто боялся, что, если подпустит, Чейз получит какую-то власть над ним — а это, казалось, страшило его без меры. Иногда у Чейза возникало ощущение, что Хаус не на член натягивает презерватив, а на всю свою суть — лишь бы не дать их душам соприкоснуться в процессе. Чейзу было до ужаса интересно узнать, всегда ли он был таким — или всему виной история с ногой. Почему-то ему было важно, был ли Хаус лишён умения доверять с рождения, или оно погибло после тяжёлого предательства, напоминающего о себе каждую секунду и каждый шаг — буквально. Но выяснить это было невозможно. Есть вещи, которые можно было спросить и получить ответ — а есть то, о чём Хаус не желал говорить даже после секса и половины бутылки скотча. На беду Хауса, Чейз быстро учился. И эта партия в покер подвернулась как нельзя кстати. Если не можешь понять, с какой болезнью имеешь дело, потому что симптомов недостаточно — спровоцируй её. В худшем случае всё закончится — просто чуть раньше, чем могло бы. В лучшем… Появится новый симптом. «И тогда мы узнаем что-то ещё», — произнёс в его голове голос Хауса. Так что Чейз изобрёл стратегию. Пока что только на этот вечер и только для партии в покер — пришлось примириться с ненавистью к этой игре ради такого случая. Он решил, что будет поддерживать или поднимать ставку — вне зависимости от обстоятельств. Какие бы карты ему ни попались. Какие бы карты ни выкладывались на борд — плевать. Что бы ни делали Кадди и Уилсон — всё равно. Он будет поддерживать или поднимать — по настроению и без всяких причин. И будет делать это с абсолютно наглым видом. Более того — будет заигрывать с Хаусом, не опасаясь разоблачения. Ему ничего не будет грозить, ведь Кадди и Уилсон подумают, что это он так играет свою роль в их плане. Но Хаус не будет знать об этом — и наверняка разозлится от такой наглой неострожности. Но Чейзу нужно будет продержаться до конца игры. Даже если ему попадутся самые скверные карты — он всё равно не должен пасовать. Не должен обращать на это внимания. И пусть Хаус пытается разгадать, что Чейз затеял. Хаус отлично читает людей — но большей частью это его умение касается их пороков. Если бы Чейз боялся проиграть — Хаус легко понял бы, сильные карты у него в руке или мелочь, блефует он или нет, пытается ли он своим заигрыванием сбить его с толку. Но Чейзу будет плевать и на выигрыш, и, тем более, на проигрыш — невозможно проиграть, если цель не в победе. Его целью будет спровоцировать Хауса и наблюдать за тем, что из него вылезет. На пре-флопе это отлично сработало. Чейзу выпали туз и десятка. Едва взглянув на карты, он отложил их и больше не открывал — в общем-то, не было разницы, что там, ведь он здесь не ради выигрыша в покер. Хаус, сидевший напротив, сделал то же самое. Не глядя на Чейза, он внимательно изучал лица всех остальных. Хирург, надо отдать ему должное, остался невозмутим — а вот Кадди с Уилсоном или отлично блефовали, или наоборот были полными профанами в этом деле: Кадди не сдержала победной улыбки, а Уилсон недовольно поджал губы и прикрыл карты рукой, будто стыдясь. Да уж, союзники… Если вот это и есть ваша стратегия для выигрыша, неудивительно, что вы вечно ему продуваете. Чейз беззвучно хмыкнул, глядя на них — и кожей почувствовал взгляд Хауса. Вот оно. Момент истины. Он взглянул прямо в его глаза, чувствуя непривычную лёгкость и уверенность. Ему не о чем волноваться. Он — всего лишь наблюдатель эксперимента. Хаус чует людские страхи, как акула чует кровь — но если крови нет, акула не тронет. А Чейз был спокоен. В текущей ситуации одно это, надо думать, уже вызвало у Хауса достаточно недоумения, чтобы прищуриться, задержав на Чейзе взгляд чуть дольше, чем было необходимо. И Чейз, воспользовавшись моментом, послал ему самый шлюший взгляд, который отыскал в своём арсенале, и закусил губу, а потом чуть прикрыл глаза, будто от удовольствия — как будто ему отсасывают прямо сейчас, а он пытается сдержаться и не застонать прямо при всех. Наблюдая из-под полуопущенных ресниц за тем, как на Хауса действует его представление, он чуть запрокинул голову и запустил руку в волосы — вроде бы невинный жест, если не знать, как это делал Хаус, когда был сверху. Эффект проявился мгновенно. Хаус замер, поражённый, и уставился на Чейза с такой смесью чувств в глазах, что невозможно было до конца понять: он зол, возбуждён или испуган? Секунды потребовались ему, чтобы взять себя в руки — но всё же довольно скоро он моргнул, словно отгоняя наваждение, и с видимым усилием отвёл взгляд. Но Чейз уже увидел, что добился своего. Дилером за их столом была девушка — миниатюрная и довольно миловидная. Не будь Чейз занят кое-кем другим, он наверняка заинтересовался бы ею — но он был занят. Убедившись, что все игроки готовы начать торги, дилер произнесла негромким и мягким голосом: — Господа… и дама. — Она улыбнулась, глядя на Кадди. — Пожалуйста, делайте ваши ставки. Все разом обернулись к Хаусу — Чейз был уверен, что вовсе не оттого, что тот первым решал, оставаться в игре или пасовать. Пасовать он не стал, а, наоборот, поднял. Сразу вдвое. Атмосфера тут же накалилась на сотню градусов. Чейз азартно прищурился, не пытаясь скрыть свой интерес. Любопытно было узнать, что за игру он ведёт. У него хорошие карты? Может, сразу пара? Или он сидит с какой-нибудь одинокой тройкой, а поднимает лишь для того, чтобы заставить всех понервничать? Если так, ему определённо это удалось: Уилсон явно запаниковал, а Кадди слишком надолго приложилась к своему бокалу, прежде чем поддержать. Чейз попытался снова поймать его взгляд, но не смог. Лицо Хауса стало закрытым и отрешённым, и прочесть на нём что-либо было невозможно, пусть Чейз и считал, что уже поднаторел в этом. Хаус избегал смотреть на Чейза прямо, только кидал быстрее взгляды — и тут же, словно обжёгшись, отводил глаза. Но спустя несколько мгновений всё повторялось. И Чейз тоже поднял, надеясь, что этим заставит его взглянуть на себя. От собственной наглости у него дух захватывало. Он глядел на Хауса с чувством, с которым ступают на край самой высокой горки в аквапарке: сначала страшно, потом очень страшно — а потом ты летишь, ощущая щекотку в животе. От того, как часто взгляд Хауса возвращался к нему, и как быстро отпускал, щекотка распространилась не только на живот. Ну и кто теперь повышает градус, мудила? Чейз позволил себе улыбнуться, упиваясь собственной смелостью. Он сейчас не с огнём играл, а с динамитной шашкой, которой сам же и поджёг фитиль. Чем бы ни закончилась эта игра, сегодня у него точно будет, над чем подумать. Потому что вряд ли Хаус мог ожидать от него такой неосторожности. Они никогда не обсуждали это, но даже дураку было понятно, в какой строгой тайне им стоит держать свои встречи. И вот Чейз, в понимании Хауса, рискует попасться — непонятно, почему, с какой целью. Хаус забарабанил пальцами по столу и посмотрел на него исподлобья — наконец Чейз получил прямой взгляд, чем не преминул воспользоваться, проведя пальцем по своим губам максимально приглашающим движением. Сигара, которую Хаус достал из кармана пиджака, прыгала из одного угла рта в другой — слишком часто, чтобы это было случайностью, а не проявлением нервного неудовольствия. «Он не понял, что я делаю. Точнее, он понял, что я делаю что-то. Но не понял, что именно. Он не может разгадать, что за игру я веду». Чейз не предполагал, что настолько зацепит Хауса своей выходкой — и теперь был окрылён своим успехом. На флопе его план затрещал по швам. Потому что дилер открыла девятку, десятку и туза. Чейз прикусил щёку, чтобы болью задавить удивлённую улыбку, почти появившуюся на его губах. Твою мать… у меня две пары. Одна из них ещё и из тузов. Это была действительно сильная комбинация. С такой вполне можно и выиграть. А если бы на тёрне дилер открыла ещё десятку, или даже вдруг туза… Не стоило об этом думать. Ему было плевать на выигрыш — и это берегло его от волнений. Но теперь, когда сильные карты вдруг сами пришли в руки, перспектива обыграть Хауса замаячила перед взором, такая привлекательная, что ей сложно было не поддаться. Если он выиграет — это будет для Хауса настоящим ударом. Хаус ненавидит проигрывать, ненавидит, когда-то кто-то не пляшет под его дудку — и вот Чейз может выиграть, перед этим ошарашив Хауса своей выходкой. Вот это была бы провокация. И когда Чейз представил это, он действительно заволновался. У него отличные карты. Большим везением для Хауса было бы собрать комбинацию сильнее. И если этого везения ему сегодня не достанет… Злость от проигрыша, помноженная на раздражение наглостью своего тайного любовника, который грозит раскрыть вас — это смесь опаснее нитроглицерина. Чуть взболтнуть — и рванёт, погребая под завалами всех, кому не повезло оказаться поблизости. «Значит, нужно не дёргаться и не добавлять», — подумал Чейз, всеми силами стараясь держать себя в руках. Побочным эффектом от его авантюры стало то, что он и сам слегка завёлся. Он и раньше уже замечал, как в напряжённые моменты стал иногда испытывать возбуждение, если Хаус был рядом. И хотел прикоснуться к нему, и ощутить его прикосновения к себе. Мне бы только хотелось, чтобы ты чувствовал то же. Тогда мы были бы квиты. Отвлёкшись на свои мысли, Чейз только сейчас обратил внимание, что Хаус снова принял такой уверенный вид, будто у него в руке уже собрался флеш рояль и не было ни грамма сомнения в выигрыше. И он опять поднял. Чейз надеялся, что это просто блеф, но его спокойствие утекало с каждой секундой. Он жаждал победы — теперь уже не на шутку. Уилсон со вздохом сбросил карты и жестом попросил виски у проходившего мимо официанта. Кадди долго сомневалась, но в итоге, осушив до дна свой бокал, осталась в игре. Хирург, всё с тем же достоинством держа бесстрастное лицо, присоединился к Уилсону и тоже решил не продолжать игру. Чейз старался не дать волнению захлестнуть его окончательно. Где-то под рёбрами разматывался клубок из тревоги и азарта — он задавил их в себе и поддержал ставку. Дилер открыла следующую карту. Девятка. Чейз невольно скривился, не сдержав разочарования, и опасливо взглянул на Хауса, проверяя, заметил ли он. Он заметил. Лицо его сделалось спокойным и удовлетворённым. Было ли тому причиной появление девятки, или же то, как она расстроила Чейза, сказать было сложно, и оттого напряжение, скопившееся в нём, камнем навалилось на грудь. Он надеялся, что победа не ускользала сейчас прямо у него из-под носа. С одной стороны, он злился на Хауса, а с другой осознавал, как сильно возбуждён их противостоянием. Он никогда не подумал бы, что его маленький бунт может вызвать у него такую бурю эмоций. И вот снова, в третий уже раз подряд, Хаус поднял ставку, лениво бросив на стол свои фишки. И Кадди вышла. А Чейз поддержал, просто из вредности. Было жаль, что они сейчас не вдвоём, потому что воздух между ними в этот момент так заискрился, что больше всего Чейзу хотелось прекратить игру и оказаться рядом с Хаусом — и будь, что будет: или злая драка, или горячий секс. Хаус смотрел так цепко, словно пытался загипнотизировать — но Чейз выдержал его взгляд, потому что уж этому он смог научиться за последнее время. Они вошли в ривер вдвоём, и Чейз с замирающим сердцем ждал вскрытия последней карты. Он мог бы выиграть, даже если бы у него остались две его пары — но как же хотелось собрать ещё более сильную комбинацию! На всякий случай он сцепил зубы, чтобы не выдать своих эмоций — вне зависимости от исхода. Словно оценив важность момента, дилер помедлила, прежде чем торжественно перевернуть последнюю карту. Червовый туз. Охренеть. У него собрался фулл хауз, да ещё с тремя тузами. Что бы там ни было у Хауса, вероятность его победы против таких карт — одна к нескольким тысячам. Чейз постарался не показать своего торжества — но, видимо, ему не удалось. Может, он никогда не умел блефовать так хорошо, а может, просто не справился сейчас. Внимательно изучив его лицо, Хаус мрачно сдвинул бо́льшую часть своих фишек в центр стола и произнёс: — Иду ва-банк. Сука! Чейз едва не выругался вслух. Это было подло — даже для такого мерзавца, как Хаус. Он играл с самого начала вечера, и к тому моменту, как Чейз закончил обход и сдал все карточки пациентов, переоделся и присоединился к игре, у Хауса уже набралось прилично фишек после нескольких партий. Гораздо больше, чем у Чейза. Он не мог поддержать эту ставку — но и оставаться в игре, если не может, тоже было нельзя. Хаус просто сливал его. Чейз глянул на него со злостью пополам с обидой — и ему даже почудилось, что он увидел немного раскаяния в его ответном взгляде. Словно собака, заигравшись, укусила хозяина и теперь сожалеет — но по природе своей она не смогла бы иначе. Словно Хаус и сам не хотел так поступать — но не сдержался по какой-то причине. Больше всего на свете Чейзу нужно было узнать, по какой. Дело в том, что он не умеет проигрывать? Или он зол, что я был неосторожен? Или есть что-то ещё, что так сильно вывело его из себя, о чём я не догадываюсь? Он знал, что если сейчас просто сбросит карты, никогда не получит ответа на этот вопрос. Это будет ещё одна тема для того типа разговоров, которые Хаус ненавидит и в которых молчит или отшучивается. Чейз не мог допустить этого. Но и изменить тоже не мог. Он беспомощно посмотрел на Кадди и Уилсона, ощущая, как бессильная ярость искажает лицо. Он так близок к победе, и её так бесчестно отнимают в последний момент. — Я отдам Чейзу свои фишки, — произнёс Уилсон. Чейзу показалось, что в его голосе нет никакой надежды на проигрыш Хауса, только что-то иное, что он не смог опознать. Он выглядел слегка растерянно, словно только что ему в голову пришла мысль, от которой он не смог отделаться, но и принять её оказалось не так просто. — Нет, — отрезал Хаус, не взглянув на него. Он смотрел только на Чейза, будто прикипев глазами к его лицу. — Это разрешено правилами, — встрял хирург. — Плевал я, — Хаус поморщился. — Даже если вы всем столом скинетесь, этого не хватит, чтобы поддержать мою ставку. От того, как он произнёс это, Чейз утратил последние крупицы самообладания. — А чего хватит? — спросил он голосом, звенящим от злости. — А что ты можешь предложить? — ответил Хаус таким же металлическим тоном. Чейз чуть не задохнулся от возмущения. На его взгляд, он мог предложить ему очень многое — да только Хаус не был готов это взять, и вряд ли партия в покер так легко это исправит. В порыве мстительного вдохновения он выпалил: — Заключим пари. Сыграем на желание. Буду должен, если проиграю, а если проиграешь ты — будешь должен мне. — Пфффф, — фыркнул Уилсон. — Он ни за что не согласи… — Принимаю, — оборвал его Хаус, не отрывая горящих глаз от Чейза. — Вскрываемся? — Но это не по правилам, — пролепетала дилер. — Плевал я, — повторил Хаус. — Если никто не против, в жопу правила. Он обвел всех игроков тяжёлым взглядом. Даже не понимая, что на самом деле происходит, каждый из них чувствовал — возражать не стоит. Все промолчали, и Хаус, удовлетворённо кивнув, открылся. Трясущейся рукой Чейз потянулся к своим картам и перевернул их рубашкой вниз, предоставив дилеру составлять комбинации. Они с Хаусом смотрели друг на друга, и Чейз запоздало подумал, что всё это, должно быть, было крайне неосторожно. Только слепой бы не понял, что сейчас витает между ними. Что это не просто азартная жажда победы — а напряжение огромного накала, которое не может не быть чем-то личным. Чейз с трудом заставил себя взглянуть на стол, чтобы проверить его карты. У Хауса было три девятки и две десятки. Сильная комбинация, если бы не тузы Чейза. — Редкое совпадение, — пораженно произнесла дилер, сравнивая комбинации, — фулл хауз у обоих. Мистер Чейз выигрывает по старшинству карт.